Проклятые поколения одинадцатая часть

****


9. Молодой хирург.

Артём, остался жить у своей тёти Софии Николаевны.
 
Инна не выполнила своего обещания закрыть Артёма в чулан, пустить туда большого черного паука, попросила у него прощение.               
Амур, пёс Артёма, быстро освоился с городской обстановкой. Он понимал, несмотря на свою неизвестную науке породу, что вести себя в городе собаке надо совсем не так, как на хозяйском особняке.

Тут и порядки другие и законы - резко отличались от тех по которым рос. Его любили, но не баловали, занял своё место, никому не надоедал...

****               

В стране шла гражданская война, на Украине власть менялась каждый месяц!               
 
Продукты сказочно дорогие, деньги ценились те, которые были сделаны из золота, другие просто игнорировались или имели жалкую цену.
 
Бумажные деньги печатали все, кому было не лень, так называемая Центральна Рада, гетман Павел Скоропадский, Семён Петлюра.
 
Семью Писемских, спасала работа главы семейства. Каждой власти, которая приходила в Киев, нужны были хорошие хирурги, госпиталь никто не закрывал. Владлен Евгеньевич, ходил за помощью ко всем власть имущим и все без исключения помогали, даже очень «временные» атаманы и те, не отказывали в помощи.
 
Школы были закрыты, никто не знал когда восстановится власть и какая. София Николаевна решила учить детей самостоятельно...
 
Каждый день с восьми часов утра до двенадцати, Инночка и Артём осваивали программу специальных лицеев для одаренных детей, которую им преподавала ещё более строгая чем мама тётя София. Почему-то она решила, что её племянник и дочь одаренные...
 
Когда в Киеве открылись для детей первые школы, Артёма и Инночку  отвели в пятый класс.

- Кем ты хочешь стать?- спросила первая учительница у Артёма, наклоняясь к мальчику.

- Хирургом!- гордо ответил он,- как мой дядя Владлен.

Страшный сон с безголовым монстром, тёмный подвал, люди в оборванных одеждах, рыцари с мечами и факелами в руках, больше не снились.

****               
Восстановление Советской власти на Украине, стихийные бунты, крестьянства, нежелание людей поддержать начинания социалистической перестройки общества, привели к страшной, невидимых масштабов голодовке!               
Голодовка 1932-1933 годов, унесла, только на Украине миллионы человеческих жизней...               
До сих пор один Господь может сказать точно, сколько погибло людей, может назвать эту страшную цифру жертв политической  и экономической катастрофы режима!               
****

На семью Писемских, голодовка не отразилась, как всегда выручала работа Владлена Евгеньевича, лечил людей из правительства, за что получал специальный государственный паек.               
Писемские делили свои продукты, помогали соседям, голодным как могли.               
Артём был студентом второго курса Киевского медицинского института, годы голодовки не учился, помогал дяде в госпитале.
 
Работал помощником медсестры, выполнял самые тяжелые работы, добровольно ухаживал за больными .               
Владлен Евгеньевич старался, как можно чаще брать племянника в операционную.
 
Артём внимательно следил, как дядя оперировал, движения, команды, даже выражения лица старался запомнить.               
 
У професора была большая библиотека, которая включала в себя и книги нетрадиционной хирургии народов Китая, Японии, Латинской Америки.               
 
На правах племянника ведущего хирурга больницы, помогал патологоанатому. Патологоанатом, как и все люди этой профессии, был молчалив, скрытен и нетерпелив к присутствию других людей, в его «царстве», но тут никуда не денешься – племянник самого Писемского!               

Одним словом - жил в больнице...

****               

Артём окончил медицинский институт в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, был направлен на работу в центральную городскую больницу города.               
 
Под присмотром дяди проработал один год. У строгого специалиста как Писемский, быть ассистентом всего один год - исключение...

- Артём Иванович, с этой минуты вы работаете самостоятельно!- после очередной успешной операции молодого хирурга, распорядился Владлен Евгеньевич.               

- Ваш кабинет - рядом с моим, я распорядился перенести стол, ваши вещи в новый кабинет.

- Владлен Евгеньевич, мне рано, с вами чувствую себя уверенно, а сам растеряюсь…

- Довольно, готовьтесь к следующей операции!

Артем вышел с кабинета главного врача, остановился, в голове всё смешалось, затем пошёл к старшей медицинской сестре, за историей болезни пациента, которому через два часа будет делать операцию.
 
Так началась самостоятельная практика молодого, двадцати семи лет хирурга...

В душе чувствовал растерянность, какую-то пустоту, тряслись руки...

- Что с вами?- спросила медсестра, заметив его замешательство.

- Ничего, это пройдёт,- ответил Артем, пряча левую руку в карман халата,- дайте мне историю болезни Шушкевича Алексея Владимировича, готовьте операционную, через два часа операция.

- Хорошо Артём Иванович!- ответила медсестра, после короткой паузы отважилась на вопрос,- Владлен Евгеньевич, будет присутствовать на операции?

- Да будет,- ответил Артём, а сам подумал:- Вот женщины, ничего мимо их глаза незамеченным не пройдёт, всё видят.

Вернувшись в кабинет, который приготовил для него дядя, сел за стол, не обращая никакого внимания на хаос, только, что перенесенных вещей, начал внимательно изучать  историю болезни Алексея.   

