История написанияБабьего Яра

             Стихотворение, которое потрясло мир.

К 50-летию со дня публикации стихотворения Евгения Евтушенко <Бабий Яр>.
>
> Евгений Александрович Евтушенко (фамилия при рождении - Гангнус, род. 18
> июля 1932 г., станция Зима, Иркутская обл.) - известный советский, русский
> поэт, прозаик, режиссер, сценарист, публицист, актер. Владеет английским,
> испанским, итальянским и французским языками.
> В этом году исполняется 50 лет со дня публикации стихотворения Евгения
> Евтушенко <Бабий Яр>. Я полагаю, что в истории человечества не было других
> поэтических строк, которые нашли бы такой немедленный и широкий отклик во
> всем мире, как эти строки Евгения Евтушенко. Да и много ли было в истории
> стихов, которые бы запечатлевались в камне, после которых создавались
> памятники, причем на разных континентах. Памятник в Киеве, строки на
> английском языке перед музеем холокоста в Вашингтоне.
> В эфире я как-то высказал свое мнение, что в ХХ веке в мире было два самых
> знаменитых стихотворения. Это не значит, что они были лучшими из того, что
> написано в прошлом веке. Потому что на этот счет у каждого свои критерии и
> приоритеты, и трудно сравнивать художественные произведения. Но если
> измерять по степени воздействия на людей, по откликам, то, несомненно,
> такими были, на мой взгляд, стихотворение <Если> Р. Киплинга - стихи,
> написанные великим английским писателем и поэтом в 1910 году, и <Бабий Яр>,
> написанный в 1961 году.
> Я никогда не забуду день, когда мой отец пришел домой с номером
> <Литературной газеты> в руке. На лице его было что-то вроде ошеломления -
> как такое могло быть напечатано. Я никогда не забуду слез моей матери, когда
> она читала эти стихи.
> Во время одной из наших бесед с Евгением Александровичем в эфире я спросил у
> него, а какова история <Бабьего Яра>? Как же случилось, что вопреки логике
> той жизни было все это опубликовано в те наши жесткие, суровые времена?
> И Женя ответил мне, что написать такие стихи было легче, чем напечатать. Вот
> что он сам рассказал об этом...
> Подробности о Бабьем Яре я узнал от молодого киевского писателя Анатолия
> Кузнецова. Он был свидетелем того, как людей собирали, как их вели на казнь.
> Он тогда был мальчиком, но хорошо все помнил.
> Когда мы пришли на Бабий Яр, то я был совершенно потрясен тем, что увидел. Я
> знал, что никакого памятника там нет, но ожидал увидеть какой-то знак
> памятный или какое-то ухоженное место. И вдруг я увидел самую обыкновенную
> свалку, которая была превращена в такой сэндвич дурнопахнущего мусора. И это
> на том месте, где в земле лежали десятки тысяч ни в чем не повинных людей:
> детей, стариков, женщин. На наших глазах подъезжали грузовики и сваливали на
> то место, где лежали эти жертвы, все новые и новые кучи мусора.
> Я был настолько устыжен увиденным, что этой же ночью написал стихи. Потом я
> их читал украинским поэтам, среди которых был Виталий Коротич, и читал их
> Александру Межирову, позвонив в Москву.
> А уже на следующий день в Киеве хотели отменить мое выступление. Пришла
> учительница с учениками, и они мне сказали, что видели, как мои афиши
> заклеивают. И я сразу понял, что стихи уже известны в КГБ. Очевидно, мои
> телефонные разговоры прослушивались.
> Когда я его впервые исполнил публично, возникла минута молчания, мне эта
> минута показалась вечностью... А потом... Там маленькая старушка вышла из
> зала, прихрамывая, опираясь на палочку, прошла медленно по сцене ко мне. Она
> сказала, что была в Бабьем Яру - была одной из немногих, кому удалось
> выползти сквозь мертвые тела. Она поклонилась мне земным поклоном и
> поцеловала мне руку. Мне никогда в жизни никто руку не целовал.
