Гена Абрамов

     Счастливы те, кого Всевышний своевременно призвал к Себе, не позволил доживать до таких лет, когда сама жизнь становится бессмысленной, когда человек бесполезно коптит небо, сгибаясь под тяжестью болячек. Среди моих друзей-ровесников уже почти никого не осталось в живых.
     Один из таких давно ушедших моих друзей - Гена Абрамов. Мы с ним учились в Каспийском высшем военно-морском училище в Баку, но я тогда не был с ним знаком. Там было полторы тысячи курсантов, не все друг друга знали. Он учился на курс старше меня, и к тому же на другом факультете. Мы с ним познакомились намного позже в Сухуми, когда я демобилизовался и работал в мастерской городского радиоузла. Подходит ко мне незнакомый бородатый парень в очках, и говорит "Привет!". Я стал выяснять, откуда он меня знает. Оказывается, он меня отлично помнил по училищу, а я его нет. Я стал извиняться, мол у меня плохая память на лица (это правда). А он говорит - да причём здесь лица?! Неужели ты меня не запомнил по моим очкам? Я же был из всех курсантов единственный очкарик!
       У Гены зрение испортилось во время учёбы в училище, и ему в порядке исключения разрешили закончить училище и служить во флоте. Конечно, там где допустимо ослабленное зрение. После окончания училища он служил во вспомогательных частях на берегу. На кораблях служить во многих отношениях легче, там люди больше заняты, и среди начальства меньше всякой сволочи. Гена довольно быстро понял, что он попал в дерьмо, что у него нет служебных перспектив, и надо уходить. Подал начальству рапорт об увольнении в запас. Но начальство так устроено, что сразу начинает ставить тебе палки в колёса. Ах, ты уйти хочешь? Дулю тебе в нос, будешь служить как медный котелок! Ах, ты наоборот, служить хочешь? Шиш тебе, уйдёшь при первом же сокращении штатов!
      Гене помогла уйти на "гражданку" его борода. Он отрастил себе бороду отчасти от скуки, а отчасти чтобы позлить начальство. Вообще-то воинский устав не запрещает офицерам "ношение бороды и усов", если они "не мешают использованию средств индивидуальной защиты". Гене они не мешали. Но командира части эти атрибуты мужской красоты почему-то сильно раздражали.
       В один прекрасный день Гена сидел в офицерской столовой своей части и попивал чаёк. В это время в столовую ввалилась группа приезжих инспектирующих из штаба флота во главе с толстым сухопутным адмиралом. В воздухе распространился запах хорошего коньяка. Тот же устав разрешает не вставать из-за стола и не приветствовать начальство "во время приёма пищи". Чай тоже пища. Гена продолжал сидеть и прихлёбывать чай. Адмирал остановился и ткнул в его сторону толстым пальцем: "Эй ты, поп!" Гена не реагировал. "Я тебе говорю, поп! Чего ты бороду отрастил?" Гена отхлебнул чайку, и не глядя на адмирала, отчётливо сказал: "Между прочим, и Карл Маркс (глоточек чая), и Фридрих Энгельс (глоточек), и Владимир Ильич Ленин (глоточек) -  носили бороды". Адмирал посинел, закашлялся и вылетел из столовой. Вскоре Гену вызвал командир части и сказал: "Абрамов, зайди к начальнику штаба, он там приготовил документы о твоём увольнении в запас".
     Так что когда мы с Геной встретились в Сухуми, он уже был, как и я, совершенно гражданский человек, и работал инженером на Сухумской морской станции Акустического института АН СССР. В состав станции входила небольшая флотилия научных судов, переоборудованных из военных тральщиков водоизмещением 500 тонн. Очки нисколько не мешали Гене плавать на этих судах, и он побывал с научными экспедициями в Японии, США, Канаде, Мексике и ещё не помню где. Подконец перестал плавать, но не из-за очков, а потому что стал начальником всего этого флота. Я всегда говорил, что начальником быть вредно. Борода же у него так и осталась, потому что все к ней привыкли, и он тоже.
     Всевышний забирает к себе лучших ещё молодыми. Гена не успел состариться.