Похождения Ёжика

Важное предупреждение.
Надо ли говорить, что данный текст лицам до восемнадцати лет читать не рекомендуется.

Второстепенное предупреждение.
Всякое совпадение с реальными людьми может быть только случайным.



Облик Ёжика никогда не был импозантирующим. Он был и оставался конченным подонком до самой глубины души.
Таких обычно называют опустившийся человек, нередко сбившийся с истинного пути, иногда прогнивший насквозь от пустой головы до члена между ног. От таких, к тому же, постоянно несёт дерьмом и адским смрадом.
Что у него творится в голове? Одному чёрту известно.
С самого раннего детства Ёжик не располагал к доверию. Не вызывал ни малейшего сострадания, а тем паче никакого уважения сверстников и окружающих его людей, в том числе заблудшую разнесчастную мать-одиночку, выносившую и пригревшую на своей впалой груди плод змеи в человечьем обличии и погибшую в двадцать лет в сорокаградусный мороз. Это был пьяный сон на улице в снегу.
Так же, как погибшая к нему, сам Ёжик не имел к матери никакого чувства, кроме омерзения и отвращения.

Низкорослый сутуловатый седой старик со смешно оттопыренными ушами, без передних зубов, с перебитым носом, как у боксера. Тип такого ****ько.
Это инфузория туфелька в блевотине чумной собаки породы шавка. Эта хромосома в моче больного верблюда. Это член тифозного козла или жопа вшивой овцы в одной морде. Опарыш на изысканном блюде. Недоделок в роду человеческом. Глиста двуногая путешествующая по закоулкам цивилизованного мира. Да много всяких приятных слов можно вспомнить и найти, чтобы охарактеризовать такого человека, вернее тип таких безобразных из разряда млекопитающих людей, встречающихся на каждом шагу. Образ их всегда выступает перед нами, как немой упрёк в недоразвитости нации.
И вот представьте себе этого ****ько. Ёбтыть. Аж мурашки бегут. Да его ребетёнок не обидит. Ещё раз, простите, ёбтыть. Как таких уродов только земля держит?! Вдруг. На, тебе! “Выпускивают” на волю. С чего бы это? - Недоумевают обыватели. Человек ни с того ни с сего бросается на другого совершенно ему незнакомого человека и готов придушить его собственными руками. Да ему надо ПЛС впаять, козлу и на особый. Жаль смертную казнь отменили и ГУЛАГи позакрывали на хрен, а того лучше Освенцим или Бухенвальд к гауптштурмфюреру СС доктору Дингу для экспериментов над человеческим материалом. В больничку. Доктор бы ему вместо ушей и носа свиные уши и пятак пришил. Вот бы поржали!
И вот он, Чебурашка невъебенный, на свободе. Прямо, как в сказке. Ни перо тебе обмочи, ни в жопу вставь.
Ёжик бережливо завернул в грязный в синюю клеточку носовой платок кусочек сахара, завязал в узелок и положил этот самый узел в кармашек. Прямо слезой прошибло.
Вот они, где все! Вы****ки.
Вы****ков много. Этот фуфел один из них. К тому же вышел на свободу. Лежу и ни *** не понимаю, то ли я уже умер или я только очнулся от страшного сна.
Это после двадцатидвухлетней отсидки. Вышел досрочно. Впаяли четвертак. За воротами осталась знакомая и родная колония строгого режима. Уголовно-исправительное учреждение больше не нуждалось в помощи постоянного сидельца. Даже обидно слышать такое.
Вопрос “куды” идти или зачем у Ёжика никогда не ставился. Он хорошо знал, что надо делать на воле и как. С воли на него дул ветер. Морозный, сквозной.
Ёжик сгорбившись, не торопясь, пошатываясь дошёл до автобусной остановки, выгреб из кармана всю мелочь и сел преспокойно в рейсовый автобус следующий до ближайшей деревни.
За долгие годы заключения Ёжик давным-давно обозлился на всех людей. Он ждал этого сладкого момента все свои двадцать лет, чтобы мстить. О, это сладкое слово свобода и месть!
- Ну уж теперь-то, я засажу по самые яица этим пидорам,-думал блаженно пятидесятишестилетний насильник и убийца, педофил и растлитель, расчленитель трупов и сексуальный маньяк Ёжик, облизывая сухие губы языком.
За время проведенное им за решеткой, он поменял две тюрьмы и три зоны. Из последней, как из родного дома, уходил, с болью в сердце. Долго прощался со старожилами, как с родными людьми.
С каждым крепко обнялся, обещался никогда не забывать.
Начальник зоны прослезился и даже подарил стенные часы с кукушкой. Правда, без стрелок. Починишь, говорит, и меня хорошим словом спомнишь. Очень сожалел, что сегодня на вечерней поверке такого хорошего человека не досчитаются. Так бы и посадил на всю жизнь, как пожизненника,-нервно проскочило, - Да всё равно возвернёшься. Так ведь? Погуляй пока.
Каких-то двадцать лет. Птьфу,-рассуждал Ёжик, похохатывая в кулак. Да ему просто повезло!
Как-только Ёжик вышел за ворота. Первое, что он сделал. Так это выкинул в мусорную урну дар начальника зоны. Чтоб не зазнавался. Второе, смачно сплюнул.
Судьба наконец-то повернулась к нему ****ой. Он начал жить. Он начал получать удовольствие. После того, как судьба стояла повернутая к нему исключительно жопой, светило пожизненное заключение, а то и вышка, не смотря на святой мораторий. Моратория, тогда ещё и в помине не было. Могли, суки, волки позорные, придавить? Могли. Теперь эта самая пресловутая свобода смотрела на него счастливыми полными надежд глазами.
- Уж я её, голубу, теперь-то ПОИМЕЮ!-блаженствовал седой Ёжик.
Он знал, что уже болен туберкулезом последней стадии, спидом и ещё какой-то венерической заразой, не исключение сифилис и ещё чем-то таким благородным, о чём посмеивался зоновский фельдшер Раиса Мустафьевна. Исхудал, как скелет, не известно в чем душа держится. Руки, как спички. Худой, легкий, как воздушный шар. Дунуть посильнее и улетит. Ребра наружу, кожа да кости.

А за три дня до этого начальник зоны полковник Хвостовский позвал к себе зэка по кличке Ёжик.
- Тут бумага одна пришла. Готовься. У тебя в четверг срок выходит, так?
- Так точно!
- Впрочем, двадцать пять лет разве это срок? Это так... Разминка… перед вечностью. К сожалению, и у нас случаются ещё такие конфузы.- полковник Аркадий Венедиктыч сплюнул и поправился,- моменты. С чистой совестью и на свободу!!!Знаешь?
Ёжик даже очумел от счастья.
-Так, я говорю? Отвечай! Так?
- Так точно, гражданин начальник.
- Вот видишь, Залупкин! И для тебя солнце светит!
- Я не Залупкин, гражданин начальник.- пропищал Ёжик.
- А ты кто?
- Я Задрафий Кишки.
- Какая разница? Кишки, аппендикс, сфинктер. Кишки, кишки, кишки. Кишки здесь, кишки там. Только и слышу, что кишки. А у охранника Иннокентия, между прочим, залупа грязная. Знаешь такого? Жопа у тебя замарана. Ха-ха-ха. Не обижайся, Кишки! Шутю я. Национальность какая?
- Поляк.
- Ты не поляк, а подляк! Понял?
- Так точно, гражданин начальник!
На другой день для Ёжика всё изменилось. Персонал зоны весь поголовно был предупреждён и стал его узнавать и относиться к нему уважительно, если не сказать с подобострастием. Начальник зоны вдруг припомнил его имя и отчество. Чего за последние десять лет с ним никогда не случалось. Ещё через день осужденному по фамилии Кишки приказали с вещами явится к начальнику Хвостовскому.
Сердце в груди Ёжика бешено заколотилось.
Хвостовский встретил при полном параде в чистом кителе с новыми погонами на плечах. Вручил собственноручно справку об освобождении.
- Ворота там. Если не забыл?
- Не забыл, гражданин начальник. Век помнить буду.
- Ну! Вот тебе сюрпрайз! Хотел выкинуть, да не успел, - и вручил настенные часы.
Сказка закончилась.

