10. Какой была война?

          Можно ли верить рассказам солдата-фронтовика?  Можно ли довериться солдату, прошедшему всю войну и оставшемуся чудом живым? Имел ранения, лечился в госпиталях  и снова возвращался в строй. Из окопа расстреливал атакующих немцев. В рукопашной успел двинуть громадного фрица прикладом автомата в живот, а когда тот скрючился от пронзительной боли, шарахнул со всей силы по голове, тот и выключился. Бить прикладом пришлось, потому что патроны в магазине кончились. После расправы с немцем заменил диск и следующих расстреливал в упор. Не то не сдобровать при таком неказистом росте.


          Страшнее страшного, когда танки в атаку идут. Бронебойщики, те и подстрелить могут. А с автоматом, что ты ему сделаешь? Противотанковая граната есть, да попробуй изловчись её бросить. Командиры учили пропустить и вслед бросать. Надёжнее, двигатель можно из строя вывести. Только как поспеть за ним? Прогромыхает над тобой, молишь Бога, чтобы окоп не засыпал, а когда с перепугу высунешься, он уже о-го-го где. Хорошо, когда артиллерии удавалось сорвать танковую атаку. Сколько за войну тех атак пережить довелось, а подбить танк ни разу не сподобилось. Сколько раз сам в атаку ходил, со счёту собьёшься.


          Смотрит кино тот, кто не воевал, переживает. Только ему самому ничто не угрожает. Он от своего страха эстетическое, видишь ли, удовольствие получает. А каково тем, кто позаправдашнему в атаку ходил?
          Ещё не закончилась артподготовка, ещё наши снаряды рвутся на линии вражеской обороны, никто не слышит команд ротного, но по жестам, бойцы без слов понимают его, поднимаются из окопов, карабкаются на бруствер, остервенев от злости и ненависти к врагу, оставив страх, не размышляя, что в каждое мгновение можешь быть убит, рычат, кричат, не вникая в смысл крика, бегут в направлении противника, который уже пришёл в себя и беспощадно лупит из всех видов смертоносного оружия. Страшная эта штука война, потому как в любой момент убить могут. А того хуже покалечить, без рук, без ног на всю жизнь оставить.


          Потому и спрашиваю, поверишь рассказам фронтовика, повидавшему всё, что может увидеть солдат на войне?
          Отчего же не поверить, если не любитель приврать.  И всё же, несмотря на всё пережитое, чему был не только свидетелем, но и непосредственным участником, может ли солдат рассказать, как проходила война, как отступали и наступали воюющие армии и целые фронты, как проходили сражения по всей линии от Белого моря до Чёрного?


Об этом солдат сам узнавал из рассказов таких же фронтовиков, воевавших на других фронтах, из фронтовых газет,  из книг писателей, повествующих о бессмертных подвигах героев. О подвигах не забывали рассказывать политработники, чтобы поднять боевой дух воюющих бойцов и командиров.


          После войны из книг писателей узнают фронтовики, как они здорово воевали, как решительно и смело подымались в атаку с криками: «За Родину! За Сталина! Ура-а-а!!!» Когда во всех книгах напишут, в кино покажут, кто же усомнится, что не кричали: «За Родину! За Сталина!» Ну, не сам, так другие, может, кричали, в других ротах, батальонах, полках. Имя Сталина каждому солдату дорого. С этим именем всю войну не расставались. На всех политбеседах упоминалось. Все приказы подписывались этим именем. Перед именем вождя и Верховного Главнокомандующего благоговели. И на медали, с которой закончил солдат войну, с которой вернулся домой живой и довольный, портрет вождя, дорогого товарища Сталина. В книгах и кино врать не станут.


           Если фронтовики не знали, какая была война, то гражданское население, и те, кто спасались бегством во время стремительного наступления немцев в сорок первом и в сорок втором годах, и те, кто оказались на оккупированной территории, и эвакуированные, и жители обширных территорий, до которых не дошли военные действия, все они могли поделиться только лично пережитым и выстраданным, никто не знал, не ведал, какая она война, её масштабы, наши потери, цена наших побед.


          Вот и Аркаша со своими сверстниками о войне узнавали из рассказов, помещённых в учебниках, из книг, которые приносили из библиотеки, из кинофильмов.  В школьных учебниках помещались рассказы о детях, помогавших партизанам, о борьбе и подвигах героев-пионеров. Посмотрели фильм «Сын полка» и позавидовали, вот меня бы в войну взяли в полк, я бы тоже не струсил, показал, какой  храбрый.


