3. Нежность на обочине

Не прячь глаза, моя звездочка, не надо. Ты прекрасна, я теряю голову рядом с тобой, стоит только заглянуть в синие омуты твоих глаз. Стоит только почувствовать запах твоих волос, роскошных, темных кудрей, коснуться твоей атласной кожи - и я пропадаю, тону, захлебываюсь своим чувством. Столько лет я его давила, скрывала, старалась ограничить наши отношения просто сексом... Сколько же я потеряла, Дайна, любимая моя?
Пусть прячут глаза те, кто кому собственное несовершенство колет душу. А ты чудо, мечта, любовь моя. Да, даже такая. Не веришь? Что мне сделать, чтобы ты поверила, Дайна, родная моя девочка? Как мне вернуть тебе крылья?

Коротко стриженая блондинка, с повязкой через правую глазницу, снимает с себя черную куртку, явно - капитанскую, хоть и спороты с нее нашивки и знаки отличия. И накидывает ее на плечи зябко ежащейся на ветру брюнетке. У той подколот к плечу пустой правый рукав, криво вывернуто колено, но выправка такая же, как и у блондинки. Военная выправка. И шрамы - с войны. Эти женщины, такие молодые еще, ведь каждой нет и тридцати, уже ветераны. Списанные на планету, по большей части никому, кроме самих себя, не нужные, члены экипажей военных космических кораблей. Артиллеристы, пилоты, техники, наводчики, навигаторы... Капитаны. Знаменитые на всю галактику боевые капитаны. На Терре-13 в Академию Космофлота принимают всех. Но только женщины почему-то становятся капитанами кораблей. Кто-то говорит, что у них выше скорость мышления и реакции, более развита нелинейная логика, выше болевой порог и выносливость. Только у Терры-13 есть корабли, которые носят имена возлюбленных их капитанов. "Сольвейг", "Лючиа", "Антейя", "Сагранза", "Мария", "Ксана". Красиво? Да, очень. Вот только половины тех, именами кого названы громадные, смертельно-опасные боевые махины, уже нет в живых.
Для потерявшей любимую разлука с боевым кораблем - как разлука с ней. Потому и не сходят на твердь такие капитаны годами. Пока позволяет здоровье. А потом быстро угасают. Веря, что уходят к ним. Этим двум повезло, они не потеряли друг друга. Но и летать теперь не могут - блондинке запрещены перегрузки, у брюнетки недобор конечностей. А что они могут на планете? Кто-то находит себя в искусстве. Да, есть и такие. Кто-то осваивает новую профессию. Кто-то становится матерью и женой, и в этом находит забвение. Но не эти двое. Они стоят на ночной набережной и смотрят в небо, сияющее мириадами звезд. Такое близкое и яркое здесь. Такое родное и чужое. И вспоминают черные бездны Космоса - их божества и проклятия. Они обе рвутся назад.

Нас списали на твердь, многих - после этой войны и победы. Ханна вернулась к своему котенку в шрамах, но разве могут шрамы стать преградой для любящего сердца? Они вместе, уже год прошел, как не расстаются ни на день. Завидую, белой завистью завидую - чтобы терпеть характер капитана Ханны ди`Айсар, нужно иметь недюжинную силу духа и любить ее так, как любит, пожалуй, только Кэт. Ее ведь недаром звали в нашем выпуске Третьей Дьяволицей. Вторая была я, а вот первая... Сагранза ди`Айсар, сестра-близнец нашей Ханны. К сожалению, о ее судьбе мы так и не смогли дознаться у проклятых эраути. Ханна не теряет надежды, что сестра вернется, но восемь лет прошло... Хотя, иногда они возвращаются.
А еще в Академии было Трио Ангелов. И ты была в нем первой, моя Дайна. Мой светлый ангел, я верну тебе крылья, отнятые войной. Клянусь.

Блондинка обнимает свою избранницу за плечи, поддерживает, помогая идти. Случайные прохожие стыдливо отводят от них взгляды. Им неприятно смотреть на калек, это ведь напоминание о том, что ради их мирной, сытой жизни ломались чьи-то судьбы, умирали такие вот юные женщины. Это еще и напоминание о том, что мужчины, вершащие судьбы нации, оказались несостоятельными болванами, сначала развязав конфликт с воинственной инопланетной расой, а затем затянув его на долгие годы. И о том, что благодаря самовольно принятому решению одной из этих женщин война окончилась победой терран.
Да, капитаны флота - женщины. А вот адмирал - мужчина. Скотина, если точнее. Как же он пытался сдержать торжествующую улыбочку, срывая капитанские нашивки с формы капитана Харп! Как радовался, как сиял лоснящимся, сытым, холеным рылом, ломая ее мизерикордию! Уволенная с позором, получающая сейчас жалкие гроши социальной пенсии, Сольвейг Харп стискивала зубы и в который раз выживала. Ради Дайны. Ради той, что выжила в аду плена у эраути, чтобы вернуться к ней.
Блондинка открывает обшарпанную дверь старого, облезлого дома в конце улицы, подхватывает брюнетку на руки, скрипя зубами от боли, прошивающей голову от пустой глазницы до затылка. Но несет свою любимую, потому что подняться на пятый этаж по узкой винтовой лесенке Дайна не в силах. А их пенсий, даже сложенных вместе, не хватает на более комфортабельно расположенное жилье. Их не хватает на протез и операцию по восстановлению ног для Дайны. Их тем более не хватит на операцию по вживлению импланта и реабилитационный курс для Сольвейг. Даже если затянуть пояса и не жрать пару лет. Герои войны, боевые капитаны никому не нужны. Они уже отдали все, что у них было, больше взять нечего - и они вышвырнуты на обочину жизни.