- Ну, что брат? Самостоятельно, так самостоятельно,- подумал Артём,- давно пора! Не прибедняйся – ты можешь!

****

9.1 Угроза репрессии.

«Лучше всех покоряется приёмам укротителя – тот лев, который стоит на низшей социальной ступени в прайде, то есть является зверем омегой», писал когда-то Ян Мартин.

****               
Старший уполномоченный по чрезвычайным делам НКВД города  Киева Смородинов Николай Николаевич, сидел за столом своего кабинета, читал приказ Ежова от 30 июля 1937 года под номером 00447.


- Вот сука!- подумал он, откладывая приказ в сторону,– когда же это кончится?

– План спустили - расстрелять пятьдесят тысяч, отправить в лагеря сто тридцать пять тысяч!               
Вошёл старший помощник, не осмеливаясь прерывать размышления шефа, стоял у двери.

Смородинов стоял у окна, слышал как стучали в дверь, как открылась...

- Что случилось опять?- поворачиваясь, тихо спросил он, глядя на следователя.

- К вам лично хирург центральной больницы, некий Пытакин Никифор Пантелеймонович.

- Говорит, донесение государственной важности, хочет говорить только с вами.

- Зовите,- вздохнул уполномоченный, сел за стол, открыл журнал посетителей.

Вошёл Пытакин, нагнул голову, как-то халуйски боязно закрыл двери.
 
Смородинов поднял на него глаза, взял в руки журнал, закрыл.
 
Мужчина среднего возраста, выглядит намного старше. На лице написано – пьет и хорошо пьёт, с последней формой курения. Одежда, как положено алкоголику - помятый плащ, помятые брюки, нечищеные туфли.

Пытакин закашлялся, закрывая рот рукавом плаща.

– Простите!

- Ничего,- ответил Смородинов, наливая ему воды с графина, который стоял на столе.               

– Вот хирурги пошли,- подумал следователь, подавая стакан, показал рукой на стул, рядом со столом,- чахоточный, наверное умрёт скоро.

- «Народная интеллигенция» - «наш» клиент,- продолжал грустные размышления.

- Как можно идти в такую серьёзную организацию в такой одежде,- лезли мысли возмущения,- такая сволочь, родную маму продаст! Ему стало плохо, сдавило сердце, налил с того же графина в свой стакан воды, выпил.               

Жизнь приучила его думать одно, а делать противоположное...

Он заулыбался, самому стало противно, задёргался глаз, заныло плечо.

Николай Николаевич был тяжело ранен, при задержании группы бандитов грабившую банк. Потерял много крови, если бы не врачи которые случайно оказались рядом, он бы  умер.               
– Здравствуйте,- откашлявшись наконец-то поздоровался врач.

- Здравствуйте уважаемый Никифор Пантелеймонович, присаживайтесь, присаживайтесь. Что скажите? Я вас очень внимательно слушаю.

- Я, понимаете,- заикаясь, начал говорить Пытакин, размещаясь на стуле поудобней,- открыл тайну страшной организации «врагов народа»!               

Опять закашлялся, выпил воды, поставил на стол стакан. – Волнуется,- подумал старший уполномоченный, продолжая разглядывать пришедшего "интеллигента".               

– Извените, в роте пересохло!


- Да вы не волнуйтесь,- сказал старший следователь,- вы на правильном пути, «враги народа» должны быть наказаны и уничтожены!

- Мы для этого здесь работаем, социалистическая родина вас наградит по заслугам.

Смородинов смотрел на Пытакина, старался понять, что же толкает людей писать доносы.               

– Чувство долга?

– Но перед кем?

- Перед собой или перед «товарищами»?               

– Как люди не понимают, что «товарищам» вы до одного места?

- Вот открыл Америку, а то ты не знаешь, да, ну ладно.               
– Сейчас самое время сводить счеты с обидчиками, начальниками, соседями, родственниками и вообще, так ради забавы...

– Террор, террор, голодовки, сейчас репрессии... Сколько вас уже уничтожили эти «товарищи» – люди остановитесь!

– Куда вы идёте?               
– В страшное время живу, в страшное...               
– Какая же у меня отвратительная работа. Написать по собственному желанию – расстреляют, за отступничество и предательство.

- Сначала меня, потом весь мой отдел, детей, жён отправят по этапу в концлагеря...               
– Статья то какая – за отступничество и предательство родины…– Господи помилуй раба твоего грешного!               

– Жутко, надо останавливаться, а то далеко заеду...               
– Я так понимаю, вы работаете хирургом в центральной городской больнице?- спросил, морщась от головной боли Смородинов.               

– Да, но сейчас меня перевели в травматологическое отделение.

– Так, так продолжайте.

- Главный врач больницы – еврей Писемский. Его жена, дочь, его помощник хирург Золотарёв, старшая медсестра Грачева, медсестры Коваленко и Игнатьева – это организованная группа врагов Советской власти, лично товарища Сталина!               
- Прям таки лично,- в мыслях перекосило Николая Николаевича.               
- Они собираются, обсуждают планы свержения законного советского правительства, восстановления капитализма! У Писемского жена - родственница бывшего узурпатора беднейшего крестьянства, богатейшего земельного владельца графа Воронцова, а его племянник Золотарёв – сын богатого сахарозаводчика! Говорят, что на его имя в заграничных банках, отец успел положить миллионы рублей – золотом! Этот Золотарёв придерживает деньги, для вооруженного восстания против дорогой нам советской власти!               
– Родители Писемского были очень богатые люди, буржуи, держали всю торговлю парфюмерией, большая часть аптек в городе, принадлежала им - это первый «враг народа»!   