> Но одно дело организовать литературный концерт и совсем другое - быть
> напечатанным. Мотивировка отказа в те времена была стандартной: <Нас не
> поймут!>
> И тогда я поехал к Косолапову в <Литературную газету>. Я знал, что он был
> порядочный человек. Разумеется, он был членом партии, иначе не был бы
> главным редактором. Быть редактором и не быть членом партии было невозможно.
> Вначале я принес стихо-творение ответственному секретарю. Он прочитал и
> сказал: <Какие хорошие стихи, какой ты молодец. Ты мне прочитать принес?> Я
> говорю: <Не прочитать, а напечатать>. Он сказал: <Ну, брат, ты даешь. Тогда
> иди к главному, если ты веришь, что это можно напечатать>. И я пошел к
> Косолапову. Он в моем присутствии прочитал стихи и сказал с расстановкой:
> <Это очень сильные и очень нужные стихи. Ну, что мы будем с этим делать?> Я
> говорю: <Как что, печатать надо!>
> Он поразмышлял и потом сказал: <Ну, придется вам подождать, посидеть в
> коридорчике. Мне жену придется вызывать>. Я удивился, зачем вызывать жену. А
> он и говорит: <Как зачем? Меня же уволят с этого поста, когда это будет
> напечатано. Я должен с ней посоветоваться. Это должно быть семейное решение.
> Идите, ждите. А пока мы в набор направим>.
  В набор направили при мне. И пока я сидел в коридорчике, приходили ко мне
> очень многие люди из типографии. Хорошо запомнил, как пришел
> старичок-наборщик, принес мне чекушечку водки початую с соленым огурцом и
> сказал: <Ты держись, напечатают, вот ты увидишь>.
> Потом приехала жена Косолапова. Как мне рассказывали, она была медсестрой во
> время войны, вынесла очень многих с поля боя. Побыли они там вместе примерно
> минут сорок. Потом они вместе вышли, она подходит ко мне, не плакала, но
> глаза немного влажные. Смотрит на меня изучающе, улыбается, говорит: <Не
> беспокойтесь, Женя, мы решили быть уволенными>.
> И я решил дождаться утра, не уходил. И там еще остались многие.
> А неприятности начались уже на следующий день. Приехал заведующий отделом
> ЦК, стал выяснять, как это проморгали, пропустили? Но уже было поздно. Это
> уже продавалось, и ничего уже сделать было нельзя.
> А Косолапова действительно уволили. Ведь он шел на амбразуру сознательно, он
> совершил настоящий подвиг по тем временам.
> Какие были первые отклики на <Бабий Яр>?
> В течение недели пришло тысяч десять писем, телеграмм и радиограмм даже с
> кораблей. Распространилось стихотворение просто как молния. Его передавали
> по телефону. Тогда не было факсов. Звонили, читали, записывали. И что
> особенно характерно: это были в основном русские люди!
  Мне даже с Камчатки звонили. Я поинтересовался: <Как же вы читали, ведь еще
> не дошла до вас газета?> <Нет, - говорят, - нам по телефону прочитали, мы
> записали со слуха>. Много было искаженных и ошибочных версий.
  А потом начались нападки официальные. Кроме всего прочего, меня ругали за
> то, что я ничего хорошего не написал про русских, обвиняли во всех грехах.
> Меня, написавшего к тому времени слова песни <Хотят ли русские войны>,
> которую пели все, включая Никиту Сергеевича Хрущева, я сам это видел. И тот
> же Хрущев критиковал меня за <Бабий Яр>.
> А в мире какая была реакция?
> Невероятная. Это уникальный в истории случай. В течение недели
> стихотворение было переведено на 72 языка и напечатано на первых полосах
> всех крупнейших газет, в том числе и американских.
> Еще запомнил, как пришли ко мне огромные, баскетбольного роста ребята из
> университета. Они взялись меня добровольно охранять, хотя случаев нападения
> не было. Но они могли быть. Они ночевали на лестничной клетке, моя мама их
> видела. Так что меня люди очень поддержали.