          Фронтовики были немногословны. В школах в те годы не устраивали парадных встреч учащихся с участниками боевых сражений. Учителя-фронтовики, многим и тридцати не было, преподавали историю, физику, физкультуру, но воспоминаниями о войне не делились со своими подопечными. Никому в голову не приходило таких молодых ветеранами войны называть. Тогда и слова такого не было. А детям, пережившим войну, интересно знать, как там было. Расспрашивать своих наставников не решались. Оставалось постигать испытанное и пережитое на войне по прочитанному и показанному в кино.


          Как сожалели, что поздно родились, не вышли возрастом повоевать. Уж они бы непременно совершили подвиги. И если бы погибли, то героически. Не знали и не понимали, что на войне большинство солдат погибают без всякого героизма во время атаки, сраженные вражеской пулей, осколком снаряда или мины. Погибают от шальной пули во время перестрелки. Погибают в окопе, заваленном гусеницами танка. Погибают от бомб и снарядов во время воздушной бомбардировки и артобстрела.


          Эту главу я собирался написать, как и предыдущие. Рассказать читателю, что происходило с маленьким Аркашей после войны. Теперь уже Аркашей-школьником. Рассказать, чем и как запомнились ему первые послевоенные годы. Какие книги читал про войну. Как повлияли на его умонастроение.


          Но тут вмешался Аркадий Львович. 
          - Записывай, - сказал он мне. И начал говорить.
          "Я хорошо помню всё, что читали мы тогда о войне. Войну представляли по тем книгам, которые были написаны писателями, побывавшими на войне в качестве военных корреспондентов, писателями-фронтовиками, которые взялись за перо, чтобы описать то, в чём сами принимали участие, фронтовиками, записавшими свои воспоминания о том, как выжили и победили.


          Сильное впечатление  произвела повесть «Великое противостояние» Льва Кассиля. Кассиль вообще был моим любимым детским писателем. С каким интересом читал его «Дорогие мои мальчишки». Эта книга у меня своя была, не библиотечная. Много раз возвращался к ней, перечитывал отдельные эпизоды. Особенно, как ловко расправился парнишка с немцем, стрелявшем из пулемёта по нашим.


         А когда прочитал, как погиб Володя Дубинин, в повести «Улица младшего сына», не удержался от слёз. Так хотелось, чтобы он остался жив, дожил до победы.
          Книга Елены Ильиной «Четвёртая высота» о Гули Королёвой по нынешний день стоит у меня на книжной полке в одном ряду с бессмертными романами «Овод» Этиль Войнич и «Как закалялась сталь» Николая Островского,  с «Повестью о настоящем человеке» Бориса Полевого.


          В «Четвёртой высоте» молодая киноактриса добровольцем ушла на фронт. 23 ноября 1942 года войска Донского и Юго-Западного фронтов замкнули кольцо окружения вокруг 6-й армии Паулюса в Сталинграде. В этот день санинструктор Гуля Королёва проявила героизм в бою за одну из высот, занятой немцами. Когда командир был убит, подняла бойцов в атаку, первой ворвалась во вражеский окоп. В этом бою получила смертельную рану. Посмертно награждена орденом Красного Знамени.


          На фактах героической борьбы советского народа под руководством великого Сталина воспитывалось моё и последующие поколения молодёжи. Нам казалось, что всё  знаем о войне, как воевала пехота, артиллеристы, танкисты и прославленные лётчики. По именам называли героев, со всеми подробностями могли рассказывать о их бессмертных подвигах.
          В старших классах на уроках истории запомнили имена некоторых наиболее  выдающихся полководцев. Но главным полководцем, военному искусству которого советский народ обязан победе над гитлеровским фашизмом, был генералиссимус Иосиф Виссарионович Сталин.

 
          Даже после постановления ЦК КПСС о преодолении культа личности Сталина, он - вождь и гениальный стратег – оставался в учебниках и в представлении народа вдохновителем и источником нашей победы над жестоким и коварным врагом.

 
          Много интересного узнали о героической борьбе партизан в тылу врага, в постоянной опасности быть обнаруженными, убитыми в неравном бою или схваченными, чтобы подвергнуться нечеловеческим пыткам в гестапо. Сколько их замученных, повешенных по всей территории захваченной немцами России?


          Пётр Вершигора написал повесть «Люди с чистой совестью». Актёр и кинорежиссёр Киевской киностудии Вершигора с началом войны на фронте. В 1941 участвовал в битве за Киев в качестве помкомвзвода, комвзвода, комроты стрелковой дивизии. Взвод солдат под командованием Вершигоры прикрывал переправу дивизии на левый берег Днепра, успешно справились с заданием и сами благополучно добрались до своих. Позже, после госпиталя, оказавшись в окружении, на немецкой машине с группой бойцов прорвался к линии фронта, проделав сто километров по оккупированной территории.