Не успел Ёжик приехать в деревню, как его приветливо повели в кабинет к председателю колхоза. Как будто бы все уже были предупреждены о его приезде и успели приготовиться. Эта поспешность поразила даже Ёжика.
По распределению местный заправило определил Ёжика в захолустную сельскую школу учителем начальных классов. Это было отрадное событие многих десятков лет неволи.
Председатель был поперёк себя шире, как боров. По толщине пять таких, как Ёжик, вместе взятых.
- Ведь кому-то нужно учить детей становиться людьми!?-то ли спрашивая, то ли отвечая, говорил жирный председатель.
Ёжик хотел сказать,- Не людьми, а мудаками, но промолчал.
- С божьей помощью принимайся за дело. Место тихое. В глуши. Народу мало,-говорил ободряюще председатель колхоза,-а вот и директор. Ты поезжай с ним прямо сейчас. Чего тебе резину-то тянуть?
Председатель помахал рукой в окно приехавшему к крыльцу конторы на машине директору, выходящему из автомобиля.
На том и порешили.
Директор его дожидал в коридоре. Председатель отрядил на участок свой уазик.
- Хороший человек! Очень хороший! Это хороший человек! - нахваливал всем нового учителя директор школы и гладил Ёжика по спине и даже чуть ниже спины, когда последний наклонившись, садился на заднее сидение.
Этот жест, однако, очень не понравился Ёжику. Жест не мог не вызвать некоторые нехорошие подозрения.
Председатель колхоза из окна помахал вслед платочком и, по-видимому, прослезился.
Больше Ёжик его никогда не видел.

Возвращение состоялось. Теперь все его называли, не иначе, как по имени-отчеству. Задрафий Дрифанович.
Директор школы человек немолодой шестидесяти пяти лет, без правой руки, провёл в кабинет.
Тут-то маленько оправившись и развалившись на диванчике, седой Ёжик начал качать права. Ты, говорит, директор, сначала баню натопи да отмой меня от дорожной пыли. Напои самогоном и накорми солёными огурцами да постельку постели да спать уложи со своей бабой да дай хорошенько отдохнуть с дороги, а на утро и расспрашивай.
Директор расхохотался,- ну, баба у меня уже  десять годков, как померла. В деревне одни старухи, у которых внучки да внуки. Родители сюда возют с города. А баня и самогон есть. Каким мылом голову моешь?
- Известно каким, хозяйственным.
- Оно и видно, что мужик ты хозяйственный. Первый парень, наверно, на деревне будешь! Так ведь?
- Да.
- Вот видишь! И нечего тут скромничать. Так и говори. Парень я деревенский. Будешь учителем. Кому-то детей надо учить? Надо. Значит, будешь учитель. И баста. Детей у нас немного. Всего один класс. Пятнадцать учеников разного возраста. От семи лет до тринадцати. К завтрему и принимайся. Тебя, с твоей справкой об освобождении, точно никуда на работу не возьмут. К гадалке не ходи. А я дам тебе ещё один шанс. Хотишь?
- Хочу.
- Учителей-то в нашей глухомани нету. Гуляй! Дворник! Федька, твою мать, проводи.
И конечно, ни бабы, ни бани, ни самогона, Ёжик не получил. Всё это осталось одними пустыми обещаниями, но за то дали персональное жильё под стенами школы. Чему Ёжик несказанно обрадовался.
 Ему определили для жилья маленькую каморку близ дворницкой. Правда, вот беда, она никогда не отапливалась, но за то в “ей” было покойно и тихо, как в гробу, даже в самые сильные морозы.
-Ни тараканы, ни мыши, ни крысы, тебя тут не побеспокоят. Потому, что нету. Потому повымерзли все, -ободрил дворник.
Действительно, температура выше минус пяти градусов здесь никогда не поднимается.
Дворник указал на спецовку в углу. Ёжик одел робу, фуфайку и валенки, надел облезлую кроличью шапку, которую также подал ему дворник.
Семидесятилетний дворник поглядел изучающе на Ёжика. По щекам смешно свисают мохнатые клочковатые уши. Сойдет.

- А вот тут печь!- Ёжик заметил старую печку буржуйку без трубы в другом углу помещения и указал рукой.
- На это даже не смотри. Забудь. Нету здесь печки. У неё трубы нет. Дров тоже нет. Понял? Увижу огонь – Убью! Ещё не хватало, чтоб школу спалил, сука!

Человек этот по профессии дворник, а по убеждениям анархист был весьма своеобразным и имел привычку ругаться как с поводом, так и без всякого на то повода. Нередко прибавляя к своей речи самые отборные ругательства на какие-только были способны его умственные возможности и объём мозга.
- Меня тут многие пытались убивать. А тебе, заморышек, наперёд говорю, шоб даже мыслей таковых не держал,- с этими ласковыми словами дворник подсунул под нос Ёжика пудовый кулачище. - Если что...сам знаешь.
Ёжик не стал спрашивать что бывает в таких случаях "если что" и смиренно кивнув промолчал.
Ёжику он сразу понравился. Просто родной человек.
- Питухов у нас тут никаких нету. Так что, чмо расписное, живи спокойно. – добавил от доброты сердца дворник Федор.
После чего новый постоялец, некоторое время, всё-таки посидел задумавшись на скрипучей кровати и лёг в грязную постель, не разуваясь и не раздеваясь. Долго ворочался. Наконец укутался с головой желтым свалявшемся ватным одеялом, от которого воняло смородью и под которым, видать, помер не один десяток человек. Но на такие жизненные мелочи Ёжик уже не обращал никакого внимания и очень скоро затих.
Ёжик спал беспокойно. Во сне из широко раскрытого рта обильно текла густая слюна. Он этого не чувствовал.
Ворочался и стонал. Ему снилось, как от него убегали маленькие девочки, а когда он задирал им подолы платьиц, чтоб снасильничать, “оказывалося” почему-то каждый раз, что это мальчик. Вот такая вот оказия. В конце сна пришлось и мальчика снасильничать, но тут уже почему-то появился длинный, как жердь, мент.
Затем Ёжику снилось, как его во все стороны растаскивали на части мохнатые белые лайки.
Остаток сна одна и та же картина. Вырванное сердце трепещет в крови на снегу.
Ёжик болезненно возвращался к истокам. В уши его лилась музыка. Волшебная музыка русского романса.

Ямщик, не ****и лошадям!
Здесь некого больше ****ь!
Ямщик, расправляй-ко кровать!
На выпас, пострел, по ****ям!

Ямщик, *** соси лошадям!
Здесь некуда больше съебать!
Уж сколько давал ты, ****ям!
На наши *** им насрать!

Ямщик окосел без манды!
Свой *** он повесил в сарай!
Не ведай ты ночью нужды!
Схвати дряблый *** и хуярь!

Ямщик окосел от стыда
И льётся моча, как вода,
Но нет в ней и капельки спермы,
Наверно, такой ты здесь первый!

Ямщик, на *** всех сдавать!
За что, ты не любишь людей?
Ты сука, паскуда и ****ь!
Ты любишь ****ь лишь ****ей!

Под утро навеяла хмарь.
Ямщик, ты говнюк и ****ун!
Паскуда, мудило и тварь!
Кладу на твой *** я колун.