Не плачь, моя звездочка. Мне уже не больно. Правда. Конечно, таблетки подействовали, уже все прошло. Почему морщусь? Да палец натерла. Эти сапоги страшно неудобные. Честно.
Сейчас я наберу тебе теплой воды, полежишь, твои ножки успокоятся. А потом поедим, и я сделаю тебе массаж...
Да, любимая, у нас еще есть хлеб. И твой любимый джем. Нет, счастье мое, я не хочу бутерброд, ешь сама.Я сыта, девочка моя, спасибо. Почему так мало? Да не хочется больше...

Она лжет. Просто в кастрюльке оставалось слишком мало супа, чтобы разделить на две полноценные порции. А еще на бутерброд пришлось выскрести остатки джема, и нечем завтра порадовать Дайну, которая любит сладкое. До пенсии еще неделя, а на карте остался только НЗ - двенадцать кредитов. Их нельзя расходовать, потому что именно столько стоит вызов скорой. Если у Соль снова начнется приступ эпилепсии, или сведет страшной судорогой искалеченные ноги Дайны - заплатить будет нечем. А бесплатно... На Терре-13 бесплатная медицина существует только для тех, у кого и так много денег - чиновников, управленцев всех мастей, торговых магнатов. И высшей военной элиты. Даже укол "Морте" по программе эвтаназии стоит сотню кредитов. Бедные умирают в муках.
Дайна смотрит в черные глаза любимой. Тянется к ней, целует твердые губы. Она знает, все знает. Сольвейг ложится рядом, медленно расстегивает рубашку, запускает под тонкую ткань прохладную ладонь. От этой прохлады съеживаются маленькие темные соски небольших, размером с половинки крупного яблока, грудей Дайны, а по ее телу пробегает дрожь, заставляя чуть прогнуть спину. Соль наклоняется над ней, целует в ямочку между ключицами, вылизывает ее - солоноватую, нежную кожу. Дайна пахнет яблочным мылом, чуть терпким запахом пота, тягучим ароматом просыпающегося желания и немного - тем сухим и холодным запахом, что навсегда впитался в их тела там, в космосе - запахом пропущенного через систему регенерации многие сотни и тысячи раз воздуха. От этого аромата у Соль срывает тормоза. Как всегда, как в первый раз. Жадные, быстрые поцелуи расцветают на тонкой, смуглой от космического загара коже алыми пятнышками. Дайна тихо, на выдохе, стонет, сжимает пальцы на коротком жестком ежике на затылке Сольвейг, подталкивая ее голову вниз. Шепчет: "Со-о-оль..." И капитан Харп повинуется, торопливо расстегивает ее брюки, не отрываясь от ласк, стягивает их, зацеловывая бугристые шрамы на все еще красивых ногах, пусть они и вывернуты под странными углами, пусть почти не сгибаются колени и не двигаются узкие ступни с аккуратными маленькими пальчиками. Сольвейг сама разводит их, прижимается щекой к бедру, выглаживая ладонями, разминая неестественно напряженные, каменные от постоянной боли мышцы. И под ее прикосновениями боль уходит куда-то на второй план, а потом пропадает вовсе, когда жаркие губы касаются аккуратно выбритого лобка, когда скользит между чуть влажных лепестков лона язык, касается так нежно, так настойчиво, так...
"Со-о-о-о-оль!" - вырывается всхлип из закушенных губ.
"Да, моя девочка. Да, сейчас".
Пальцы Сольвейг согрелись, они почти горячие, они жесткие, слегка шершавые, с коротко обрезанными аккуратными ноготками. С ними не сравнится ничто во всем мире, потому что больше ничто и никто, никогда не коснется ее так, как это умеет делать Сольвейг. Они входят в Дайну ласково и требовательно, гладят ее изнутри, дразнят. Стоны заглушают влажные звуки, рука Дайны крепче вцепляется в волосы любимой, разжимается, снова стискивает короткие прядки волос. И пляшет, пляшет по нежным складочкам плоти жадный язык, зажигая внутри женщины пульсирующий сгусток сверхновой.
"Со-о-о-оль!! Ах-ха... Соль... А-ах... Любимая..."
Спустя четверть часа Дайна уснет, умиротворенно улыбаясь, забыв о боли на то время, пока действуют болеутоляющие. А Сольвейг бесшумно встанет, оденется и пойдет к утренней смене. В порту требуются рабочие руки всегда, неважно, женские они или мужские. А им с Дайной нужны деньги. Пока что - чтобы выжить. А там будет видно.

"Спи, моя девочка, мое счастье, звездочка моя. Спи, вечером я куплю тебе твой любимый джем и свежую булочку. И молока. Обязательно куплю молока. Люблю тебя, свет мой. Люблю".