ЛЮСЯ

Она жила в нашей деревне давно. В лет пять привезли её родители в село. Здесь   вышла замуж, родила двух детишек, как по заказу: дочку и сына. Здесь же и мужа похоронила. Вот уже и за сорок пять ей. Баба ягодка опять, да только всем известно какая. Недаром говорят, что человек дважды молодым не бывает, а ушедшую молодость и на тройке не догонишь, только у Люськи молодость светилась в глазах, жизнь так и выплёскивалась из неё небывалой энергией и оптимизмом.
Работала Люся штукатуром-маляром, да вот только перестройка наделала дел, теперь в совхозе ничего не строили и осталась она без работы. Люся поехала в город, там хорошие строители нужны были везде. Устроилась в фирму по ремонту квартир. Так и работала в ней уже несколько лет. Привыкла. Утром в город на работу. Вечером домой. Брала Люся с собой тормозок, и в обед перекусывала прямо там, на объекте. Как говорится, и на работу приходила раньше людей, и с работы уходила позже всех. В фирме её ценили, так как работу свою   выполняла очень качественно и  быстро.
Была Люся высокая, статная, как Нона Мордюкова, только красивые голубые глаза Люськи  чаще смеялись, чем у любимой артистки. А её чувству юмора мог бы позавидовать сам Винокур. Порой такое словцо вставит, так метко подметит, иногда и с матерком, по нашему, по-русски.
Однажды фирма получила заказ сделать евроремонт у отставного генерала. Сам генерал с женой уехали на дачу, а строительная бригада принялась за дело. Каждый день во второй половине дня приезжала жена генерала, просматривала проделанную работу, высказывала свои замечания, придиралась к каждому сантиметру проделанной строителями работы. На её вечно недовольном лице читалось высокомерие. Затем хозяйка открывала кладовку и исчезала в ней на некоторое время. Потом,  повозившись в квартире некоторое время, уезжала на дачу.
Рабочие проработали уже несколько дней, когда у Люськи любопытство достигло вершины горы, и она задалась вопросом, что это хозяйка всё время в кладовке делает. Очередной раз, когда та ушла, Люся не вытерпела, включила свет в кладовке, открыла дверь и …
Если когда-нибудь вам приходилось изумляться, то всё это не то. Люська потеряла дар речи, она просто задохнулась от изумления. В кладовке стояла кровать, рядом с кроватью стул, на полу горшок. На кровати лежала махонькая сухонькая старушонка, которая удивлённо уставилась на Люську и приветливо улыбнулась.
– Бабушка, так вы всё это время здесь, вы что, здесь обитаете?
– Да, - послышалось в ответ.
– Ну и ну.
– Ребята, идите сюда, посмотрите – да здесь у нас кое-кто есть.
Не менее удивлённые рабочие, три женщины, да двое мужчин прибежали на зов Люси. Они растерянно разглядывали старушку.
– Вы, кто будете, бабушка?
– Я мать хозяина.
– Мать генерала?
– Да, мать.
– Так что же это он вас тут держит?
– А мне всё равно умирать. Мне хоть и так, лишь бы не на улице.  Уже и  не долго осталось. Рак у меня. Вот молодые мужают, а старые умирают.
– И давно вы здесь.
– Да с зимы, с января месяца.
– Значит уже пять месяцев живёте в кладовке.
– Ну да, наверное.
– А что же они вас так и в кладовке держали всё это время или на время ремонта сюда затолкали?
– Нет, я всё время здесь.
– И вы вот так без света лежите целыми днями? – изумлялась Люся.
– Да мне ничего, только бы на улицу не выгнали, Света у нас строгая, она меня не хотела брать, с трудом уговорил её Стёпа.
– Дак как же так, что же они так издеваются над вами. Вы что не кушаете вовсе.
– Да нет, Света меня кормит, когда приезжает.
– Это один раз в день?
– А мне много и не надо. Вот  молоды были по свадьбам ходили, а старым стал – на печку взобрался.
– Ну и дела….
Рабочие весь оставшийся день обсуждали это событие. Вот и вырасти детей, а они тебя потом раз и в кладовку.
На другой день, когда хозяйка пришла в квартиру все рабочие с интересом разглядывали её, словно видели в первый раз. Светлана как всегда очень привередливо осматривала работу, делала замечания. Весь её вид показывал, кто есть она, а кто есть они, мол сапог лаптю не товарищ.
Но для рабочих с этого дня всё изменилось. Теперь они с утра приходили, кормили завтраком старушку, выводили её в зал или на балкон, так как ходила она уже плохо, садили в кресло и давали возможность подышать свежим воздухом.
– У старых ум ясен, да ноги не идут, - шептала Вера Степановна.
После обеда они снова заводили её в кладовку, укладывали в кровать, и Вера Степановна засыпала.
Через несколько дней   лицо старушки посветлело, она стала лучше себя чувствовать.
