По часовой стрелке в воронку

ОТЦЫ

Жду трамвая, потому что надо. Надо бежать, чтобы успеть. Ненавижу всё за вынужденное отставание тела от духа. Внутри все клокочет, кипит, дышит раскаленным жаром паровоза, внутри я лечу куда-то в.
Придавило к месту, нет свободы действий.
Дома тоже, что и вовне. Война своры собак, штурмующих вражескую цитадель, только почему-то они штурмуют изнутри, пытаясь вырваться наружу, и занять, оккупировать эту ружу. Оружие - колкость языка, щит и меч это воздух, хлесткой плетью бьющий по сознанию, знанию, незнанию, опыту, неопытности, разности полов; и уши, которые вбирают в себя всё дерьмо, как воронка.
Выблёвываю в добро розовые подушки-слова, родившиеся из ничего, либо из смотри выше. Выше нас Бог и облака, в которые никто не верит, а если и верит, то тут же падают вниз с опалёнными крыльями.
Винты, турбины и кишки сотен бедолаг удобряют злую ненасытную.
Как же грустно оттого, что постоянно наступает конец. Надоедает каждый раз начинать все с начала. Зубная паста всё время заканчивается.
Неужели у всех так? Как так? Кто спрашивает? Тук-тук, это я, бред, твой любимый.
Не дают покоя.
Родители отпускают детей из дома, зачем? Был бы у меня ребенок, я бы держал его на цепи, это было бы логичней, и не обидно.
Ломятся полки от никому не нужных
Руки всегда не доходят до
Вещей, чаще всего покупаешь их походя, мельком, думая, что это невероятно крутое приобретение, и вот они потирают руки, думая, что обдурили, а другие,
Того, до чего без труда дошли ноги, в этом все несоответствие тела. Оно явно придумано было, чтобы его усовершенствовать.
Те что, смотри выше, думают, что обдурили, тех, что обдурили тех, что обдурили тех, что об дур или нет, потому что дураки.
Животная сила в людях вызывает
Никотин и кофе, в сердце боль ноет, ну и что, один раз живём.
Живьём.
Проклятые железки в голове не дают покоя. Покой – покойник, значит так надо.
Юродивым всегда прощают, нет, это враньё, я проверял.
Доски легко ломаются, и кулаки, и ногти, и земля, и еще всякая
Опять утро. Гром среди белого
Ночи. Дорога, ведущая к дороге, ведущей к дороге. Дорого стоит нынче бензин, но торг можно выиграть, если быть червём.
Дня хватает на мысли о собственном. Но собственных мыслей не хватает для
Город тесен, давит и давит, голова с трудом поворачивается, из-за этого круг обзора сузился до размера пяти метров вокруг, и десятка людей вглубь. В глубь людей? Давно туда не глядел. Да и толку?
Одни сплошные дрова, только прогоревшие.
Ждать трамвая? Бестолку, там лишь электричества искры, не дай Бог! Жар паровоза, жар паровоза. Своё или чужое? Выбор, выбор. Ключ, ключ. Никому не показывать замка.
Взрывать мосты. После себя,
До себя,
Во время себя.
Только так не дашь себе размокнуть. Лучше пепел, чем лужа.
Ружа.
Наружу. Быстрей вырваться с этой остановки на дорогу, ведущую к дороге, нужно бежать, самому, без электричества, как паровоз, выполнять промысел Божий, совершенствовать слабое тело, чтобы жил сильный дух.
Надо к врачу. Барахлят извилины, то есть железки.
Неожиданные переходы из сейчас в завтра.
Жесткий диск переполнен, и оттуда стали вываливаться
Уйди, девочка, не трогай дядю. У дяди антенна не для этого предназначена. Дядя спешит.
Пожалуйста.
Дыхание не сбивается, значит хотя бы тяжёлые в норме.
Подзарядиться бы, и бежать, много потерял, надо найти.
- ПриветдедМазай мммыыыыннннннеееее надоподзарядитьсядайвреееээээээээммммммеееэээээннниииии.
Писк. Впрыск. Писк.
ДА Я БОГ!
Квартира 80.
Здров, Андрюх.
Очень вкусный энергетик у теб…
Ступени в подъезде.
В трамвае.
Нет, это самолёт.
Гравилёт.
Я уже в Хабаровске,
Тигры не успевают есть мясо, которое им даю. Смешные.
Обратно.
/Деньги/
В руки.
Из рук.
/Деньги/, ещё больше.
Куда девать?
Внизу стреляют друг в друга игроки хартинга, кричу вместе со всей трибуной.
/Деньги/
Вечернее небо. Так красиво, когда видишь спутник, акционером которого являешься.
/Деньги/
Казино. Нет, это бар. Уже ресторан. Кира? Алиса? А ты кто?
Туалет, она вытирает нос от кокаина, который я ей
/Деньги/
Всё ниже, и ниже. Опускается день, опускаюсь я.
В подвал.
Какие-то ребята, очень медленные, кроме одного, видимо, прокачал свой системник. Его обыграть не получается, но всё равно я в плюсе. Зиро-один-ноль, ноль-уан-уан-уан-зиро-еррор
/Деньги./
Убегаю от кого-то, или за кем-то.
Сквер, самый длинный в городе, но всё равно мучительно короткий.