- Хорошо, Большое вам спасибо, дорогой Никифор Пантелеймонович!- сказал Смородинов, а сам подумал:- Вот скотина, надумал стать главным врачом! Уже до Писемского добрались! Единственный хирург который может делать операции, и этот молодой Золотарёв, надежда медицины!               
– Вот тебе на!

- Думаю, вы всё написали в этом донесении?- уполномоченного передернуло, гнев подступил к лицу, во рту стало сухо, опять заныло плечо.   

– Сердце шалит,- подумал он, взял стакан выпил воды,- надо валерьянки...

- Да, да, всё написал, очень подробно с датами, точным указанием времени их проклятых сборищ, что говорили, делали...

- Замечательно, это дело особой важности,- ответил Смородинов, открыл журнал посетителей, перелестнул страницы, нашёл последнюю запись,- вы, правильно сделали, что пришли именно к нам!               

– Советская власть, говорит вам огромное спасибо за вашу бдительность, честность, принципиальность и сознательность! Именно такие, как вы, благодаря вам, честные люди страны советов спят спокойно. Знают, что есть люди которые оберегают их спокойствие, завоевание революции, наше светлое будущее!- от этих слов которые он, говорит всем доносчикам заученных наизусть, ему стало ещё тяжелее.               
– Сейчас этот важнейший документ зарегистрирую, вы получите пропуск который предъявите на выходе. 

У Смородинова,было три книги регистрации доносов. Третья книга была для дел «особой» важности... Вот в эту книгу он и записал донос на Писемского, его семью, медперсонала центральной городской больницы.               
– Надо бы эту книгу сжечь, а то не доведи Господи,- подумал уполномоченный, записывая данные регистрации.

Эта книга представляла собой как две остальные, здесь фиксировались сведения которым Смородинов не давал ход.
 
Расчет старшего следователя был прост, чтобы сохранить себя и своих подчиненных от непредвиденных ошибок.

- Распишитесь здесь,- подал книгу Пытакину, показывая пальцем строку.               
 
Пытакин взял ручку, вмокнул в чернильницу, старательно расписался.

- Вот пропуск,- подал пропуск следователь, закрыл журнал регистраций доносов, посмотрел на Пытакина.               

– С города не выезжайте, можете понадобиться нам в любое время.

- Если надумаете обязаны заблаговременно нас предупредить, не менее чем за два дня.

- Да, да конечно,- ответил Пытакин, поднялся со стула, поставил его на место, чувствовал свою важность, гордо смотрел следователю в глаза.               
– До свидания дорогой Никифор Пантелеймонович,- пожал ему руку Смородинов через стол.               

– Соколов, проведите дорогого товарища,- распорядился уполномоченный, стоя смотрел вслед уходящему "хирургу - травматологу".


****               

– Вот и я стал нужным советскому правительству,- думал он, идя по коридору управления,- вот я вас загоню в лагеря!

- А тебя еврейская сволочь и твою семейку - расстреляют!               

- Миллионеры хреновы, кровопийцы! Лучшие хирурги, медперсонал – они меня осудили!               

- Алкоголик... Не место алкоголикам в советской медицине!- идя по лестнице, думал вдохновленный и гордый сделанным делом "интеллигент".               

Пантелеймонович думал, что исполнил свой гражданский долг перед родиной и лично перед «товарищем» Сталиным...               

- Сам Смородинов пожал мне руку,- улыбаясь гордился собой Пытакин, подавая  чекисту пропуск.               

Ему и в голову не могло придти, что этим самым доносом тронул интимную струну дел НКВД не только города Киева, но и правительства страны, лично Николая Ивановича Ежова.               
Дамоклов меч повис над большой группой людей, в том числе и над самим доносчиком!

Этим доносом Пытакин заочно приговорил к расстрелу медперсонал больницы, во главе с главным врачом и  всю следственную группу Смородинова!

****               

Николай Николаевич грустно посмотрел на исписанные листы бумаги, которые лежали на столе.
 
Подошёл к окну, увидел ещё раз зловещую фигуру Пытакина, которого чекист проводил к воротам двора управления.

- Кощей Бессмертный!- подумалось ему, держа штору - что же ты наделал - дурак?!

- Придет Соколов, зайдёте ко мне...

****

Буквально через минуту зашли два следователя, этих людей уполномоченный знал давно.

Самое интересное, что связывало и объединяло этих суровых людей - это инстинкт самосохранения.

В то время, если арестовывали старшего уполномоченного, арестовывали и весь отдел, никакие оправдания не помогали, расстреливали без суда.

Смородинов понимал, среди его двух помощников «стукачей» не было...

****               

– Присаживайтесь,- показал на стулья,- подумаем вместе, что будем делать!

- Мы знаем кто такой Писемский Владлен Евгеньевич. Если бы не он, я давно бы гнил на кладбище, между прочим и ты Валентин Владимирович. Не буду перечислять заслуг профессора, это долго.

