Дорога, горы и любовь. Гл4. А вот и горы. 8. Она в

8. Она выбрала.

    Поевши и попивши  вставать веселее, каша с какао грели организм изнутри и было не страшно покидать теплое ватное пристанище. Все как-то вместе в одночасье повылезали из спальников и  в темпе стали складывать палатки, одевались потеплее – как-никак вокруг снег,  значит, - зима, хотя внизу лето. Дернулся было помочь Кате с ее подругой, веснушчатой  девчонкой в очках, собрать палатку, но они пока вылезали из мешков, подоспел Вадик.

     Казалось бы – ну и что, что Вадик! Но какая-то сила удерживала, от того чтобы ставать ему поперек. Что это была за сила,- не знаю. С одной стороны я не признавал ту никчемную дележку и не потому, что была она сделана без моего участия, а потому, что я в принципе против всякого навязывания кому бы то ни было  решений против его воли (без меня меня женили), а с другой невольно подчинялся ей, остерегаясь осуждения общественным мнением, где каждый встанет на защиту обиженного, потому что  каждый представляет себя именно в роли обиженного и будто себя защищает.  Но все это терпится до тех лишь пор, пока сила желания не сорвет тормоза, плевать тогда и на общественное мнение и на личную безопасность. Однако, понимая скоротечность нашего знакомства с Катей я старался сдерживать себя, с удовольствием делал ей маленькие знаки внимания, но на большее не претендовал и большего  развития наших отношений не хотел. Еще не выветрилась Ольга, а после того разговора с Катей я понял, что она девочка не разовая и с ней надо по-серьезному или никак. Особых чувств, так чтобы умирал,  у меня не было, потому выбрал «никак». Но почему тогда  так волнует, так противен этот тип, этот Вадик, этот слащавый брюнет с пробором? Если не  из-за Кати, то отчего еще – не могу сформулировать, не нравится и все.  Всем нравится, девчонки ему в рот заглядывают, Кате завидуют, да и ребята тоже с ним  дружбу ищут, а мне он, как аллергия.

    Не знаю, что то была за снежная долина, по которой мы шли весь предыдущий день и спали ночь, но только закончилась она так же внезапно, как и открылась. Мы снова шли по  каменным тропам, покоряя перевал за перевалом.

    Случилось так, что  на очередном  привале мы с Катей оказались рядом и в стороне от всех. Где это был Вадик? - Может, живот прихватило или другая напасть случилась, только в этот раз не было его  поблизости. Сбросив рюкзак, я обычно не сажусь, задравши ноги кверху, а начинаю исследовать местность: что за камни, что за растения, но главное, - с разных точек любуюсь видами и фотографирую их. Фотографирую только пейзажи, фоткать людей даже думать боюсь – это же потом каждому надо будет напечатать и отослать. Я прекрасно знаю, что не сделаю это, ни за что не сподвижусь на такой подвиг, и потому будет меня мучить совесть, и будут испорчены все воспоминания о горах. Зачем брать на себя обязательства, которые знаешь, что не выполнишь! Нет, - только горы и никаких людей.

    За камнями, с северной стороны – снег; растительность совсем скучная, но эдельвейсы я продолжаю собирать постоянно. Когда увидел возле себя Катю, остался на месте, никуда не пошел. Стою, смотрю, любуюсь красотами гор. Что-то надо бы говорить.

-  Красиво здесь … да, Катя? –   поворачиваю голову к ней.
- Ты почему ко мне не подходишь? – она говорит тихо, уверенно вонзая  в меня электрические  лучи своих карих глазищ.