/Деньги/
Руки в крови.
И вся простыня. Плачу, свернувшись калачиком.
Антенна жутко болит, и не принимает никакие сигналы. Ну и поделом, сам это заслужил.
Кто-то говорит, бросай заниматься этим дерьмом, но у них тоже есть ошибки.
Бесконечность.
В бессистемности ошибок есть система – они есть.
Но относительно отдельно взятого человека, ошибок нет.
Ступени, только ступени.
Бесконечное множество ступеней, которые могут пересекаться, могут не пересекаться.
И если наступить на параллельную Вселенную, то можно изменить всё. И своё и чужое.
В этом вся прелесть совершения дерьма – оно может быть шоколадом.
Для себя.
Не надо его жрать, надо кормить голодных.
Надо-надо, но нет. Всеобщее самокормление процветает.
Дама по соседству сама сосёт свою грудь. А её дочь сосёт
Участились случаи комы среди детей.
Неровный потолок, если по нему ходить..
Стены ровные, но прозрачные, сквозь них можно ходить….
Можно погибнуть..
Если появится настоящее желание….
И переступать через
Многие сделали операции над полом. Кому он нужен?!
Пространство и время.
Но я забыл, что было вчера.
Так много. Тяжелые выдохлись, провода перегрелись, а жёсткий переполнен, и через него выскакивают
Я застрял в сейчас.
Придавило к Вселенной. Нужно чинить себя.
Нужно остановить ускорение.
Раздавит совсем.
Квантовые ступени наступят на голову, если ничего не сделать, но откуда знать, что /дело не сделано/? Столько много всего, может я что-то упустил?
Да, я упустил трамвай,
Пора.

ДЕТИ

- Эй, Светка, хочешь, я тебя сфоткаю?
- Ну давай, - девочка довольно улыбнулась, но тут же осеклась. – А ты что, тоже вставил себе имплант?! Не уподобляйся взрослым, они же полный отстой! Федь!
- Не ной, ты ничего не понимаешь! – половина учеников в классе уже обзавелись своими гаджетами, и Федя решил не отставать от моды. - Вот сама попробуй, тогда и говори.
- Не нужны мне эти железки в теле.
- Хахаха! И это мне говорит та, у которой пупок проколот!
- Тссссс, тихо! Мама ещё не знает.
- Да насрать твоей маме, что её семилетняя дочь пьёт, курит, ругается матом и вставляет в себя разные штуки, потому что предки – ****утые на голову.
- Да ну тебя. – девочка обиженно надула губки, впрочем, тут же сложив их в сладкую улыбочку. – А не хочешь мне вставить?
Читающая лекцию по обратной социологии учительница и ухом не повела в ответ на громко брошенную двусмысленную фразу. Никто из детей её не интересовал, и у неё не дрогнул бы и мускул на лице, если бы сейчас весь класс попадал в эпилептическом припадке. Она выполняла свою работу, получала за неё
/Деньги/
И это было единственным важным моментом. Больные? Их проблемы. Несносные? Шкодливые? Какая разница, лекции прочитаны, дело сделано.
Дело сделано.
Умерли? Ну что ж, её всё равно отмажут.
Учительница продолжала выводить на проекторной доске какие-то трёхмерные графики.
- Что вставить?
Фёдор непонимающе уставил на одноклассницу глаз-фотоаппарат и второй голубой глаз.
- Давай после этого урока зайдём за гаражи, я тебе всё объясню.
- Посмотрим.
Оба на какое-то время умолкли, думая каждый о своём. Света думала о том, как соблазнит своего одноклассника, и займётся с ним грязным уличным сексом. «Да, пора бы уж, а то я уже в первом классе, а всё ещё девственница.»
У Феди были другие планы.
Прозвенел звонок, и школьники выбежали из кабинетов, из школы, по ступенькам.
Сыпью высыпали на залитое солнцем крыльцо. Тут же стали слышны сплетни, едкие как лимон замечания и колкости. «А правда, что Федя отшил Светку?» - «Ага, как шмару последнюю!»
Обеденный перерыв людского муравейника.
От общей массы отделились две первоклассницы. Недавно введённая в обращение униформа, а-ля посмотрите, какая я пай девочка. Белые чулки, в меру короткая юбочка и волосы, собранные в хвостик. Впрочем, за углом школы хвостики были не медля распущены.
- Свет, ты ещё не передумала?
- Да. Нет. Не знаю. Ты – первая.
- Конечно, я сто раз уже курила, тем более что с первого раза точно ничего не будет.
Они шагали, поминутно оглядываясь. Впереди было строение, стоящее торцом к зданию школы. Света споткнулась о какой-то ящик, и процедила сквозь зубы:
- ****ь!
Две девчонки захихикали.
Для полной уверенности, что их не увидят, они зашли за старый тир, больше похожий на крематорий. Юля открыла свою сумочку и, состроив притворно-заговорщицкую мину, достала красивую пачку женских сигарет. Она выпотрошила одну, и набила дурью.
Щёлкнув пару раз зажигалкой, она прикурила тонкую сигарету, зажатую в нежных губках. Затянулась в себя несколько раз. Глаза стали смотреть чуть вдаль, в них отразилась самоуверенность и кайф. Улыбнувшись подруге, она харкнула в сторону.
