Близнецы одной души с крыльями за спиной

Умные люди до сих пор не могут найти ответ на вопрос: отчего мы не можем летать. Кто-то молча пожмет плечами, а кто-то посмеет высказать опровержение. Он выйдет из толпы, такой же пыльной, как дорога, по которой он дошел сюда, и скажет:
- Вы просто не умеете танцевать!
Это прозвучит достаточно зычно, так чтобы никого не смогло обойти мимо это заявление. Все замолчат и, сникнув, согласятся, нажав внутри на невидимый рычаг. Они вспомнят о том, что когда-то им было под властно чуть ли не все, и  это оттого, что казалось, что эта песня не закончится никогда.
Они умели летать, оперевшись об землю. Им было под силу чувствовать воздух, замирая на  мгновенье в невесомости паузы, а потом, словно рьяная птица без полета, возвращаться в спокойное русло отрепетированных движений.
Так они учились летать, словно неумелые птенцы, подражающие зрелой стае, для которой сами, того не зная, они не создавали препятствий, и потому их кумирам  было все под сильно.
Втихаря, перед  зеркалом, в комнате, где существовали только двое: твое отражение и то, что позволяло тебе видеть того, кто подозрительно походил на тебя живого, ты незаметно от себя пробовал на вкус и горечь и сладость этой роскоши умения танцевать. Подражал  своим кумирам и рождал, также молча, что-то свое, самое первое, и потому самое ценное, чему давал глухое имя, по которому тело откликалось повтором былого. Тело жило, жило отдельно от души, которая провоцировала всякий раз на смелые подвиги в танце, а оно послушно изгибалось по просьбе без лишних слов. Ты же без выбора велся на уловки собственного мира внутри, спрятавшегося в сердце, в котором тихо существовало рвение к прекрасному. А ведь были дни, когда красный комочек в левой стороне груди пылко бился  об стенки вокруг, упиваясь болью от тесноты, и, читая молитвы о том, чтоб там, где живет его переносчик, нашлось что-то подходящее и для него. Непонятно как, но стонам изнутри удалось потревожить невозмутимый покой сознания, которое повлияло на то, что сейчас послужило на пользу его же покою. Все это произошло за одно мгновение, казавшимся сном понапрасну, и в этом ты убедился сейчас, усмехаясь своему двойнику на стекле.
Опять тревожат воспоминания, буйным ветром рвущиеся в голову, забитую иными проблемами. Но сейчас, когда вроде бы вдохновение умерило свой пыл, ты с легкостью дозволяешь случиться просмотру отдельных эпизодов, для чего смиренно опускаешь веки.
Тогда ты ещё был намного моложе, чем сейчас, и ввиду своей юности ещё мог легкомысленно менять увлечения, как перчатки, зная, что до серьезной жизни у тебя ещё много времени. Но то, на что ты слепо полагался, прознав про твои планы,  в злобе прибавило скорости, да так, что с минуты на минуту решающий момент мог смело прижать тебя к стенке. В панике ты наспех отправился на поиске верного пути. Ты шел долго и, получая от разу к разу пощечину посильнее прежней, уже принимался было отречься от задуманного, как вдруг…
Настал день, когда в поисках себя ты просто взял и наугад распахнул нужную для утешения  отчаяния  дверь, от которой она по-английски удалилась из тебя, оставив после себя незаменимого наместника- удовлетворение. А все оттого, что впервые в за столько лет скитаний ты наконец-то обнаружил желаемое и имя ему- танцы.  Это чувство при виде того, что творилось за дверью, вспыхнуло в  тебе невзначай, также как это бывает, когда наступает пора весны и сердце колотиться от счастья, но в этот раз все не по вине любви. Это ощущение сродни опровергнутому, но разница лишь в том, что оно испытывается к неодушевленному, но по своей значимости в данный момент не уступающей любой другой вещи. Ты был покорен этим искусством с первого взгляда, которым, сканируя, уже с первых минут оптического знакомства осознал, что это навсегда. И вправду не лгут о том что раз увидев танцы и не разлюбим их ни за что.