    Я опешил от вопроса, что-то горячее заполнило все тело, - редкий случай, когда не знаю, что сказать. Натиска ее глаз не выдерживаю, отворачиваю голову, с трудом складываю фразу:
-  Так ты же …- с трудом нахожу  нужное слово, - зафрахтована на весь поход.
-  С чего ты взял?
-   Вадим не отходит от тебя.
-  Ну и что?
-  Ты тоже, будто все время с ним.
-  Ну и что?
-  А то, - словарный запас у меня иссяк .
-  Понятно. Мне было бы приятно, если бы ты тоже,  хотя бы иногда подходил ко мне.
          -  Тоже!…- я сделал паузу. -  Я не тоже.
- Не обижайся, - она посмотрела мне в глаза, - я не хотела тебя обидеть, просто, мне хотелось чаще с тобой общаться…- и, немного помолчав, добавила: - Ты так интересно тогда, в первый день, рассказывал про армию.
-  Тебя интересует армия?! – говорю с ухмылкой, я невольно беру тон (конечно, ее не интересует армия), каким, бывало, начинал подтрунивать и потом доводил до белого каления своих собеседников, но обычно это случалось в спорах или, когда хотел поиздеваться, скорее над темой, взятой в беседе, чем над собеседником.   Все это делал без всякой злобы, просто шутя, играя интонацией, но впечатление такие шутки производили не всегда шуточное, часто обижались, а я часто и не знал о тех обидах. Отвлекусь от моего  диалога с Катей - вспомнился случай, что был в колхозе перед третьим курсом. 

    Сидели мы на огромной куче кукурузы, прямо из под себя брали початок, сдирали с него листья и бросали початок в одну сторону, листья в другую. Было нас там человек пять – семь. Конечно, болтаем черти о чем, начиная от классиков мировой литературы и до нас самих. Перетерли Хэмингуэйя и Василия Аксенова, потом  стали придумывать клички друг другу, самые нелепые, смешные и совсем не обидные. Одну из девочек кто-то предложил назвать Акула. Акула, так Акула, почему бы и нет. «Почему все-таки  Акула?» - спросила другая девочка. Начали выдвигать версии, договорились даже до того, что Акула и Алла (девочку акулу звали Алла) имеют одинаково  хороший слух. Алла в самом деле была солисткой нашего хора и пела просто замечательно. «Знаете в чем особенность акулы? - ни с того ни с сего произнес я, - а  в том, что акула, когда заглатывает добычу, переворачивается на спину». - Только  произнеся этот дурацкий текст, я понял, что он означает применительно к ситуации. Кто-то хихикнул. С Аллой мы не ссорились, но от самой той кукурузной кучи и до конца института   только здоровались и никогда  не говорили друг с другом даже ни о чем.   

     Я совсем не хотел обижать вольно или невольно Катю и потому поспешил затушевать сказанное:
-   Я имею в виду: может быть, ты хочешь после института податься в армию, ведь после меда все врачи военнообязанные.
Катя поняла и мой подтрунивающий тон и то, что я  изменил его - убрал иронию и свел к обычному нейтральному вопросу.
-  Я сказала уже, чего хочу … просто хочу общаться, вот и все … чего я хочу?… Ты же не только про армию знаешь, - сказала она мягко и, как мне показалось, довольная тем, что я изменил тон своего вопроса. 
-  Не только, - согласился я.
-  Конечно, ты же писатель, - то ли   в отместку с иронией, то ли серьезно, сказала Катя. 
-  Хорошо… когда начнем?
-  Что начнем? – не поняла Катя.
-  Как что? – Общаться, - не мог я, чтобы не подначивать – прямо-таки болезнь такая.
-  А сейчас мы разве не общаемся?
-   Мы больше пикируемся.
-  Я же не виновата, что ты такой колючий.
-  Я не ёжик. Просто, не люблю быть третьим.
-  Хочешь, чтобы я прогнала Вадика?
-  Зачем? 
-  Сам сказал.
-  Я не могу тебе приказывать.
-   Хорошо, я скажу Вадику, чтобы  не ходил за мной.
-  Скажи.
-  Я не нравлюсь тебе?
-  Нравишься.
-  Тогда почему такой?
-  Какой такой?
-  Такой безразличный.
-  Я не безразличный, я рациональный.
-  Да! И что это такое?
-  Это такое, что скоро мы все разъедемся по своим домам.
-  И что?