- На, Свет.
- Давай, ты же хочешь расслабиться?
Отказываться было уже поздно. Трусов в школе сминают катком презрения и агрессии. Света неумело сдавила губами фильтр и так же неумело и долго прикурила. Затянувшись поглубже, она тут же закашляла, подруга – заржала. Света сделала ещё несколько усердных, быстрых тяг. Испуг в глазах сменился безразличием.
- Тебе по шарам дало?, - хихикала с одобрением Юля.
В ответ девочка только загадочно улыбнулась.
Первый шаг всегда самый простой и сложный.
Щурясь от ставших розовыми лучей солнечного света, она мчалась за ускользающим Федей. Свету разбирал смех. Бег был какой-то медленный, а в лёгких до сих пор оставался вкус дыма.
Будто паровоз.
Догнала его уже где-то во дворах.
- Эй! Пойдём уединимся.
- Светка, опять ты! Ну ладно, раз уж такое дело… Ты что, под кайфом?!
Федя остановился и стал её осматривать. Маленькое круглое личико в веснушках, вздёрнутый носик и зелёные глаза с огромными зрачками. Рот кривился в неестественной, пластилиновой улыбке. Из уголка рта потихоньку стекала слюна.
- Пошли, дура, - Федя взял её за рукав и повёл за гаражи.
- Мммм, Федя, ты такой сильныыый… Давай, сделай это.
Девочка задрала юбку и, повиснув у одноклассника на шее, засунула руку ему в трусы.
- Эй, что ты делаешь?! – он оттолкнул её. – Отъебись! Жалкая девчонка, чего удумала? Телячьи нежности…
Света по-рыбьи хватала воздух ртом. Глаза – два огромных озера, которые вот-вот выйдут из своих берегов слезами. Лицо скривилось, выдавливая рыдания.
Вопреки всем фильмам, которые она смотрела, мужчине было плевать на заигрывания. Неудивительно, ему было-то всего шесть, он по сравнению с ней, семилетней, сопляк ещё.
- Ну ладно, ладно. Не плачь. – он взял её за руку. - Извини. Я тебя позвал сюда не нюни разводить, а показать кое-что крутое.
Девочка на миг остановила всхлипы, и уставилась на Федю полным надежды взглядом.
- Я не скажу тебе, где это достал, но это реально лучшее, что человечество придумало для получения кайфа. Все взрослые ей убиваются.
Расстегнув портфель, мальчик выудил оттуда наручные часы, но странные такие – стрелки, часовая и минутная, выходили за поверхность циферблата, и оканчивались остриями иголок.
- Я вчера давал попробовать Стасу Долгушеву, так ты прикинь – он сегодня даже в школу не пришёл, настолько его вставило, наверно, хахаха!
- И как это действует?
- Всё просто! Надеваешь на руку, иголки вонзаются в руку – да, это больно, но потом наступает приход, и ты забудешь обо всём. Это нечто! – Федя врезал по жадно протянувшейся руке, и девочка вскрикнула. – Не так просто. Удовольствие не из дешевых.
- Федь, ну может, я с тобой как-нибудь по-другому рассчитаюсь?
Света с ещё не высохшими слезами попыталась улыбнуться, но Федя сказал, как отрезал:
- Нет. Только за деньги.
/Деньги/
Света вздохнула, и отдала всю стопку отцовской заначки. Федя, пробежав по купюрам пальцами, недовольно глянул на подругу, но нехотя протянул «часы».
- Ладно. Вообще он стоит вдвое больше, но тебе сделаю исключение. Им можно пользоваться всего дважды, после чего место ему в мусорном баке.
- Спасибо.
- Завтра увидимся! – Федя чуть прищурил глаза, но это была не улыбка – он сфотографировал её.
Достав из чехла мобильник, Света набрала свою подругу Юлю, которая отозвалась мгновенно – в её ухе и на нёбе были установлены динамик и микрофон, а мозг вообще полностью укомплектован гаджетами.
- Как дела, подруга?
- Юль, надо срочно увидеться, у меня для тебя есть сюрприз.
- Ну, раз срочно, значит подходи к моей квартире, у меня предков нет уже неделю.
Юлины родители были профессиональными игроками в хартинг, и постоянно были в разъездах. Их дочь росла самостоятельно, как сорняк. Единственным воспитательным элементом были деньги, которые они ей оставляли. То, что девочка ещё не умеет с умом расходовать то, что родители заработали для неё, было для них тайной.
Света подошла к дому подруги. Прямо под её окнами какой-то тупица намалевал краской: «Юля, я тибя люблю», а рядышком уже другой краской было остроумно подписано «хоть ты и шлюха». Девочка схватилась за живот, заливисто хохоча.
«Интересно, она видела?»
Из подъезда вылетел какой-то всклокоченный взрослый мужчина, и Света решила доделать дело, которое еще не сделала. Она преградила ему дорогу, и прильнула головой прямо к паху, благо рост позволял это делать без усилий. Света попыталась снять штаны с глупого взрослого, но мужчина с полубезумно вытаращенными глазами лишь шептал что-то вроде: «Ненадонетрогайдядюпожалуйста.» Неожиданно встрепенувшись, он побежал куда-то, едва не сбив девочку с ног.
