Связующие нити. Угрюмый Господин

В вышине царила безмятежность и смиренное молчание. Тонкие струнки, служившие тропой из одного измерения в другое, оборванными ниточками мерно покачивались туда-сюда, подобно маятнику. Как игрок, потерпевший поражение у самого финиша, некто в мрачной экипировке восседал на высоко приподнятом кресле. Взор его застилала от постороннего любопытства рука сумеречной тени. Казалось, будто ее отбрасывал не какой-то холодный предмет, стоящий в двух-трех сантиметрах, а уходящее на покой солнце.
- Что это? – проронили губы Угрюмого Господина. Его ладонь наскоро ухватилась за грудную клетку, где, по его самоличным меркам, должна находиться душа, но словно остался разочарованным. – Что-то колышется… Скребет… Настойчиво перерезает прутья клети, в которую его заключили. Я люблю эти моменты? На самом деле, нисколько. Они протекают так болезненно, так мучительно, они мешают моим привычным занятиям. Мой распорядок не вынесет дополнительной нагрузки.
Его потерянный, стеклянный взгляд, исполненный призрачной тоской по чему-то доступному ему одному, переполз с разорванных в грязно-багровые ошметки вен на расколотое вдребезги окно.
- Нити… - Угрюмый Господин осторожно извлек из себя это однозначное и простое, общеизвестное слово, а затем с треском обронил его под ноги самому себе. – Они и есть связующее звено между рабом и властителем. Железные проволоки, которые с рождения сплетаются между ними. А чтобы разломать эту связь, нужно из кожи вон лезть, биться, как рыба об лед, и даже тогда не дается гарантия на твою эмансипацию. Наверное, самое сложное в процессе этого дела было найти, что перерезать. Стальные оковы заложника прятались в местах не столь отдаленных, но той дистанции оказалось достаточно, чтобы сбить в кровь костяшки пальцев, докапываясь до них. И я нашел. Здесь, в этом клеточном мундире. Мое опьянение множественными розысками многократно преумножило в арсенале запас решимости, подобной контрольному ключу, открывающему последние врата. Чтобы довести начатое до победного завершения, нужно ослепнуть. И видеть лишь цель, к которой ты вел себя до этого. Я не замечал, как рассеивался мой обратный путь. Его ничто не отражало. Зеркала моего прошлого уничтожены раз и навсегда, - он еще раз качнул головой в сторону разбитого оконного стекла, кусочками еще висящего на обшарпанной раме, хаотично облепляя каждую из четырех ее перекладин. – Позади меня все неудержимо рассеивалось в сгущающемся тумане. Пробираясь по терновой дороге, я в один прекрасный момент зацепился за прибрежный выступ, который выпустил на волю предрассудки и сомнения, ютившиеся во мне, одним лишь поверхностным порезом. Туман наступал со всех сторон, беспроглядный и нагнетающий, а я осязал такую ясность, такую незапятнанную чистоту в моем разуме…
Голос Угрюмого Господина осадком опадал в низовья того внутреннего пространства, откуда он раздавался. Его постепенно, но остро ощутимо разъедали угасающие силы обладателя.
- Я так долго шел строго в горизонтальном направлении, шлепая по настилающим верх слоям, когда следовало прорубать себе стезю вглубь, прогрызться вертикально… Но я видел раньше свои кандалы, моя проблема была в том, что я вовремя не распознал их в знакомых мне проводах… - Угрюмый Господин пересек глазами долину своего тощего эпителия и просвечивающихся через него синеватых веточек. – Но своих приисков я достиг. Иначе и быть не могло. Вот они – прочнейшие в мире нити! На самом деле не из стали, не из титана, не из полиуретана, не из пресловутого железа. Оборвать их физически проще, чем я предполагал. Сложнее было подготовиться к финишной прямой морально. Духом. Какое-то время он действительно составлял камень преткновения, но впоследствии был сметен волной скопившейся неустрашимости. Я был безудержен. Я был тверд и незыблем.
Звуки его голоса затухали все интенсивнее и стремительнее. Живучая искра, меленький огонек, дарующий возможность говорить и двигаться, ускоренно умирал.
- Я внес свою лепту. Я имею право требовать вознаграждение. Я ждал. Я отдал все самое ценное, что было в моей жизни. Ради высокой, но призрачной цели. Надеюсь, совесть заснет, падет на мягкие перины и душа. Но рассудок! Не оставляй меня. Я хочу внять тому новому, что обрушится на меня, когда я попаду в мир моих грез и смиренных надежд, сбывшихся и несбывшихся. Которые сгинули, и которые до последнего вздоха хранят тепло в моей исколотой льдинами крови. Там будут песни, мои неудачные песни, что я сочинил когда-то в юности, поддавшись воздействию на меня творчества великих людей. Там поселятся мои воспоминания, которые несут просветление и утробное благоговение. Они будут жить со мной. И я с утра на вечер стану перекидываться парой фраз с каждым эпизодом. Время иссякнет, ибо границы того мира не входят в зону его компетенции. Ах, как чудесно будет обитать там, где все безвременно! Я увижу ее во плоти… Мою любимую Музу. Я ощущал ее, но почти никогда не видел. Она мелькала пред моим взором лишь во снах. Ах, как же она была прекрасна, роскошна, умопомрачительна в эти мгновения! В эти краткобежные мгновения. Я был окутан ее чарами, ее непревзойденностью, кристальной идеальностью. В меня словно впрыснули сильнодействующий наркотик…
Угрюмый Господин горько улыбнулся. Почти сразу его превосходное зрение стало с неукротимой быстротой неуклончиво скатываться на спад. Четкие границы расплывались и сливались воедино. Угрюмый Господин прикрыл ладонью лоб, захватив и глаза. Всплеснувшиеся эмоциями рецепторы заколыхались. Влажный пар, залепивший глаза, стал томно стекать по щекам хорошенько просоленной жидкостью, которая постепенно таяла, просачиваясь в клетки кожи.
- Но мир предо мной уже делится на части, он сбрасывает оболочку действительности, он превращается в мираж, иллюзию, наваждение. Он приобретает черты прозрачности. Вся наша планета – это лишь шарообразный макет изобретательного архитектора-фантазера. Ее нет. Меня нет. И вас тоже не существует. Простите за откровение. Простите, что жгу ваш взгляд на приевшуюся реальность. Которой, кстати, так же нет.
Угольки в его глазах быстро истлевали, наскоро отмирая. Рука ослабла. Тело обмякало. В раскромсанных осколках стекла, умиротворившегося на полу, иссякал свет. Угрюмый Господин забывался сном.
Город меркнет, улицы гаснут. Чернильная вуаль вытягивает каждый огонек местности.
Землянские края мутнеют. Определенно. Но, к сожалению, незаметно.