Пряная нежность креветки

I. Скажи, что любишь меня...

— Нина, ну, ты как маленькая. Неужели никогда писем не писала молодым людям?

— Нет, я писала в армию одному соседу по подъезду. Меня его мама просила, для поддержания духа. А что тут писать, не знаю.

— Что писать, что писать. А пиши, что хочешь. Интернет безлик, и никто из твоих адресатов пока знать не знает, кто такая Нина и какая она на самом деле. Ну, вот для примера…

— А для примера вы сами бы и попробовали. Неужели и вам хорошо одной?

— А и попробую.

***

С фотографии смотрит приятный мужчина средних лет. Голубые глаза, серебристо-седая шевелюра, породистая эспаньолка и усики, строгая черная рубашка. Естественная поза — спиной к окну, руки опираются о подоконник, ироничная полуулыбка.

— Привет, у вас в анкете написано, что любите кататься на роликах. Научите?

— Привет, милая незнакомка. Конечно, научу, как только вернусь из командировки. Я сейчас в Питере. А давайте сразу и условимся — ровно через неделю, в 19.00. встречаемся в «Аквариуме», что у театра им. Моссовета.

— Вот так сразу? А как же переписка?

— А зачем нам переписка, вы же с конкретной просьбой — научиться кататься на роликах.

— Согласна.

***

Метро «Маяковская». Ровно через неделю. 19.00.

Невысокий седой мужчина, улыбаясь, идет навстречу. С фотографией его роднят только бородка да небольшие голубые глаза. Легкое разочарование или... пока не спешить с выводами?

— Здравствуйте, а вы точно такая же, как на фото.

— Нет, в жизни я еще лучше, — смеешься и распахиваешь полы широкого черного плаща, демонстрируя изящную фигурку, затянутую в строгий офисный костюм. — Видите, и не такая уж толстая, как могу показаться.

— Вижу, все вижу. Вы прелесть.

— А где же ролики?

— А ролики отменяются. Я в Питере докатался — упал посреди Невского и расшиб колено. Вот потрогайте — наколенник при мне.

Смеешься. Смотришь, прислушиваешься к своим ощущениям. Легкая картавинка, улыбающиеся глаза и самоирония в каждом слове. Пока тебе просто любопытно.

— Вы когда-нибудь ели суши?

— Нет, никогда.

— Ну, тогда сегодня ваш день. А я буду только пиво. Дочка меня часто сюда таскает — она фанатка. Да и я морепродукты люблю, но не сырые.

Из суши-бара переходите в кафе «Аквариума» и допоздна сидите там — болтаете, смеетесь.

Тебе интересно и уже немного жалко этого милого человека. Он не похож на твой идеал. Ты с юности грезишь высокими брюнетами. А тут — полноватая фигура, рост — ты на каблуках, и вы почти вровень. Это при твоих-то ста шестидесяти см.

Милый, очень милый, но не твой. И ты все уже решила: проводит до метро и простишься, поблагодарив, но больше никаких встреч.

У дверей вагона, в самую последнюю секунду, он целует тебя в губы…

И счастье, непонятно откуда взявшееся там, где его и быть-то не должно, рушит все твои планы и стереотипы… Вот так — посреди перрона. И ты уезжаешь, а это счастье машет тебе рукой и улыбается уголками голубых глаз…

***

Химия, химия в чистом виде. Иначе это и не назовешь… Вы встречаетесь каждый вечер после работы и бродите переулками и парками, катаетесь на речном трамвайчике и целуетесь на скамейках, как школьники, которым уже пора домой, а все никак не расстаться. Зачем спешить, когда так хорошо и впереди только самое лучшее. И сентябрь еще такой теплый, и хочется гулять и дышать этим пряным воздухом, и смотреть на ночное небо, забывая о том, что вам уже даже и не по сорок, и что в принципе вам некого бояться и не от кого прятаться. И вы можете прямо сейчас поехать к нему и остаться там насовсем.

***

— Да, сегодня мы едем ко мне. Отказы не принимаются. Я уже и креветок закупил и укропу веник. Ты разве не знаешь, что креветки без укропа — не креветки? Я так замечательно их готовлю.

Креветки… Ну, потом, конечно, будут и креветки, и он будет ими тебя кормить, заботливо очищая и кладя прямо в рот со словами:

— Вот, самую жирненькую тебе.

