МУЗА

Осень, опять эта сырая капризная леди. Как она достала своим изменчивым, капризным характером в прошлом году, Иван помнил отчетливо. Помнил депрессию, потерю аппетита, ну а самое главное – лень. Это мерзкое чувство отвращения ко всему, к еде, к работе, к общению. Хотелось завыть и убежать в нору, но это было еще полбеды, хуже всего то, что он бросил писать. Бросил жить своей жизнью, бросил дышать. Ведь для поэта  - писать, означает жить. Каких трудов стоило ему вернутся в нормальную, привычную колею жизни знает только Ольга. Вернее сказать, сколько трудов она вложила для того, что бы вернуть его к этой нормальной, привычной жизни. Иван вздохнул, отошел от окна и сел опять за письменный стол. От созерцания ярко рыжего полотна листьев разбросанных ветром в округе возле дома настроение не улучшилось, муза, будь она не ладна, куда-то запропастилась и никак не хотела подсказывать рифму. Может отложить и поиграть в бильярд, выпить вина, чтобы улучшилось настроение и эта капризная дрянная девка все-таки почтит его своим визитом? Но отлаживать написание было нельзя, заказ был срочным и гонорар был солидным, а учитывая скудность его запасов, это были весомые аргументы. Так, что придется рифмовать шаблонно. Ваня не любил так работать, он любил создавать, а не топорно изготавливать. Но учитывая обстоятельства, придется не сочинять, а складывать, как это ни прискорбно, тем более учитывая дикцию, и грамотность заказчика, боятся, было нечего. В его устах частушка с любовным смыслом могла звучать как гимн любви. Но в тех стихах, в которых вложен глубокий смысл, где многогранность слов плавно перетекает в чувства, ему разобраться было не под силу. Он бы сбился на второй строке, и тем самым выказав себя, купить стих не зазорно, зазорно быть уличенным в том, что выдавал чужое за свое. И если на пирушке почти каждый знает, что пышный тост сказанный хозяином, наверняка написан чьей-то твердой рукой.  То ни один, даже самый большой дурак  не признается своей возлюбленной, что эти искрение слова, от которых она рыдала ночью, слова другого человека.
Разобравшись со своей совестью, Иван быстро сел, полистал парочку сборников, великих и могучих, слава богу, Русь не обделена была талантами в былое время. Для составления шаблонов он не пользовался словами великих умов, нет, это позор, уличенный в котором теряет свою честь. Нет,  Иван был умен, и изворотлив, он не воровал, ни слов, ни рифмы. Он крал самое дорогое, что оставалось, музу. Вернее ее остатки, но этого вполне хватало на сносный шаблон. Читая отличную поэму своего кумира детства, Ваня начал мурлыкать себе этот мотив под нос, как бы подпевая себе под нос, сочиняя к стихам мелодию. И когда мелодия окрепла окончательно, бросил книгу и схватил карандаш. Лист, приготовленный заранее, стал наполняться смыслом, соединяясь с причудливым урчанием Ивана в песню любви.  О Эвелина, дорогая, я помню только о тебе, и мое сердце замирая……….. Дело пошло, через пол часа хороший сонет, без единого исправления лежал на столе перед Ваней. Можно было собой гордится. Но, гордиться было нечем, Иван считал это воровством, и никогда даже близкому другу, в пьяном бреду не рассказал бы этого. Когда-то это было нормой его написания, нормой его жизни. Взял чужую идею развил до небывалых высот и пользовался сливками. Он не воровал идею, он продлевал ее, писал то, что не дописал автор, вернее писал продолжение. Но когда явилась она, все изменилось. В тот вечер Иван тщетно пытался придумать что либо, для тренировки своего собственного стиля.
Но в который раз запнувшись, понял, что это ему не под силу, он так и будет воровать крупицы со стола известных поэтов, никогда не разделив с ними трапезу.
Она ворвалась в его жизнь, казалось обыденную, и взвешенную как ураган. Своей чудовищной разрушительной силой, перевернув всю его спокойную жизнь с головы до ног. Он полюбил ее сразу, как только увидел. Говорят, чтобы понять, что любишь нужно время. Иван в нем не нуждался, он понял все и сразу. Также необратимо, как и смерть, любовь забрала то, что ей принадлежало по праву. И никто, не мог ей помешать, нет, конечно, Иван делал какие-то попытки призвать разум, но почти сразу понял, что попытки эти, ни к чему.
Ольга, а это была именно она, была юной и прекрасной богиней, словно только что сошедшей с Олимпа, и в этот момент он понял, что хочет писать, писать самостоятельно, без подсказок. Писать для нее, высказывать, свои чувства, ярко и красочно. Она была его музой, его мотивом, его песней. И он запел, почти  десять лет Иван творил, творил для нее, ради нее, и во имя ее. Его знали, его почитали, и считали хорошим поэтом. Не поддельным рифмоплетом, а именно поэтом. Он грелся в лучах славы, а она грелась рядом с ним. Иван упивался известностью и гонорарами, а она была просто счастлива от того что он рядом. Его приглашали на встречи, воздавали ему почести, а она ждала дома своего ненаглядного, никогда не спрашивая, почему так поздно. Главное, что он пришел. Но когда Иван уже свыкся с ее ролью покорной, и ласковой музы, она ушла. Ушла ничего не сказав, ушла, оставив его одного. И лишь в этот момент Иван понял, что Ольга значила для него. Вот уже полгода как ее нет, нет рядом с ним. Вместе с Ольгой ушла муза, не попрощавшись, не оставив никаких известий. Теперь, когда он опять ищет вдохновение в чужих книгах, чужих стихах, Иван понял, на сколько, он был глуп, и слеп. Главное побороть лень, он уже нашел адрес родственников Ольги, осталось дело за малым. Собрать всю волю в кулак, и спеть ей песню, песню любви, ту, что он услышал первый раз, взглянув в ее бездонные глаза. Песню слова, которой заставляли трепетать самые черствые сердца. Песню, его не объятых чувств к ней, его любви к ней. Ведь без нее он даже не поэт, а так куплетист без нее нет и не будет находиться тех слов которые нужны без нее…. Ему нужна она…
Осень, это пора лени и унынья, пора, когда хочется выть, забившись в свою нору, пора, когда все вокруг готовится к спячке.
Сегодня он пойдет к ней.