Цветок жизни

        Красные скалы. Красный песок. Здесь все красное. Эта планета для Ишкшихарра в этой системе третья, на которую вступила его трехпалая нога. Вторая светилась в небосклоне и стала прошлым для него. Первая… Да, была первая, в отсчете пятая от звезды. Но её взорвали и теперь в этой системе всего девять планет и две из них пригодны для взращения жизни.
  Он помнил свой мир. Свою несчастную, погибшую Родину. Он помнил рассвет и падение мира, который вскормил его. Ишкшихарр был бессмертен. Среди его народа это было редкостью, но было. Мутация генома. Или промысел Богов, лица и имена которых стерло время. Ишкшихарру за все долгие тысячелетия жизни так и не удалось разобраться в своем отношении к этому явлению. Иногда он и сам себя ощущал богом, понимая, что в руках у него нити времени, знания, накопленные мозгом за сотни циклов -- кто они, эти смертные, как ни прах и тлен, а он их бог? Он мог бы быть богом, но был уязвим, как и все его сородичи. Бессмертные только не старели. И их ненавидели. И иногда убивали. Хотя что значит иногда, если только каждое десятое поколение давало одного бессмертного ребенка? Иногда бессмертным удавалось возвеличиться, и тогда народы, которые они вели становились империями. Но алчность и зависть смертных губили всё и всегда. Ишкшихарр оставался в тени. Еще в первые циклы, будучи подростком он уяснил: тот, кого не видят -- не ненавидят. Но и не любят. Но зато он мог наблюдать.
  Он видел все -- войны, эпидемии, взлеты, падения, великих и малых, подонков и праведников. Его сердце возрадовалось, когда наука стала для его сородичей основой бытия, он сам вложил некоторый вклад в развитие мирных областей этого удивительного проявления разума -- творения и познания.
  Но потом опять все пошло не так, за взлетом пришло падение. Он с ужасом видел, как наука стала орудием, в котором пылают города и гибнут миллионы. Жадность, жажда смертных была губительна для них. И при всех достижениях они равно приобретали поражения.
  В одну из ночей, когда очередной город догорал в горниле войны, к нему в убежище пришел Имхаураввал, бессмертный, его брат в бесконечности времени. Он провел его в укрытие, представляющее собой огромную, сводчатою пещеру и произнес слова:
-- Брат. Я устал. Я знаю, что устал и ты. Наши смертные братья могут только уничтожать. И я принял решение. Смотри!
  Длань, увенчанная тремя пальцами и шестью кольцами указала на корабль неизвестной Ишкшахарру конструкции.
        -- В этом корабле жизнь -- рука Имхаураввала указала в другой угол, где стоял черный куб, в котором чувствовалось нечто величественное, но при том и угрожающее -- Этот мир обречен. И обрек его я. Это устройство уничтожит наш мир. Ты же, брат, на этом корабле, выйдешь в систему и сделаешь так, чтобы смерть не воцарилась под светом нашей звезды до скончания циклов.
        -- Брат, может есть иной выход? Может наш мир еще сможет воспрять и разум возобладает?
        -- Ишкшихарр ты видел тысячи циклов и поколений, ты знаешь, что это бессмысленно. Жизни нужен новый шанс. Ты всегда был в тени, но это не значит, что тебе не суждено участвовать в драме судьбы.
  Он вздохнул. И в этом вздохе была слышна та же усталость.
  И вот, находясь далеко от родного мира, он со слезами наблюдал, как планета превратилась в малое солнце и в последствии раздробилась на миллиарды осколков. Потом был третий мир от светила, вулканы которой были яростны, а океаны молоды и бурны. Он оставил цветок жизни. Часть генома его родины. Вычисления показали, что он приживется, и миллионы циклов возродят быть может разум. Жизнь не кончится. Может быть. И четвертая планета. И еще цветок жизни. Меньшая вероятность, но все же, два шанса. Смерти нет.
  Ишкшихарр, последний бессмертный планеты, которой больше не существует, открыл криокапсулу и медленно опустился в нее, бросив последний взгляд на красные скалы, песок и небеса, закрыл глаза. Ошибка его родины не должна повториться. Не должна. Он верил в это. Его же ждет сон. Сон длиною в бессмертие, но, наконец-то, он будет спокойным.