А ты будешь сидеть у него на кухне, завернутая в пушистый махровый халат, и блаженно улыбаться, и есть креветки, и запивать их пивом, и поминутно охать и ахать:

— Как вкусно, я не знала, не знала.

— А я еще и спагетти с мидиями прекрасно готовлю, и…

— Ты волшебник.

— А ты, ты просто девочка. Вот смотрю на тебя — ну как тебе дашь больше девятнадцати?

— Это я без косметики.

— А тебе и краситься не надо: бровки черные, как наведенные, и губки розовые… и глазки-вишенки… Скажи, что любишь меня…

— Люблю ли?.. Вот так сразу и сказать? Знаешь, я боюсь этого слова, так боюсь. А вдруг, если я произнесу его, ты исчезнешь?

— Да, вот так сразу и скажи. И ничего не бойся…

— Дай мне время, я хочу понять себя и тебя, не торопи… И, потом, я не знаю, любишь ли ты меня…

— Я люблю тебя. Видишь, как просто.

Утром вы вместе едете на работу на метро, и ты крепко держишь его за руку и все смотришь в глаза… и вы улыбаетесь друг другу… А вечером ты опять у него, и опять, и опять… и так — целый месяц.

Ты потеряла голову и будто забыла, что твои дети еще не слишком самостоятельны, что бывший муж — бывший только на деле, а по документам — самый что ни на есть настоящий. И он смотрит на тебя затравленным зверем… Да, жить с ним невозможно, он пьет почти беспробудно, но он видит, как ты уходишь из дому в понедельник утром, а возвращаешься только в четверг — лишь для того, чтобы что-то приготовить семье на скорую руку, загрузить стиралку да переодеться и снова уйти на три дня. «Сука, какая же ты сука…» — шипит он в спину. И ты приходишь в себя, но все равно уезжаешь к Нему...

Ночью во сне ты плачешь, а Он ничего не может понять и будит тебя, целуя в глаза и спрашивая, что же случилось?

И ты сквозь слезы шепчешь Ему о том, как сильно любишь Его.

И Он, такой взрослый, вдруг тоже начинает плакать. И ты веришь Ему и наконец-то рассказываешь, как у тебя все непросто — откровенно, словно самому близкому на свете.

***

Ты успокаиваешься и засыпаешь и потому не видишь, как Он тихонечко встает и идет на кухню — к ноутбуку. Как восстанавливает свою анкету на сайте знакомств, а потом пишет письмо и отправляет на твой e-mail:

«Я не люблю тебя больше. Прощай…»

II. Duck Bloom

Он вернулся в постель, но заснуть не смог. Лежал и успокаивал себя тем, что терпеть твое зареванное лицо, слащавый заискивающий взгляд и запах, в одно мгновение ставший чужим, осталось недолго.

Что и говорить, в своем упрямстве ты держалась дольше других, и до последней минуты верилось, что ты и есть та единственная, беспроблемная и позитивная.

С едва скрываемой неприязнью Он наблюдал за тем, как ты проснулась, растрепанная, некрасивая, с большущими мешками под глазами.

Он уже пятнадцать лет в разводе. Круг самых близких давно определен: дочь — умница, красавица, студентка Московской консерватории, мама и брат в Екатеринбурге, единственный лучший друг в Питере. Куда больше? У Него прекрасная перспективная работа и Интернет, где таких несчастных клуш, как ты — море.

Полгода назад Он уже имел глупость почти жениться. И даже сдал свою квартиру — так настояла Его тогдашняя избранница. Мол, жить все равно будете у нее — там и места больше, а деньги от жильцов пойдут на путешествия или покупку машины.

Он выдержал лишь неделю совместной жизни. Ушел со скандалом, а потом еще три недели, пока заканчивался месяц аренды, спал на кухне у бывшей жены, с нею-то они давно уже ничего не делят.

Почему развелся? Да из-за шурина, которого тогда срочно перевели на руководящую работу в Москву, и вся родня поднялась на крыло следом. Он в составе этой стаи и прибыл тогда в столицу — фактически насильно, но так выгодно, как казалось в начале.

Ушел через год. В чем стоял. Три года потом мыкался по общагам, но дал себе слово — больше никогда не пускать в свою жизнь ни чужие победы, ни тем более чужие проблемы. И вот опять и опять, и опять…

В обед начала названивать ты. Трубку не брал, с этим просто. А еще через две недели улетел в Египет с предыдущей, в знак примирения.

