В новых перьях

               


В  конце апреля, когда на Кубене, брызгая и сверкая, погрохатывал ледолом, из далёкой Чечни в родную Нечаиху возвратился  Василий  Куряев, высокорослый, солдатской выправки холостяк с застыло-задумчивыми глазами, которые видели смерть.

Ивановна встретила парня с коротким и радостным воплем:

- Жи-ив!

Для матери нет выше счастья, чем видеть возле себя путёвого сына. Ивановна рада ходить за ним, как за малым дитём. Стародавней беседнице, вечно бодрой и вечно румяной доярке Аглае она поведала как на духу:

- Вася-то мой белоплотный, здоровый. Водку-безумку не пьёт. Всё-то около дома. Гожий к любому заделью. Крылец вон изладил. Картошку из ямы перетаскал. На девок глаза не щеперит. Не чурочку носит, небось, на плечах. Смекает, что верное дело, когда в уваженьи – родимая мать. А девки чего…

- Их и нету у нас, - перебила Аглая. – Одна разве Сонька. Зубастая, что тебе щука! Злая, как чёрт!

- И язык на губу набежал, - дорисовала Ивановна Сонькин портрет. – Всех баб облаяла на деревне. На что ему эдака лайка.

Ивановне 46 лет. 30 из них провела средь  коров. Ходит на ферму два раза в день. Сына видит урывками, между делами. Месяца Вася не прожил в деревне, а она в нём нашла уже перемену – носил на душе привезённую с юга печаль, и вот отодвинулся от неё, стал резвее и веселее.

Однажды Ивановна  с ним завела разговор. Сказала ему, чтобы Вася с женитьбой не
торопился.

- Молод ещё. Поживи холостым.

Сын заупрямился.

- Может, мне холостым-то уже надоело? – И лобатое, с налитыми щеками лицо его озарило сияньице спрятанной думы.

- А невеста? – спросила мать. – Где она? Надо сперва её разглядеть!

- Я, быть может, уже разглядел!

- Вася! Не вздумай и в самом деле кого-нибудь там привести!

- А ежели вздумаю! То чего?

Ивановна даже  расстроилась.

- Встану в дверь, как заплот!

- И не пустишь?

- А то!

Губы у сына разъехались в длинной улыбке:

- А окно-то на что?

Через несколько дней в лёгких сумерках майской ночи Ивановна пробудилась от остро точившего сквозняка. Заглянула в светёлку. А там, под раскрытым окном на двуспальной кровати, знай себе, посыпает её гожий Василий. И не один. А с подругой, в которой Ивановна распознала покорно притихшую Соньку.

- Вася? – сказала она с изумлённым испугом.

Сын лишь поднял ладонь.

- Тиха, мама! Неужто не понимаешь? Это моя молодая. Мы поженились.

- Когда?

- От вчерашнего на сегодня.

Ивановна растерялась. «Что делать? Что делать?» - толкался  в груди колготливый вопрос.
Час спустя по холодной росе уходила она на ферму. Уходила, как и всегда, на пару с Аглаей, бегливые глазки которой, едва разглядев её, вспыхнули интересом:

- Чего, Ивановна, ноне с тобой? Личико-то чужое. Было бело,  стало серо.
Ивановна скорбно:

- Переладка теперь у меня. Жили вдвоём, будем – втроём.

- Это как?

- Вася женился!

- На ком?

- Да на этой, на лешевой Соньке!

- Ой! Ой! Ты бы её не пускала.

- Я – чего? Так и делала. Дверь закрытой была – дак они скрозь окно!

- Значит, Васе она впондрав! – Восхитилась Аглая. – А чего, Ивановна. Ведь с другой стороны поглядеть: девка бодрая, старше Васи всего на пять лет, и ростом взяла, и лицом ничего, и харахтером, что боевущой солдат!

- И губки помадой не залепляет, - неожиданно для себя подхватила Ивановна, чувствуя, как лицо её всё полыхающе возгорелось.

- И к работе годяшна! – продолжала Аглая нахваливать Соньку. – Видела летось, как стояла она на зароде с граблями. А подавальщиков трое. Хотели сеном её закидать. Да куда-а? Умаялись сами. Девушка – лось!

- Вася знал, кого брать! – рассиялась Ивановна, ощущая в груди приливание сладенького бахвальства…

- Жизнь-то будет теперь у тебя…

- По другому уставу! – Ивановна как бы опомнилась, вскинула руки, поправив платок.

- Всяко лучше? – предположила Аглая.

- Лучше ли, хуже, - Ивановна заморгала, уловив на реснице скатившуюся слезу, - не в этом дело. А в том, что теперь она - в новых перьях!

- Кто?! Сонька, что ли?

- Жизнь, - сказала Ивановна и уставилась взглядом далёко-далёко, через поле овса к зеленевшему лесу, словно там, за деревьями, торопясь ей навстречу, толпились все её не прожитые дни, обещая новые хлопоты и заботы.