Курла

Курла
1
В том памятном году Валерка должен был пойти в школу. В честь этого события отец подарил ему синюю лесниковскую фуражку с блестящей кокардой, а мама разрешила поехать вместе со всеми на сенокос, который располагался возле лесной деревушки под названием Максанка. Валерка ни разу не был на сенокосе и поэтому представлял поездку туда чем-то вроде путешествия, вначале по песчаной лесной дороге, а потом по заливным лугам, где всё цветет и колышется от знойного марева.
Но вышло всё иначе… Как раз во время сенокоса приехал в гости дядя Сережа на своей красивой красной машине и сказал, что умчит их до лесной поляны за пять минут, с ветерком. Всё же двадцатый век на дворе… Отец стал его отговаривать, мол, лесная дорога - не асфальт, не сахар, но тот только рукой махнул: «Ерунда»!
...Выехали на сенокос рано утром, когда едва рассвело. Прямо за деревней нырнули в тёмный полог леса, и сразу же мимо окон машины стали проплывать гигантские стволы сосен, пятнисто-рыжая хвоя под ними, всполохи изумрудной травы на полянах между деревьями, темные пни, жирные кляксы можжевельника. Валерке понравились, быстро меняющиеся яркие картинки за окном, и ещё то, что метелки цветущего иван-чая оставляют на влажном стекле желтоватые следы. Потом машина вынырнула на поляну возле старенькой деревушки, и густой солнечный свет, нахлынув со всех сторон, ослепил. От обилия света глазам стало больно… Откуда-то появился ветер. Высокая и густая трава вдоль дороги заходила тугими волнами, отдавая на сгибах восковым глянцем. Над землей стало много неба.
Возле крайнего дома с покосившимся крыльцом, дядя Сережа затормозил. Первым из машины вышел отец и стал о чем-то говорить с хозяином этого древнего жилища. Бородатый хозяин дружески улыбался ему сквозь пышные усы, потом открыл ворота во двор, и подпер их изнутри еловой лесиной. Потом выгружали косы и грабли, какие-то мешки и рюкзаки. Когда всё выгрузили - вошли в дом, и сразу же Валерку поразил в этом доме незнакомый, новый запах, которому вскоре нашлось оправдание. Папа сказал: «Это дымарем пахнет», - и Валерка сразу же вспомнил про пчел, которые живут в деревянных домиках на колхозной пасеке.
Потом Валеркино внимание привлекли картины на стенах, изображающие какой-то очень пышный сад, где сплошь деревья с красными яблоками и зелёная трава. А ещё на картинах было много лазоревого неба, и по этому небу плыли красивые белые облака, чем-то похожие на далекие парусники. В первый момент картины Валерке очень понравились. В них было что-то загадочное и сказочное одновременно. Румяные яблоки на этих картинах выглядели очень даже аппетитно, а массивные стволы деревьев стояли уверенно и прочно. Кое-где под ними виднелись желтые, похожие на одуванчики, цветы.
Потом Валеркин отец, дядя Сережа и старший брат Шурик позавтракали на скорую руку. Валерка есть не хотел, но на сенокос собрался вместе со всеми.
На сенокосе, как Валерка и ожидал, было всего в изобилии. Там огромную поляну со всех сторон окружал сосновый лес. Вдоль берега мелководной речки были видны ивовые заросли и камыши, над которыми шелестели слюдяными крыльями сонные стрекозы. А в огромном небе над болотистой поймой, весь день курлыкали и летали широкими кругами серые журавли.
Вечером после сенокоса, когда Валерка и его старший брат Шурик пошли на речку рыбачить, хозяин дома принес откуда-то небольшой обрывок сети, бросил братьям под ноги и сказал шутливым тоном: «Поставьте где-нибудь в омуте. Может, кто и запутается». И мальчики с интересом принялись распутывать сеть, попутно удивляясь тому, какая она большая и высокая, пахнущая болотной тиной. Решили, что в такую громадную сеть непременно попадет много рыбы. Это не удилище, где всего один крючок и даже не спиннинг. Это настоящая снасть.