***

Ты возвращалась с корпоратива по случаю юбилея фирмы. День клонился к закату, но было еще не поздно и очень скучно. Ну поели, ну попили, ну потанцевали.

Ах, как ты любишь танцевать! Нет, не медленные, когда приходится брать за плечи совершенно чужого тебе мужчину и терпеть его запах и слушать дежурные комплименты, нет.

Ты любишь танцевать… а-ля фламенко, когда руки и ноги, в такт музыке, сами выделывают немыслимые и грациозные па! Но это возможно лишь с партнером, который в состоянии включиться в игру и танцевать, не касаясь, но высекая ответную искру и в тебе, и в зрителях. «Балет, балет, — вызывающе смеешься в ответ на стандартное приглашение к танцу: — балет и только балет!»

Натанцевавшись, ты потихоньку ушла из ресторана вслед за закатом — вдоль трамвайной узкоколейки по бугристой брусчатке старой Москвы, аккуратно ступая на носочки, чтобы не сломать любимые шпильки.

Рука самопроизвольно достала из кармана плаща сотовый и набрала номер Его телефона. Откуда всплыли эти ненавистные цифры, если сама же дала себе слово — забыть навсегда, и целенаправленно путала и тасовала их в голове до тех пор, пока действительно не забыла?..

Забыла, как рыдала на работе, прочитав Его приговор, и как успокаивала тебя Нина:

— Да сдался Вам этот старый хрыч? Вы на себя-то посмотрите! Что он и что Вы!

И ты почти забыла, как не обрадовались твоему возращению и даже не хотели в него верить домашние. Их, оказывается, вполне устраивал твой уход, учитывая то, что деньги в дом ты по-прежнему носила регулярно.

***

Трубку взял сразу и радостно закричал:

— Ну, наконец-то!

А ты просто спросила, как дойти до ближайшего метро. Ну, вот идешь, идешь по рельсам, а трамвая все нет и нет, и не задавиться и не доехать… И долго ли так идти — не знаешь… Что написано на ближайшем доме? О, это смешно до невозможности — «Щипок»!

— Приезжай прямо сейчас, я так по тебе соскучился, ты не представляешь! Телепатия существует, если еще секунду назад я думал о тебе! Приезжай! Я только что с самолета, привез подарок! Тебе понравится, ну приезжай!

Нервы, загудели проводами… Сердце начало выдавать такие коленца, что ты едва успела прислониться к телеграфному столбу, чтобы не упасть.

— Да нет, спасибо, как-нибудь в другой раз... — и положила трубку.

***

Недели две Он звонил тебе каждый вечер, ровно в 23.00, перед сном, и ровно 15 минут заботливо расспрашивал о том, как прошел твой очередной день. И ты что-то отвечала Ему на автомате, запрещая чувствам принимать в этом участие.

А потом Он позвонил в пять утра и пьяным несчастным голосом сообщил тебе, что тоже шел с корпоратива, слегка подшафе и что у метро Его остановили менты и попросили документы, а Он, такой благообразный и приличный, не пожелал подчиниться, потому, как они не имели никакого права. И что ночь Он провел на полу карцера, избитый и связанный, и что Он теперь уже дома, и синяков не видно — бить они умеют, но боль во всем теле невыносимая. Но тебе приезжать не надо, потому что Он понимает — нет Ему прощения...

И ты примчалась, и голод твой по Нему был неутолим, и ты дышала Им и не могла надышаться, а Он смотрел на тебя, смеясь одними уголками глаз, и повторял, поминутно трогая кровоточащую после ночной эпопеи губу: «О, не обнимай меня! Кажется, пару ребер мне все-таки сломали». А сам обнимал тебя так, как будто вы не виделись целую вечность…

Потеряв однажды, ты стала более чутко прислушиваться к Его мнению. Даже не так. Ты стала жить Его советами и думать так, как нравилось Ему, угадывать настроение по глазам и уходить за минуту до того, как Он начинал тобой тяготиться и класть трубку за секунду до истечения обязательных пятнадцати минут.Ты читала Его любимого Фаулза и смотрела спортивные телепередачи. С удовольствием ела морепродукты с укропом и слушала Лару Фабиан.