Во всё это время в нём сидело чувство горького стыда.
Весь мир для него умер. Двери, в свою каморку Ёжик не закрыл, потому что, ни заложки, ни замка, на них, отродясь, не было. Воровать нечего.
Дворник пришёл только утром. В пять часов утра. Толстый здоровенный мужик с широкой купецкой бородой и медной бляхой во всю грудь, как панцирь у крестоносца, какие у всех дворников на железнодорожных станциях.
Надо знать, жил привольно и вольготно. Никакая буква закона ему не была помехой. Так как начал громко попёрдывая хрустеть снегом и разминать руки.
Видать, кто-то супу горохового наелся. Паскуда! -зло подумал Ёжик во сне, услышав громкий пердёж.
Дворник, сперва, начал огребать лопатой вход в дворницкую, а затем чистить дорожки. Перед входом в школу сметал с дорожек остатки снега метлой.
Затем кипятил старинный медный чайник у себя на плитке и пил крепко заваренный чай “в одинку”. Иногда, впрочем, громкий бас раздавался через фанерную стенку и доходил до ушей Ёжика, который нервно ворочался.
- Эй, ты! Алкаш!- ласково зазывал дворник Федька,- Сколько там ещё дрыхнуть будешь? Поди, глони, худосочный! Бы-ат нито оживешь, ежели, совсем не загнешься. Слышишь, растяпа? Как тебя там? Откуда такой свалился на мою голову? Хватит дрыхнуть! Педераст ты!
Ёжик полюбил дворника за прямые доступные всем речи. Хитрых и вертких он не жаловал с самого заключения, потому как сам числился хитровыебанным и хитрожопым евреем.
Ёжик казалось только того и ждал. Стянул с головы кроличью шапку. Кинул на пол жёлтое, как моча, одеяло. Поспешил поплотнее натянуть на уши прихваченную с собой тюбетейку. В тюрьме ему дали от главного “пидараста” тюбетейку с вышитой красными нитками надписью во лбу-евреец Ёжик. Дар от фашистов. Тюбетейку он полюбил всем сердцем. И уже на саму тюбетейку надел кроличью шапку.
  Вскочив на ноги, бежал в теплую дворницкую через улицу, как на пожар, наперевес с пустой консервной банкой. Банка из-под тушенки, оборванная этикетка болталась на ней, как ленточки у безки и значила недвусмысленно борисоглебовская. Сама банка для того, чтоб ему туда капнули остатки ароматного чая. Банку Ёжик нашёл на полу и теперь сжимал в руке так, что побелели пальцы.
Другой посуды у Ёжика пока не завелось.
Купец Федька не брезговал никаким обществом, особливо “обчеством” учителя. Чая никогда не жалел. Сам пил в охотку, сколько влезет и другим лил до краёв. Иногда, впрочем, давал и кусок белого хлеба в придачу и кусочек сахарку в прикуску. Одним словом, делился человек, чем мог.
- Лопай, волчья сыть,-обыкновенно любовно приговаривал бородач в такие минуты благодушия и полного расположения,- теперь до новой недели всё равно меня не увидишь. Все выходные, сука, меня туточки не будет. Наедайся, проглот.
Ёжик давясь и кашляя ел черствый хлеб и торопливо запивал горячим кипятком, но на Федьку не обижался. Он же свой человек, поймет. Чаю уже не осталось. Видать купец весь выпил на радостях. Так Ёжик про себя называл дворника.
О том, что учить детей Ёжик будет лишь через неделю, ему сказал дворник Федька, а тому повариха Олечка из столовой.
- А пока… живи и привыкай!-подытожил купец.
Почитай целую неделю Ёжик провёл вместе с Федькой.
- А воспоминания какие радостные? Чего помнишь из прошлой жизни? - спрашивал “обнакновенно” посмеиваясь дворник и широко улыбался скаля беззубый рот с двумя верхними гнилыми зубами, чем смахивал на вурдалака.
- На-ко! Вот тебе, карамельку!
В подтверждение слов дворник протянул конфету в виде раздавленной карамели без бумажки из кармана старой фуфайки с пылью, стружкой, опилком, человеческим седым волосом и хлебными крошками.
Приняв конфетку, Ёжик бережно положил её в засохший рот и тщательно присасывая языком, отплёвываясь от волоса и чёрствых опилок вперемешку с хлебными крошками, отхлёбывая кипяток из банки, заговорил.
Слюни потекли по подбородку.
- Помню был там один. Людей скушивал. Людоедством звался. И так он к этому делу пристрастился, что стал пельмени и шашлыки делать из человечины. А другой голову своей жены отрубленную принёс. Добрым людям показывал и детей пугал. Сначала я никак с ним не хотел общаться. А потом ничего. Сошлись. Сдружились. В обнимку сидели и спали в камере. Больше не с кем.
- Сам-то ты из каких? Говорят педофилизмом баловался. Ты не педофил?
- Нет. Из поляков буду.
- Значит, не маньячилло?
- Нет. Я далёк от этого. Стихи вот пишу.
- Ага. Почитай.
- О чем?
- А какие пишешь стихи?
- Про жопу. В основном про женскую жопу.
Дворник тряхнул головой, - А я вот стихи не умею. Чудно это.
- Бабов я люблю и потому стихи.
- А у меня бабья нету и у тебя нету. Пиши лучше про ***. Вот такие будут стихи! – показал Федька большой палец вверх.
- Ты сколько всего-то отсидел?
- Сорок семь лет в августе будет. Из них больше тридцати по зонам. Понимаешь?
- Конечно, жопа. А ты сам-то понимаешь, когда вынимаешь?
- Понимаю. С десяти лет по малолетке. В специнтернате обитался.
Ёжик схватился за спецовку и оголив грудь, порвал грязную и дырявую синюю майку. Ёжик любил показывать свои тату. Показывал всем постоянно.
Татуировки, надо сказать какие-то странные были. На спине слова преимущественно испанского происхождения и заканчивающиеся на раст. На груди крупная цифра шесть. На животе две цифры по шесть. На плечах татуировки погон с цифрой шесть вместо звездочки. На эти цифры никто и, в том числе, безобидный Федька не обращал никакого внимания.

Когда Федька уехал в другую деревню Подъягодичье из Мандавошина, к Ёжику пришёл его навестить перед выходными сам директор школы и сказал, что в понедельник начнётся учеба.
Однорукий пришёл не с пустыми руками, а с коробкой. Крепко прижимал подарок одной рукой к плотной ткани своего старого потёртого серого пальто на груди. Кроме того, заметно оттопыривался правый карман, но что находилось в кармане до поры до времени оставалось неизвестно.
Ёжик ни о чём не смел даже догадываться.
В коробке Ёжик нашёл загусевшие помидоры и плесневелый хлеб. Целую буханку чёрного. А ещё малюсенькую пачечку чая Канди.
Настоящий царский пир! - подумал Ёжик,- чем я мог заслужить такое внимание?
Так что, исходя из вышеперечисленного, можно со всей уверенностью полагать, что в понедельник на занятия Ёжик пришёл вполне сытым.
Но перед тем директор остановился в недоумении по центру каморки и оглядел облюбованное, но холодное помещение своего работника. Увидел заброшенную буржуйку в углу, присел, освободившись от картонной коробки из-под обуви, без слов передал её Ёжику.
Осмотрел заваренные швы буржуйки с разных сторон, пощупал пальцем и спросил, - Что это?
- Печка. – без запинки ответил Ёжик.
- Открой!- приказал директор.
Ёжик открыл с усилием еле-еле двумя руками дверку печки. Сам он этого никогда не пытался сделать. Ему даже в голову не приходило открывать.
Директор снова присел и заглянул внутрь.
Заметно было, что головешки окаменели.
- Чего печку, дурак, не топишь?
- Так дров нету. Одна зола осталась.
- Кто так сказал? У меня вон целый сарай с дровами на заднем дворе. А ты хоть раз-то топил эту буржуйку?
- Никак нет. Федька не разрешил. Говорит, школу спалишь.
- Федька правильно и сказал. Не топи. Ну, ладно. Ты, вот что! Закрой! Федор уехал, так? –директор привстал и посмотрел в глаза Ёжику.
- Так.
- Вот видишь, так. Каждое утро за него снег убирать будешь. Понял?
- Да.
- Вот тебе за это эмалированная кружка. Негоже педагогу начальных классов из банки консервной пить и голодному быть.-с этими словами директор запустил свою единственную руку в пузырящийся правый карман пальто и извлёк на свет ещё один ценный предмет.
- Спасибо, гражданин начальник. Дай бог здоровьица. – Ёжик принял кружку и еле удержался от того, чтобы не подхватить и не облобызать руку благодетеля.
- О себе. О себе заботься. - директор сделал неопределённый жест рукой вверх и покинул помещение.
Ёжик жил все выходные очень тихо и незаметно. Никуда не ходил. На улицу ходил, разве только для того, чтобы облегчиться. Надобно сказать, что с вечера школу закрывали на ключ. Туалет всю ночь закрыт. Двери дворницкой Федьки и подсобки Ёжика были отдельными и мало того помещения между собой никак не сообщались. Хотя перегородка была лишь формальной, т.е. фанерная.
Выходные протекли, куда более умиротворённо.

