Гена

               
  Его привела мама. Он оказался, вопреки моим опасениям, маленьким, худеньким с большущими глазами, которые слегка косили от волнения, и смешным хохолком на макушке. Я ожидала увидеть верзилу и, готовясь к этой встрече, перебарывала в себе чувство неприязни к этому второгоднику. Его прежняя учительница характеризовала его как хулигана и злодея. И теперь я была прямо-таки радостно удивлена. Он мне понравился.
- Так это и есть Гена?! – воскликнула я.
- Он самый, - улыбнулась мне его мама и погладила сына по макушке. Хохолок на мгновение прилёг и тут же встал торчком. В глазах же Гены загорелись какие-то радостно - любопытные искорки, а уголки рта поползли вверх. С  минуту мы с ним радостно улыбались, рассматривая друг друга. Потом я ему предложила устроиться за первой партой.
       Мама напутствовала сына: 
- Учись, сынок, слушайся учительницу, старайся.
- Не беспокойся! – ответил сынок и показал ей растопыренную ладошку. – Всё будет нормально: мне здесь нравится.
  Он стал сразу своим в классе. Вопреки предсказанию его прежней учительницы, Гена не пропускал уроки и не избегал ребят. Он был невероятно общителен и деятелен. Ему нравилось дружить с ребятами.
 Приходил он в класс в чистеньком выглаженном костюмчике и белоснежной рубашке. Уходил встрёпанным, в пыли, в чернилах, из-под пиджачка выбивался галстук с отгрызенным кончиком. На следующее утро он был снова чистым и выглаженным, хотя костюмчик оставался прежним. Видимо, мама за ночь приводила в порядок одежду сына.
 Освоился он мгновенно. На первом же классном часе, когда все слушали мою продуманную, заранее подготовленную речь о том, как будет жить наш пионерский отряд  4-го «а», как мы будем бороться за право носить имя замечательного человека генерала Карбышева, Гена вдруг взорвался массой ценных предложений: устроить соревнования по прыжкам, подготовить концерт, пойти всем классом в лес. И всё это, конечно, завтра. Ему хотелось немедленно что-то делать. Я поняла: с Геной не соскучишься.
 У меня было «окно», и я сидела в учительской над тетрадями. Вдруг распахнулась дверь, вбежала моя приятельница, математик Валентина Георгиевна. Она, потирая перепачканные мелом руки, обежала вокруг длинного стола и, уже выбегая в коридор, крикнула мне:
 - Он меня с ума сведёт!
 Я встала и не спеша пошла за ней, прекрасно понимая, кто это «он».
 Дверь в мой 4-а была открыта. Я пристроилась у окна напротив, чтоб видеть, что происходит в классе. На доске были записаны задачи, класс готовился к самостоятельной работе.
 Валентина Георгиевна, взяв себя в руки, подошла к столу и неестественно спокойным голосом продолжила прерванное объяснение.  Все ребята смотрели на неё, только Гена за первой партой рылся в своём портфеле и, как мне показалось, что-то лепил из пластилина. Я понимала, какого напряжения стоило Валентине Георгиевне  «не обращать внимания» на него. Она говорила:
 - И так, друзья, нам надо выяснить, сколько же процентов влаги содержалось в этом сложенном на чердаке сене…
  Её прервал вопль:
 - Ну, какой дурак  кладёт на чердак сено с влагой?! Нельзя!  Поймите, наконец, нельзя этого делать!  Гена воздел руки, на лице его было выражена мука.
 Валентина Георгиевна снова позеленела, крепко сжала руки, помолчала, повернулась всем корпусом к Гене и сказала, явно едва сдерживая ярость:
 - Хорошо, Гена. Я дам тебе другую задачу, а пока не мешай нам.
 Она продолжала объяснение, а Гена продолжал что-то лепить.
   С математикой у него почему-то особенно не ладилось. Когда им объясняли, что такое периметр и как измерить площадь прямоугольника, он, немного послушав, завопил:
 - Стенки померим, а выйдет пол, да?! Так не бывает!
 _ Учительница показала наглядное пособие по этой теме: разбитый на мелкие квадратики прямоугольник. Гена внимательно его осмотрел, с минуту поразмышлял и снова закричал:
 - Дырки должны быть в каждом квадратике!
