Деревня и Пасха

Как и спокон веков Деревня готовилась к Пасхе – главному весеннему празднику.

Хозяева-мужчины посматривали на годовалых кабанов – которого из них лучше заколоть? Если того, что отменно хватает мешанку – из него будет хорошее увесистое сало и  пышные окорока, а если того, что перебирает едой, выворачивает её из корыта – сало будет с мясными прожилками, а бёдра – суховатыми.

Головы женщин были заняты другим. "Хаты к Пасхе», как говорят на Полесье, должны были сиять чистотой – чтобы соседи не обговорили, а гости похвалили, да самим было уютно и радостно встречать Большой святой день.Примерно за месяц до него хозяйки выносили на просушку и проветривание подушки, матрасы, ковры; с окон снимали занавески, тюль - на мытьё-подсинивание; белили печки-голландки, печи, потолки и кухни. Некоторые, которые помоложе, меняли в комнатах обои. После такого «марафета» в избах-хатах становилось чисто и празднично.

Прибирались-подметались и дворы, наводился порядок даже в сараях.
Убирались огороды. Кое-кто управился осенью сгрести старую картофельную ботву и сжечь её, а кто – специально оставил, чтобы с ботвы той дожди и снег вымочили-выморозили все полезные качества её сразу в землю. После  зимовки её остатки сельчане стягивали в кучи и жгли. Дым паленых кабанов, сжигаемого мусора и картофельной ботвы на огородах перемешивался в один непередаваемый запах, который оповещал, что скоро наступит Пасха.          

Одежде женщины тоже уделяли серьёзное внимание: старшие шили новые юбки и кофты у местной швеи, а те, кто помоложе, ехали за обновами для всей семьи на базар в Хойники или в Чернигов (на пароме до него рукой подать). Там они прикупали себе что-то моднейшее, а старым своим матерям «свежий» - платок, вигоневый или шерстяной жакет с карманами (в один – орехов, в другой семечек насыпать, чтобы , сидя на лавочке праздничной улицы, угощала соседок и уличную детвору).

А уж как серьёзно и ответственно хозяйки относились к процедуре покраски пасхальных яиц - старинного, неизменного атрибута долгожданной Пасхи! Одни на протяжении года собирали шелуху из лука, другие, чтобы пофорсить и утереть нос соседкам, покупали на базаре краски. Дети прямо дрались за те синие или зелёные "крашенки", потому что окрашенные луковой шелухой были не такие на их взгляд, привлекательные. «Под большим секретом» они заранее  рассказывали-хвастались один одному, у кого какие они будут, и договаривались, на что будут играть «в мацаки». У мальчишек-подростков были свои ценности: маленькие перочинные ножики, необычные гайки и шурупы, четырёхцветные ручки. У девочек – свои причуды-договорённости: обмен открытками-артистами, простыми колечками со стеклянными глазками-«бриллиантами», клипсами и другими украшениями. А ещё – обмен первыми букетиками первоцвета, за которыми они в тот день (обязательно) бегали в ближайший лес. Младшие их братики и сестрички при битье самых крепких яиц менялись своими любимыми игрушками…

Накануне праздника, в Большую субботу, рано-раненько, над трубами хат к небу взвивались кольца дыма – кольца живой, людной деревни. Хозяйки начинали священнодействовать над приготовлением обрядовой и праздничной еды. Перво-наперво замешивалось тесто для выпекания в печи пасхальных булок-куличей - без них какая же Пасха? Тесто должно было «подойти», чтобы пироги были "бухоными" (пышными), а не плоскими блинами. У каждой хозяйки Деревни были свои рецепты их приготовления, которые передавались из поколения в поколение. Яйца, молоко, творог были домашними – мука, изюм, дрожжи заранее приобретены-приготовлены. Пока в бочонках, мисках, тазиках, деревянных корытцах подходило тесто для куличей, печь заставлялась огромными чугунами с картошкой – для скотины. Три дня Деревня будет гулять-отдыхать. Её жители, "от малого  до старого", знали: «Работать на Пасху – большой грех!». Кормить-поить живность – грехом не считалось. Все пасхальные дни печь не будет топиться - так оказывалась честь смерти Избавителя. Когда печь хорошо прогревалась и освобождалась, наступала очередь окороков, куличей, яиц… Уже в полдень Деревня плыла-купалась в ароматах жареной, печёной, копчёной еды. Впереди ждала предпасхальная ночь богослужения – «всенощная».

Потом наступало долгожданное утро того дня, когда хозяйки, по стародавнему обычаю своих дедов-прадедов наливали в мисочку с освящёнными "крашенками"   воду и вся семья ополаскивала той водой лица, приговаривая  при этом: «Чтобы были ясными-красными весь год». Только после этой процедуры можно было садиться за праздничные столы. Первыми нужно было попробовать пасхальный кулич и яйцо (побиться перед этим им с членами семьи) и только после приступать к смакованию всего того, чем заставлялся стол. Закончив пасхальный завтрак, сельчане выходили на праздничные улицы и «христосовались» с соседями. С неизменным возгласом: «Христос воскрес!», а те в ответ: «Воистину воскрес!» – три раза обнимались-целовались и обменивались крашеными яйцами. Итак – три дня!

В пасхальный день и после него улицы Деревни (особенно вокруг скамеек), были, вроде теми коврами, усыпаны-покрыты разноцветной скорлупой пасхальных яиц, семечек, лесных орехов…

Говорят: человек только гадает,  а Бог – знает и имеет!

Никто из тех, кто так готовился к Пасхе, даже в самом ужасном сне не увидел, что как раз «На Пасху», в святой день, когда в православных церквях будет проходить освящение пасхальных яиц и булок-куличей, им придётся оставлять свою Деревню…

В тот чёрный год и тот майский день, который тоже стал чёрным, в Деревне произошёл большой гвалт. Автобусы, как те огромные прожорливые жуки-чудовища, забирали свою добычу – людей - и везли их (под тревожные  сирены гаишных «канареек»)  и от булок-куличей, и от окороков, и от "крашенок-мацаков».

После того, на удивление, солнечного, как всегда, дня, того проклятого Богом и людьми года, над трубами хат Деревни больше не взвивался кольцами в небо серо-голубой дым жизни, воздух больше не был наполнен вкусными до умопомрачения запахами печёного, жареного, копчённого. По её улицам больше не бегали с "мацаками" дети, на лавочках не сидели в праздничной одежде люди, девочки-подростки не шли в ближайший лес за первоцветом…
Улицы Деревни стали в тот день пустыми и чистыми. А без людей, без разноцветной скорлупы крашеных яиц, семечек и орехов они скоро стали травенеть, а со временем заросли быльником (чернобылем) и кустарником…

В тот год, «на Пасху», Деревня … умерла…

И только былым её жителям она и теперь снится. Снится живая…


"Лiтаратура i Мастацтва» № 16 от 20 апреля 2012 года
Перевод с белорусского автора