Первые дети у Ёжика появились только в начале следующей недели. В душе нового учителя наметился невероятный душевный подъем. Он вновь начинал жить. Казалось, все мечты его наконец-то сбудутся. Во всём было великое бережение.
Перед самым началом занятий однорукий дал вводную информацию о школе.
- В школе всего двадцать пять учеников. Две группы. Младшая и старшая. Пятнадцать учеников младшая и десять старшая. Коллектив у нас небольшой. Всего четыре человека. Я Савелий Прокопьевич, Артемий Филиппович старший руководитель, он же учитель по трудам, дворник Фёдор, с которым, наверное, уже познакомился и повариха Ольга. Ты пятый будешь. Твоя младшая группа. Будешь малышню учить. Вопросы? Всё понятно? Вперёд! Все вопросы по хозяйственной части к Фёдору. Он у нас и дворник и завхоз. Вот, ещё что! Пьянство запрещаю и прекращаю на корню. Первое появление на работе сразу уволю. Водку пить нельзя. Это только одному Фёдору разрешено. Сам потом узнаешь. Вот и всё. Вперёд и с песнями! Удачи!
Однорукий выдал ему чистый блокнотик и новую шариковую ручку.
Ёжик в одночасье попал в какой-то другой необыкновенный мир. Всё ему было ново, интересно и не понятно. Он обходил ряды новеньких покрашенных охрой парт и гладил их руками. Он чувствовал себя настоящим Наполеоном на поле сражения.
Когда парты заполнились детьми, кто-то под дверью класса забрякал в колокольчик. Наступил первый урок. Самая первая трогательная и в то же время мучительная минута в роли учителя Ёжику особенно удалась. Занятия начинались со знакомства учителя со своими учениками.
Ёжик расставил руки в разные стороны, давая понять, как он всех любит и живо приступил к своим обязанностям.
- Ну? Давай знакомится. Вот ты? Как звать?
Ёжик увидел тощего лысого паренька в синей майке и чёрных штанишках, из которых тот явно вырос.
- Гы!- вышел из-за парты мальчик лет десяти.
- Что за Гэ?- Ёжик не понял.
- Его Николашей зовут. – сказала одна из девочек.
- А что он сам не может ответить?
- Нет. Он ни с кем не разговаривает. Он в штаны писает.
Дети засмеялись.
- Тише! Гм...Ну, ладно. Николаша. Запомню, какой такой Николаша!? Можно не вставать и из-за парты не выходить. А ты?
- Егорка. – отвечал также лысый малец с носом испачканным в зелёнке, но напротив, в отличии, от Николаши очень шустрый, хотя и одного возраста с ним.
- Хм. Егорка молодец! А тебя?
- Марфуша.
- Так. Девочка?
- Да.
-Хорошо, Марфа! Молодец! А вот ты?
- Наська.
- Ещё лучше! А теперь ты? Кто такой?
- А я у мамы один такой. Меня Петрушей зовут.
- Ну, ладно. Вот вы оба?
- Я Якоб.
- Я Йозеф.
- Хорошо. Яковы и Юзефы.
- А теперь эти?
- Лёлик.
- Ага.
- Болик.
- Близнецы, что ли?
- Угу.- откликнулись в один голос близнецы.
Оба близнеца были острижены одинаково под горшок и одеты в белые рубашки с крупной клеткой.
- Ёб твою мать! Похожи!!! А ты?
- Мустафа.
- Араб, что ли?
- Зачем араб? Я татар по матери.
- А почему голова забинтована?
- Я с лестницы упал.
Действительно, голова Мустафы была сплошь забинтована. Оставались только прорези для глаз и для рта.
Тут Ёжик к своему удивлению увидел высокого мужика с усами и короткой бородкой.
- А тебя переросток?
- Иван Иванович. – ответил хриплым голосом переросток.
- Кто это? – удивился Ёжик. -Учиться пришёл к нам, что ли?
- Да.
- Дак...Ванька, значит?
- Не-е-е. Ванька дурак, а я Иван Иванович. Мне уже пятнадцать лет.
- Хорошо. Иван Иванович так Иван Иванович. Садись, Иван Иванович. Учиться будем, Иван Иванович. Мне что, жалко, что ли? Больше никого нет? Так. Кто сегодня дежурный? Дежурных нет. Хорошо. Тогда назначаю сам. Иван Иванович ты.
Иван Иванович вышел гремя кирзовыми сапогами из-за парты и встал около доски с тряпкой.
- Меня зовут Задрафий Дрифанович Кишки! Я учитель. Проверим ваши знания в арифметике. Сколько будет один плюс пять? Кто-нибудь знает? Петруша, отвечай!
- Пять.
- Нет. Ещё раз! Внимательнее. Один плюс пять? Не путайте с умножением и делением. Болик?
- Пять.
- Почему пять? Я же сказал, не путать! Пять уже есть да ещё один прибавь. Сколько будет? Петруша?
- Не знаю.
- Иван Иванович, сколько пять плюс один?
- Один.
- Молодец! Один тебе и будет! То есть, оценка, за такое знание, единица! Все запомните, что один плюс пять будет шесть. Шесть! А шесть минус пять будет один.
Дети согласно кивали головами.
Знакомство состоялось. Первый урок прошёл без сучка и задоринки.
Во время перемены на вопрос Ёжика о теме урока, директор посоветовал, начни с алфавита.
Первыми буквами стали А, Б, В.
Букву А Ёжик назвал Ась.
- Это когда какой-нибудь болван ничего не слышит и спрашивает. Запомнили? Ась?!
- Ты, Мустафа. Какая это буква?
- Ась.
- Правильно. Присядь. Это буква Бе. – Ёжик показал букву Б, - эта буква означает…
- Билят!
Ёжик рассмеялся, - Мы так далеко пойдём! Эта буква Баба или как правильно заметил, Мустафа, ****ь. Нехорошая женщина. Проститутка. Шлюха по русски. Поняли? Эта буква Вэ. Вобла. Вонь. Валет. В карты играли когда-нибудь? Нет? Тогда я научу в буру.

С первых же минут второго урока дети оживились и проявили недюжинные таланты к учёбе.
Егорка, оказалось, превосходно плевал разжеванной газетной бумагой, скатанной в шарик, через трубку, вырезанную из стебля борщевика и даже попал один раз в глаз Петруше и трижды в затылок Николая. Петруша затопал ногами и заревел, как бык. Николаша бессмысленно вертел головой и показывал всем язык.
Иван Иванович достал рогатку и выстрелил камушком в правую ягодицу Марфуше, задравшей платье. Благо ляжки у Марфуши были толстыми и она ничего не почувствовала.
Тогда злой Иван Иванович схватил Наську за волосы, а Мустафа снял штаны и показал Егорке свою пипипиську. Тут же Иван Иванович отвлекся и отпустил волосы, а Наська, не будь дурой, оголила свою несформировавшуюся ещё правую грудь.
Всё это видел Ёжик и воспылал желанием, позабывав об уроке.
Николаша стал блеять, как овца и описался. Петруша заревел во всё горло.
Ёжик попросил Ивана Ивановича вывести Николашу в туалет. После туалета Николаша без штанов снова явился в класс, закутанный в старое матерчатое одеяло. Штаны повесили сушить на окно.
Очень скоро по всему классу стала распространяться страшная нестерпимая вонь. Николаша не смог удержаться и испражнился жидким поносом прямо на уроке в одеяло.
Ёжик дал сильный подзатыльник Николаше. Николаша заплакал, а дети стали шуметь и кричать ещё громче.
- С детьми надо что-то делать! Иначе порядка не добьёшься! – сказал ему в тот же день однорукий. – Ты учитель или кто? Да! Вот ещё! Забыл тебе сказать.
Там у тебя олигофренов половина. Правда, не знаю кто из них кто. Три или четыре дебила. А ещё есть один имбицил. Знаешь, кто это? Потом узнаешь. Так что, тебе будет тяжко. Придётся, батенька, попотеть. Некогда мне этим заниматься. Ну, в общем, сам на месте разберёшься. Давай, родной! Вперёд! Но чтобы алфавит выучили и знали на зубок.
Спорить Ёжик не стал.
- Забыл сказать, что школа у нас умственно отсталая. Дети все одного возраста от семи до тринадцати лет.
- А Иван Иванович?
- Ты и про него уже знаешь? Я ещё раз повторяю, от семи до тринадцати лет. А Иван Иванович у нас второгодник. Всё понятно?
- Всё.
- Вперёд!