Так и оставшись девственницей, она раздражённо пнула дверь подъезда и вошла во тьму, к ступеням.
Входная дверь квартиры распахнулась, и на пороге предстала Юля, краснощёкая, красноглазая и в красном халате. У гостьи от обилия этого цвета зарябило в глазах.
- Ты бы в глаза закапала, что ли …
- Прыгай на диван, и будь как дома.
Повсюду валялись горы какого-то хлама, который, вероятно купили походя, мельком, думая, что когда-нибудь пригодится, но единственная функция всех этих вещей после покупки – это «лежать».
Света осторожно села на краешек дивана, хозяйка же с ногами залезла в кресло и обхватила себя за колени.
Выражение пухлого Юлиного личика сменялось, перетекая с улыбки в интерес, с интереса в вопрос, с вопроса в озадаченность и так далее. Вероятно, она общалась с кем-то виртуально. Молчание затянулось.
- Мне Федя дал кое-что попробовать, но я одна боюсь…
- А?
- Я сказала, что мне дали новую дурь.
- О, что же ты молчала? Отсыпь мне тоже!
- Нет, это что-то другое. Какая-то новая модная хрень, ей взрослые пользуются.
- Да мне без разницы, я по-любому «за»!
- Вот это я понимаю настрой! – Света протянула подруге «часы». – Надень на руку, всё произойдёт само.
Юля критично осмотрела прибор, держа двумя пальчиками.
- На какую руку надеть?
- Не важно.
Юля вновь медлила. Внимательно глядела на иглы, разве что не нюхала.
- А почему ты не попробуешь первая?
- Я уже сто раз пробовала, давай! Тебе надо расслабиться?
- Да, конечно…
«Часы» упали на ковёр.
- Что-то руки вспотели…
Юля нагнулась и подняла эту странную вещицу с пола. Руки дрожали, будто держали ядовитую змею.
- Ты уверена, что это безопасно?
- Да, ****ь! Одевай уже, или ты боишься?!
Юля, выругавшись себе под нос, стремительно надела на запястье «часы», и через секунду ойкнула – сработала инъекция.
Писк. Впрыск. Писк.
Подскочив на месте, будто ужаленная в мягкое место, она задрыгалась в бешеном темпе, это было похоже на какой-то эйфорический танец птички колибри. Движения были хаотичны, и настолько быстры, что Света не сразу смогла поймать подругу за руку, и отцепить от запястья ремешок с прибором.
- Да, подруга, похоже, тебя вшторило не по-детски!
- Яникогданебылатаксчастлива!!! Никогда!!! Никогда!!! Ямогувсё!!! Всёяпобежалатанцеватьжить!
Юля, визжа сиреной, с разбегу прыгнула в открытое окно.
- Ой!
Света испуганно бросилась к подоконнику, но беспокоиться не стоило – её подруга даже не заметила, что, проигнорировав ступени подъезда, прыгнула с третьего этажа. Сейчас она бежала в неизвестном направлении, ежеминутно повизгивая от возбуждения.
В очередной раз обалдело хмыкнув, Света застегнула ремешок «часов» на своём запястье.
Писк. Впрыск. Писк.
Никаких эмоций. Никакого эффекта.
"Что со мной не так? Меня никто не любит, у меня нет друзей, и даже наркота на меня не действует! Я бы с таким успехом могла просто истыкать себя иголками."
В таком подавленном настроении девочка вышла из квартиры, и поплелась вниз по лестнице.
Ступени больно били по ступням. Она старалась мягче и медленней шагать, но всё равно каждый шаг откликался болью где-то в голове. Лестничные пролёты превратились в кусок пластилина, который раскатали в бесконечно длинную и предельно тонкую колбаску; временами Света с трудом протискивалась вперед, рискуя застрять где-то между стеной и перилами. Не смотри вниз - посоветовал ей внутренний голос, и конечно же, назло ему ее внимание обратилось в ту щель, через которую обычно видно оставшееся количество этажей. Конца видно там не было. Дорога только одна. Бесконечно долгая. Полная боли. А что в конце?..
..Старость. Она смотрела на себя в зеркало, и видела старость. Еще вчера изумрудно-зеленые зрачки стали серыми, под глазами темнели круги, а из уголков змеилась парочка чудовищно ранних морщин. Кожа стала жесткой и шершавой, как бумага.
Где-то на границе сознания назойливо жужжала какая-то непобедимая муха. Эту муху звали Страшная Ошибка.
Света не помнила, сколько она вот так стояла перед зеркальцем в туалете у себя дома. Кажется, она добиралась сюда весь вечер и всю ночь, и уже было пора в школу.
- Что ты мне подсунул? Это самая дурная дурь из всех существующих! Ничего приятного в ней нет! Это... Посмотри на меня!
Федя рассеянно глазел куда-то в сторону, пропуская претензии своей одноклассницы мимо ушей.
- Спроси у всех, кто пробовал, одна ты выражаешь недовольства.
- Да?! Что-то я не вижу ни Стаса, ни Юльки. И Кати, и Лёвы, и Ромы. Где они?
- Не знаю, что ты пристала? Всё, деньги не верну.
Федя на прощанье растерянно сверкнул голубым глазом и, не говоря ни слова, покинул кабинет.