Когда   квартира была отремонтирована, то Люська позвонила хозяйке и сказала, что завтра они могут с генералом приехать принимать работу. Рабочие видели, что Люська накручена. Они знали, что раз в сто лет и валенок стреляет. В воздухе вокруг Люськи пахло грозой. Ну а там где тучи, жди дождя.
С утра, в день сдачи генеральской квартиры, Люська приехала пораньше, открыла дверь, прошлась по комнатам. Их было четыре. Перед ремонтом хозяева продали мебель, вывезли из квартиры все вещи на дачу. Поэтому ремонт было делать легко, ничто не мешало.
Люська дождалась рабочих. Попросила Ивана помочь ей перенести кровать с бабулей в хорошую светлую комнату. Поставила кровать в угол и сказала.
– Вот теперь Вера Петровна вы будете здесь жить, сколько вам бог даст.
– Да что ты Люсенька, мне Света  этого не позволит.
– Ничего, позволит, - ответила уверенно Люся.
Пришли хозяева, начали осмотр комнат, когда они зашли в комнату, где лежала мать, то лицо хозяйки исказила злоба.
– Это что такое тут?
– Это ваша мать и она теперь будет жить в этой комнате.
– Что вы себе позволяете? – взвизгнула Светлана.
– Это вы что себе позволяете?  –  ответила Люся.
– И если ты, старый пень, выселишь её снова в кладовку, –  обратилась она к генералу, –  то я пойду в военкомат и все твои медали с тебя сдерут, и не будет у тебя ни погон, ни пенсии, ни военной, ни послевоенной. А вы, слушайте меня, уважаемая Светлана Григорьевна, если вы будете плохо ухаживать за свекровью, если будете кормить меньше чем три раза в день, то я пойду в газету, да так вас продеру, что мало  не покажется, слышите   меня? Я не посмотрю, что ты генеральша, будешь на старости лет полы мыть в подъезде. Дойду до военного министра, до президента, если надо дойду. Мне терять нечего, но мать тебя, погононосца, вырастила, образование дала, внуков ваших нянчила,   квартиру её вы продали, купили сыну квартиру, а бабку в кладовку? Не бывать этому!
Люська подошла к генералу, который стоял как в воду опущенный. Глядя ему в глаза, она металлическим голосом прошептала:
– Это же мать твоя. Она ж как родник, а в родник приличные люди не плюют.
– Это наши семейные дела, – пыталась вякать хозяйка.
Но Люська   разошлась не на шутку. Глаза её горели, руки дрожали, голос звенел как металл. Люська готова была разорвать этого генерала вместе с его фифой на мелкие куски.
– И запомните, когда-нибудь и вас дети в кладовку запрут.
Светлана с генералом вздрогнули и ошеломлённо уставились на Люську. Эти слова их видимо покоробили.
– Я  буду приходить в неделю раз,  чтобы  проведать бабулю, и не дай бог вам переселить её снова в кладовку.
С этими словами Люська, хлопнув дверью,  вышла из квартиры.
Через день, когда Люська   с дочкой и чаёвничали на веранде,   вдруг Тузик зашёлся лаем. Он вещал о том, что идёт незнакомый человек. В дверь постучали, на пороге стоял генерал, с букетом цветов и коробкой конфет. Он переминался с ноги на ногу.
– Я могу зайти к вам.
– Ну, раз пришли, проходите. Чай будете?
– Не откажусь.
– Это вам, - он смотрел на Люську сконфуженно, протянул ей цветы и конфеты, – Вот пришёл поблагодарить. Спасибо вам, Люся, за мать мою, за доброту, за справедливость. Никак сладу с женой не было, совсем поедом съела меня, а вы  вот нашли и слова горячие и ловко так отчихвостили нас. Вот уже два дня Светлану как подменили.
– Что же вы жене такую власть дали. Небось полком командовали, а тут с женой управиться не можете.
– Всё ждал, может образуется.
– Да вы что не знаете, что корову оседлать невозможно? 
– Да у неё только тряпки на уме. Вся  жизнь наперекосяк.  То детей жалко было, то думал, что остепенится со временем.
– Эх вы, если долго  ждать, так молоко постепенно скиснет. Семья начинается с жены.
– Да, вы правы, спасибо вам Люся. Простите, если можете.
– Я то что, вы у матери своей прощение просите, ей недолго осталось, а то уйдёт и не успеете грех с души снять…
Когда генерал ушёл, Люська вышла в сад. Присела на скамейку и задумалась. К ней подсела дочка Аленка, голову положила на плечо.
–  Мамуль, знаешь, наш Антошка себе, кажется, деваху завёл. Я их в городе встретила. Идут, обнимаются.
– Давно пора, в его годы у меня уже и он и ты были. Пусть определяется. Нечего долго по девкам бегать, спортится ещё.
– Эх, хорошо-то как, мамуль, я тебя люблю.
– Я тебя тоже.
Люська сидела, затаив дыхание, словно желала, как можно  дольше продлить этот миг счастливого материнства. «А что ждёт нас в старости? –  думала она».