На третий урок директор выдал Ёжику длинную деревянную линейку и даже показывал, как надо с нею обращаться. Этой самой линейкой Ёжик без всякой жалости стал бить учеников по головам и по рукам.
Дело пошло лучше.
Из учеников один Иван Иванович был выше и шире в плечах, чем Ёжик. Поэтому учитель побаивался и благородно обходил его стороной, в то время, когда других нещадно лупил этой самой линейкой по рукам.
Первый учебный день закончился для Ёжика общей похвалой, как директора, так и поварихи Олечки, сытно накормившей мусёнкой и гороховым супом. На третье был компот из персика.
Повариха была весёлая и разговорчивая женщина. Крупная и статная телом, но сказать про неё так, значило бы не сказать ничего. Весом эта весёлая Олечка была не менее двухсот килограммов. Ёжику со своим бараньим весом в сорок семь кг в коридоре с ней было просто физически не разойтись, приходилось сторониться назад и ждать пока этот танк пройдёт. Крупная грудь выпирала вперёд, а зад был такой ширины, что едва помещался в двери, да и то только боком. Поварихе приходилось сначала просовывать в дверь свою грудь, а затем уже и зад. Всё вместе не получалось.
Сорокапятилетнюю Олечку Ёжик очень полюбил, так как кушал у неё по два раза в день. Иногда доставались ему добавки из остатков пищи. Ёжик не брезговал. Ел недоеденное учениками картофельное пюре. Брал в котелке с собой рыбные котлетки.
Артемий Филиппович напротив оказался нелюдимым, замкнутым в себе и неразговорчивым типом. Целыми днями с утра и до вечера пропадал в своей мастерской с оббитыми фанерой окнами. Стругал рубанком, колотил молотком, клеил. Словом, делал и починял мебель вместе со старшими учениками, так что Ёжик видел его крайне редко.

К тому же времени приехал сам дворник Федька. Федька приехал ночью да ещё изрядно выпивший. Всю ночь матерился. Хотел Ёжика повесить на сосне возле школьного крыльца за то, что тот плохо убирал снег.
На следующий день уроки продолжились, но Ёжик уже был настроен критически. Изменилось его поведение он превращался из добренького в злобного.
 - Эта какая буква?
 - Херт.
- А эта?
 - Яндволь.
 - Яволь, а не яндволь. Как по немецки яволь ферштейн, безумец?-спрашивал Ёжик, грозно склоняясь над очередным учеником.
Ученик по имени Егорка втягивал лысую голову в плечи и боязливо лепетал в ответ. - А нам этого, дяденька, не задавали.
Имя и отчество учителя никто из учеников не запомнил и называли исключительно дяденька. С одной стороны Ёжику не нравилось, но с другой вполне удовлетворяло.
- Не задавали? Знать доложен. Я сам тебе советоваю. И кто только тебя, обморота без ушей, учил? Вот я тебя сейчас научу, как фрицы козу доят.- показывал Ёжик ученику свой волосатый со сбитыми козынками кулак.
Дети смеялись.
- Это что? – спрашивал Ёжик у Болика.
- Бука.
- Не бука, а буки. Идиот! Ты сам, как бука.
- А эта буква? – на этот раз Ёжик спрашивал у Лёлика.
- О, бля!
- Ты почто бранишься, козёл?
- А бля, рае тее брань?
- Не О- бля, а Оп-пля. Учись сызнова.
Ёжик вызвал к доске несколько ошибившихся умственно отсталых детей, чтобы ещё раз удостовериться о вменяемости последних. Проверив их на произношение букв, выяснил, что один из них названный Николашей ни черта не усвоил. Тогда Ёжик показал на стол.
- Хватит с вами цацкаться! Выкладывай на стол свою письку! -приказал Ёжик.
Мальчик вертел головой и ничего не понимал.
- Егорка! - приказал учитель. – Сними штаны Николаше.
Егорка сдёрнул сзади с Николаши штаны и все увидели, что трусов у Николаши нет.
- Возьми письку Николаши и положи на стол. Вот сюда.
Тот положил.
 -А теперь, - Ёжик вдруг достал из-под стола перочинный ножик, - я тебе его укорочу. Егорка, заголяй ему головку.
Ребенок с великим старанием принялся оголять головку Николаши с интересом наблюдая, как дяденька учитель взял перочинный ножик и приготовлялся укоротить письку.
Николаша мычал, пускал сопли и ничего не понимая вертел головой.
Прямо у окончания головки Ёжик бережно наложил на письку остриё ножика и надавил со всей силы двумя руками. Кусочек отрезанной письки, как кусочек ливерной колбаски, отделился и остался в густой луже крови на учительском столе. Мальчик пискнул. Но Ёжик поспешно приложил к порезу ватку смоченную йодом и приказал держать. Мальчик громко заревел.
“Уголовный кодекс Российской Федерации между прочим гласит. Раздел 7. Преступления против личности. Гл. 16. Преступление против жизни и здоровья. Статья 111. Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью.”
После того, как спонтанная казнь закончилась, учитель схватил тряпицу, сложил туда остатки детского органа и спрятал к себе в стол, а половой тряпкой затёр кровь.
- Садись, бесстыдник! “Отростил” на свою голову. Я, что тебе, дважды повторять буду?
Николаша был поставлен в угол.
Дети продолжали смеяться над своим товарищем, так смешно провинившимся. Урок продолжался в том же духе.
- Егорка у тебя отец есть?
- Нет.
- А мать?
- Нет.
-А с кем ты живёшь?
- Жил с сестрой. Когда сестра отказалась, стал жить у бабушки.
- А у Николаши кто-нибудь есть? – спросил с интересом Ёжик.
- Нет. У него только глухой дедушка. Он инвалид.

После уроков, когда все дети разбежались, Ёжик взял за руку Николашу и повёл на улицу.
Заведя мальчишку к себе в подсобку, Ёжик через ручку “снутри” просунул старую с деревянным древком швабру и, таким образом, заперся.
Посадив маленького гостя на постель, Ёжик блаженно погладил ребёнка по спине.
Николаша сопел и пускал слюни.
- Я добрый человек. Меня вот набили в тюрьме, а я добрый. Всё равно добрый. Прости. У меня тут кусок хозяйственного мыла есть. Однорукий сказал, что пустит меня в душ помыться. Знаешь, кто такой однорукий? Это директор. У меня тут всё есть. Вот непочатая пачка соли. Вот полотенце. Вот пачка папирос “Беломорканал”. Наверное, кто-то оставил. Пачка отсырела. Я-то не курю. Ты не обижайся на меня. Не обижайся на дяденьку учителя. Дяденька добрый. Хорошо? Я всё сделаю. Всё.
Вдруг с улицы кто-то постучал в дверь.
Ёжик вздрогнул.
- Эй, ты! Гандон! Открывай! Если пьёшь…Узнаю, мозги раскрошу! Чё заперся, сука? Водку, ****ь, жрёшь? Увижу, убью! – орал на улице пьяный Федька.
Вслед за этим раздался удар железа по железу. Федька бил топором.
С двух ударов Федька сбил жидкую дверь с петель, сломал древко швабры и вошёл. В руке купец держал топор и угрожающе им поигрывал.
- Почему молчишь?
Николаша заулыбался, - Гы-гы.
Дворник увидел, что Ёжик сидит на кровати с пареньком.
- Ты, чё тут? Ебит твою душу мать, не один, што ли?
- Нет. Я тут, вот, мальца привёл. Кормлю сахаром.
- А сахар где взял? Денег тебе не давали ещё?
- Нет никаких денег. В столовой дали.
- Ну, ладно. А чего мальца сюда привёл?
- Да он вот сам сюда попросился.
- Печку не топил?
- Никак нет.
- В туалет куда ходишь? К директору под окна?
- Никак нет.
- Смотри у меня! Голову отрублю!
- Дядя Фёдор!
- Чего?
- Пускай поспит здесь?
- Хто?
- Парнишка этот самый?
- Пущай. Живи пока. Ничего, скоро весна придёт – тепло будет. А ты сам-то, приходи за кипятком. – Фёдор опустил топор, громко рыгнул и вышел.
Ёжик остался в подсобке с мальчиком. Без дверей стало заметно холоднее.
- Дядя Фёдор нам с тобой разрешил. Спи. А утром чуть заря вместе оба на занятия пойдём. Хорошо?
Вечер был тёмный и в проём дверей светили яркие звезды. Мальчишка сладко посапывал. Лежал под тужуркой, поджав под себя ноги, как котёнок.
Ёжик повесил на торчащие гвоздики одеяло, чтоб закрыть дверной проём. Закутал мальчика поверх тужурки ещё одной старой рваной фуфайкой.
- А теперь спи.
Ёжику было очень приятно ухаживать хоть за каким-нибудь живым существом.
Часов в 22.00 Ёжик встал, взял кружку и сбегал к дворнику за кипятком.
Прежде, чем напиться кипячёной воды, долго дул и студил.
Через полчаса, немного протрезвев, пришёл купец, смешно выглянул из-под одеяла и очутился, как бабка в платке, спросил, - Малец спит?
- Спит. – сказал Ёжик.
- Счас двери повешу.
С этими словами купец посадил на петли дверь и ушёл спать.
Тогда только Ёжик попытался впервые овладеть Николашкой. На день своего апостола мальчишка кряхтел, вертелся, пукал и беспокойно стонал, но Ёжик преодолевая препятствия сначала тащил к себе, а затем крепко прижимал тощее дрожащее мальчишечье тельце и наконец, в час ночи получил полное удовлетворение.
“ УК РФ. Раздел 7. Гл. 18. Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности. Статья 134. Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста.”
Ещё один трудный день для Ёжика закончился.

