Не пара. Мини-повесть. Финал

Пенсильван уже наполовину спит. Оттуда, где стоим мы с председателем, виднеется ближняя его окраина с редкими светящимися окнами домов. Но смотрим мы в другую сторону. Последний луч солнца, как и положено в середине сентября, уже давно нырнул за горизонт. От умирающего дня осталось лишь подсвеченное бордовым, быстро темнеющее небо. Эта повторяющаяся изо дня в день агония продлится ещё от силы минут пять. А вот световое действо на холме, куда направлены наши взоры, только начинается… Я слегка поворачиваю голову к председателю и неуверенно говорю, не отрывая взгляда от занимающегося зарева:

— Думаю, правильно ты сделал, Сергеич, что не взял милиционера вашего. Как его там?..

— Рыжиков, — подсказывает тот, и я невольно улыбаюсь: слишком уж идёт фамилия невысокому рыжеволосому веснушчатому пареньку. — Да я ж говорю, малой он ещё совсем. Не поймёт, глупостей наделает. Да и народа нашего не знает… Не чувствует. Ещё и тридцати нету, вроде…

Сергеич недолго молчит, а потом вдруг бормочет с горечью, видимо, накипевшее:

—Ну что можно понимать в тридцать-то лет, ну скажи мне? Особливо вот в такое-то безвоенное время...

— Да, в безвоенное мало что, — без усилий соглашаюсь я, немного заторможенно разглядывая красивые прыгающие блики в спокойном течении реки. К бордовым и красным отблескам добавляются новые яркие оттенки. Становится всё больше жёлтых и синих… — А знаешь, Олесь Сергеич, они мне ведь четыре года прохода не давали! Не поверишь, я в Пенсильван ездить отказывался. Даже однажды менялся с коллегой на какую-то глухомань. А он был рад — ваш посёлок-то ближе…

И рассказываю, как старики меня всегда подлавливали у моих клиентов. Двадцать шестой год служу нотариусом, но такой настойчивости не встречал. Откуда они узнавали, когда и куда я приеду — понятия не имею, но, подходя к нужному дому, непременно первым делом встречал эту странную парочку.

По одному они не ходили. Пётр не мог передвигаться самостоятельно: левая нога уже много лет его не слушалась, никак не получалось на неё опираться. Приходилось держаться за Антона. А у того с поза-позапрошлой зимы совсем ослабли глаза. Видит лишь силуэты, и то если днём или при ярком освещении. Так вот и водили друг друга куда им надо. Как в той сказке: битый небитого везёт. Да только здесь оба битые.

— Я им сразу сказал, что не смогу составить такого завещания. Не по закону это! Но они будто не слышали… Даже обманывать и подкупать пытались, представляешь, Сергеич?! По-своему, конечно, по-стариковски… Бесхитростно у них это выходило, как-то, незлобливо… Очень уж им нужно было своего добиться. Боялись, видимо, что не успеют. Потому и напирали.

Я хлопаю себя ладонью по шее чуть ниже уха, убивая непонятно откуда приблудившегося комара. Кажется, их уже не должно быть в это время года? Хотя речка рядом — видимо, там пока ещё водятся… Морщусь и, почесав укус, привычно вытираю пальцы с комариными остатками о штанину. Разноцветные сполохи в воздухе и воде беспрерывно скрещиваются, объединяются, спутываются, а затем невозмутимо разбегаются в разные стороны и вверх, всё больше притягивая взгляд и гипнотизируя разум. Я встряхиваю головой, сбрасывая наваждение, и продолжаю свою мысль:

— Вареньем подкупали! Малиновым. И собственными соленьями. Помидоры там, огурцы. Грибы даже… Как они их делали? Это ж собрать надо, перебрать, промыть, всякие там банки-крышки подготовить… Молодым-то лень заниматься, а им ведь за семьдесят уже было, да ещё калеки!.. Ну как тут можно отказать, а?.. Бумагу я им, конечно, не сделал, но обещание они из меня вытянули. Что буду приезжать к ним всегда в один и тот же день…