Света, последовала за ним, слыша за спиной заинтересованный гомон одноклассников. "Пусть думают, что хотят."
Федя, не замечая слежки, целеустремленно шагал в направлении лестницы запасного выхода. Это место было скрыто от посторонних глаз, и всегда служило чем-то вроде тайной комнаты для поцелуев.
Костяшки пальцев простучали условным сигналом, и дверь со скрипом отворилась.
Света прильнула к стене, чтобы ее не заметили. Федя прошел внутрь и исчез из виду. Девочка подбежала к двери, и, прислонив к ней ухо, стала слушать.
- Ребят, я же просил приходить по одному, дурь новая, серьезная, если меня заметут...
- Замолкни. Мы не собираемся у тебя ничего покупать.
- Тогда... чего вам надо?
- Мы успешно торговали травкой, но после твоей ***ни у нас никто не покупает.
- Да? Мне жаль... Что вы делаете? Я этим только торгую, но не пользуюсь! Не трогайте!
- Сейчас мы посмотрим, мудила, как ты на своё же собственное дерьмо наступишь!
- Мммммм!
Сердце Светы выпрыгивало из груди. Там, за дверью, происходило что-то страшное, и оставаться здесь дольше было крайне опасно. Не придумав укрытия лучше, она встала за портьеру. Не прошло и минуты, как распахнулась дверь тайной комнаты, и оттуда выбежали трое. Света не успела разглядеть, кто это был, видно было только суровые мальчишеские затылки. Глубоко вдохнув и выдохнув несколько раз, Света с замиранием сердца на цыпочках вошла в комнату.
Федя сидел на бетонном полу, привалившись спиной к стене, с безучастностью овоща смотря прямо перед собой. Грудь изредка поднималась и опускалась, но толку в этом не было никакого - это не жизнь, это кома.
Рядом с телом лежали дважды использованные "часы".
Всхлипывая, Света достала мобильник и позвонила в Скорую, а затем, начиная о чем-то догадываться, набрала Юлю. Нет ответа. Стаса. Лёву. Никто не отвечал.
- Но что это? Откуда? Почему так? - никто не ответил на ее крик. Лестница запасного выхода была пустынна, эхо отразилось от ее ступеней.
Горло Светы издало недетский, полный отчаяния рёв,
Лестница, казавшаяся до этого момента монолитной,
Рухнула
Чтобы собраться воедино, подобно рою пчёл, по камушку,
Но вела она теперь не вверх, а в сторону, в появившийся из ниоткуда и ведущий в куда-то коридор.
Света прошла по ступеням, по квантовому коридору и вышла в.

ДЕДЫ

Роман Анатольевич близоруко щурился, пытаясь определить, какой из дорожных знаков виднеется впереди, однако плюнул, и лишь надавил на педаль газа. Скорость всего важнее, а он очень торопился - нужно было успеть поставить две тысячи на сборную Испании по хартингу, потом следовало покормить ручного волка мистера Ваграняна, а затем бежать на работу. Дел по горло, впрочем, как и всегда.
Роман Анатольевич Грачёв был уже пенсионером, и водительских прав не имел, но чтобы крутиться в городской карусели, нужны были колёса, это факт. Приходилось рисковать. Врядли инспекторы дорожной полиции поверили бы ему на слово - достаточно было взглянуть на его сгорбленную фигуру, дряблую, как у шарпея, кожу лица, и беспокойные, подслеповатые серые глаза, как сразу можно было ставить ему приговор - изъятие автомобиля на штрафстоянку, и тюремный срок на два месяца за явную угрозу жизни граждан.
"Долбанные новые власти и их обдолбанные законы! Старикам вообще проходу нет, нас просто травят! Если не рвать задницу одновременно на трех работах, можно копыта отбросить. Надо с этим что-то делать..."
Остановившись на светофоре, Роман Анатольевич высунул голову из окна, и завистливо проводил взглядом гравилёт. Этим летающим пластинам были нипочем все пробки и светофоры, да и выхлопов никаких - они работали от аккумуляторов. Но стоила такая штуковина как двадцать его автомобилей.
"Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого!"
Вжав педаль в пол, Грачёв бросил свою машину в погоню за утраченным временем...
Уже зная, что припарковаться будет негде, он оставил свой Опель за пару кварталов от букмекерской конторы, и быстрым для старика шагом почти побежал к неприметному подвальчику на углу здания. Но куда там - все вокруг носились как одержимые, его обгоняли будто стоячего.
- МанТолич, накогобудетеставить?
- Что, извините?
- На-ко-го-будетеставить?
"Тараторит, будто у него в очке очковая кобра зудит," - подумал Роман Анатольевич, а вслух ответил:
- На хартинг, сборная Испании.
- ГосподинГрачев, вызнаетечтовИспании ужецелыйденьбушует магнитнаябуряимногиероботы вышлиизстроя?
- Да, ну и что? Ставлю на Испанию.
"Сраный роторный пулемёт, ни черта не понятно, о чём трындит."
- МанТолич, вычтотосказали?
- Нет.
"Черт, похоже я произнес это вслух."
- Ладно, мне пора.
Грачёв красный от пота, никак не мог отдышаться, устроился в сидении Опеля, и рванул с места третью скорость. Мистер Вагранян жил на окраине города, следовало спешить, дабы не завязнуть в пробке.