- Так вот, это всё прекрасно и замечательно. Сейчас этот самый посетитель принёс донос на Писемского, его зама Золотарёва, нескольких медсестёр, как на группу заговорщиков против советской власти и лично товарища Сталина,- посмотрел на реакцию помощников, взял исписанные листы бумаги, сложил, положил на стол.

- Писемский Владлен Евгеньевич и Золотарёв, являются ведущими врачами правительственной больницы которую недавно создали, на базе центральной...               
- У нас проходят лечения высокопоставленные товарищи не только правительства Украины, но и правительства СССР, их жёны, любовницы, члены  семей.               
– Две недели назад, здесь был лично Ежов! Кроме проверки работы НКВД республики он был на консультации у Писемского. У него то ли язва желудка, то ли кишечника. Операция назначена на следующий месяц! После операции он планирует ехать за границу. Ему, сам «товарищ» Сталин, Совнарком, Профсоюзы, выделили три тысячи рублей на оздоровление и путевку в лечебный санаторий Германии.               

- И ещё, на консультацию к тому же Писемскому приезжала дочь «товарища» Сталина. Диагноз - варикозное расширение вен кишечника. Операция назначена на следующий месяц.

- Дальше...
 
- Наш многоуважаемый командарм первой конной армии Семён Буденный, будет оперировать паховую грыжу, сроки не знаю. У Писемского будет оперироваться  сам «товарищ» Молотов. Операция назначена через два месяца. Диагноз Молотова не помню, латинское слово.   
 
- Что-то с пищеводом. Владлен Евгеньевич имеет целый список назначенных операций на целый год вперёд.               
– Соколов, ты будешь удалять язву у «товарища» Ежова?

– Николай Николаевич, я не знаю, как удалять язву...

- Значит ты Виталий Иванович, знаешь как удалять паховую грыжу, язву, варикозное расширение и наконец оперировать Молотову пищевод!

– Николай Николаевич, я ничего этого не знаю,- ответил перепуганный следователь, понимая к чему идёт разговор.               
- Так вот, если мы арестуем Писемского и Золотарёва по доносу этого алкоголика Пытакина, который по всей видимости хочет стать главным врачом, таким образом свести счёты с коллективом, который требуют дисциплины, порядка в больнице, нам с вами ребята просто наступит полный – сами понимаете что!               

–Почему?               

– А потому, что если мы помешаем лечению товарища Ежова, то он собственноручно будет рубать каждого из нас на мелкие кусочки, потом сварит из нашего мяса гуляш, скормит его своим собакам!

- Что касается Буденного, то этот генерал нас и рубать не будет, он скормит нас свиньям - живьём! Он этот спектакль уже устраивал...               
– Так кто же будет удалять язву у товарища Ежова, грыжу Будённого, лечить пищевод Молотова и многих его пациентов из правительства СССР?

 – Ответ очевиден – профессор Писемский, его помощник Золотарёв,- тяжело вздохнул, выпил валерьянки, запил водой.

- Пытакин, открыл Америку. Мы давно знаем кто такой Писемский, его жена, кто такой Золотарёв – знаем. О его «миллионах» знаем, про его отца знаем...
 
- Отец Золотарёва пытался перевести деньги в центральный банк Франции, но не успел. Его вместе с женой, служанкой - не то гувернанткой, не то поваром, заживо сожгли в доме банда Гуцула.

- Усадьба была рядом с Новоалексеевкой, Киевской области. Так что, у Золотарёва миллионов нет... Но как бы там ни было – происхождение не пролетарское...               

- Кстати, мать Золотарёва Артёма Ивановича, старшая сестра, жены Владлена Евгеньевича, племянницы земельного графа. В общем, "враги народа" на лицо...   

Следователи молчали, формально можно смело «раскрыть» целую преступную организацию и получить за это орден, если успеешь...


****

- Мама, а где Инночка?- спросил Артём у тёти, подойдя к окну, отодвигая тяжелую бархатную штору,- уже на улице темнеет.

- К ужину должна придти,- ответила тётя с кухни,- у них в институте завтра проверка с Москвы, «хвосты» подтягивают.

Инна по окончанию университета, работала в экономическом институте преподавателем, одновременно училась в аспирантуре.

- Немного подожду, пойду встречать,- ответил Артём, грустно смотрел на улицу, сгущающиеся сумерки.

- Сама придёт, взрослая уже,- засмеялась София Николаевна.

В это самое время на улицу вышли люди в синих фуражках, защитной форме. За ними шла колонна гражданских, кто с сумками, кто с чемоданами.
 
Одеты были по-разному, в фуфайках, в плащах, в пиджаках, по обеим сторонам процессии шла охрана с винтовками вскинутыми через плечо, приготовленными для стрельбы.

- Дядя а что это за люди?  Куда их ведут?

Владлен Евгеньевич оставил чтение газеты, подошёл к окну где стоял Артём, отодвинул, зашторил окно.

- Это - политзаключённые, прости за бесцеремонность.

- В каждой колонне есть «кукушки», как их называют в народе, высматривают кто сильно интересуется происходящим, запоминают адрес, жди «товарищей» в "гости".
- Редко, кто остаётся дома после такого визита.               
 