Замолкаю, вспомнив, чего мне стоило договориться с коллегами о переносе отпуска и как нелегко было изменить расписание поездок, и через мгновенье рассказываю дальше:

— Летом все в отпусках, потом школа — не вырваться мне, а с октября уже распутица. Так что сговорились на 15 сентября... Я, вообще-то, и так к ним ездил ежегодно: обязанность у нас такая по службе — проведывать всех стариков возрастом за 65. Чтобы составлять или изменять завещания. А они почему-то вот такую точность потребовали: день в день. Эх, не понял я тогда, не углядел их задумку… Ну, мне не сложно. Стал ездить… Никогда дату не пропускал, веришь, Олесь Сергеич? И только в этот раз задержался. Именно в этот раз… Вот незадача-то… Ох, стыдно перед стариками, Сергеич!.. Простить не могу…

Председатель сочувственно качает головой. Его лицо в этом постоянно меняющемся освещении кажется бронзовым, с плавными медными переливами. Глаза, почти не моргая, смотрят на зарево. В широких чёрных зрачках пляшут далёкие шустрые огоньки. На миг он вдруг кажется мне совсем юным мальчишкой, что задумался над какой-то таинственной историей, рассказанной вожатым у пионерского костра.  Наверное, когда-то много-много лет назад он таким и был… Вздохнув, Сергеич успокаивающе треплет меня по плечу:

— Не переживай. Теперь это уже неважно. Да и обещание ты своё в итоге сдержал… Даже не дав его!.. Я тебе как многое повидавший человек скажу: это дорогого стоит! Потому и согласился помочь, хоть и не сразу понял твою просьбу. Но ведь и не каждый день такие необычные завещания выполнять приходится, согласись! Не мудрено, что в голове не укладывается… Это ж надо — в собственном доме!.. Да сами порешились… Да ещё чтоб не в землю закапывать, а вот так вот… таким вот макаром!.. ЧуднО! — председатель озадаченно скребёт затылок, крякает досадливо и поворачивается ко мне уже собранным и сосредоточенным: — В общем, не кори себя. Да и не об этом нам сейчас думать надо. Во сколько там утром Рыжиков обещался с фельдшерами приехать?

— Машина к восьми должна прийти.

— Вот и давай потихоньку двигать отсюда. Как и договорились, сегодня переночуешь у меня, а завтра сообразим по ходу. Моим скажем, что в конторе засиделись. А что на самом деле было — никто не узнает, уж на мой счёт можешь быть спокоен. — Олесь Сергеевич неожиданно снова разворачивается в сторону холма. Секунду посомневавшись и бросив на меня быстрый взгляд — мол, ты уж не обессудь — он, несколько неуклюже, но всё же крестится. — А мужики, надеюсь, уйдут довольные, с миром… И не будут нам с тобой по ночам в кошмарах видеться…

Председатель немного виновато улыбается, стесняясь этой своей открывшейся детской суеверности, и натягивает старенький картуз на лысеющую голову. Кивает мне, указывая направление к дороге. Затем подхватывает стоящую у его ног пустую пластиковую канистру, я беру такую же, что стоит около меня, и мы выдвигаемся домой…

А за нашими спинами, доедаемый остатками уже почти насытившегося пламени, потрескивая стёклами и хлопая шифером, потихоньку складывается внутрь самого себя деревянный дом по адресу «ул. Островная 1». Дом, построенный любящим отцом для единственного сына. Дом, где не суждено было сбыться мечтам, ради которых вкладывались последние силы и вся душа без остатка. Но где два совсем чужих человека смогли каждый в своём горе найти объединившее их сердечное тепло. Смогли вовремя подставить плечо и в меру сил облегчить жизнь друг друга и наполнить её смыслом.

Речка Поторонь привычно огибает стоящий на её пути холм с догорающим огненным факелом на самом верху. Разогнавшийся по её ровной глади ветерок с разбегу выпрыгивает на крутой берег с грустными ивами, забирается по верхушкам волнующихся кустов наверх, подхватывает злое, гудящее пламя и яркими разноцветными искрами весело взвивает его высоко-высоко в воздух, в чёрное ночное пенсильванское небо.


Февраль 2013