> И самое главное чудо: позвонил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Мы с женой
> даже не сразу поверили, подумали, что чья-то хулиганская выходка. Он меня
> спросил, не дам ли я разрешения написать музыку на мои стихи. Я сказал: <Ну
> конечно>, - и еще что-то мямлил. И он тогда сказал: <Ну, приезжайте тогда ко
> мне, музыка уже написана>. Это была первая запись. У Максима Шостаковича
> есть эта первая запись <Бабьего Яра>, когда Шостакович пел за хор и играл за
> оркестр. Максим говорит мне: <Знаете, Евгений Александрович, это совсем не
> профессиональная запись. Но все равно я считаю, что она уникальная и ее надо
> выпустить не как профессиональную запись, а как документ человеческий. Ведь
> это было первое исполнение самой знаменитой симфонии ХХ века>.
>
                Михаил Бузукашвили
>
>
>
>       БАБИЙ ЯР
>
> Над Бабьим Яром памятников нет.
> Крутой обрыв, как грубое надгробье.
> Мне страшно.
> Мне сегодня столько лет,
> как самому еврейскому народу.
>
> Мне кажется сейчас -
> я иудей.
> Вот я бреду по древнему Египту.
> А вот я, на кресте распятый, гибну,
> и до сих пор на мне - следы гвоздей.
> Мне кажется, что Дрейфус -
> это я.
> Мещанство -
> мой доносчик и судья.
> Я за решеткой.
> Я попал в кольцо.
> Затравленный,
> оплеванный,
> оболганный.
> И дамочки с брюссельскими оборками,
> визжа, зонтами тычут мне в лицо.
> Мне кажется -
> я мальчик в Белостоке.
> Кровь льется, растекаясь по полам.
> Бесчинствуют вожди трактирной стойки
> и пахнут водкой с луком пополам.
> Я, сапогом отброшенный, бессилен.
> Напрасно я погромщиков молю.
> Под гогот:
> "Бей жидов, спасай Россию!"-
> насилует лабазник мать мою.
> О, русский мой народ! -
> Я знаю -
> ты
> По сущности интернационален.
> Но часто те, чьи руки нечисты,
> твоим чистейшим именем бряцали.
> Я знаю доброту твоей земли.
> Как подло,(что, и жилочкой не дрогнув,
> антисемиты пышно нарекли
> себя "Союзом русского народа"!
> Мне кажется -
> я - это Анна Франк,
> прозрачная,
> как веточка в апреле.
> И я люблю.
> И мне не надо фраз.
> Мне надо,
> чтоб друг в друга мы смотрели.
> Как мало можно видеть,
> обонять!
> Нельзя нам листьев
> и нельзя нам неба.
> Но можно очень много -
> это нежно
> друг друга в темной комнате обнять.
> Сюда идут?
> Не бойся - это гулы
> самой весны -
> она сюда идет.
> Иди ко мне.
> Дай мне скорее губы.
> Ломают дверь?
> Нет - это ледоход...
> Над Бабьим Яром шелест диких трав.
> Деревья смотрят грозно,
> по-судейски.
> Все молча здесь кричит,
> и, шапку сняв,
> я чувствую,
> как медленно седею.
> И сам я,
> как сплошной беззвучный крик,
> над тысячами тысяч погребенных.
> Я -
> каждый здесь расстрелянный старик.
> Я -
> каждый здесь расстрелянный ребенок.
> Ничто во мне
> про это не забудет!
> "Интернационал"
> пусть прогремит,
> когда навеки похоронен будет
> последний на земле антисемит.
> Еврейской крови нет в крови моей.
> Но ненавистен злобой заскорузлой
> я всем антисемитам,
> как еврей,
> и потому -
> я настоящий русский!
>
> 1961 Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
> Москва, Изд-во АО "ХГС" 1995.
>
(мой "Бабий Яр" можете прочитать, если зайдёте на страницу www.stihi.ru  gavriel1)
>                Гавриэль Борухов
>
>