- Сегодня расстрелян бывший нарком здравоохранения страны Каминский Григорий Николаевич, мой одноклассник по университету. И знаешь какая мотивация преступления? – «За организацию, троцкистской группы врачей, с целью восстановления капитализма, свержения законной власти большевиков и физического уничтожения «товарища» Сталина!

- Так что Артём прошу, больше на такие колонны не смотри, может плохо кончиться!

- Этих несчастных людей гонят на железнодорожный вокзал, запихнут как скот, в вагоны – теплушки, повезут, на север страны в тюрьмы, где эти люди должны работать на «ударных» стройках социализма.               

– Большевистская пресса назовёт их добровольцами первых коммунистических строек, которые, покинули тёплые жилища в интересах  индустриализации страны. С энтузиазмом работают не жалея ни себя ни других, потому-что их позвал сам «товарищ» Сталин!               

– Тяжело читать этот бред, эту ложь!               

– Я не оправдываю царя. Он делал много ошибок, за, что и поплатился. Но так он никогда не поступал, за его правление ни одной опустошительной голодовки! Представляешь? Были случаи не урожайных лет, но никто не умер...               

- Что хорошего принесли – вот эти «товарищи»?!               

– Все как на подбор – четыре класса церковно приходской школы, у Ежова – всего один... Скажи, как эти «гении» рецидивисты, могут управлять страной?               

- Вот так и руководят! Голод, эпидемии, расстрелы... Криминал захлестнул страну, вечером страшно выйти на улицу.

- Да, далеко зашёл.

– Прости Артём.               

– Я немного пожил на свете, мне не страшно если меня в один прекрасный вечер увезут, как моего одноклассника. Но Инночку, тебя мне будет очень жаль, когда вас этапом погонят на стройки «социализма».

- Владлен хватит!…               

- С таким настроением, точно увезут,- оборвала его жена, вышла с кухни с чайником в руках, с носика которого шёл пар,- хватит!               

– Сегодня прекрасный мартовский вечер, скоро придёт Инночка, поужинаем!

- Всё будет хорошо,- в её голосе, чувствовалась тревога,- давайте пить чай.

Артём понял, тронул  наболевшее.

- Дядя не сердитесь – пожалуйста...               

- Не хотел говорить на эту тему,- ему стало неприятно, что своими вопросами спровоцировал дорогих ему людей, испортил вечер,- глупо как-то получилось.


- А что, если и в правду придут люди в синих фуражках - арестуют всю мою семью?- подумал он, присаживаясь к столику на диван,- бред какой-то, какой же я враг народа?               

– А Инна?

- А дядя Владлен?               

– А тётя София? Которая за всю свою жизнь - муху не обидела, бред просто бред, больше ничего!               

– Нельзя же невинных людей арестовывать просто так ни за что...               

– Нет это бред, бред, этого не может быть никогда!               

– Больше вопросов не задавать, хватит на сегодня...               

Тягостное молчание прервал Владлен Евгеньевич:- Сегодня приходили с Управления НКВД, интересовались Пытакиным, задавали вопросы.

– Почему перевели в травматологическое отделение, как он себя ведет на работе, где проживает?               
– Попросили срочно написать характеристику...               

- Смотрю на этого горе хирурга и думаю, как можно ненавидеть свою работу?

– Всегда на похмелку, руки трясутся - кошмар!

- Дядя Владлен, а кто приходил?

- Помощник Смородинова, Соколов Валентин Владимирович, другого чекиста не знаю.

- А Соколова ты должен помнить, мы делали ему сложную операцию на печени, был тяжело ранен.

- Да конечно помню,- ответил Артём, наливая с чайника кипяток в чашку,- а я думаю - почему этот Пантелеймонович на меня странно смотрит?               

– С каким–то прищуром, с ухмылкой...
               
– Сегодня нагрубил без всякой причины старшей медсестре, приходила, плакала как ребёнок.

- Вот сволочь!- сказал Владлен Евгеньевич непривыкший к ругательным словам, извинился.

****

Смородинов стоял возле окна, думал о своём бывшем начальнике Алексее Ивановиче Брагине и его первом помощнике Егоре Андреевиче Петрушине.               
- Алексей Иванович имел два ордена «Красной звезды», первый - за уничтожения банды которая промышляла на территории Киевской области, другой - за разоблачение и уничтожения большой группы фальшивомонетчиков, а сколько других важных дел выполнил, этот талантливый чекист...               

- Помощник Егор Андреевич имел звание «Почетный чекист», личное именное оружие, от самого Ягоды, оба арестованы и расстреляны!               

- Оказалось, Алексей Иванович был юристом, держал адвокатскую кантору...

- Был богат, жил в респектабельном районе Киева, его старший помощник работал в этой канторе - неужели за это можно расстрелять!               

- Я не знаю прошлого этих людей, думаю оно ничуть не лучше, не хуже чем у других.               
- Всех подчиненных Брагина - расстреляли! Меня спасло то, что я был в командировке.               

– Потом поставили начальником отдела, некого было ставить...   

- «Товарищи» совсем сошли с ума, им везде кажутся враги, сколько людей уничтожили...               
- Расстреляли всех соратников Ленина!               
-  Но простых людей, за что же их уничтожать, кому они угрожают!               
- Вот уже второй год каждый день, расстреливаем «врагов народа», в подвале этого жуткого дома, надо говорят, работать лучше, выявлять больше скрытых врагов рабочего класса?!      