Наилучший маршрут был в данном случае по объездной дороге, так он сделал бы большой крюк, зато дорога там почти всегда пустовала.
Грачёв ехал в гордом одиночестве, за окнами проносился живописный пейзаж – здесь росли берёзы. Да, чахлые и сгорбившиеся от губительного излучения находившейся неподалёку атомно-аккумуляторной станции, но и это взбудоражило старика не хуже нашатырного спирта под носом.
Он задумался о том, как в молодости часто приходил в этот лес, просто так, погулять. Нынешние дети уже забыли как выглядит лес, им подавай все эти новомодные приборы,  встраиваемые в тело чипы и эти тупые голограммы, которые делали всё, что ты захочешь. И слушать не хотят старшее поколение, пока не преподашь им урок. Хотя, не все понимают намёков, да что там намёков…
Роман Анатольевич понимал, что с годами стал циничнее и черствее, но ведь по-другому никак – жизнь ломает наивных людей, вдавливая в придорожную пыль.
Однажды, еще пацаном, он ехал в трамвае. Как обычно, люди набивались в него с остервенением форели, стремящейся во что бы то ни стало попасть в свою реку. Какое там яблоку упасть, трудно было вздохнуть полной грудью!
Он был очень мал тогда, ростом по пояс взрослому человеку, и его часто не замечали, зато он мог видеть многое.
Это была худющая женщина в поношенной куртке. У неё были бегающие глаза неопределенного цвета, и странное шевеление сзади. Хвост?!
Тут он заметил, что один из рукавов её куртки пуст – рука гуляла где-то вокруг неё, словно сама по себе. Скрюченные пальцы, что-то ищущие в чужих карманах. Странное существо – помесь суккуба и спрута, оно напугало тогда Романа Анатольевича.
Она, видимо, заметила его взгляд, потому что замерла и бочком двинулась к выходу.
Тогда он был слишком мал, чтобы понять то, что увидел, иначе обратил бы на неё внимание взрослых. Сейчас же Роман Анатольевич стар, и понял. Понял настолько, что не судил её.
Он чуть замедлил ход машины, проезжая по дороге, змеящейся по  вершине местной плотины. Вдаль, насколько хватало обзора, высились зелёные живые существа - деревья. Они жили по своим простым законам, более гуманным, чем законы человека, перекрывшего ход великолепной анаконде реки, дающей жизнь всему вокруг. Но даже будучи в плену, бесконечно огромная водная гладь производила на него впечатление. Отсюда открывался красивейший вид, и он стоил пары потерянных минут.
Их Грачёв наверстал уже возле дома мистера Ваграняна, просто-напросто припарковавшись на свободном, видимо, чужом месте.
Ручной волк по имени Рурк был смышлёным животным, и не бросался на тех гостей мистера Ваграняна, которые приезжали его кормить. Иногда, если человек ему особо нравился, он мог даже поблагодарить его, прохрипев «спасибо», но чести поговорить с Рурком люди удостаивались редко, даже сам хозяин.
Грачёв насыпал волку в миску комбинированный мясной корм, и включил головизор на тот канал, где должна была играть команда Испании по хартингу.
Хартинг – увлекательное зрелище, и Роман Анатольевич должен был признать, что и у нынешнего поколения есть чему поучиться.
На площади, равной пяти футбольным полям, были беспорядочно выставлены баррикады, выкопаны рвы, наполненные водой, и прочие прелести. С двух сторон друг на друга бежали десять игроков, сидящих в боевых роботах пехоты, этих двуногих, высотой в четыре человеческих роста ходячих танках, и, стреляя друг в друга из электромагнитных пушек, пытались забить тяжёлый металлический мяч в голографические ворота соперника.
Игра включала в себя множество нюансов, и чтобы ставить деньги на ту или иную команду, надо было очень хорошо разбираться в них.
Грачёв всерьёз увлекался хартингом, читал литературу и постоянно следил за новостями.
Впрочем, интерес оправдывал себя – деньги он выигрывал, и немалые.
По крайней мере иногда мог позволить себе купить подарок или игрушку для внучки.
Грачёв пережевывал витаминизированную пасту и беспокойно смотрел за хартингом. Обстановка на поле боя была не лучшая - его команда проигрывала. Испанские роботы, оставшись втроем против пятерых, яростно отстреливались, спрятавшись за бетонным блоком. Соперники же, вчетвером обстреливая укрытие, не давали высунуться, а оставшийся игрок спокойно вёл мяч к воротам. Удар - гол!
- ****и!
Роман Анатольевич выдернул шнур из розетки. Раздраженно оделся и вышел.
Каким бы ни был острым ум, удача - дама капризная. Но еще немного, и он научится повелевать ей. Фортуна тоже наука, а всякую науку можно познать.
Её Грачёв познавал в НИИ, где и работал уже двадцать три года.
На проходной его знали все охранники, но всё равно каждый раз строго спрашивали пароль, изучали паспорт, и только тогда улыбались ему, пожимали руку и впускали внутрь. Та же история была и с выходом за территорию.
Строгая секретность касается абсолютно всего, что творится внутри этого НИИ.
…Роман Анатольевич устало повторил пароль охране, и поехал на своём Опеле в одно питейное заведение после окончания трудового дня. Пятница.