     Я не знал, что ответить. Катя мне действительно нравилась, но почему она сама не понимает, что через несколько дней мы все разбежимся, кто куда, и никогда больше не увидимся. Где мой Харьков и ее Саратов. Я не знал, как ей сказать эту очевидную истину,   боялся, - она решит, что  безразлична мне и  обидится. Конечно же, очень хотелось, чтобы она погнала этого слащавого красавчика, иначе (они же из одного города) он и там начнет её доставать. Хотя, какое мне дело, я буду далеко и ничего не узнаю, но это потом, а сейчас она передо мной и  я все больше хочу быть рядом с ней, тянет меня к ней, ничего не поделать с этим. Возможно, если бы она не была захвачена так нагло этим хлыщем слащавым из Саратова, то я и не особо внимание на нее обратил, но, поди ж знай,  что было бы, если бы изначально все было бы иначе? Но сейчас я вынужден констатировать:
-  А то, что больше никогда не увидимся.
-  До «никогда» еще целых три дня.
-  Целая вечность, - сказал я  с иронией.
- Этого никто не знает, - сказала Катя вставая. Федя уже кричал  «Подъем!» - Вечность бывает разная.
- Мне сегодня еще ужин готовить, пусть вечность пока подождет, - сказал я, признавая свое поражение в философии по теме вечности.
Подошел, почти подбежал с уже надетым рюкзаком Вадим.
-  Куда ты делась? – напал он на Катю. -  Везде тебя искал, пора идти уже, слышишь – Федя гласит. Давай помогу, - он наклонился к Катиному рюкзаку.
-  Не стоит, - Катя остановила его руку, - я сама, а, если что, Олег обещал помочь, - она подняла на меня голову как бы спрашивая: «Правда?»
-  Нет проблем, - сказал я.
-  Так может, заодно и банки поможешь нести? – сказал Вадим, поправляя лямки рюкзака.
-  Какие банки? – не понял я.
-  Джентльмен намекает, что моя тушенка и сгущенка у него в рюкзаке.
-  И твоей подруги тоже, правда, не у меня, у Игоря.
До меня стало доходить, что этот слащавый урод, видя, что лишается предпочтений у Кати, решает вернуть ей те банки, что взял к себе, как джентльмен, когда симпатии Кати были у него. Не зря он мне не нравился, не мог понять только почему.    Раскрывается гнида понемногу.
-  Банки заберу, только на привале, сейчас в рюкзак кастрюля вход закрыла, - сказал я с явной неприязнью.
- Ладно, я пошутил с банками, - сказа Вадим, - донесу их до самого желудка нашей прожорливой группы…Так, ты идешь? – он воткнул взгляд своих голубых глаз в Катю.
-  Конечно, здесь не останусь, - сказала Катя, - но ты иди, не жди меня, мы с Олегом еще не договорили.
-  О чем это!? – теперь он воткнул свои голубые в меня.
-  О вечном, - сказал я и отвернулся, давая понять, что он  не в теме.
-  А-а-а-а,- протянул Вадик, повернулся в сторону общего скопления и, не торопясь,  полон собственного достоинства, сошел с места. - Тогда конечно, - изрек он напоследок.
-  Видишь, я прогнала его, - сказала Катя.
-  Правильно сделала.
    Я подошел к ней и поднял ее рюкзак, Катя продела руку в одну лямку, потом в другую, поиграла плечами, усаживая на место рюкзак, сделала это легко и четко, видно было, что уже не первый день туристом ходит. Я помог поправить лямки и, когда коснулся ее плеч, приятные токи прошли по телу, я убрал руки, боясь, что она подумает, что лапаю.  Не глядя на Катю, повернулся к своему рюкзаку, надел его, и мы отправились вслед за потянувшейся цепочкой, теперь уже после нескольких костров - наших друзей.

Продолжение http://www.proza.ru/2013/03/23/337