- Какого «рабочего» класса? Это даже бредом назвать нельзя, совершенно больные люди у власти...               
– Господи помилуй меня грешного,- думал, свою горькую думу чекист, который, в кошмарном сне не мог представить, что его работа по защите людей от разного рода преступников, превратится в зловещую машину по их уничтожению. 

- Вчера расстреляли четыреста двенадцать человек, с Москвы пришла благодарность – молодец Смородинов «рекордсмен»!

- Господи помоги мне! Не могу подписывать приказы на арест, не могу приходить в этот дом, в кого я превратился?

- И угораздило меня здесь родиться, сбежать, но куда? Поймают - расстреляют, а так, хоть какой-то есть шанс выжить...               

– А может, у меня нет никаких шансов – и я обречен?               

– До большевистского переворота,  я тоже был адвокатом, единственно не держал кантору...


- Переживу ли очередную чистку?- тяжело вздохнул Николай Николаевич, отошел от окна, сел на стул, налил из графина воды, выпил.               
- Жаль моих помощников, у них семьи, малые дети... Ежов, чекистов расстреливает отделами.               

– Да, вот мысли навалились, с ума можно сойти!


****


- Разрешите войти?- обратился к нему Соколов, открывая двери кабинета.


- Да, да!- обрадовался Смородинов, прервались тяжелые думы.

- Я принёс характеристику на Пытакина, подписанная лично главным врачом.

- Читай...

- «Пытакин Никифор Пантелеймонович, родился в 1889 году, двадцатого августа, в пролетарской семье».               
– Так, гласит его официальная версия, на самом деле, отец его Орлов Пантелеймон Иванович, крупный промышленник, торговец черным и цветным металлом с западными европейскими странами, в том числе  и с Германией.               

- Мать его валютная проститутка – Пытакина Татьяна Петровна. Школу закончил очень посредственно. Учился Пытакин в местном университете на деньги отца. Если бы не связи и покровительство его папаши, окончить университет ему бы не удалось...

- Вернёмся к характеристике с больницы.
 
– «Неуравновешенный, склонен к употреблению спиртных напитков. Спирт ворует в больнице. Скандальный, груб с больными, с подчиненными. От  работы хирургом отстранен в связи с крайней некомпетентностью. По его вине умерли три человека, диагноз – аппендицит...

- Переведён, в травматологическое отделение, врачом травматологом».               
– Писемского просил писать как есть, без прикрас и официальных выражений. 

- Друг и собутыльник Пытакина – Шмидт Генрих Йозефович, 1891 года рождения, пятого мая.

- Уроженец города Киева. Немец. По профессии - ветеринар. Уволен с работы за прогулы. Не работает. Последнее место работы - сторож ветеринарной лечебницы где раньше работал ветеринарным врачом. Алкоголик, живёт на окраине города, по улице Красный октябрь № 16, в коммунальной квартире номер пять.

- Соседи свидетельствуют, о громких пьянках с Пытакиным. По пьянке, ругают Советскую власть, грозят какому - то Писемскому, Золотарёву.               

- Соседка, некая Марина Ивановна – свидетельствует:- Вчера Шмидт и Пытакин, грозились, что если чекисты ничего не сделают с Писемским и Золотарёвым, то Шмидт отвезёт донос в Москву, лично Ежову Николаю Ивановичу. Но уже, якобы, донос будет не только на бандитов городской больницы, но и на засевшую банду чекистов Киева, которые укрывают «врагов народа»!

 Смородинов поднял взгляд на Соколова, опять налил в стакан воды, выпил, достал валерьянку, начал отсчитывать капли.               

– Вот видишь...               
– Валентин, срочно достать этих двух козлов!   

- Ордер на арест Пытакина я уже подписал!               
– Возьми ордер на арест Шмидта,- подписав ордер, протянул его Соколову.

По закону ордера на арест, должен подписывать прокурор города. Но в то время, что бы облегчить работу НКВД, старший уполномоченный имел гору заранее подписанных прокурором ордеров, требовалось только поставить фамилию лица, которого необходимо арестовать…

- Посадить в одиночки! Брать где встретите!
Соколов вышел.

****

Чекисты сработали мгновенно...

Когда понимаешь, что над тобой повисла смертельная опасность - мозги человека работают с такой  точностью, что в нормальном состояни человек не может объяснить свои действия, настолько они были быстры и правильны!

Машины выехали одновременно, одна, в направлении главной городской больницы, другая на улицу Красный Октябрь.
 
Первого привезли Пытакина, привели в кабинет старшего оперуполномоченного города Киева и Киевской области.               

Смородинов посмотрел на него, уже не улыбаясь, не приглашая присесть на стул.

- Вы Пытакин Никифор Пантелеймонович?

- Вы меня знаете, я приходил к вам с заявлением.               

- Отвечайте на вопросы!- грубо сказал Смородинов, подымаясь со стула.               

– Да я,- ответил Пытакин, моргая глазами, по всей видимости ему ещё не дошло зачем его так срочно привезли в «кантору».

- Вы родились двадцатого августа 1889 года, мать ваша Пытакина Татьяна Петровна валютная проститутка, работала на германскую разведку!

- Позвольте?! Куда вы клоните?!- перепугался Пытакин.

