Плутишка

Плутишка

Мальчишек, озорнее Сережки, я не встречал. Он часто бывал у нас, играл с моими внуками, любил верховодить, а тут явился насупленный, глаза на мокром месте, - будто его подменили.
«Похоже, что-то случилось», - подумал я, приглашая его пройти в комнату. Сережа горько вздохнул и вытащил из-за пазухи пушистый комочек.
- Это мой любимый щенок, но такой балованный, из дома выгнали. Можно, он у вас поживет, - с мольбой сказал мальчик.
Щенок был очень хорош: черный, как галка, с белой звездочкой на лбу. Когда Сережа опустил его на пол, он суетливо засеменил вокруг мальчика, но, увидев меня, визгливо затявкал. Я невольно рассмеялся: «Ух, какой страшный!»
- Так как же, дядя Саша, можно?
- Можно, - согласился я и не стал ничего выяснять у Сережи, - он и без того был расстроен.
Позже во дворе я встретил Анну Васильевну, мать Сережи. Она несла из магазина пакеты с продуктами и большую коробку с тортом. Приближался праздник, и у Сережиной мамы, как и у всех женщин, прибавилось в доме хлопот.
- Что же вы Сережу с собой не взяли? – предлагая ей свои услуги, спросил я. – Ведь он уже вернулся из школы.
- И не говорите, совсем от рук отбился. Сказала ему, что иду в магазин, подожди во дворе, так нет, его и след  простыл. А вечером придумает что-нибудь в оправдание. Хорошо, хоть от щенка избавился, не на кого будет вину валить.
- А при чем здесь щенок? – удивился я.
- Так со щенка все и началось.
- Что все? Щенка он мне принес.
- К вам? – у Анны Васильевны в глазах заблестели слезы. – Вот видите, и тут обманул…
Сережа рос в семье единственным ребенком. Его отец, геолог, месяцами не бывал дома, а когда возвращался – целые дни не отпускал сына от себя. Ходил с ним в театр, цирк, парк и ни в чем не отказывал сыну. Случалось, опаздывали без причины к обеду или к ужину. Видя недовольное лицо жены, отец обычно подмигивал сыну и говорил что-нибудь вроде того:
- Понимаешь, мать, мы очень спешили, но автобус сломался, и задержались…
Анне Васильевне не нравилось, что муж при сыне говорит неправду, но, глядя на их счастливые лица, прощала им эти уловки. Зато сын воспринял это по-своему.
Как-то, убирая после обеда со стола, Анна Васильевна увидела пустую сахарницу. Выглянула тут же в окно. Во дворе в окружении ребят стоял Сережа и раздавал им конфеты. Анна Васильевна позвала мужа:
- Отец, иди-ка сюда, взгляни на сына.
Муж посмотрел, улыбнулся:
- Весь в меня, Аннушка, добрый…
- А ты разрешил ему?
- Я не понимаю. Разве плохо, что он поделился с товарищами?
- Я не об этом, - Анна Васильевна  с тревогой взглянула на мужа. – Он ведь без спроса взял конфеты…
Когда Сережа вернулся домой, родители спросили его:
- Сынок, не знаешь, куда делись конфеты?
- Не-е, не знаю, - глаза мальчика  забегали с отца на мать. – Может быть, щенок утащил? – Сережа бросился к подстилке, где спала собачка. – Ну да, одни фантики от конфет остались…
Мать и отец, подавленные выходкой сына, беспомощно переглянулись, не зная, что делать, как поступить? А Сережа воспользовался паузой и выскользнул во двор.
- Сейчас же верни и накажи его, - потребовала супруга.
- Нельзя, Аннушка, непедагогично. Это только озлобит его, - защищал муж сына.
- Но он же врет нам в глаза!
- Тогда давай скажем ему прямо, что лгать нельзя.
- Этого не хватало, - вскипела Анна Васильевна. – Он ведь тут же спросит, почему ему нельзя лгать, а папе можно?
Они долго еще спорили между собой, но так ничего и не решили. А Сережа, не уличенный в обмане, стал прибегать к новым. Заиграется на улице допоздна  и оправдывается:
- Я, мам, вывел щенка погулять, а  он убежал, пока нашел – опоздал.
Но когда дело дошло до того, что со стола исчезла мелочь, Анна Васильевна не вытерпела:
- Раз щенок не только конфеты, но и деньги стал таскать, придется тебе от него избавиться…
Сереже очень хотелось пойти погулять, но родители не пустили. Он пришел ко мне, взял щенка на руки и, насупившись, уставился в окно.
- Сережа, почему мама с папой сердятся на тебя? – спросил я.
- Не знаю.
- А ты, случайно, не провинился перед ними?
- Нет, - неуверенно сказал он, а потом горько заплакал. Пытаясь его успокоить, я невесело сказал:
- Знаешь, Сережа, а ведь мы с тобой друзья по несчастью. Во-первых, оба сидим дома, - тебя не пустили гулять, а у меня нога болит, не могу, а во вторых… Но об этом долго рассказывать.
