Светлой памяти писателя Бориса Васильева посвящает

…А ЗОРИ  И НА СЕЙМЕ ТИХИЕ

Светлой памяти русского писателя Бориса Васильева посвящается.

11.03.2013 г. пришла скорбная весть - умер большой  и честный русский писатель Борис ВАСИЛЬЕВ. Мне посчастливилось встречаться с Борисом Львовичем в посёлке Пены Курчатовского района Курской области, куда он в 90-е годы приезжал со своей женой Зорей к школьному и фронтовому другу Владимиру Ивановичу Подворчаному (он ушёл из жизни несколько лет назад, на фото слева). Эту единственную фотографию сделал какой-то пенский мальчонка - я дал ему в руки фотоаппарат, сказал, на какую кнопку нажимать. Он нажал - и "птичка вылетела". Честно сказать, я уже не помню, какую байку рассказывал Васильеву (на фото моя личность - справа, Борис Васильев - в центре). Кажется, вспоминал нашумевшую в своё время историю с "мумией египетского фараона Рамзеса-ХХ", которую я "откопал" на Аномалии, вызвав своим розыгрышем такой ажиотаж в Железногорске, что меня обвинили во всех смертных грехах и более того - в срыве заданий очередной пятилетки, что перевешивало все остальные мелкие грешки: демонстрацию горожан, жаждущих  узреть  египетские мощи, срыв посевной в колхозах района и разбитое стекло Дома культуры горняков, где,исходя из текста репортажа, и должен был демонстрироваться саркофаг с Рамзесом-ХХ. "Откопал" я  свою мумию не в прямом, конечно, смысле, а на страницах первоапрельского номера городской железногорской газеты "Ударный фронт". "Ай, да Сашка, ай, да сукин сын! - воскликнул Васильев. - Да ты целый город во главе с партруководством совратил своим Рамзесом двадцатым!" Борис, сам  прекрасный рассказчик,  любил не выдуманные истории из жизни. Смеялся он тогда  так заразительно, что Зоря, его милейшая супруга, работавшая в то время на одном из центральных каналов ТВ, вышла за ворота дома Повдорчаного и погрозила нам пальцем.

- Ребята, Борьке не наливать! Он у меня  после операции...

Васильев и Подворчаный переглянулись, а Борис театрально положил руку на сердце и покачал головой, что, очевидно, означало: "Больше ни капли!"

- А моя Зоря вовсе не тихая, - сказал  мне Борис Львович. - Но женщина всегда права.

В 2006 году в Курске вышла моя книга "Путешествие в Соловьиную страну", в которой есть коротенькая глава, посвящённая моей встрече с Борисом ВАСИЛЬЕВЫМ - "...А зори и на Сейме тихие". Именно тогда Борис Львович подписал мне свою книгу "А зори здесь тихие", которая с автографом выдающегося русского писателя сегодня находится на моём стенде в Курском Литературном музее (зал современной курской литературы).
Вот отрывочек из этой главы.

***   ***   ***   ***

Кто и когда первым поселился в этих благословенных местах?..
С чего  все  закрутилось?

  Наверное, с  милости Господа, когда он создал это  место на земле, которое во всех учебниках географии мира называется Среднерусской возвышенностью. А может, началось всё с того момента, когда Сейм и Тускарь проложили себе русла и понесли свои воды по холмам и долам?

Тут не бывает катастрофических землетрясений, нет цунами, тайфунов и смерчей. Климат - умеренно- континентальный. Тут живет знаменитый на весь мир природный певец - курский соловей.

И, кажется, таких мест на большой земле не мало…
Но известный  писатель, лауреат государственный премий Борис Львович Васильев утверждает: «На такой  благословенной земле талантам только и рождаться».  Мол, это и есть тот  загадочный «фактор Х», который, по мнению «продвинутых» ученых,  определяет  частоту рождения «в данной местности»  больших талантов и даже гениев.
Вспоминаю, как в  начале девяностых годов  в поселок Пены Курчатовского района к своему школьному и фронтовому другу  Владимиру Подворчаному приехал большой русский  писатель, лауреат государственных премий по литературе Борис Васильев. (С Борисом Львовичем меня познакомил  герой моего очерка, старый солдат-фронтовик, кавалер орденов Славы Владимир Иванович Подворчаный, к которому я изредка заезжал, чтобы проведать старика).
Времечко тогда было для страны  тяжкое, безденежное  -  «бартерное», одним словом.  Васильев, которого в Пенах знали больше по фильму, чем по повести «А зори здесь тихие», приехал в гости к другу после операции и не совсем еще оправился от болезни. Пены переживали промышленный кризис: закрывались сахарный и машиностроительный заводы, выставляя людей на улицу. Казалось, никому теперь нет дела до большой, настоящей литературы и писателей, даже с большой Буквы.  Забыли и о культуре… Всё сводилось к одному: как выжить в этой «агрессивной среде»? Дом культуры, где крутили кино с еще довоенных лет, развалился и закрылся на долгие годы…

А ведь именно там Подворчаный  с  супругой посмотрел прекрасный фильм «А зори здесь тихие», увидел в титрах имя Бориса Васильева и дал в Союз писателей СССР телеграмму с просьбой ответить ему: а не тот ли это «Б.Васильев», что сидел с ним за партой в одной из школ города Воронежа и с кем он добровольцем уходил на фронт в сорок первом?  Удивительное дело, но Васильеву, автору сценария полюбившегося народу фильма о «войне с женским лицом», передали  телеграмму из Пен, и вскоре друзья встретились в тихом зеленом поселке, где с 45-го года безвыездно жил инвалид войны, кавалер орденов солдатской Славы Владимир Подворчаный.
Мы много говорили в тот день о политике, о литературе, о ветеранах и стариках. Время было «смутное», но, странное дело, не было уныния. Была надежда и вера. Верилось, что всё, как всегда, образуется и будет хорошо… 
      