После вчерашней экзекуции дети стали заметно побаиваться нового учителя.
В классе наступила гробовая тишина. Даже Иван Иванович на время затих, а Мустафа только надувал щёки и потихоньку по кусочку разматывал бинты на голове. Оказывается, бинты у татарина обработаны гипсом. При этом громко пукал. Ёжик показывал картинки и старые потрёпанные порнографические фотографии.
На втором уроке дети спросили. - Дяденька-дяденька, а чему вы нас будете учить, когда мы выучим алфавит?
На что Ёжик сказал, - Вот, вам, первый урок. Наипервейший. Когда садишься срать не оглядывайся, а то насерешь в штаны. Вот, вам, второй урок. Когда ложишься спать, раздевайся до гола дабы пустить в свою душу сон. Ну, а третий... - запнулся Ёжик.
- Ну, а третий? - в тон ему оживились дети.
- Никогда ни о чем не болтать. Особливо того, что вы здесь увидите.
В этот же день Ёжик задал выучить детям сказку про репу.

Однажды вечерком после занятий к Ёжику заглянул совершенно трезвый, как стёклышко Федька и со словами, - На-ко! Вот! Я тебе бабу голую принёс, - развернул плакат голой женщины. Эта женщина была Анна Николь Смит.
- Ну что? Хороша, стерва? Хороша баба? – спрашивал посмеиваясь Федька.
- Хороша, - согласился Ёжик.
- На! Бери! Дарю! У себя тут повесишь, -Федька оставил плакат на постели и ушёл.
Ёжик свернул плакат в трубочку и придумал показать этот плакат завтра детям. На следующий день показ состоялся. Дети ничего не знали и пришлось Ёжику им всё объяснять и показывать.

Ёжик был очень довольный. Спал с Николашей вторую ночь напролёт. Ночью Николаша ему не доставлял никаких хлопот, только шумно дышал.
Лишь в три часа ночи, когда сильно завоняло, Ёжик, однажды, поднял тяжёлую голову от подушки и спросил у Николаши. – Ты случайно в штаны не насрал?
Николаша естественно не ответил, а только пускал пузыри ртом.
Перед уходом на работу Ёжик нашёл подарочек на постели - размазанную колыгу. Пришлось вытряхнуть на улицу. При чём штаны Николаши оставались чистыми. Это значило, что пацанёнок сам ночью их снял. Одеяло и жидкий ватный матрас Ёжик заставил оттирать снегом Николашу, с чем тот и справился. Затем оставил постельные принадлежности сушиться на турнике.
А ещё утром на первом уроке, Марфуша, деревенская дородная девка, вдруг сказала Ёжику по секрету, - Николаша, вас, кажется, папой назвал.
- Ну, вот! – обрадовался Ёжик.
И на третий день Ёжик ни на минуту не отпускал от себя Николашу. Спал очень плохо. Николаша совсем не спал, только чихал и кашлял. В классе, конечно, об этом никто ничего не знал.
А Марфуша дочка местной доярки тёти Клавы вдруг сказала, - Николаша вас, кажется, мамой назвал.

Когда учитель Задрафий Дрифанович по фамилии Кишки спросил про репку Мустафу, то тот сначала пукнул, а затем ответил. -Билят, забыл.
- Садись. Единица. – отрезал не выспавшийся Ёжик.
Дети пригнули головы к партам, сейчас начнётся что-то страшное.
- Я вчера говорил, чтобы у каждого репа была? Говорил.- начал Ёжик миролюбиво, - значит, что? У кого репа есть? Что такое репка? Хоть в штанах, хоть где. У Наськи в грудях. Где ваша репа, сукины дети? А ты, сукин котяра, хорошо устроился? – обратился учитель к Николаше, который всю ночь просидел с Ёжиком в его каморке, а теперь ёрзал на своём месте за первой партой и беспокойно вертел головой.
- Только попробуй у меня насрать!
После того, как Ёжик дал ему увесистый подзатыльник, дети как взбесились. Стали шуметь, топать ногами и кричать громче учителя.
Линейка больше не помогала.
- Где твой отец? Забыл?
- Отца у меня нет. – отвечал наказанный близнец Болик.
- Это очень хорошо. Будешь наказан отрезанием крайней плоти. А мать?
- И матери.
- Это ещё лучше. Будешь гильотинирован.
- Меня бабка одна… старуха приютила. Я с ней жил.
- Сожительствовал, значит. Правильно. Теперь со мной жить будешь. – Ёжик был уверен в своей правоте.
При появлении дворника всё менялось. Дворник заглядывал в класс и, не говоря ни слова, закрывал дверь с той стороны.
Но и этого, вполне, хватало расшалившимся, не на шутку, ученикам. Они замолкали и тут же молча учили сказку про репку. Этим всё и ограничивалось.

Иногда наставлял учеников исключительно сам пьяный Федька являясь прямо с утра на самый первый урок в класс к Ёжику в гости, в качестве уборщика.
Всем успевал давать ценные указания и растворялся в дверях.
Кто-то вчера залез в окно класса и напакостил.
Открыто насрал у доски на полу, оставил после себя дымящееся коричневое пахучее колечко.
- Кто дежурный? – спросил Ёжик.
Никто не ответил.
- Иван Иванович убери.
- Я убирать не буду.
- Кто-нибудь хочет убрать?
Никто из учеников убирать не захотел.
- Может признаетесь, кто из вас сюда насрал?
Вдруг за всех ответила Марфа, - Это Николаша насрал. Наверно, Николаша. Только он не скажет.
- Наверное или точно? – строго спросил Ёжик.
- Не знаю.
Однако поскольку Николаша говорить не умел и никаких доказательств указывающих на этот факт не нашлось приходилось прибегать к крайним мера воздействия. Тем более Ёжик хорошо знал, что Николаша этого сделать не мог. Насрать дважды в одну ночь, это был бы перебор. Ёжик вызвал директора. Однорукий зазвал Федьку.
Федька, канечна, убирать не стал. Пришёл к Ёжику.
- Ты здесь, нахалёнок, учить собрался? Учишь, попугай? Значит так. То, что тут насрали я хорошо вижу и без тебя. При чём, плевки я убирал, а сегодня ты сам это говно и убирай. Кто-то из твоих ублюдочных наклал. Я дерьмо убирать не буду. - дворник ушёл громко хлопнув дверью.
На глазах у всего класса Ёжик загнул рукава у спецовки, старательно сложил ещё одну коричневую пахучую колыгу в целлофановый пакетик и затёр бумажкой пол. Бумажку и пакетик выкинул в окно.
Запах распространялся ужасный.
Дети защемляли носы, но директор сказал, что всё нормально, только окна откройте.
Уроки отменять никто не стал.

