Ав. Исаакян письмо - прощай любовь

На берегу Араза* мой бостан** был бы,
Посадил бы иву, разные цветы,
Под тенью ивы мой шалаш был бы,
А в том шалаше очаг ожил бы…

Рядом с очагом была бы моя Шушик,
Любить друг-друга Вечно поклялись бы …
На берегу Араза* мой бостан** был бы
Вечно Творил бы для любимой Шушик…

*Араз-Аракс – мать река Армении.
** Бостан – бахча, сад.



                Шушаник Матакян

       Снова беру в руки перо, мокаю в моё больное и кровоточащее сердце, и пишу тебе Шушик. Пишу я, Аветик Исаакян, несколько строк. Почему пишу? Что заставляет меня писать? Любовь? – Я тебя не люблю, Ненависть? – Я тебя не ненавижу, но ты есть в моей душе как тяжёлый сон, как несчастье, как кошмар, как наваждение. Я хочу тебя истязать, я хочу тебя тысячи и тысячи раз убить, убить, снова убить, вечно воскресить и убить, вечно жить и тебя вечно убивать, но я не в силах, всё моё естество это добро! И самое печальное то, что я ещё в твоей паутине: что делать? Как освободиться? Иногда тебя ненавижу размером бездонного моря, но иногда люблю тебя и готов ноги твои целовать, но когда вспоминаю прошлое, превращаюсь в бурю.
       Ты не ищи в этих словах, какой ни будь мысль, какой ни будь смысл, я пишу почти что ополоумевшим и до конца жизни больше ни одной строки тебе не напишу и в твои глаза не посмотрю. Бог свидетель, последний раз перед тобой буду плакать, и ругать тебя – материть все твои святыни, потому что ты все мои святыни осквернила, потому что мою самую саму любовь, как собаку выгнала, потому что ты меня замучила – бесконечно уничтожала.
      Ты говорила, что не любила меня, - знаю, знаю, но это не давало тебе право надо мною -  издеваться: я же лежал под твоими ногами космос охватывающей любовью, отвергнуть и выкинуть, ведь я Шушик джан был человеком, ведь были дни когда ты хотя бы уважала меня, словами «дорогой» и «джан» играла со мною… и после всего этого ты меня растоптала под ногами,  молодое сердце вонзила кинжалами и не вытащила, оставила их в моём сердце – остались, заржавели и моей кровью все мои шаги обмыли, но ты отнеслась ко мне с издёвкой,   бессердечно и бездушно.
Если я любил бы своего самого заклятого врага малой толикой той любви, которою буре подобно  тебя любил, то мой враг обнял бы, обласкал бы и утешил бы меня…
        А ты – ты знала о моих муках, но не подошла, не сказала,  ни одного утешительного слова… я от тебя любви больше не просил, обладать тобою не хотел, но в тебе хотел видеть человека…
        Ты оправдывалась, что тогда была молода и подпадала под чужое влияние…  но, но… ведь молодость обладает и всепрощающей душой, но разве ты была несмышленым отроком? Нет, ты была созревшая, даже перезревшая настолько, что кинулась в объятия первопопавшему мужу…
         Да, мы потом подружились, может быть, потом ты меня полюбила, но с того дня я начал тебя ненавидеть и материть, ты меня полюбила не чистой любовью, а физической…
Мне тошнило от тебя, но я смертельно любил тебя. Ах, целых 13 лет ты сидишь и держишь весь… весь мой мозг, всю душу, и осквернила всё моё небо… Ты меня обескровила, может невзначай, ты убила мой талант, ты меня толкнула в тяжелейшую депрессию, когда я полностью поглощенный мыслю о самоубийстве неожиданно проснулся (меня вывел зов народа, революция), на своём уничтоженном гене я увидел, что перед глазами рассасываются иллюзии, упали завесы, и тебя, как самую худшую женщину среди всех женщин… и обматерил тебя первый и последний раз самими сильными в мире матерными словами, тебе - моей душе, моему идеалу. Теперь волосы дыбом встают, и стесняюсь и ужасно мне от этих слов… и от того дня, когда написал…
          Шушик, ненавистная, любимая Шушик, я иначе не мог, я должен был или тебя оскорбить, сбросить вниз, чтобы смочь освободиться от этой драконоподобной любви, что меня вампирила, или убить тебя, но убить не смог, потому что природа - во мне много жизни, много силы жизни, много любви вложил, но обматерить смог, конечно лучше бы умереть чем дожить до того дня, чтоб осквернить святую мечту, осквернить, растоптать под ногами,…  но всему этому виной только Ты…
          Сейчас я хочу признаться – за свои слова не каюсь, но этими оскорблениями я не вылечился. Ты  огромную, страшную рану открыла в моей душе и не одним  небесным иль земным лекарством не вылечить её,… если даже сейчас станешь моей женой, я сразу убегу от тебя, станешь прежней Шушаник, я убью тебя, чтоб не видеть цепь дальнейших страданий, что годами меня мучили…
          Но теперь, теперь я плачу и от сердца кровь капает,… уйди Шушаник, Бог с тобой, живи ради своих детей, не проклинай меня, моё имя никогда… никогда не вспоминай нигде, ни с одним человеком, прошу тебя, меня похорони навечно для себя, никогда на меня не смотри, дай честное слово именно так действовать. Пусть я буду совсем не рождённый для тебя, душа раскалывается, когда представляю, что иногда можешь вспомнить меня. В храме не надо вспоминать имя, которой в этом храме не преклоняются, не починяются. Нельзя в этом храме чуждой иконе жертвенник ставить. В храме твоей души пусть я буду отсутствовать, я чуждый, непознанный Бог там…

УМОЛЯЮ ТЕБЯ…
Я ТО ЖЕ САМОЕ БУДУ ДЕЛАТЬ С ТОБОЙ.
ТЫ ДЛЯ МЕНЯ УМЕРЛА! УМЕРЛА!
ПЛАЧА ЦЕЛУЮ ТВОЮ МОГИЛУ
И НАПРАВЛЯЮСЬ В ПУТЬ
ИСКАТЬ НОВОГО БОГА…