В сорок втором переброшен в партизанскую зону брянских лесов. Был заместителем командира разведки у Ковпака. В сорок третьем командир партизанской дивизии. В сорок четвёртом дивизия совершила по тылам врага рейд в Польшу и Неманский рейд. За успешное проведение рейдов и особые заслуги развития партизанского движения командиру партизанской дивизии, к тому времени генерал-майору Вершигора  присвоено звание Героя Советского Союза.

 
          Все мальчишки зачитывались книжкой героического командира партизан. А сколько восхищения вызвали книги о самом прославленном партизанском командире дважды Герое Советского Союза Ковпаке. Ещё в Первую мировую войну заслужил два Георгиевских креста и две медали «За храбрость».


          Мы, мальчишки, как себе представляли партизан? Несколько десятков не успевших эвакуироваться мужчин добыли оружие, скрываются в лесу, и оттуда делают дерзкие налёты на немецкие обозы, на небольшие отряды немцев, расквартированных  в оккупированных сёлах. Командует кто-нибудь из военных, оказавшихся в окружении и примкнувших к отряду, чтобы продолжить борьбу с ненавистным врагом. Или как в фильме «Секретарь райкома», отряд возглавил партийный работник, преданный делу партии и народа коммунист.


Великое множество партизанских отрядов возникло в тылу врага. Не могли советские люди, оказавшись на оккупированной территории, не вступить в вооружённую борьбу с фашистскими захватчиками. Не малый урон приносили врагу народные мстители, действуя небольшими разрозненными группами. А у Ковпака целая дивизия. Даже орудия имели для обстрела вражеских гарнизонов. Отчаянно смелые героические люди, воюющие на территории, занятой вражескими войсками.


          О трудностях партизанской войны, о постоянной смертельной опасности, которой подвергались в тылу оккупантов бесстрашные защитники родины, прочитали в книге Дмитрия Медведева «Это было под Ровно». Из этой книги впервые узнали о знаменитом разведчике Кузнецове, который так владел немецким языком, что переодетого в форму немецкого офицера немцы признавали за своего.


          Но каково было моё недоумение, какое испытал потрясение, когда узнал, сколько бед доставили мирному гражданскому населению на оккупированной территории партизаны своими героическими действиями.

          В 2005 году приняли мы в школу выпускника исторического факультета университета. Главного университета города. Настоящего. А то в 90-е годы пошла мода: все институты в одночасье переименовались в университеты и академии. Был нормальный педагогический институт, имя Герцена носил. Теперь университет. А как готовил учителей для школ, так и готовит, учат поурочные планы писать, как методически верно провести за сорок пять минут урок. А университет в городе как был один, так один и остался. Настоящих историков даёт исторический факультет исторического университета. Герцена — учебное заведение безусловно достойное, но головному университету не ровня

          Выпускник оказался толковый. Жаль, что мало поработал, в аспирантуру подался. Но с такой головой туда ему и дорога. У историков сейчас работы невпроворот.  Поди разберись после того, как за семь десятилетий историю так запутали, столько мифов нагородили, столько дезинформации в монографиях и диссертациях разместили, бульдозером не разгребёшь. Но я отвлёкся. Парень, говорю, толковый пришёл. Вот от него я впервые и услышал, какой бедой для гражданского населения партизанский героизм  обернулся.


          Стал ему рассказывать, как в 1987 году побывал по туристической путёвке в Бресте и Минске. О Бресте ещё школьником прочитал толстый роман «Когда крепости не сдаются».  Из Ленинграда, пережившего «блокаду», какой не знала история, приезжаем в маленький город с одной-единственной крепостью. Чем нас удивишь? Но оказалось, надо было побывать там, увидеть всё своими глазами, чтобы понять, какая трагедия произошла на этом пограничном участке фронта в сорок первом году.


В крепости размещались солдаты срочной службы. Молоденькие все. Необстрелянные. По утрам делали физзарядку, строем шли в столовую. На политзанятиях им объясняли, какая несокрушимая и легендарная наша Красная Армия. Как мы будем громить врага на его территории, если посмеет сунуться к нам.