В пьяном виде Федька частенько навещал неоперившихся щенков, как он любил при этом выражаться. Дворник приобщал детей к высокому искусству. Уж очень дворник любил шататься по классам и коридорам школы, когда начинались уроки и наставлять всех на путь истинный. Затем и в школу работать пошёл, чтобы время от времени молоденьких пасынков за уши драть. Своих-то детей Федун не нарожал. Как учителей, так и их учеников заодно учил. А буде кто другой из умных попадется под раздачу, так и его. Дети Федьку обожали. Худо сказать обожали. Дети его просто боготворили.
- Без этого дурака им бы не интересно было бы приходить в школу.-выразился как-то директор на общем собрании.
Войдя в класс, Ёжик заметил сильно пьяного дворника.
- Вот я вам, придуркам таким, ещё, что хотел рассказать. Янекдот. Слухайте опойки, патрубки и опарыши. – начал Федька, когда был особо пьян.
Значит. Гаишник останавливает дальнобойщика. Всё проверил. Ну, не к чему доебаться. Все просмотрел. А потом спрашивает,- А в кабине что?
Гаишник заглянул. Видит сидит обезьяна.
 - Опа! А это что?
 - Обезьяна.
 - Во! Незаконный перевоз животных. Без намордника?
- Без намордника.
- Я же сказал. Так. Зачем её с собой возишь?
 - А она мне жену заменяет.
- Как это?
- А вот смотри.
- *** в рот ей вставил. Оплеуху дал. Давай.
Дальнобойщик достал член и вставил обезьяне в рот.
Обезьяна стала сосать. Он опять подзатыльник.
 - Быстрее, манда.
Она ещё быстрее стала.
- Хочешь попробовать? – спросил дальнобойщик у гаишника.
- Не. Мне столько ударов не выдержать.
- Это вы очень хорошо, дядя Феодор Иваныч, выдумали! И главное во время и к месту! По теме, прямо. Аж по сердцу! Проняло! Это лучше репки! – кричал ученик Иван Иванович.
- А то!!Конечно, лучше! – заверил дворник.
 Ёжик мелко засмеялся.- Позвольте, Фёдор Иванович! У меня от зависти наоборот сердце аж кровью обливается. Вспомнил одно.
- Замолчи, гандон. Дай пацана научить. Это что тебе? Какая буква?
- Галист.
 - Не галист, а глист по русски. Учись опять. Слушай сюда. А почему у твово Николаши *** в зелёнке измаран? Отвечай, шваль подзаборная!
- Это я…это мне…- начал мямлить Ёжик.
- Ты слушай так,-учил дворник Федька Ёжика,-видишь кулак? Промеж пальцей кистень, как трахнет между глаз. Во, такой! Вулдырь вскочит. Смотри сюда, сука.
Так в учениях проходили день за днём. Наконец миновала неделя ученичества.

В начале второй недели в понедельник к Ёжику пришёл ещё один ученик по имени Славик. Этот ученик оказался самым умным. Он уже знал весь алфавит от а до я. И не только алфавит знал, но и умел читать и писать не хуже самого Ёжика и поэтому носил очки.
Ёжик стал его маленько побаиваться.
- Мне тут сказали про вас, что вы все дебилы. И даже Иван Иванович дебил. И поэтому меня будете называть с этого дня не просто дяденька учитель, а господин учитель. Ясно?
- Ясно!- хором ответили дети.
- Господин учитель, только я не дебил. Они все дебилы, а я нет.
- А кто ты?
- Я брат.
- не понял?
- Простите, господин учитель, - привстал с последней парты очкастый Славик, - позвольте спросить вас, господин учитель?
- Спрашивай. – ехидно ухмыльнулся с чувством полного превосходства Ёжик, -Я слухаю тэбэ, но сначала надо представляться. Так? Правильно?
- Я в восьмом классе общеобразовательной школы учусь. Меня Славиком зовут. У меня брат тут Егорка.
Мальчик представился. Оказалось сочинитель. Ученик восьмого класса Б. Мальчик от природы был водолаз. К тому же сын из интеллигентной семьи.

- Так вот, Славик. Спрашивай. Ты спросил - я ответил. Мужик сказал – пацан сделал.
Сын интеллигента очкарик спросил. -У меня к вам сразу два вопроса. В каком классе вы учились, когда вас забрали в тюрьму? Почему до сих пор не расстреляли?
Улыбка сошла с лица Ёжика.
- Вот и я так долго думал. Почему ж всё-таки меня не расстреляли и зачем оставили? А что касаемо второй части вашего вопроса, Слава, так кажется? я никогда не ошибаюсь. Я не учился совсем, - ответил Ёжик и загрустил, - я попал на скамью подсудимых сразу из детского сада. Просто я изнасиловал красивую воспитательницу, а потом ещё одну девочку. Имён не запоминаю. Такое строение мозга.
- А вам эта красивая воспитательница, разве, не говорила, что так делать нельзя? - возмутился очкарик.
- Говорила. И не однажды.
- И что же вы не прислушались к мнениям старших?
- Я просто её снасильничал. У меня никогда не хватало времени на размышления. Если бы я стал думать, то никогда бы не успел её снасильничать, ведь верно? А так, пожалуйста, успел. И ни о чём ведь не жалею. Мне-то “пондравилось”. Что и вам желаю! Во, как мы ещё умеем!
- Вы великий человек! Я даже не догадывался об этом! - восторженно произнес очкарик и сел на свое место. - Я пишу книгу про маньяков и, обязательно, об этом как-нибудь упомяну вкратце, если вы мне поможете. Спасибо за сведенья! Материала у меня предостаточно. Теперь то, я знаю, благодаря такому мудрому наставнику, как вы, что все мужики думают одним местом. ***м.
- Совершенно верно!

Вечером Ёжик пришёл как обычно за кипятком в дворницкую.
- Ну и как дела у тебя?
- Всё хорошо у меня. Только тут, Фёдор Иваныч, Славка появился.
- Какой Славка?
- Не знаю. Появился и всё. Слишком много вопросов задаёт.
- А ты что робкий? Плюнь. Николашу накорми. Вот. – Федор достал из кармана упаковку плавленого шоколадного сыра. – Это для него. Сам не ешь. Он сегодня с тобой?
- Да.
Так закончился последний день спокойной жизни.

С утра к директору прибежала доярка и сказала, - моя девочка вчера пришла домой и сказала, что ей дяденька новый учитель письку показывал и ещё других детей заставлял совокупляться. Как это такое может быть, Савелий Прокопыч? В двадцать первом веке? В нашей современной школе? Умоляю, остановите!
- Успокойтесь. Я разберусь. Я с ним обязательно поговорю и всё уладиться. Вы только успокойтесь. Я сам у него одной своей рукой всё хозяйство вырву. Успокойтесь, Антонина Михайловна! Дюже скусное у вас молоко.
После доярки пришли две бабульки с клюками и долго рассказывали об антихристе. Предлагали две корзины зелёных яблок. Затем папа Мустафы. На ломанном русском тот пытался объяснить Савелию, что такой учитель плахой. Сильно плахой чалавек.
Даже пришёл инвалидный дедушка Николаши. Долго плакал и обтирал слёзы ситцевым платком, уверял, что его правнук живёт в стенах школы с учителем, но к концу разговора дедок оживился невероятно и уже кое-как задвигал отнявшейся в прошлом году рукой.
- Дайте! Дайте мне эту, падлюку!! Я его собственными руками задушу!!- кричал дедушка и перебирал пальцами парализованной руки.

Всё бы ничего, но когда пришли сразу две бабульки и дедушка Николаши терпение директора лопнуло.
- Всё. Сегодня же вечером родительское собрание. Ёжика от работы отстраняю. Дам ему выходной. – сказал он дворнику. – Федор! Ты за ним погляди, чтоб не сбёг до этого времени. Собрание в шесть часов. Иди, исполняй. Я тебе за это цельную бутыль самогона дам. Всё, родной! Давай, вперёд!
Фёдор бросился со всех ног исполнять.

В экстренном порядке было назначено родительское собрание в шесть часов вечера. Родители явились далеко не все, в основном пришли лишь бабушки и дедушки великовозрастных дитять, однако некоторые из родителей всё же изъявили желание навестить школу, в которой учатся их дети и заодно посмотреть в глаза новому преподавателю.

Выслушав всё это, директору, наконец, по убедительному настоянию близких родственников учеников, пришлось привести самого виновника скандала на растерзание в учительскую.
Собрание организовали по инициативе некоторых родителей, но сначала директора школы завалили различными письменными жалобами и возражениями против Ёжика.
Так что, основания, на выдворение за стены школы Ёжика, у собрания были железными.