На следующий день во время работы то и дело бегали посмотреть на сеть. Не ходят ли у сети поплавки. А вдруг уже кто-то запутался? Но до ночи так ничего и не поймали. Поэтому решили оставить сеть в омуте до утра.
Утром, чуть свет, пошли свою сеть проверять. Хотели поймать здоровенную щуку, а поймали вместо неё маленького журавленка. Журавленок был худой, серый и некрасивый. Лежал возле берега на боку и колотил свободным крылом по мутной воде. Обе ноги и одно крыло у него были туго скручены сетью... Валерка первым кинулся к журавленку, чтобы освободить его от злополучной снасти. Но журавленок, увидев приближающегося к нему человека, чудом встал на ноги, зашипел, забил свободным крылом по воде и успел таки клюнуть Валерку в руку. И, если бы не покалеченное крыло, журавленок скорее всего оказался бы на свободе. Но Валерка точно знал: больная птица обязательно погибнет, и поэтому решил вначале показать её отцу. Отец двадцать лет проработал лесником, он знает, как поступают люди в подобных делах.
Отец, увидев в руках у Валерки вырывающегося журавленка, в первый момент испуганно замахал руками и закричал:
- Брось его сейчас же! Ты что, без глаз остаться захотел? Надо же, чего придумал… Ты только посмотри, клюв-то у него какой! Как шило.
- У него крыло, - со слезой в голосе пожаловался Валерка. - Он летать не сможет.
- Что?
- У него крыло сломалось.
- Ну и что? Зарастет крыло, - стал успокаивать его отец. - Походит так немного и зарастет. Журавль птица выносливая.
- А если лиса? - не унимался Валерка.
Чувствовалось, что ему уже не хочется  расставаться с этой птицей. - С таким крылом он от лисы не улетит.
- Да нужен он лисе, - наконец улыбнулся отец, - такой худой.
Отец подошел и погладил Валерку по голове. Совсем ещё ребенок.
- Я его с собой заберу, - вдруг твердо сказал Валерка.
- Зачем? - удивился отец.
- Дома вылечу. Буду кормить его, поить, ухаживать за ним… Он поправится и на юг улетит.
- Вот если домой заберешь, то и не улетит он никуда. Просто летать не научится.
- Тогда жить будет вместе с нами, - нашел выход Валерка.
- Это тебе  не курица, - в раздумье ответил отец, и посмотрел на Валерку с сочувствием, предвидя уже, что ничего хорошего из этой затеи не получится, и одновременно радуясь, что у мальчика такая добрая душа.
2
Так у Валерки появился журавленок, которого вскоре Валеркина мама назвала Курлой. И хотя курлыкать по-настоящему он ещё не научился, только по-птичьи бормотал что-то бессвязное, это имя как-то сразу прилипло к нему - такому нескладному, чересчур длинноногому, жадному до червей, лягушек и всякой мелкой рыбешки с блестящей чешуей.
Сейчас каждый день для Валерки начинался с приятной мысли о сером друге - журавленке, который стоит на одной ноге в проволочной загородке для куриц и терпеливо дожидается своего хозяина. А, едва завидев, начинает переступать с ноги на ногу, щелкать клювом и игриво выгибать шею.
В первые дни Валерку удивляло, как много может съесть молоденький журавленок. У него был всегда прекрасный аппетит. Не лишен журавленок был и любопытства. Особенно его привлекало всё блестящее и круглое, в том числе и стекло на ручных часах, пуговицы на куртках, медные запонки и заклёпки на джинсовых брюках. Он мог часами перебирать своим клювом блестящие камешки на дорожке в саду, и часами же стоял неподвижно на одной ноге, высоко подняв тёмную голову с глазами - бусинками, как бы думая о чем-то своем.