 
          И что пришлось пережить, что испытать, когда отбивались в неприступной по всем показателям, но, как оказалось, не подготовленной к обороне, крепости. Сражались, не щадя себя, в полной уверенности, что не пройдёт двух-трёх дней как мощным ударом наши части придут на помощь, отобьют крепость, разгромят фашистов. Так и погибали, так и погибли в полной уверенности, что враг в скором времени будет отбит. Так и не узнали, какой на самом деле оказалась война, какой долгой и жестокой. Сколько горя и страданий принесёт народу. Дорогой ценой достанется победа. Погибли в совсем юном возрасте, но не дрогнули, самоотверженно сражались, не сомневаясь в скорой победе.


          В Минске самые мрачные воспоминания оставила поездка в Хатынь. Мемориал хранит память о 149 хатынцах, 75 из которых были детьми, заживо сожжённых захватчиками. Деревню тоже сожгли до единого дома. 186 белорусских деревень сожжены гитлеровцами вместе с жителями. Песок и зола сожженных деревень в урнах единственного в мире "Кладбища деревень". Это памятник и сожжённым людям, и сожжённым сёлам, памятник зверствам фашизма.  В Белоруссии фашисты сравняли с землёй 209 городов и посёлков, 9 200 сёл и деревень, уничтожили 2 миллиона 230 тысяч человек – погиб каждый четвёртый житель республики.


          Пробегаешь глазами по этим цифрам много десятилетий спустя, когда успели состариться дети, родившиеся после войны, не видевшие и не пережившие её ужасов, и не сразу в состоянии представить себе тех людей. Беспомощных, беззащитных, не могущих противиться вооружённым безжалостным завоевателям-бандитам, с самодовольством и наслаждением садистов смотрящих на страдания беснующихся от нестерпимой боли заживо горящих людей. Их не трогает, что это всего-навсего женщины, старики и невинные дети.


 Как в своё время жители Рима исторгали вопли восхищения, наблюдая за дикими хищниками, терзающими первых христиан на арене Колизея, так и фашистские палачи две тысячи лет спустя наслаждались муками неповинных людей. У них не было и тени сострадания, глядя, как огонь вызывает болезненные ожоги, от которых нет спасения, как затем начинает шипеть и жариться человеческое мясо, в то время как человек всё ещё живой, чувствующий нестерпимую боль, мечется, не осознавая безысходность своего положения, когда боль переносить нет никаких сил, а выхода нет и не будет.


          Виктор Николаевич выслушал меня внимательно, а потом спрашивает:
          -  А Вы знаете, Аркадий Львович, почему к мирному населению такие зверские меры применялись?
          -  Чего ж тут знать! Фашизм он и есть фашизм!


Виктор Николаевич в ответ:  - Эти злодеяния были спровоцированы партизанами. Взять ту же Хатынь. 21 марта сорок третьего года группа партизан заночевала в Хатыне. Наутро, покинув деревню,   партизаны обстреляли легковую машину с сопровождавшими двумя грузовиками полицейских. Были убиты шеф-командир капитан СС Ганс Вёльке, чемпион Олимпийских игр 1936 года, пулемётчик Шнайдер и три полицейских, двое полицейских ранены. Генерал СС Дирлевангер приказал уничтожить Хатынь вместе с жителями.
          То же было и с заживо сожжёнными в других деревнях и сёлах. Партизаны совершали свои акции, не заботясь о последствиях для мирных жителей, при этом не имея возможности и не пытаясь защитить их от немецкого возмездия.


Я:   - Вот я и говорю. Фашисты бесчеловечны. Они мстили партизанам, уничтожая мирное население.


Виктор Николаевич:  - Это была не только месть. Это была форма борьбы с партизанами. Взять, к примеру, операцию «Winterzauber» (переводится как «Зимнее волшебство»). Операция была проведена, чтобы очистить от партизан северные районы Белоруссии и примыкающий район Псковской области. В 1943 году в течение двух месяцев гитлеровцы создали нейтральную зону без жителей и населённых пунктов шириной 40 километров на этой территории.


Для проведения операции использовали 7 латышских полицейских батальонов и один украинский. В ходе операции подключили ещё один латышский батальон, один литовский батальон и роту эстонского полицейского батальона. Есть документ, написанный латышом, представителем генерала Власова, о зверствах латышских легионеров к гражданскому населению во время этой операции.


Во время операции только в Освейском районе Белоруссии сожжено 183 деревни, расстреляны и сожжены свыше 11 тысяч человек, 14 тысяч вывезены: взрослые в Германию, дети – в Саласпилсский лагерь смерти, тот, что в Латвии.


Я:   - Я читал материалы, юстиция ФРГ квалифицировала операцию «Зимнее волшебство» как преступление против человечности.