 Он не умел объяснить, но не мог и согласиться с тем, что длина, умноженная на ширину, даёт площадь, так как линии не могут заполнить собой квадрат.
 Работать с классом в присутствии Гены было некогда: он полностью овладевал вниманием учителя, требуя немедленных ответов на все его почему. Поэтому я и застала Гену в коридоре. Он стоял недалеко от двери своего класса и ковырял каким-то крошечным гвоздиком стену.
 -Выгнали? – спросила я, подходя к нему. Он , не переставая ковырять стену, покивал мне головой. 
 - Ты портишь стену, Гена, - сказала я, протягивая ладонь. На неё сейчас же лёг маленький тёплый гвоздик (мы понимали друг друга без лишних слов), а Гена совсем отвернулся от меня.
 - Опять математика неправильная? – поинтересовалась я, обращаясь к Гениной спине. Он снова утвердительно помотал головой.
 - Ну, что у вас там сегодня?
- Площадь и ещё периметр… Если скласть все стороны, так периметр. А если только две – так сразу площадь! – возмущённо обернулся ко мне Гена.
- Так ведь две-то не «скласть», - передразнила я его, - а помножить надо!
 - Так и что? Всё равно четыре-то больше, чем две! И четыре могут сделать площадь. А две не могут! Сбоку ничего нет и сверху пусто!
   Я не знала, как переубедить его и предложила:
- Давай попробуем измерить площадь стенгазеты.
  Он согласился, кивнул и неожиданно вынул из кармана складной железный метр. Весь урок мы с ним, таская за собой стул в качестве подставки, лазали по коридору, измеряя площадь всех многочисленных витрин и стендов.
    К концу урока Гена, наконец, смирился с тем, что перемноженные две стороны дают площадь прямоугольника, и повеселел. И когда после звонка на перемену из класса вышла учительница, он бросился к ней, потрясая листом с нашими вычислениями. Она метнула на меня испуганно-вопрошающий взгляд, остановилась и терпеливо выслушала радостное сообщение Гены о площадях школьных витрин.
 - Хорошо, Гена, молодец, - смиренно похвалила его Валентина Георгиевна. А Гена ринулся в класс, схватил свой дневник и хотел бежать в учительскую, чтоб «она написала», что он молодец. Но его звеньевой строго остановил его:
- Запиши домашнее задание. Коробочку, куб называется, склеить надо. Гена замер на миг, а потом швырнул дневник, бросился на парту и заплакал.
- Что ты ревёшь! - изобразила я негодование. Он поднял на меня заплаканную слезами рожицу:
 - Пока мы там площадь мерили, они тут вона какие коробочки повырезали!
- Обведи Юрину коробочку, а дома вырежешь и склеишь, - посоветовала я.
 Он схватил, смяв, конечно, из рук своего звеньевого развёртку куба и принялся обводить её прямо на раскрытую тетрадь по русскому языку. Рука его не слушалась, обводка получалась какая-то кривая. Гена кинулся к Юре с кулаками, вопя:
- Нарочно кривую коробку дал! Нарочно!
- Мой куб не кривой! – оскорбился Юра, и мгновенно завязалась драка. Я бегом вернулась из коридора, схватила Гену за плечи. Он резко обернулся, чтоб отбить «третьего», но, увидев, что это я, уткнулся мне лицом в живот и заревел с новой силой.
 Мы с ним тихонько отошли к стене коридора, и проходившая мимо директор сочувственно сказала мне:
 - Трудный, трудный мальчик…
 - Иди, умойся, - сказала я трудному мальчику, и он опрометью понёсся в умывальную.
   Трагедия с кубом закончилась на следующей перемене. За урок пения Гена, видимо, обдумал, как отомстить математичке. Сразу же, как только класс отпустили на перемену, он ринулся к двери 9-го класса, выждал, когда оттуда вышла дочь математички, красивая рослая девушка с длинными, ниже пояса, косами, схватил её за косу и закричал:
 - Сделай мне коробку, какую твоя мамка нам задала!
  Светлана остановилась, спокойно высвободила косы, улыбнулась, спросила:
 А как же называется эта коробка?
 - Куб! Вот как! Сделаешь?
 - Сделаю, - смеясь, пообещала Светлана.
 - Не забудешь? – сияя, поинтересовался Гена.