Журавленок быстро поправился, подрос, и с каждым днем Валерка всё больше привязывался к нему... К августу он настолько окреп и привык к Валерке, что они вместе стали ходить в магазин за хлебом. И пока Валерка стоял в длинной очереди, Курла терпеливо ждал его у дверей магазина, замерев, как часовой на посту... Не любил он только местных бродячих собак, которые почему-то кидались на него с визгом и лаем, по ошибке принимая за солидного лесного зверя. Это выводило Курлу из себя, он поднимал свою голову всё выше, а потом, изловчившись, наносил любителю полаять точный удар увесистым клювом в лоб. Этот удар удивлял и обескураживал одновременно. Ошарашенная псина, после этого с визгом отлетала в сторону и, поджав хвост, останавливалась где-нибудь на безопасном расстоянии от птицы.
Шагающие от магазина к дому, человек и журавль представляли собой довольно странное зрелище. Человек и птица порой шли в ногу, только журавль при этом слишком сильно задирал колени и, в отличии от человека, никогда не смотрел по сторонам. Останавливался же Курла только тогда, когда неожиданно замечал на земле что-нибудь блестящее. Вначале долго рассматривал интересующий его предмет, потом размашисто клевал. Если это была пивная пробка, то Курла обязательно переворачивал её вверх дном; если прозрачная пуговица - то пробовал проглотить, а потом раздосадовано мотал головой.
Очень понравилось Курле ходить с Валеркой на рыбалку. Можно сказать, что рыбалка стала его страстью. Особенно тот момент, когда Валерка по невнимательности забывал закрыть червей в стеклянной банке, или тогда, когда начинали клевать пятнистые и увертливые пескари, которых Валерка всегда отдавал Курле… А если рядом с речкой окажется крохотное озерцо с головастиками, на поверхности которого мельтешат невесомые водомерки - то тут Курла преображался совершенно. Он чувствовал себя удачливым охотником и хитрым рыболовом. Он погружался в процесс рыбалки настолько, что не замечал ни хода времени, ни изменений погоды, ни лая собак. Его терпению и сосредоточенности в это время можно было позавидовать.
С рыбалки они возвращались поздно вечером, в густом тумане, так что издали было видно только их темные головы: одну довольно крупную и лохматую в плоской кепке с большим козырьком, а другую - совсем маленькую, чем-то похожую на рукоять клюки. Одна раскачивалась при ходьбе из стороны в сторону, а другая плыла почти неподвижно, медленно рассекая  молочный туман. Причем, Валерка на длинных переходах всегда о чем-нибудь рассказывал Курле, а журавль, кажется, внимательно его слушал и понимающе кивал.
На ночлег Курла устраивался в саду недалеко от Валеркиного окна, и всё же Валерка ни разу не видел, как журавленок спит. Когда бы мальчик не вздумал выглянуть в окно - он всегда видел журавленка под раскидистой яблоней в позе часового.
3
Незаметно закончилось лето. В большом палисаднике возле Валеркиного дома распустились нарядные георгины и флоксы. Небо утратило свою былую яркость и всё чаще напоминало по цвету прокисшее молоко… В саду запахло яблоками. В лесу - грибами.
Провожая Валерку в школу, мама, как водится, плакала, да и бабушка тоже несколько раз промокнула глаза концом ситцевого платка с головы. А потом с жалостью проронила: «Вырос ведь неслух-то наш».
От дома до школы шли вчетвером: Валерка, папа, мама и журавль. Потом после праздничной линейки на улице, все разбрелись по классам, мама с папой ушли на работу, а Курла остался дожидаться Валерку возле школьного крыльца, стоял там на одной ноге, и иногда, как будто спохватившись, протяжно курлыкал, звал. Валерка на большой перемене выбегал в коридор, чтобы взглянуть на журавля из окна второго этажа. Видел на улице одинокую птицу и чувствовал в горле ком. Стоит, ждет, милый Курла…
После уроков кинулся к нему, обнял за тонкую шею, заговорил ласково: «Пошли домой, пошли. Ты, наверное, проголодался». Журавль радостно закурлыкал, ожил и, высоко задирая колени, поспешил рядом с хозяином к дому. По дороге Валерка решил сейчас же отвести его на реку. Но, не тут-то было. Внезапно его догнали горластые одноклассники и стали приставать с глупыми вопросами о журавленке. Почему-то всем хотелось знать, где взял его Валерка. Что журавль сейчас ест и может ли он летать? А если может, то почему не улетает?