Виктор Николаевич:   - Вот именно современные немцы признали это преступлением. А участники операции-латыши надевают нацистскую форму и ежегодно 16 марта  в Риге принимают участие в марше легионеров как национальные герои, боровшиеся с большевистским режимом за возрождение государственности Латвии.


Я:   - Это было бы равносильно, если бы солдаты и офицеры Русской освободительной армии, сформированной из военнопленных красноармейцев-предателей генералом Власовым, надели немецкую форму и строем 9-го мая пришли на Поклонную гору в Москве. Власов провозгласил своей целью борьбу с большевизмом. Большевиков в России больше нет. Россия – демократическое государство. В самый раз заявить «власовцам» о себе и провозгласить освободителями России от большевизма.


Виктор Николаевич:  - В России такое невозможно. Это только те, кто обрёл суверенитет не в результате освободительной борьбы, не благодаря самоотверженным выступлениям «патриотов», которые бессильны были противостоять тоталитарному государству, а получили государственность на блюдечке, в результате распада СССР, краха тоталитарного режима. На радостях ищут героев среди тех, кто служил нацистскому режиму. Раз других нет. Хотя надо отдать должное гитлеровцев тоже оккупантами признали. И на том спасибо!


Я: - Грузию никто не оккупировал. И при Сталине, и в после сталинское время благополучно жила республика. А Саакашвили в 2006 году умудрился в Тбилиси открыть Музей советской оккупации Грузии.


Виктор Николаевич:  Вот так недальновидные политики национальных государств, получившие советское образование в советских вузах вину за злодеяния сталинского режима, от которого русские пострадали больше других народов, вместе взятых, вину руководства бывшего СССР, переносят на современных русских и современную Россию.

 
Я:   -  Немцы всему миру продемонстрировали, как можно покончить с гитлеровским фашизмом. Не мешало бы прибалтам поучиться у них.


Виктор Николаевич:   -  Ясность должны внести историки. Совместной работой в архивах России, Германии и бывших республик СССР надо восстановить истину и историческую справедливость.


Я:   - Только истину. Такая задача стоит перед исторической наукой. В том, что когда-то содеяно изменить и поправить нельзя. Так что ни о какой исторической справедливости речи быть не может. Наука этим не занимается. А вот современные политики могут извлечь уроки истории, проявить политическую мудрость. Отказаться от попыток мстить тем, кто не повинен и не отвечает за историческое прошлое. Негоже сеять вражду и рознь, ссылаясь на историю, вместо того, чтобы объединить усилия к обоюдно выгодному сотрудничеству и взаимопониманию.


Виктор Николаевич:   -  Государства Балтии, став независимыми и демократическими подсчитали ущерб от  советской оккупации, требуют возмещения от России. Интересно знать, современной Германии они выдвинули такого же порядка счёт за убытки от гитлеровской оккупации?


Я:   - Они забыли подсчитать, сколько коммунистическим режимом вложено в создание и развитие экономики этих оккупированных республик с сорок четвёртого по 91-й год. Собственно со временем историки проделают и эту работу. Но задача заключается не в том, что подсчитают и что насчитают историки. Историки в политические споры не вступают. Они констатируют, что было на самом деле. Никому не подыгрывая, никого не выгораживая и не вынося задним числом обвинения. Историки не творят суд. Суд творит сама история. Надо, чтобы современные политики, отстаивая национальные интересы, прекратили сводить счёты, ссылаясь на прошлое.

 
Виктор Николаевич:   -  Кстати, в Хатыни исполнителем распоряжения немецкого командования был 118-й украинский полицейский охранный батальон, сформированный в Киеве из военнопленных красноармейцев, украинцев и русских.


Я:  - Это уточнение подсказывает, что исторической науке надо добросовестно разобраться в прошедших событиях, сделать заключения и выводы не в угоду правящему режиму, по крайней мере, в государствах, где это возможно и дозволено сделать, чтобы будущие поколения знали правду истории. Только тогда знание истории окажется полезным.  А всей правды мы не знаем до сих пор. Правильно отмечают историки-учёные: дальнейшее рассекречивание и введение в научный оборот архивных материалов позволит более точно реконструировать историю тоталитарного социализма СССР. Хотя вполне вероятно, что по некоторым аспектам получить однозначный ответ не удастся никогда. Сегодня историки не имеют доступа ко всем архивным материалам. Даже к тем, срок секретности которых истёк. Это порождает не всегда правомерные домыслы, разночтения, непонимание того, что происходило на самом деле. Прошло  почти 70 лет после окончания Великой Отечественной войны, а мы так и не знаем всей правды, какая это была война».





                http://www.proza.ru/2013/03/17/1230