Ты безоговорочно приняла негласно установленное правило — встречаться два раза в неделю: в среду ходить в кафе, кино или театр — после работы, а в субботу, навкалывавшись дома, приезжать к Нему под вечер — с ночевкой. Он встречал тебя у вагона метро в своем Бирюлево неизменным букетом цветов и вел домой за руку, заводя по дороге в магазины и покупая к столу все самое любимое и вкусное, со словами:

— Ну, надо же ребенка хоть чем-то кормить.

Входя в квартиру, ты прямо с порога забиралась в душ, потом заворачивалась в тот самый махровый халат и усаживалась на кухне, наблюдая за тем, как Он готовит. После недели трудов на благо других, ты наконец-то могла просто расслабиться и получать удовольствие.

Та история с вытрезвителем, конечно, была случайной, но выпить Он был не дурак, и сам в шутку называл это бытовым алкоголизмом. Да, в субботу вечером — раз в неделю, вы пили пиво или водку — под идеальную закуску. А потом дурачились и занимались любовью — отвязно и самозабвенно.

В воскресенье ты готовила обед, убирала со стола и старательно читала толстенный том занудного Фаулза или делала вид, что смотришь большой теннис или футбол и радуешься тому, как Он громко орет, «болея»… И четко знала, когда пора собираться домой… Не поздно, чтобы у Него еще оставалось время и на себя, и чтобы ровно в 23.00 Он мог успеть пожелать тебе спокойной ночи по телефону.

***

Ты наконец-то подала на развод и муж, потерявший рычаги воздействия на твою совесть, совсем растерялся. Надо было идти работать или искать другую жену. Подумав, он выбрал последнее. А ты, уже втянувшись в новый ритм жизни, была готова кормить и обихаживать всех, лишь бы не упрекали.

Ему о разводе ты не сказала, чувствуя, что эта новость может не понравиться.

***

По воскресеньям, в еженедельных телефонных беседах с матерью, братом или дочерью, Он непременно упоминал о тебе и даже передавал трубку и просил сказать пару приветственных слов. Это служило гарантией серьезности Его отношений, и не могло не нравиться. Тебе вообще все нравилось в нем, вот только этот злополучный «Фавн» от Фаулза. Ты старательно перечитывала одни и те же главы, но не могла заставить себя проникнуться сюжетом и полюбить героев. Они были тебе неинтересны и даже неприятны. А Он это видел и, кажется, начинал понемногу вскипать.

Слава Богу, случился Новый Год!

Вы поехали в Питер и остановились на квартире Его друга. Ходили в театры, музеи и кафе и ты упивалась тем, что о тебе заботятся и за тебя принимают решения, и надо только быть послушной и помалкивать о своих проблемах, которые непонятным образом вроде бы и проблемами быть перестали, когда ты взглянула на них издалека.

Уже по возвращении, в Москве, в вагоне метро, ты чуть все не испортила, сказав, что сейчас поедешь к Нему. Он напрягся, и ты покорно вышла на своей станции…

И все осталось по-прежнему — и среды, и субботы, и половинки воскресений и нудный Фаулз, который и не думал кончаться, сколько его не читай.

Однажды ты задержалась у Него дольше обычного, решив проверить черту дозволенности. И Он, выдержав паузу, предложил заняться генеральной уборкой. И пока Он пылесосил ковровые дорожки и покрывала, ты стирала несуществующую пыль с телевизора, мебели, подоконников, и сувениров, в великом множестве гнездящихся между томами его любимых книг.

Вот тут-то ты и нашла пачку снимков Его последней поездки в Египет.

На фото была женщина, которую Он показывал тебе раньше, когда говорил о неудачной попытке второго брака. И ты спросила Его, как это понимать? А Он ответил, что не надо понимать никак, раз сейчас вы вместе, и закрыл твой рот поцелуем.

***

За неделю до восьмого марта ты получила он Него письмо, в точности повторяющее то, страшное. Но уже не поверила и не испугалась, лишь сделала вид, шутливо ответив: «А что ж так?»

И Он тут же разъяснил: «Да переводят меня в Питер на повышение, так что давай прощаться. И без слез.»

В субботу ты к Нему не поехала, решила проучить. Хотя назавтра был международный женский день.

В воскресенье Он позвонил и стал настойчиво требовать, чтобы ты перестала дурить и что у Него для тебя подарок, но ты бросила трубку…

В понедельник Он написал тебе письмо:

«Не хочу тебя видеть больше никогда, особенно сегодня вечером, в 19.00 в грузинском ресторане, что у Никитских ворот.»