 - Не забуду, - заверила Светлана и пошла в физкабинет. Гена радостно помахал ей вслед рукой и сообщил проходившему девятикласснику:
 - Во девка! Не то, что мать!
    Все классы к 23 сентября, дню рождения школы, делали школе подарки.
     Гена приволок целлофановый мешок, набитый этикетками от спичечных коробков. Все четыре урока Гена вертелся, а из парты сыпались этикетки, он их поднимал, запихивал в пакет… Ему было не до уроков. Наконец, четвёртый класс отпустили домой, а я пошла на пятый урок в 10 класс. Гена же отыскал завхоза, добрейшего Петровича, и, задрав голову, потребовал:
 - Большой бумаги дайте. Во, - он потряс пакетом, - клеить буду. Подарок получится!
 - Ах, подарок, - сказал Петрович понимающе и выдал Гене два листа ватмана, посоветовав их склеить.
  Гена обосновался в столовой. Он сдвинул два стола, разложил листы и принялся клеить на них этикетки. В столовую заглядывали учителя, уборщицы, старшеклассники – Гена ни на кого не обращал внимания. Он весь был в клею, ватман уже утратил свою белизну.
 - Грязновато что-то получается, Гена, - заметила я ему.
  Он отмахнулся, бросив мне:
 - Заклеится, подкрасим – будет порядочек.
   Он трудился два часа без перерыва. Я, закончив уроки, подсела к нему и стала помогать. Наконец, «стенд» был готов, и мы вдвоём за уголки понесли его в кабинет директора. Пришёл и Петрович, и втроём поблагодарили Гену за подарок. Очень гордый и с чувством удовлетворённости Гена пошёл домой: он хорошо поработал.
    Я пришла на урок русского языка в мой 4-а. Ребята встали, приветствуя, только Гена что-то замешкался, пряча в парту какой-то свёрток.
   Пока звеньевые рапортовали о готовности звеньев к уроку, а я записывала тему в журнале, Гена всё что-то устраивал в парте. Потом, когда я писала на доске, то заметила, что Гена то и дело лазит левой рукой в парту, а потом облизывает пальцы.
 - Что у тебя там? – поинтересовалась я.
 - Мороженое, - сообщил Гена и озабоченно добавил:
 - Четыре порции. И все тают.
 - Да. Положение, - посочувствовала я. – Может, пойдёшь в коридор и съешь?
   Гена согласно кивнул и выгреб из парты четыре вафельных стаканчика, вопросительно посмотрел на меня, я кивком подтвердила решение. И он пошёл вон из класса, прижимая к груди стаканчики.  Ребята  молча проводили его взглядами.
 - Может, тебе помочь, Гена? – спросила я.
 - Не, я сам, ответил он и скрылся за дверью.
      Через 15 минут я выглянула в коридор. Гена сидел на скамеечке для цветов под большим портретом Ленина, справа и слева от него лежали стаканчики с мороженым, а он наслаждался – лизал их по очереди.
  Когда я пришла после урока в учительскую, завуч спросил меня:
 - У вас опять приключение в классе? Выхожу в коридор, а там под портретом Ленина вместо цветов ваш Гена, обложенный мороженым. Говорю: «Что ты тут делаешь?» - «Меня, - говорит, - классная послала мороженое есть». Что это?
 - А это у они репетировали живую картину «Счастливое детство», - смеясь, сказала директор.
                Но оказалось, что для счастливого детства не достаточно четырёх порций мороженого.  У ворот школы после уроков я застала прижавшегося к столбу Гену. Плечики его вздрагивали от беззвучного плача.
 - Чего ты, Гена? – обняла я его. Он обернулся ко мне.
  - Математику я не понимаю, по истории я не знаю, - сквозь слёзы жаловался он. – А её дочка всё знает и пятёрки получает…  И карточка её на «Наших отличниках»…  Конечно, ей что…  По математике не поняла – мамка объяснит дома. По истории не знает – папка растолкует. Можно так «нашим отличником» быть, чего ж.
  Он глубоко переживал несправедливость своего положения сына матери-одиночки.


Рецензии
Очень тронула история про мальчонку...
Сколько внимания, проницательности, тепла и добра нужно
истинному Учителю!!!
Светлая Память!..
С уважением,-

Ордина   12.07.2018 06:40     Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.