Во рту приятно разливается пивная горечь. Она притупляет вкус дня. Скоро опять придется начинать все сначала. Но пока что здесь и сейчас - есть только мгновение. Отчего-то все торопятся поскорее его пропустить дальше... Отчего-то все торопятся жить.
Да, он тоже не святой. Далеко не святой. Грачёв вспомнил, ему было тогда шестнадцать лет, он напился, довольно сильно. Без повода, просто так, потому что хотелось казаться взрослее – напился в одиночку. Когда вечером пришли милиционеры, доктора, ещё какие-то люди, и сказали мальчику, что его мать умерла, он даже не расстроился. Настолько был пьян, что не воспринял эту весть, как ни старался. Ни одной слезы не вытекло из его глаз. Потом, конечно, протрезвев, он ужаснулся – что же теперь делать?! И начался горький, как земля, марафон – юноша бегал по похоронным агентствам, по налоговым, по еще куче непонятных мест, собирал справки, брал в долг у малознакомых людей, сам ночами работал грузчиком… Многое нужно было успеть, просто ради того, чтобы похоронить собственную маму. Наверное, тогда Роман Анатольевич и понял впервые и по-настоящему, что такое современная жизнь, и возненавидел её. «Кто успел, тот и съел».
Спешка.
А ведь так приятно иногда просто остановиться и поглядеть со стороны на всё, что тебя окружает. Запечатлеть в своей памяти что-то незабываемое, и вспоминать потом с улыбкой. Ведь, если нестись без остановки, подобно паровозу, проедешь мимо старости - той самой станции, на которой можно насладиться былыми делами. Сделанными, или не сделанными. Ошибками, или правильными выборами. Подумать, "а что было бы, если?" Может, где-то в параллельном мире другой Грачёв живет в Лондоне, или сидит в тюрьме, или вообще мёртв?
Брррр.
Роман Анатольевич потряс захмелевшей головой. "Похоже, мне хватит алкоголя на сегодня". Заплатил бармену за пиво.
/Деньги/
И вышел из бара.
По ступеням.
/Резонанс\
Коридор без конца и без начала.
Освещение исходит из пористой поверхности стен, каждая пора, каждый миллиметр разного цвета, разного оттенка.
У Романа Анатольевича заболели глаза, и он прикрыл их руками, а когда убрал, увидел перед собой...
Старую девочку, которая сказала:
- Привет, дед.
И он ответил:
- Привет, внучка.
- Зачем ты это придумал? Оно ведь убивает людей...
- Не убивает, а останавливают в одном бесконечном мгновении, что, в принципе, еще хуже. – Роман Анатольевич слушал чётко сформулированные девочкой вопросы, и так же спокойно отвечал на них. Его уже ничего не удивляло. - Но я этого не хотел, все вышло из-под контроля. Я не думал, что все это дойдет до детей. Мне очень жаль. Я просмотрел это. Дети оказались самыми быстрыми, но и самыми слабыми. На взрослых это действовало иначе.
- Как? Зачем?
- Изначально это задумывалось как возможность изменять настоящее посредством вычленения всех ненужных тебе Вселенных, и оставлением нужных. Но вскоре обнаружились серьезные побочные эффекты, из-за которых это засекретили и запретили. Подопытный объект терялся во временных переходах, неизбежных при таких квантовых отражениях... Не думаю, что мои объяснения тебе понятны, проще говоря - объект переставал отличать реальность от того, что происходило в его измененном сознании. Вселенная, в которой всё для него было идеальным, где он все успевал и у него все получалось не существовало. Все это было лишь в его голове, а в реальности была лишь та, в которой он все успевал. В общем, прибор срабатывал лишь на временные витки, а витки событий оказались пока неподвластны нашему контролю.
- Почему такое оказалось у людей? Это же смертельно опасно! Мои друзья мертвы...
- Мне жаль, мне очень жаль, девочка моя. Всё это очень сложно. Я в тайне от начальства стал продавать экспериментальные образцы, чтобы все увидели наконец, к чему ведет спешка. К могиле. Чтобы люди научились радоваться моменту. Ведь лишь наступив на грабли, человек начинает задумываться.
- Это глупо, дед. Это по-детски глупо и очень цинично. Можно ведь по-другому.
- Ты мала ещё, чтобы судить меня...
- А я буду судить! Что? Меня своим наркотиком угостишь? Меня уже угостили. И посмотри теперь, как я ценю момент. Как я ценю жизнь. Я превратилась в старуху!
- Но... Как так вышло? Почему с тобой так произошло? Этого не должно было быть!!!
- Я бы тебе сказала свои мысли на этот счет, но какого хера?! Тебя не волнует ничего, кроме твоих ужасных научных опытов. Думай сам, если тебе это так нравится.
- Девочка моя…
- Если хочешь, чтобы у человечества было реальное будущее, а не навязанное тобой псевдоидеальное общество роботов и старпёров, ты должен сделать так, чтобы у людей не оказалось «часов».
Роман Анатольевич молча буравил взглядом свою внучку. Долго. Он думал, просчитывал варианты, прикидывал все «за» и «против». В его голове возникла табличка из двух колонок «добро» и «зло», и стала заполняться. Больше, меньше, меньше, больше.