Валерка, неожиданно почувствовав себя в центре внимания, растерялся, но потом как-то быстро освоился и стал бойко отвечать на вопросы. Оказалось, он знает о журавлях очень много, и рассказать об этом может интересно. Приручив птицу, он стал не таким, как все… А может быть, в нём всегда было нечто исключительное. И Валерка вдруг почувствовал, как в его душе просыпается что-то важное, чего не было ещё десять минут назад, не было ни вчера, ни позавчера. И это приятно. Потому что теперь у него есть не только птица, но и гордость.
В общем, уже на следующий день про серого Курлу и Валерку Карпова знала вся школа, а учитель биологии Андрей Владимирович посоветовал юным орнитологам непременно сходить к Валерке домой - узнать в каких условиях содержится эта редкая птица, чем питается и какими повадками обладает.
Несколько дней в школе только и было разговоров, что о Валеркиной птице. Все восторгались красавцем журавлем, а, заодно, и Валеркой, его удивительной добротой и отзывчивостью. Сентиментальные девочки даже придумали историю о том, как Валерка спас эту птицу от коварных браконьеров, которые хотели её съесть. Как он кинулся на них совсем безоружный, всем наподдавал, и не позволит воспользоваться добычей... Благодаря этой серой птице Валеркина популярность в школе стала необыкновенной. То и дело учителя на уроках удивленно поглядывали в окно, на стоящую возле школьного крыльца птицу, и многозначительно покачивали головами, не забывая при этом признательно улыбнуться Валерке, как бы говоря: «Не волнуйся, твой серый друг тебя дожидается. Никуда не ушел, не улетел». И после этих милых улыбок, Валерка чувствовал новый прилив гордости, потому что это он приручил журавля, он всех удивил.
Но, к сожалению, гордость болезни не помеха. В середине сентября Валерка сильно простудился на рыбалке и заболел. Всё бы ничего, но ангина почем-то осложнилась воспалением легких, и участковый фельдшер Иван Николаевич посоветовал родителям срочно отправить Валерку в районную больницу, которая находилась на другой стороне реки.
Во время Валеркиной болезни Курла сам ходил на реку добывать себе пропитание. Стоял там, на песчаной отмели, понурый и печальный. Но к вечеру всегда возвращался домой и замирал под раскидистой яблоней в своей любимой позе.
...В тот день, когда Валерку оправляли в больницу, Курла, как назло, был в саду. Он видел, как Валерку на носилках вынесли из дома в сад под яркие солнечные лучи, как он сильно зажмурился, что-то сказал, наклонившейся к нему, заплаканной матери, как его положили в длинную машину с красным крестом на боку, и как эта машина медленно поехала по песчаной дороге к реке.
Почувствовав что-то недоброе, Курла поспешил за машиной, но скоро стал отставать. Остановился, обиженно закурлыкал и вновь побежал. Но машина уплывала всё дальше и дальше. Это угнетало и сердило журавля. Ему почему-то не верилось, что маленький хозяин может бросить его просто так. Этого Курла понять не мог, и поэтому изо всех сил заработал ногами. На этот раз, набирая скорость, он стал помогать себе крыльями, слегка опираясь на них, чтобы не упасть, быстро понял, что это удобно и инстинктивно расправил крылья во всю ширь. Потом взмахнул ими, ещё взмахнул, и неожиданно почувствовал, что может бежать без ног, опираясь только на упругий встречный ветер… Так даже быстрее, так даже удобнее. Не мешают ни камни, ни лужи, ни ветхие покосившиеся заборы. Вообще ничего не мешает… Постепенно Курла поднялся выше кустов можжевельника, потом выше деревьев, выше домов - под самые облака с белесыми боками.
«Летит, честное слово, летит»! - услыхал вдруг Валерка восхищенный голос отца, лежа на палубе небольшого речного суденышка, которое местные жители ласково называли «трамвайчиком».