На Пены тихо ложился чудный теплый вечер. Сидеть у телевизора не хотелось. Телевизор ведь только дает иллюзию сопричастности к жизни. Но  «ящик» - это далеко еще не сама жизнь…
Подворчаный, несмотря на свою хромоту (был тяжело ранен под Кенигсбергом в) предложил порыбачить на Сейме - успевали к вечернему клеву. Мол, не будет клевать, так соловья курского послушаем. Такого певца нигде больше не сыщешь…

Пришли на речку, разобрали снасти, закинули удочки и сели, глядя на подрагивающие от легкого ветерка поплавки.
…Было  начало июня, цвела сирень в палисадниках, от  пасущегося на заливном лугу стада коров пахло парным молоком и молодой травой… Пастух, не совсем трезвый мужик в рваной майке с надписью «Адидас» постреливал бичом и  не зло ругался на ленивых животных.
 Большое красное солнце медленно садилось за  зеленый островок, выступавший с другого берега на самую стремнину реки. В прибрежных кустах запел соловей: тюх-тюх-тюх…
- Господи!.. - сняв тяжелые роговые очки, будто они мешали ему видеть прекрасное, воскликнул Васильев. - Красоти-и-ища то какая!..
- Здесь когда-то археологи стоянку человека эпохи палеолита нашли, - раскопки  года три вели… - сказал Владимир Иванович, показывая нам огромную поляну, на которой дружно цвели желтоголовые одуванчики.
- Люди не дураки были, - улыбнулся Борис Львович, - знали, где им селиться…
Автор «Зорь», излучая всем своим видом радость, достал из сумки солдатскую зеленую фляжку, плеснул в кружку содержимое.
- Коньяк, - сказал он. - На кондитерской фабрике целую трехлитровую банку подарили. Бартер: я им - о литературе, они мне - коньяк, который, оказывается, в торты добавляют. Век живи - век учись.
Он плеснул в крышку-стаканчик янтарной жидкости - и вдруг замер: в прибрежных кустах запел, защелкал  соловей. Несколько минут была немая сцена. Потом Васильев сказал:
- Тут просто нельзя не быть поэтом…
Владимир Иванович, который еще час назад  вдохновенно читал нам свои, как сам он говорил, «самодеятельные стихи», подозрительно бросил взгляд на друга - уж не иронизирует ли он, признанный писатель, над ним, самоучкой?
Борис Львович прилег на плащ-палатку, подложил руки под голову и стал молча смотреть, как заходит солнце за горизонт.
- А зори у вас тоже - тихие… - задумчиво проговорил Васильев. - Я тут, ей Богу, от красоты такой не по дням, а по часам от болезни очухиваюсь… Дело на полную поправку идет. Вот задумал тут, в этих благословенных местах, один рассказ или повесть… Что получится.
- О войне? - спросил я.
- Нет, о том, что нужно человеку для счастья…
- Здоровье… - вставил Подворчаный, поправляя натерший ногу протез.
- Здоровье, конечно нужно, - сказал Борис Львович. - Это для тела. А для  здоровья души красота нужна…
Солнце, спрятавшись за густые распущенные косы плакучей ивы, проложило к нам по воде серебристую дорожку. Васильев добавил, любуясь вечерней зорькой:
- Прав, прав был Достоевский… Красота и только она спасет мир. Это ведь лучшие места для проживания человека. А многие не понимают - в Москву рвутся. Шума и гари им захотелось…Я такой красотищи сроду не видел, хотя позади уже больше, чем впереди… Я ведь в Пенах, на Сейме уже в четвертый или пятый раз. Да-а… Красота - притягивает человека. И про болячки сразу забываешь. - Он зачем-то пригладил седоватые усы. - Если хочешь быть счастливым, то живи только в таких божественных краях…
- А сам? - напряженно глядя на поплавок, который повела какая-то неведомая нам рыбка, спросил Владимир Иванович.
- Мне уже  под семьдесят… Раньше нужно было думать. Да к тому же на Часовой в Москве я почти не живу, так - почтовый адрес. Всё больше с Зорей на даче, под столицей.
Владимир Иванович, боясь пропустить поклевку, привстал, вцепившись в удилище двумя руками.
- А Володька - молодец, - кивнул на друга Васильев. - Мы ведь с ним за одной партой сидели, вместе в Воронежский военкомат пошли, хотя ни ему, ни мне  18 лет не исполнилось… Меня в десант определили, Володьку - в пехоту. На фронте потеряли друг друга. А сейчас вот нашел Володьку тут… И очень тому рад.
- А в Воронеже почему не встретились?
- Так Володька после госпиталя тут, среди этой красоты осел…Дивчину тут красивую встретил, судьбу свою…Не зря же еще на фронте говорили, что курские девчата - самые красивые…
Он лукаво мне подмигну:
- Сам, Саш, говорил: магнитная аномалия!
Подворчаный, вытягивая  рыбку, загадочно улыбнулся:
- Нормальная аномалия… Земля тут, братцы, какая-то живая, теплая… Я её даже  деревянным протезом чувствую.