Он ещё раз промотал всё назад, и глаза его вспыхнули – разгадка лежала на поверхности, и как он сразу этого не понял? Вот, даже семилетняя девочка додумалась сама, а он…
- Я всё сделаю, Светочка. Да. Выходи вот в эту дверь.
Роман Анатольевич отворил непонятно откуда взявшуюся среди абсолютно ровной стены дверь, и сделал приглашающий жест.
- А ты?
Он пожал плечами:
- Для меня подойдёт эта дверь.
Он указал на ещё один проём, появившийся напротив первому.
Света хотела было возразить, но дед буквально впихнул её в мир и сам шагнул в свой.

- Юль, ты меня слушаешь вообще?
- А? Прости, прости, я немного задумалась.
Света гневно посмотрела на свою подругу, которая спустилась с кресла на пол, и, разместившись на мягком ворсе ковра, играла с голографической куклой в салочки.
- Юля!!! Новая дурь, самая крутая, ей все взрослые убиваются.
- Мне пофиг, я всегда «за». Сыпани мне немножко.
- Нет, это кое-что другое. – объясняя заинтересовавшейся девочке принцип действия прибора, Света внезапно почувствовала приступ дурноты. Что-то было не так. Странное ощущение, будто это уже с ней когда-то происходило, хотя она была уверена в обратном.
– Ты что, боишься?
Света смеялась над своей подругой неестественным каркающим смехом.
Юля тихонько выругалась себе под нос и надела «часы» на руку.
- Ай!! Ты дура?!
Девочка стряхнула на пол прибор, всё ещё жужжащий шмелём. Из двух маленьких точек на запястье вытекло две капельки крови. Она зарыдала в голос.
- Ууууу больно!!! Дура!
«Дура» в ответ лишь посмеивалась, поминая Федю недобрым словом.
Поняв, что это розыгрыш, Юля, всхлипывая, вытолкала ничего не понимающую гостью за порог.
Света спускалась вниз, вспоминая, как сегодня на уроках ехидно ухмылялись Стас, Федька, Лёва, и ещё ребята, видимо, уже испытавшие на себе новый прикол, и предвкушавшие новую порцию позитивных эмоций. Яснее ясного, что нет никакой «взрослой» дури, всё это лишь байки для дурачков, проверка на вшивость.
«Ну, я им покажу завтра!» - подумала Светка, открывая дверь подъезда, и осеклась.
Какой-то лохматый мужик затолкал её обратно во тьму. Липкие руки заелозили по её одежде, полулаская, полу-пытаясь-раздеть.
- Маленькаяидисюда яхочусделатьтебяженщиной…
Света, пискнув комариком, врезала туфлёй монстру промеж ног, даже не обратив внимания на его странную манеру говорить скороговоркой, и пока тот изображал рака, нагнувшись и выпучив глаза, она выбежала прочь, не останавливаясь.
Дальше, дальше, прочь от этого места. Места, где она чудом избежала первого шага в бездну.
Мужчина, немного отдышавшись, обиженно буркнул что-то о своей антенне, и бросился по только что появившейся лестнице, ведущей куда-то влево и вниз. Лестнице, видимой только ему.

Роман Анатольевич спустился обратно в полумрак бара, колени его дрожали от пережитого. Такие решения не каждый день приходится принимать.
- Сто… Нет, двести грамм водки. – бросил он бармену.
Тот, если и удивился странному поведению деда, то вида не подал. Молча налил.
У него своя правда, у неё своя. Она ребёнок ещё, да, но это не означает, что она не права. Это значит, что у неё свои, лишенные цинизма и чёрствости убеждения.
Пусть попытает счастья в своём мире, где нет угрозы нарваться на смертельно опасные грабли, предназначенные вообще-то не для детей.
Конечно, они стремятся быстро повзрослеть, и поэтому обречены повторять ошибки взрослых, хавать ту же дрянь. Отсюда и появляются эти эффекты, мгновенного старения – у «чистых» детей, и впадения в кому - у детей роботизированных. Палка о двух концах.
Вот так и выходит, что развилкой двух дорог стала его внучка. Первая дорога – без «часов» и без Романа Анатольевича Грачёва. Вторая дорога – с Романом Анатольевичем Грачёвым, без Светы, с постоянно увеличивающимся количеством впадающих в кому школьников, и их родителей… ползающих у Грачёва в ногах, молящих прощения, и кающихся во всех своих грехах.
И весь этот кошмар на его седой совести. Одно утешает – всё это непременно закончится хорошо, и лучше чем было раньше. Спираль раскручивается, расширяясь – так всегда было, и так будет.
Всё будет хорошо.
Это было тостом.
Не успел Роман Анатольевич закусить, как его бесцеремонно схватили за плечо. Он развернулся, и устало скривился – это был один из его клиентов.
- ДедМазайдайподзарядитьсямненадовремени.
- Отвали, мне сейчас не до этого, не видишь что ли?
В ответ нарик неуловимым движением шлёпнул старика рукой в живот и стремительно покинул бар. Только после его ухода Грачёв почувствовал это – сонливость напала так яростно, что голова сама собой свесилась вниз, к груди. Что это там внизу? Уже накапало. Целая лужа крови. Это его кровь.
Роман Анатольевич рухнул на пол. В голове пронеслось: «Всё будет хорошо».