- Заткнись и слушай!

- Отец ваш Орлов Пантелеймон Иванович, крупный промышленник, торговец чёрным и цветными металлами. Торговал с Европой, в частности с Германией, Англией. Часто выезжал за пределы России, работал на секретную разведку царской спецслужбы, одновременно на секретную спецразведку Англии!               

– Предприимчивый, время зря не терял,- добавил Соколов, стоявший сзади Пытакина.               

– Отец с вами не жил, но вас признавал и помогал вам в вашей жизни. Он эмигрировал в Париж в 1918 году. Вы, по нашим данным неоднократно пытались выехать с Советской России, но вам не везло и вы всё время возвращались к престарелой матери в Киев!

- Вы часто бывали у некого гражданина Шмидта Генриха Йозефовича?

- Когда вы, посещали его в последний раз?               
 Пытакин моргал глазами, от перепуга ничего не слышал.

- Я спрашиваю тебя сволочь, когда в последний раз был у Шмидта?!

- Вчера,- еле выдавил слова, с пересохшего рта Пытакин.

- Установлено, что Шмидт агент секретной разведки Германии!

- Вы,- опять перешёл на официальный тон Смородинов,- передавали ему секретные сведения которые вам были доступны, в частности сведения о вновь созданном медицинском управлении, предназначенном для лечения высокопоставленных государственных и партийных деятелей, крупных советских военных начальников, советских писателей и ученых.

- Вы специально умертвили трёх советских граждан, есть расследования и доказательства вашей вины!               

– Подпишите протокол допроса,- Соколов поднёс протокол к Пытакину, так как арестованный не мог пошевелиться, его перемкнуло.

Не зря говорят в народе – «Не рой яму другому – не ровен час сам туда попасть можешь!»               
– Подписывай гад, лучше будет,- прошипел чекист, положил перед Пантелеймоновичем протокол и ручку, подвинул чернильницу,- всё равно подпишешь - сука!               
Никифор Пытакин, трясущимися руками подписал, понимал будет упрямиться - начнут бить, а побои перенести он бы не смог...

Пытакину стало доходить к чему клонил Смородинов, что за протокол сунули подписать.
 
Потрогал волосы на голове, ему казалось, что вся негустая растительность  стоит дыбом, язык распух, пошевелить им было невозможно.

Какой-то мощный насос наполнил голову кровью - тяжелой как свинец! Она начала давить на тело, тело уменьшилось в размерах, начали подкашиваться ноги, он оперся о стул.
 
Ноги налились, стали толстыми и тяжёлыми как у слона, начало бросать в холодный пот, стало холодно, с трудом слышал Смородинова, перед глазами всё поплыло...

- Вы обвиняетесь по трём статьям уголовного кодекса Союза Советских Социалистических Республик!               
- Первая – за измену родине!               
- Вторая - за шпионаж в пользу империалистической Германии!               

- Третья – за вредительство!               
- Приговор выездного суда – расстрелять! Приговор окончателен и обжалованию не подлежит.
               

- Исполнить приговор немедленно,- дал команду Смородинов, сел на стул выпил давно приготовленную валерьянку.

Соколов вызвал дежурных чекистов.   

- Увести арестованного в подвальное помещение - расстрелять! Возьмите приговор и сопроводительную...

Чекисты вытолкали Пытакина из кабинета старшего уполномоченного. Он что-то хотел сказать но не мог, получались какие-то нераздельные глухие звуки, ноги не слушались, он споткнулся, упал. Его подхватили, полуживого поволокли в подвал.


**** 

Подвал НКВД города Киева был перестроен по проекту железного маршала Ежова Николая Ивановича.

Стены его были деревянными как в сауне, но стена куда лицом ставили человека для расстрела была бетонной и гладкой как стекло. Человек занимал место ниже общего уровня пола, для удобства смыва крови убитого. В этой комнате, могли расстреливать по шесть человек одновременно.               
Почему по шесть? Знает один автор проекта, но спросить у него об этом, так никто и не осмелился. 


****


Прежде чем затолкать Пытакина в комнату, его заставили снять с себя всю одежду, ничего не соображая начал раздеваться.

- Быстрее!- поторопил его чекист, и сильно ударил по голове рукояткой пистолета.
- Прекрати пожалуйста,- попросил другой, и спокойно добавил,- ещё кровь пойдет, работы себе прибавим.

Пытакин не слышал боли от удара метала, его тело ему уже не принадлежало. Раздевшись, выпучил глаза, выпрямился, не видя и не слыша ничего вокруг... Его затолкали в подвал, поставили у стены.

Прозвучали два выстрела, один чекист стрелял в голову, другой для большей уверенности в сердце.

Тело оттащили по желобу к специальному проему в стене, зацепили крюком за шею, таким образом труп вытащили из подвала во двор, кинули в общую кучу расстрелянных ранее людей, так называемых «врагов народа».   
               

****


Через двадцать минут, привезли Шмидта. Шмидт был пьян, вошёл смело в кабинет Смородинова.

- Здравствуйте товарищи чекисты,- с уважением сказал он, поклонился и улыбнулся.

- Здравствуйте гражданин Шмидт Генрих Йозефович,- ответил Смородинов, поднялся со стула.               

– Вы знаете, зачем вас привезли сюда?- угрюмо спросил, старший уполномоченный.