- Где? - спросил Валерка, открывая веки.
- Вон, над каменной грядой, - ответил отец, показывая рукой на запад.
И Валерка повернул туда голову... От каменной гряды к трамвайчику действительно летела какая-то птица. Только в ней не возможно было узнать Курлу. Ибо в летящей птице не было ничего несуразного. Скорее наоборот. В полете эта птица выглядела удивительно грациозной и даже значительной.
Журавль пролетел совсем низко над трамвайчиком, и по палевому пятну у него на груди, Валерка узнал в нём Курлу. В приятном волнении он приподнял голову, помахал птице рукой и слабым голосом повторил: «Курла, Курла»! И молодой журавленок, кажется, услыхал его. Услыхал и ответил громким, радостным курлыканьем, делая над трамвайчиком широкий круг. «Курла, Курла»! - едва слышно повторил мальчик, и журавль откликнулся ему ещё раз. Немногочисленные пассажиры речного суденышка, видя всё это, удивленно стали запрокидывать головы, а одна впечатлительная старушка даже прослезилась и стала тихо креститься, с благоговением поглядывая то на мальчика, то на журавля.
4
В районной больнице Валерка пробыл две длинных недели, и каждый день всё это время в  больничный двор прилетал беспокойный журавль. Он ходил по узкому больничному двору и курлыкал, удивляя своим поведением смешливых молоденьких медсестер и ходячих больных. Люди в серых больничных халатах собирались в это время у широких окон, стояли там, вытянув шеи, и со стороны их лица казались возвышенными и просветленными, совсем не такими как раньше. И никто из них уже, кажется, не чувствовал себя угнетённо, как будто они на какое-то время избавились от боли.
В светлых больничных коридорах сейчас только и было разговоров, что о журавле. Говорили, что мальчик и птица чем-то похожи, что приручить журавля так же сложно, как синицу. Что журавль - птица печальная и поэтому может принести в дом беду. Что лучше быть ему в небе. Там его родная стихия…
5
После возвращения из больницы, Валерка несколько дней не отходил от журавля. То разговаривал с ним, то сидел на сухом песке возле речки и выискивал ему цветные ледяшки. Потом они вместе их рассматривали, для чего журавль очень низко (к самым Валеркиным ладоням) наклонял свою голову…
Стояли тёплые и сухие дни бабьего лета. На опустевших огородах уже серебрился тенётник, пахло горелой ботвой, и, хотя на песчаном припеке за ивами, всё ещё было жарко, - неожиданный ветер от реки уже холодил, и тишина стояла немыслимая, щемящая, сотканная из света и тени.
В первых числах октября появились в небе галдящие птичьи стаи. Вначале, как обычно, грачи и вороньё, кочующее тёмными тучами от села к селу. Потом - гуси и утки, тонкими цепочками пронзающие закат. И только однажды, поздно вечером, Валерка увидел над головой улетающих журавлей. Они летели большим неправильным клином и очень печально курлыкали. Звали. И Курла, услыхав их призывный крик, повел себя как-то странно. Он подбежал к самому краю песчаной отмели у реки и отчаянно захлопал крыльями, глядя в небо, всем своим видом показывая, что готов взлететь. И Валерка испугался, что он действительно  взлетит. Взлетит и оставит его одного в такой неподходящий момент. Валерка знал, что журавль обязательно должен когда - нибудь улететь, что это уже настоящая, взрослая птица. Но расставаться с журавлём почему-то не хотел. Тем более, вот так - сразу, как-то уж очень неожиданно и некстати, когда только-только выздоровел… Да ещё где-то глубоко в душе был запрятан страх, что без журавля он станет таким же как все. Его перестанут замечать, о нем забудут. А он… Он уже привык быть в центре внимания.
Между тем журавль снова встревожено закурлыкал, захлопал большими крыльями и шагнул в воду. Стая удалялась, он спешил, и по тому, как он себя повел - Валерка понял, что сейчас журавля уже не остановить. Душа журавля уже в небе. И, чувствуя на глазах слезы отчаянья, мальчик бросился к своему журавлю. Обнял за тёплую шею, прижал хрупкое тельце птицы к себе и попросил: «Не улетай, Курла, хотя бы день ещё. Не улетай». И журавль, кажется, смирился: перестал вырываться. Успокоился. Только сразу после этого как-то сник. Стал другим.