Ты приехала в 21.00, когда банкет по случаю Его отъезда в Питер уже заканчивался. Среди начальников Он был самым молодым и самым элегантным, и все тебя встретили с удивленным восхищением. По очереди прикладывались к ручке и уверяли, что если бы знали о твоем существовании, то непременно приняли бы меры, но что ты можешь на них рассчитывать и что там, в Питере, тебя тоже ждут. А ты улыбнулась и, глядя Ему в глаза, промолвила:

— Да не беспокойтесь, я лишь попрощаться, Он же неделю назад меня бросил…

— Не слушайте ее, она шутит, — сказал Он, привлекая тебя к себе с видом гордого обладателя и, чтобы ты не ляпнула лишнего, традиционно закрыл твой рот поцелуем, и не выпускал из рук до самого отправления поезда.

А через месяц ты приехала к Нему — не насовсем, просто решала сделать себе подарок на день рождения. Расставаясь с ним, ты трезвела и находила объяснение Его поступкам. Вот и теперь почти понимала, что «в Тулу со своим самоваром» не ездят, а уж Он-то, скорее всего, «плацдарм» в Питере себе подготовить успел. И потому ты приятно удивилась, когда в пять утра Он встретил тебя с поезда и даже отпросился с работы. А потом вы бродили по Эрмитажу, и ты крепко держала Его за руку и странным образом опять ощущала всю силу той первой химической реакции, когда от Его запаха у тебя кружилась голова и ты готова была дышать Им и не могла надышаться…

В день твоего рождения Он наконец-то вручил подарок, купленный к 8 марта — серебряный кулон на цепочке, и вы пошли в театр, а после спектакля, в кафе Он поднял тост и пожелал тебе... хорошего мужа.

Ночью Он не ложился и все сидел в соседней комнате и стучал по клавишам ноута. И ты слушала характерное чириканье переписки сайта знакомств, пока ты не уснула. А на рассвете Он пришел и грубо повернул тебя к себе и так же грубо стал заниматься любовью, и ты думала, что этому не будет конца… и понимала, что это и есть конец всему.

А утром вы опять пошли в Эрмитаж… и бродили там до закрытия.

Дома Он наварил креветок с укропом, достал из холодильника пиво, включил спортивный канал и погрузился с головой в происходящее на экране. Кажется, транслировали баскетбол.

До поезда оставалось два часа и час до выхода из дому.

Ты обняла Его и сказала:

— Давай поговорим, ведь я уезжаю, а мы так и не объяснились. Я люблю Тебя и хочу быть с тобой всегда. Не отпускай меня.

И Он сорвался…

Он орал, что Ты его достала, что ты глупа, вторична, безвольна и бесхребетна, что у тебя нет своего мнения, что ты полуграмотная и тебе невозможно привить вкус к хорошей литературе! Что Его достало твое подобострастное и приторное заискивание перед Ним и что Он не любит тебя!

Ты рыдала, а Он тряс тебя и кричал в лицо, что он тебя не любит, и ты просила его перестать… и ушла в ванную комнату, и включила там воду, чтобы не слышать Его бесконечное «не люблю!»…

Но Он никак не унимался и даже сорвал ручку двери, а потом начал колотить и по самой двери. И тогда ты открыла, взяла свои вещи, и вышла вон…

Ты стояла на улице, посреди чужого города, без зонта, и дождик лил и лил, не переставая на твою непокрытую голову, и мешался с твоими слезами, и ты глотала то ли слезы, то ли дождь и сил идти не было.

И ты опять позвонила Ему и попросила просто проводить на поезд.

На перроне ты стояла, прижавшись к Нему. А Он терпел, ненавидя тебя до боли.

Ну, еще одна последняя минута… двери захлопнутся и химическая реакция наконец-то завершится распадом…

***

Gaga Box Duck Bloom, Шутландия!*

07.12.2012

Подобед Елена

______________________

* — Парфюмерия от Gaga Box околдовывает, искушает, провоцирует, соблазняет. Мужчина с ароматом Duck Bloom независимо от внешности и социального положения – неотразимый сексуальный мачо, который знает, как завоевать женское внимание и произвести приятное впечатление. Мужественная композиция таит в себе ноты, создающие чувство покоя и гармонии.