- Да!- уверенно ответил Шмидт, прекратил смеяться, поднял взгляд на следователя,– по делу моего друга Пытакина?

- Нет!

- Вы обвиняетесь в шпионаже против Советской России, в пользу империалистической Германии!

- Я? В пользу Германии?- недоуменно посмотрел на чекистов, немного помолчав, усмехнулся и равнодушно произнёс:- Впрочем мне всё равно, в какую пользу...               

- Я знал, раз за мной приехали из НКВД, живым меня отсюда не выпустят.               

– Вы меня расстреляете?- спокойно спросил Шмидт, сел на стул,- глупый вопрос, простите...

- Подпишите протокол допроса, или будем тянуть время?- Смородинов посмотрел ему в глаза, положил перед ним книгу.

- Так вы меня ещё и не допрашивали, а уже протокол готов,- грустно, как то неестественно, засмеялся арестованный.               

– Быстро тут у вас дела решаются, а как суд? Советский суд самый гуманный суд в мире?               
– Да что тут говорить, раз живёшь в Советской России, то твоя жизнь стоит меньше жизни таракана.

- Да я подпишу, бить меня не надо, я всё понимаю.

 Шмидт не читая, подписал...

- Вы Шмидт Генрих Йозефович за измену родины,  приговариваетесь к смертной казни! Приговор окончателен, и обжалованию не подлежит,- сухо прочитал Смородинов, подписал сопроводительный лист.

- Говорил я ему, чтобы не связывался с этим главврачом, а он не послушал, всё твердил - «враги народа» должны быть наказаны...

- Ладно начальник, веди стреляй.               

В отличие от Пытакина, его друг не боялся. Смородинов подумал, что он пьян,  не понимает, что происходит.

Шмидт вроде, как прочитал мысли старшего уполномоченного.               

– Вы не подумайте, что я пьян и не отдаю себе отчёта, что происходит! Я, вполне сознательно подписал протокол.               

– Зачем терять время, у вас без меня много работы... А я давно не вижу смысла жить, готов умереть.

- Да, чуть не забыл - до встречи начальники! Я не прощаюсь, на том свете встретимся!

- Думаю, ждать не долго, придется! Вот тогда и рассчитаемся,- съязвил, на прощание Шмидт, пднялся со стула, налил с графина воды, выпил.

- Рассчитаемся, рассчитаемся!- пихнул его в спину, чекист охраны.

- Давай давай, вперед сволочь Германская!

– Не пихайте меня, я сам пойду,- ответил на грубость чекиста Шмидт.
 
Он ещё раз оглянулся, махнул рукой и пошёл. Когда закрылись двери за чекистами и Шмидтом, Смородинов грустно посмотрел на Соколова, в душе он позавидовал мужеству этого человека.- Господи, когда же это всё закончится?- Соколов тяжело вздохнул, вышел из кабинета старшего оперуполномоченного.               

****


Писемский и Золотарёв, не дождались на лечение – главного инициатора и автора специального медицинского управления, созданного для лечения высокопоставленных партийных и профсоюзных товарищей, высокопоставленных советских военных начальников, советских писателей и крупных учёных, а Николай Николаевич Смородинов, не дождался очередной чистки, на счастье всех чекистов его отдела...               
 
Менее чем через два месяца после описанного события, восьмого апреля, был смещен с должности «железный» нарком НКВД, как его называли, наводивший ужас на всю страну - Ежова Николая Ивановича!

Девятого апреля тысяча девятьсот тридцать девятого года он был арестован.               

Четвёртого февраля тысяча девятьсот сорокового года – Ежов Николай Иванович, бывший нарком НКВД Советской России, объявлен «врагом народа» и расстрелян.
 
Когда вывели его из камеры, чекисты сняли с него всю одежду и начали бить. Били «товарища» Ежова руками, ногами и чем попало. Он потерял сознание, лежал почти мертвый.

Потом, чекисты начали в него стрелять. Стреляли до тех пор, пока в них хватало патронов. Всё это происходило за пять метров до специальной комнаты, придуманной им же для расстрела «врагов народа».               
Лопатами загрузили останки тела железного наркома, железного маршала НКВД, человека с одним классом образования - в тачку для мусора.
 
Человека  строящего «светлое коммунистическое будущее», заливший кровью два континента планеты, любивший петь песню «Черный ворон» - вывезли как мусор во двор, высыпали в специальный контейнер.

Контейнер не для расстрелянных «врагов народа», контейнер для тюремного мусора, который целиком закапывался в специальных ямах.

По официальной версии, труп Ежова, кремировали в Донском крематории.

Но это версия, так и осталась «официальной»...               
Когда его выводили на расстрел, единственно о чём он жалел, это о том, что  мало расстрелял чекистов – немного более четырнадцати тысяч! 

За время невиданных в мировой истории репрессий 1937-1938 годах, было уничтожено более двух миллионов человек. Более восьми миллионов, арестованных и отосланных в концлагеря!
 
Из этих восьми миллионов, две трети не вернулось – умерли от болезней и голода!               
 
Газеты страны, об аресте и расстреле «любимца народа», «сталинского наркома» ничего не сообщали, внезапно исчез, как вроде и не существовал.

Этот период, в истории коммунистической партии Советского Союза - назван  «ежовщиной».

****