Эти вспышки внутри призывающие к подражанию предмету твоей односторонней симпатии, в будущем сыграют немаловажную роль- ты сумеешь постичь то, что когда-то заставило склониться перед субъектом твоих чувств на колени. За покорность он отдаст тебе малый  секрет от всего не постигнутого даже профилями, и, искусившись единожды, ты потратишь все существование на то, чтоб отгадать пинкод того, зачем прячется твой главный приз. На то уйдут годы тренировок, от которых ты будешь захлебываться от физического истощения, а внутри ликовать, что не повернул обратно. Слезы, пальцы в мозолях, и это ещё не весь список того, за что их можно было бы давно возненавидеть, но… Но отчего-то балласт целеустремленности не позволял до последнего подписать документ о собственном уходе из того места, где душа по-настоящему обретала спокойствие.  Ты поддался, как и в прошлый раз чужой прихоти в себе, но произошло ли это оттого, что противится душевным задумкам ты не привык, или же все это оттого, что тебе самому понравилось жить неотрывно от чувств своего сердца.
С умением ловко приручать сложные «па» ты, замирая в гармонии  Эти моменты когда вместе  ты и то, что заменяет тебя всего, неповторимы, уж поверь, и ты, конечно же доверившись, будешь проводить с ней больше времени там, куда тянет её все сильнее и сильней. Стены, в которых вы найдете друг друга на миг, тут же  превратившийся в  вашу общую эпоху, которая по окончанию сеанса растает, обещая повториться только тогда, когда этого потребует сердце. А она обязательно  потребует, ну а ты, не подведешь.
Вновь встретившись в тренировочном зале, вы закружитесь зеркально друг другу, и тогда, будет глубоко все равно кто зачинатель этого происшествия. Ведь танец-  это ни что иное как самовыражение через пожертвование самым дорогим, а в этом случае это все, чем наделен от природы. Это силы, как песок ускользающие по ветру. Это эмоции, без них ты становишься нем как само дело всей твоей жизни, делая так, чтоб меж вами смогло сократиться количество различий. Это искусство крадет недостатки, затаившиеся под покровом лучезарных медалей своих достижений. И тогда, когда настанет час знаменательного свершения,  врач без обезболющего удалит  ту ненужную гордость и скромность, а мир сотрясется в тиши от глухого вскрика облегчения. На рассвете вместе с солнцем ты взберешься на крышу, на которой будешь казаться лишь черным силуэтом от какого-то странного человека, пластично двигающемуся по собственному умыслу. Музыки нет, она живет в голове, как и ветер, но так они совершенно не мешают друг другу. Ещё там есть его любовь, с которой теперь  им будет целого мира мало, в котором затихая играла все та же мелодия для них  обоих.
 И как после случившегося  можно обойтись без танца, чьи движения это азбука сердца, отбивающего ритм твоими танцевальными башмачками? Цок-цок…. Это не просто звуки от ударов подошвы об жестокий гравий, а песня, в которую окунаешься с головой, дабы прочувствовать каждое мимолетное  действие своего тела. И, прислушиваясь к дыханию, становящемуся самой громкой аккомпанировкой твоим действиям, по которым быть может кто-то сможет без дублеров распознать  в кротких изгибах саму суть тог, что, увы не поддается описанию.
Раз. И нерешительность ускользает прочь.
Два. И шаги становятся стремительней.
Три. И от рассудка остаются клочья.
Четыре, пять, шесть… Уже неважны цифры и то, кто ты. Здесь главное, где ты сейчас, а ты дома, где душа сплошным порывом скользит по сцене твоими ногами. Ты- марионетка с отдельной вселенной внутри, в которой возродился собственный порядок и в тоже время непоколебимое мнение, и по сему вас теперь двое. Она- та, на которую было затрачено слишком много слов, и ты- то, что способно воплотить все придуманное ею в быль. Вы неотрывны друг от друга, но если вам когда-либо предстоит расстаться, то в первом случае ты расплатишься с ней навсегда, подарив ни за что дьяволу, или же по окончанию срока у тебя отнимут её самостоятельно. В последней ситуации тебе ничего не останется, как слиться с ней воедино, для того чтобы просто жить, жить только с ней, с которой вам одна дорога либо во мглу, либо к свету. Неизвестно куда занесет вас ветер из-за спины, важно только чтоб музыка не посмела прерваться, иначе твоя половинка погибнет, а ты следом за ней почишь в неизвестность, иного выхода не дано. Ну, а пока важно чтоб музыка не затихала. Не затихала никогда, по-иному и быть не может.