А к концу октября он совсем погрустнел, и только на прогулках иногда ещё оживал, находя в спутанной и поникшей траве случайную лягушку. Он уже не пробовал лететь, как прежде, потому что холодный ветер стал обжигать и очень редко курлыкал.
Каждый вечер сейчас мальчик и журавль выходили за деревню, в поле, и подолгу стояли там, дожидаясь журавлиной стаи. Иногда на юг пролетали запоздалые гуси, иногда стремительно проносились дикие утки, а журавлей почему-то всё не было. Валерка уже корил себя за малодушие, настраиваясь на неминуемое расставание с журавлём. Он уже готов был расстаться с ним…, но время, к сожалению, ушло.
Вскоре по ночам стало подмораживать. Холодный туман оставался в низинах до обеда. А в самом начале ноября неожиданно выпал снег, и впервые Валерка отчетливо осознал, что журавль уже никуда не улетит. Поздно… Он, наконец, понял, что ничего в этой жизни не повторяется дважды, что не бывает похожих событий и обстоятельств. И поэтому надо уметь выбирать между долгом и желанием…
Когда начались по-настоящему зимние холода, Курлу пришлось поместить в курятник. В курятнике он почувствовал себя очень неуютно, и весь день стоял на одной ноге возле единственного крохотного окна, выходящего в белый от снега сад.
Он стал плохо есть, и оживлялся только тогда, когда Валерка брал его на прогулку. Но, когда морозы совсем окрепли, даже эти короткие прогулки пришлось прекратить.
6
Зимний день, как известно, короток, а декабрьский - тем более.
Помнится, в тот день, придя из школы, Валерка уселся напротив телевизора в кресло, чтобы посмотреть «мультики», потом по первой программе был какой-то страшный американский боевик, где бородатый дяденька - полицейский бил бандитов ногами. Потом Валерка хотел зайти к журавленку, но мать позвала его на кухню поужинать вместе со всеми. Он с аппетитом поел, прилег на минуточку на диван с каким-то учебником и… неожиданно уснул.
Утром ему бросилось в глаза, что мама с папой почему-то разговаривают шепотом и как-то странно, с испугом, поглядывая на него… И только когда мама случайно обронила это слово «Курла», произнесенное с печальным вздохом, Валерка понял, что с птицей что-то случилось.
Он стремительно соскочил с постели и, надев большие отцовские валенки с галошами, всегда стоящие наготове у порога, накинув на плечи чью-то громадную фуфайку, - бросился на улицу. Бежал по холодным сеням и думал только о том, чтобы Курла был жив… Он должен дожить до весны, просто обязан. Иначе, для чего тогда всё?
Дверь в курятник была плотно закрыта. Валерка дернул её на себя, переступил через порог, и не сразу в полумраке хлева увидел серую птицу. Сначала наткнулся глазами на разбитое стекло в окне, потом на красный гребень петуха, и только после этого рядом с разбитым стеклом увидел неподвижного журавленка. Курла неловко лежал на боку, косо вытянув тонкие ноги и распустив серым веером одно крыло. На секунду Валерке показалось, что журавль ещё жив. Валерка кинулся к нему, встал рядом с ним на колени, приподнял тёмную голову с глазами бусинками и... ощутил в руках незнакомый безжизненный холод.
Когда отец с матерью добежали до курятника и заглянули в него, то увидели там такую картину.
Валерка сидит на полу в какой-то странной, неестественной позе с мёртвой птицей на тонких руках и испуганно смотрит на дверь своими большими тёмными, полными слез глазами. Смотрит и ничего не говорит, не плачет, и даже не шевелится. И взгляд у него - как разбитое стекло. Именно такой бывает у людей во время ночной грозы - в том коротком промежутке между вспышкой молнии и раскатами грома…
;