Ночные заговорщики

Приехав к родителям в деревню, Шура не выдержал и, на рассвете, тайком, чтобы не разбудить спавших ещё родителей, вышел на двор. Под крышей сарая висели лозовые кошёлки и берестяные коробки. Снял одну из них – самую «похватную», как на неё говорила мать. Ноги сами повели к воротам на огород – за ним начинался лес. Сызмала, вместе с братьями, сёстрами и родителями он ходил в него за ягодами, грибами, орехами, жёлудем. Знал (как и все в семье) каждое грибовище, самые ягодные места, самый урожайный орешник и самые старые дубы-исполины в урочище Будище под Дубровицей. Лесные и считай – дармовые, только не ленись, дары: сушеные, вареные, настоенные, закатанные в банки, не переводились в их доме. Без леса они не представляли своей жизни. А после той, проклятой Богом и людьми Чернобыльской аварии, к нему не стало дороги. Он стал опасным. Ко всему, что в нём росло, нельзя было даже притрагиваться, не то, что взять да съесть. Но, где же тут удержишься?  В лес тянет какая-то неимоверная сила. Вот же он стоит, кажется, такой самый, как был до той беды. Правда, «такой» – да не такой: что-то в нём изменилось. Шура осмотрелся вокруг знакомых с малых лет мест и быстро понял, в чём дело: в лесу не было коров, людей. Несколько лет назад шесть поселковых стад коров пробивали-проторивали узкие тропинки в самой чаще. Они же сбивали шляпки грибов, растаптывали их. Он вспомнил, как старший брат Миша толкал-будил его и младшую сестру на зорьке, чтобы "до коров оббежать" все свои грибовища. А теперь те места не узнать – позарастали вместе с коровьими тропинками травой, кустарником. Не встретил он и грибников, которых до аварии в лесу было как тех грибов.

Он обошёл-оббежал-продрался по всем семейным грибовищам (которые снились по ночам) и набрал-выбрал полную коробку отборных молодых боровиков и подосиновиков. Больших, перезревших, которых было тьма, не трогал. Когда принёс в дом, мать с отцом только ахнули от радости и удивления. (После аварии, постаревшие как-то сразу, родители боялись ходить в лес). Ни слова не говоря, сели втроём перебирать: осматривая, ощупывая и нюхая каждый гриб. Родители спрашивали при этом, на каком грибовище он взял того или другого «красавца». Когда закончили перебирание, сын отнял третью часть грибов и со словами: «Шуре покажу (жене – тоже Шуре), пусть потешит душу, она же такая же заядлая грибница, как и я», – сложил их в небольшое пластмассовое ведёрко, а его поставил в пакет. Те, что остались в доме, мать не выдержала – аккуратненько разложила на противне (бляхе) и задвинула в вытопленную печь. По привычке. (Сколько она тех блях с грибами перетаскала за свою жизнь!). Вечерним пригородным поездом Шура вернулся домой, в Хойники.

– Посмотри, что я привёз, – открыл он пакет на кухне, когда их дети играли в комнате. Его Шура тихо ахнула и бегом закрыла тот пакет: дети увидят, грибов захотят, они же их жаренными так любили…

– Полюбуйся, отведи душу и тогда отнесу в контейнер, –  сказал он, а сам виновато глянув на свою Шуру, пошёл к детям. Та, всунула голову в пакет и начала нюхать ничем не передаваемый запах лесных красавцев, затем закрыла и спрятала пакет под стол. Смахнула с глаз, непрошеную, слезинку.

Вечером, когда уложили спать детей, Шура (она) достала из-под стола грибы, вымыла их в нескольких водах (в одной так с уксусом), затем отварила в трёх водах (всякий раз сливая её вон), только после всех этих процедур начала жарить их под крышкой, добавив лука, лаврового листа, перца. Пока управилась, наступила ночь. Шура (он) не спал. Ждал грибов. Дождавшись, он (равнодушный к выпивке) поставил на стол бутылку с водкой. Молча, налил в рюмки по грамм пятьдесят. На эти его маневры жена и слова не сказала. Как, молча, выпили, так же, без слов, набросились они (среди ночи) на те грибы, вроде век не видали. Потом он снова капнул в рюмки по пять граммов. Шуры ели-глотали их (Шура-жена, плача), как ночные заговорщики, оглядываясь на двери кухни, боясь, что от грибного запаха проснутся дети и тоже захотят этой вкуснятины.

… Хойники. Ночь. В трёхкомнатной квартире микрорайона «Мелиоратор» на кухне за чистой сковородкой сидят двое и мечтают о времени, когда они, не прячась, будут есть-вкушать любимые с детства грибы.


«Гомельская праўда», № 110-111 от 21 июля 2011 года
«Лiтаратура i Мастацтва» № 16 от 20 апреля 2012 года

Перевод с белорусского автора