На Угольной

Ноябрь. Севастополь. Крейсер стоит у Угольной стенки. Пока её пешком пройдёшь,  много небольших кораблей Черноморского флота увидишь. Иногда мне кажется, что, если Родина прикажет, мы сможем  их все разом перевезти на своей полётной палубе.

Такие шальные мысли возникают, когда возвращаешься на корабль из города, а попасть на борт не можешь: крейсер недосягаем, хотя стоит  кормой всего метрах в десяти – пятнадцати  от торца стенки на туго обтянутых швартовых.

По толстым канатам можно добраться до юта, что некоторые отчаянные, наверное, и делают по ночам, но мне как-то  боязно: молодая супруга, малые дети. Да и корабельные правила нарушать не хочется. Вот и ждёшь, когда рядом с кораблём наберётся приличное количество киевлян, и дежурный по кораблю пришлёт  катер.

Сереньким субботним днём, ближе к ужину, неприкаянно маячу на стенке.  Неподалёку от меня две женщины: одна невысокая, другая наоборот – выдающегося телосложения. Ну, прямо «женщина с веслом». Весла, конечно, вовсе нет в её руках, но воображение, почему-то, само дорисовывает необходимые детали.

Что-то кричат и о чём-то сердечно просят  они вахтенного  на юте. Тот, судя по всему, звонит по телефону, и через пять минут  на юте появляется  не очень молодой, но подвижный мичман в тужурке, сравнительно недавно пришёдший  служить на "Киев".

Увидев друг друга, троица эмоционально возбуждается: кажется, что не хватает только «Марша Славянки» - так они радуются встрече. Дамы кричат,  машут руками  и зовут  к себе моего сослуживца. Тот  же, как загнанный олень,  мечется  по юту вдоль ограждения и кричит что-то в ответ,   всем  видом показывая, как  страдает от того, что ему не разрешают сойти  на берег.

Катера всё нет, но действо продолжается: дамы, чуть ли не платочками машут, а киевлянин фиксируется в одной точке, как на подиуме, и тоже периодически жестикулирует, устав, наверное, громко кричать на холоде.  Невысокого и щуплого, его  трудно представить рядом   со статной женщиной.

Немного погодя, участники встречи, о чём-то договорившись, бурно прощаются и расходятся: мичман скрывается в  темноте юта,  а дамы –  в  противоположной стороне стенки. Минут через пятнадцать катер, наконец, подходит за собравшимися к этому времени  киевлянами. Большинство из нас-северян никто не ждёт на этом берегу!

Много лет прошло, а картинка  «На Угольной», почему-то,  в памяти осталась!


(Фото Александра Кузьмина)