Чудище

(Охотничья байка)

Чёрта я видел только один раз в жизни, скудной на сверхъестественное. Было это жарким летом. На острове с обильным травостоем, если сказать словами Новомира Патрикеева «со сверкающими цветами на зеленом ковре, на изумрудно-золотых пойменных просторах» посередине Оби, трудилась группа косцов от сургутской производственной фирмы.

Собственно косарей было немного: половину жильцов летнего лагеря, построенного из досок и рубероида, составляли три механизатора, молодая кухарка да два прораба. Кроме того был еще водитель моторной лодки, на которой из ближайшего колхоза доставляли молоко и другие продукты.

В главной палате на крутом берегу реки могло разместиться пятеро, в небольшой землянке рядом с кухней расположился мастер по фамилии Халей, а чуть дальше от берега, возле кустов ивняка была разбита брезентовая палатка на четверых. Впрочем, когда из города приезжала смена или пополнение, постели сдвигались и места хватало всем.

Баржа, на которой мы приехали из города могла пристать лишь к левому берегу, а на остров нас перевозили на моторке. Вода в Оби, несмотря на жару, была зверски холодна, что многим пришлось оценить, когда волна перехлестывала через борт лодки, попадая кому-то за шиворот, кому-то в сапоги.

Первый вечер у костра был отмечен маленьким скандалом. Один из «работяг» с удивительно грубой физиономией, говоривший при знакомстве: «Зовите меня просто Братан!» был откровенно пьян, несмотря на объявленный сухой закон.

Инженер Мурышев, крупный мужчина в очках, к которому Братан почему-то выказывал неприязнь, брал меня под руку, чтобы пройти мимо хулигана спокойно, не желая попасть в неловкую ситуацию. Сразу двоих противников высокого роста тот явно побаивался.

На следующий день к вечеру Братан вновь оказался навеселе. Мастер недоумевал: рюкзак смутьяна и вся палата тщательно проверены, но бутылки нигде не обнаружено. Из полиэтиленовой канистры, которая стояла под нарами у входа явно пахло машинным маслом. Все остальные косцы и трактористы были вне подозрений. Тем не менее Братан вновь был откровенно «под мухой».

Мастеру так и не удалось бы никогда узнать секрета Братана, если бы на третий день тот не рассказал обо всём под общий хохот бригады. Братан прятал на день водку в халеевской постели под подушкой. Разумеется Халей не мог догадаться искать бутылки у самого себя.

Погода установилась прекрасная. Работа с помощью техники оказалась несложной. Мы почти не косили вручную, подбирали граблями скошенное механической косилкой сено, складывали его в копны, а потом формировали большой стог, к которому свозил эти копны небольшой трактор вооруженный оранжевыми вилами с цепным приводом. Занятно было ехать по полю на тракторе по широкому, плоскому, как стол, острову под бесконечным синим небом с копнами и стогами облаков самых разнообразных видов. Август ещё не отдавал осенью, дыхание которой неотвратимо чувствуется в последних числах.

К концу недели к нам в лагерь приехали два знакомых охотника. Токарь Шумков привёз новое двуствольное ружьё-вертикалку, кучу новеньких патронов. Ружьё полдня испытывали на меткость боя, подбрасывая в воздух чью-то фуражку, пока удачный выстрел крупной дробью не пробил её насквозь, так, что целиться, в общем, больше было некуда.

На свежем воздухе никто не страдал отсутствием аппетита. Было просто здорово трапезничать под открытым небом, сидя на сосновой лавочке вкопанной вдоль вкопанного же длинного деревянного стола. А когда из-за плеса неожиданно вышел теплоход, идущий, видимо, в Ханты-Мансийск, с палубы которого доносилась весёлая музыка, появилось ощущение праздника, которым вдруг наградили нас в самый разгар самых заурядных рабочих будней.

К вечеру охотники принесли из-за леска, темневшего в глубине острова несколько уток. Из них наша толстушка Наталья состряпала вкуснейшую лапшу. Стрелки ночевали со мной в брезентовой палатке под ивой. Место освободилось, когда двое косцов ушли на ночную рыбалку. Обь летом богата и на леща, и на чебака, и на щуку. Ушицей мы объедались через день, а кроме того рыбу вялили и солили.

Шумков с товарищем легли слева от меня, положив ружьё к стенке. Я проверил на влажность связку белых и подберезовиков, которые сушил на нитке над головой под куполом палатки и с лёгкой душой уснул.

К утру похолодало и сквозь сон почудилось, что кто-то, тяжело ступая, подходит к нашему ночлегу со стороны реки. Я приоткрыл глаза и прислушался. Возле палатки явно кто-то ходил. Дрогнула туго натянутая веревка, к которой была прикреплена нитка грибов. Связка закачалась. Послышался какой-то звук, похожий на зловещее дыхание.

И вдруг полог у входа распахнулся и в палатку просунулась черная рогатая морда. Сдавленно вскрикнул сосед слева, схватил ружьё и несколько раз ткнул стволом в сторону входа. Морда фыркнула и исчезла. Топот за брезентовой стеной усилился.

— Тьфу, чёрт! Чуть не выстрелил, а ведь это же корова! — ругнулся Шумков. Мы, спотыкаясь и пыхтя, вышли из палатки. В самом деле, в сторону леса от нас уходило небольшое стадо черно-белых животных. И тут я вспомнил, что рыбаки говорили о яме, в которой солили рыбу. За палаткой, прямо напротив входа, действительно оказалась прикрытая травой небольшая яма. Соль, которую впитал чернозем, приманила корову, для которой поваренная соль — настоящее лакомство. А мы её приняли за дьявола.

09.03.2013