Сережа перестал плакать, попросил:
- Пожалуйста, дядя Саша, расскажите.
- Тогда слушай и не перебивай. Случилось это давно, во время войны с фашистами. Наша семья жила тогда в одном селе. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, а моему братишке всего пять. Трудные годы. Жили мы впроголодь.
- Как это – впроголодь? – удивился Сережа.
- Это когда все время есть хочется, а есть нечего.
- Почему?
- Потому что все продукты отправляли на фронт, бойцам, что бы у них были силы бить фашистов. В общем, голодали мы, но праздники все равно отмечали. Наша мама задолго до них начинала делать припасы. Было у нас две козы. Каждый день надаивали две крынки молока. Что такое крынки? Это глиняные горшочки. Так вот, одну мы с братишкой выпивали, а другую мама уносила в кладовую. За несколько дней до праздника их там накапливалось немало. Они этажа в три стояли.
- Как это – в три этажа? – не понял Сережа.
- Да так: поставит мама несколько крынок на стол, а сверху фанерой накроет. На фанеру другие крынки ставит, потом снова накрывает фанерой, а на нее – новые крынки. И вот стоит молоко, киснет, сметаной покрывается. Потом из этого добра пышки, пироги пекли. Без них праздник – не праздник. Мама строго-настрого запрещала нам с братишкой заходить в кладовую. Но когда постоянно хочется есть, трудно удержаться. Однажды, когда мамы не было дома, оказались мы с братишкой в кладовой. Стоим, смотрим. Сметаны много: «Не лизнуть ли чуть-чуть?» Пока я раздумывал, братишка окунул палец в крынку и в рот. Я хотел его оттащить, но сам замочил свой палец в сметане и облизал его. И тут уж не до братца стало, - до того вкусно.
Сережа заерзал на стуле, осуждающе вздохнул.
- И вот мы уплетаем сметану за обе щеки. Торопимся. Все мирно, тихо, молчком. Только под ложечкой сосет, что будет, если мама узнает?! Но это еще смутно так беспокоило. К тому же не поделили мы одну крынку, ухватились за нее и тянем каждый в свою сторону. А крынка-то не железная, возьми да и лопни. Полетел я в одну сторону, братишка – в другую. Зацепили фанеру и посыпались «этажи». Мы остолбенели: что-то теперь будет! Смотрим друг на друга. Глаза по блюдцу у брата, испугался, а у меня волосы встали дыбом – тоже испугался.
В это время вваливается в кладовку наш любимец кот Барсик. И шмыг к сметане, что на полу разлита. Мы смотрим, как он сметану лижет, а не гоним. Наоборот, задом, задом вышли из кладовой и закрыли в ней Барсика.
Я замолчал, искоса поглядывая на Сережу. Он нетерпеливо спросил:
- А дальше, что дальше было?
- Пришла мама. Стала хлопотать по хозяйству и в кладовку заглянула. Открыла дверь, а оттуда ей навстречу Барсик выходит, с усов сметану слизывает, живот по полу волочится, глаза масляные, веселые: - «Спасибочки, - мол, - за угощение, накормили до отвала». И бух маме в ноги, тереться. Мама охнула, руками всплеснула, и, где бы Барсика поймать, возьми да и пни его. Почуял Барсик неладное и бежать. Мама – за ним. Кричит и плачет: «Ах ты, окаянный, погубил, разорил, детей без праздника оставил!»
Услышали мы, что мама нас пожалела, и тоже за Барсиком погнались, ловим, кричим, что, мол, мама старалась, а кот напакостил.
В общем, поймали мы Барсика. Куда из дома денется. Мама посадила его в мешок и пошла к крючнику, который шапки делал из бездомных собак и кошек. Бежим мы с братишкой следом – ни живы, ни мертвы: до того Барсика жалко. Ведь он-то ни в чем не виноват. Сами закрыли его в кладовку, а как скажешь? Не признались мы и тогда, когда крючник забрал Барсика. Только ревели от горя и обиды, от того, что оказались самыми последними трусами, не выручили своего любимца из беды…
Не успел я закончить рассказ, как Сережа вскочил и бросился из комнаты. Хлопнула входная дверь, и все стихло. Я растерянно глянул ему вслед: неужто все испортил? Середа должен был узнать, что крючник и наша мама оказались прозорливее. Они поняли, кто виноват в этой неприглядной истории и не тронули Барсика, после того, как мы с братишкой признались в своих грехах, кота вернули домой живым и невредимым…
Близился вечер. Сережа не появлялся. Я хотел уже сам идти к нему, как в передней позвонили.
- Войдите, не закрыто!
В комнату вбежал возбужденный Сережа.
- Дядя Саша, дядя Саша, - затараторил он. – Можно мне взять щенка обратно? Мама и папа мне разрешили…