- Ты что же это творишь-то, безобразник? Я из города участкового с нарядом вызвал. Сказали, пацана в заложниках держит. Иди вот сам с родственниками разговаривай. Учитель ***в! Я уже устал объяснять.
Однорукий был не на шутку рассержен выходками Ёжика.
К тому времени Николаша с Ёжиком уже был, как целый час разлучён.
Ёжик идти на отрез отказался и ни с кем не хотел разговаривать, особенно с дедушкой Николаши, но когда пришёл дворник пришлось последовать за Савелием Прокопычем. Против лома нет приёма.
- Боюсь самосуд они над тобой сделают. Так что… - покачал головой директор, - Ну да ладно! Одним больше одним меньше. Авось обойдётся без крови. Пошли!

Увидев вслед за директором Ёжика, все родители, как с ума сошли. Родственники и родители одолеваемые местью повскакивали с парт и нахлынули людской волной, к тому, кто вошёл в класс за Савелием Прокопьевичем. Маленький худой тщедушный человечишко, в серой замасленной от грязи спецовке, с прорванными подмышками, прижимая руки к животу, поджав при этом левую ногу в зелёных рваных в нескольких местах рейтузах и пузырями в коленках, в громоздких не по размеру старых солдатских ботинках на босу ногу, подволакивая распухшую ногу ещё больше жался к стенке в уголок и пищал, как маленький загнанный зверёк.
Едва директор успел отскочить в сторонку, как в нового учителя полетели огрызки яблок, сырые яйца и капуста. Ёжик только бесшумно шевелил губами и слегка обтирал лоб.
За последние время он ни разу не видел такого обилия продуктов в школьной столовой предназначенных исключительно для его скромной персоны.
Сырые яйца в школу пронёс парализованный на половину дедушка Николаши, а яблочки Аграфена Дмитриевна прабабушка близнецов вместе со Степанидой Адольфовной. Две старушки божьи одуванчики, как будто сговорившись, каждая с суковатой клюкой демонстративно подходили поближе к объекту по очереди и долго прицеливаясь плевали в Ёжика, вытягивая пустые тонкие губы и сухие подбородки, пытаясь, таким образом, попасть прямо в лицо несчастного. Долго шамкали беззубыми ртами и стёртыми дёснами, накапливали и собирали на лишённые влаги языки капельки драгоценной слюны, чтобы продолжать наказание.
Ёжику оставалось только вертеть головой и закрываться локтями.
- Чё орёте? Сейчас будет наказан. Сами же просили! Я вам нашёл приличного человека! Что опять я сделал не так? Вы сами не знаете, что вам нужно? – пытался перекричать общий гвалт директор.
Гвалт не стихал.
- Иуда! Анафема! Антихрист! – неслось со всех сторон.
- Народ, однако, тебя любит, - заключил покачав головой директор и махнул рукой.
Класс попритих.
Около Ёжика остались стоять две бабульки.
- Аграфена Дмитриевна! Степанида Адольфовна! Присядьте, пожалуйста!- попросил директор, но старушки на него не обратили никакого внимания и продолжали усиленно плеваться.
Федька при этом встал в дверях. Видимо для того, чтобы наказуемый учитель как-нибудь не сбежал, но потом поменял тактику и присел за парту, чтобы одновременно дать роздых ногам и в тоже время послушать о чём говорят.
- Говори что-нить в своё оправдание, - приказал Савелий Прокопьевич.
Ёжику отвели специальное лобное место. Директор подсунул высокий стул к доске, чтобы все хорошо могли рассмотреть нового преподавателя.
- Не буду я ничего говорить, - Ёжик с намерением сел на табурет под доской и отвернулся.
По сигналу директора обеих великомучениц взяли под сухие рученьки и аккуратно усадили за первую парту.
- Значит, говорить будешь только в присутствии своего адвоката?
- Да. – громко, чтобы всем было слышно подтвердил обвиняемый.
- Ну и хрен с тобой! И так всё решим. Переходим, товарищи, к главному вопросу повестки дня. Начинаем голосование. Кто за то, чтобы этого негодяя устранить?
Поднялся лес рук.
- Кто за то, чтоб остался? – коротко разъяснил повестку дня председательствующий Савелий Прокопыч.
Никто.
- Кто воздержался?
Поднял руку один Фёдор.
- А ты чего, Фёдор? – спросил директор.- Забыл за кого голосовать надо?
- Сам не знаю, Савелий Прокопыч. Жалко стало.
- Итого. Одиннадцать за и один воздержался. Вопрос решён. Голосование закончено. – подытожил директор. – Сейчас к нам придут сотрудники милиции. Прошу всем сохранять полное спокойствие. Они приехали на машине и ждут на улице.
Затем директор бойко обратился к сидящему на табурете перед всеми и опустившему вниз повинную голову Ёжику. – Думал, не распознаем, гнида?! Честь нашей школы замарал, паскудник!
За всё время голосования Ёжик стыдливо прятал лицо в своих ладошках. Дважды просил его не касаться руками.
- У меня статья!
- А мне насрать, какая у тебя там статья! У меня будешь здесь отрабатывать весь стыд и позор!

Однако на прошлом пленарном заседании без Ёжика, родители учинили директору скандалище. Теперь уже все знали о преступности учителя начальных классов. Всё жаждали крови и мести.
  - Как не стыдно? Как ему хватило совести такое нашим детям говорить?-возмущались родители подводя итоги.
- Да я его плевком перешибу! - гремел чей-то папаша.
- Мы голосуем единогласно за то, чтоб его с работы попёрли.
- Мы настоятельно требуем, чтобы этого мерзавца отлучили от церкви и предали всеобщей анафеме. Человеку по прозвищу ****ько не место в стенах нашей школы. Это должно быть всем ясно. Он обучает наших детей святотатству. Мы ратуем за то, чтобы его в скорейшем времени прогнали или как можно скорее, прошу прощения, сместили на *** на кладбище. Освободили в ****у с этой ответственной должности сельского учителя. Сколько можно терпеть! Надо чтобы его поскорее забрали под арест  на веки вечные. Дабы чтоб он там окочурился, чтобы он как можно, сволочь, быстрее гнил и опять сидел в тюрьме, где ему верно “оченно ндравится”.
- Каким предметам он обучал? Ведь наши дети ничего не запомнили из того чему он обучал, - злобствовали родители.
- По анатомии, кажется. Исключительно, женского тела. Для каковых целей и был изготовлен и принесён большой плакат голой девушки. На нём он показывал, где сиси, где что у ней есть. – ответил вдруг молчавший до селе Артемий Филиппович.
- Да кто ему только дал этот плакат? – возмутился Савелий Прокопьевич.
- Я сам ему этот плакат и дал. Откуда я знал? – брякнул, ни к селу ни к городу, Федька. – Я, намедни, и мальчонку этого у него видел. Откуда я знал, чем он с ним занимается? Учу? Учу. И всё.
- Ты, вот что! Ты эти шуточки брось! – погрозил пальцем директор, - А то и до тебя доберёмся.
- Видно он других наук просто не знал да и не признавал, думая, что похоть является самой главной человеческой потребностью. – продолжал директор.- Видимо, он чуть-чуть ошибся. Предмет между ног был у всех, но думали о нём не все ученики.
- Я даже и не подозревал, что член на что-то надобен. Он у меня уже сорок лет просто так болтается между ног. Я им пысаю иногда. А вчера увидел этот плакат и всё понял, - вмешался учитель по трудам.
- Подождите вы, Артемий Филиппович, со своими ощущениями. Дайте нам разобраться.
Написанную общими усилиями депешу в тот же вечер снесли на почту и отослали в город начальнику образования. Развязки ждать оставалось совсем недолго.


- У вас ведь трудовой педагогический стаж двадцать пять лет, как-никак. Нет? А я-то думал, что вы заслуженный учитель Российской Федерации! - сказал директор, - вот никогда бы не догадался о человеке. А ещё на артиста Краморова похож! Эх, ты!
- Пускай мастерство своё оттачивает в тюряге!-брякнул кто-то.
- Тварь! Исключительная Тварь! – крикнул один дедок, разглядывая Ёжика в монокль.
В этот момент нервы у Ёжика сдали. Левый глаз предательски задёргался.
Ёжик озлился, побагровел лицом, вскочил со стула и сжал кулаки.
- Всем успокоиться! А ну-ка успокойся! Сейчас разберёмся! – примиряюще замахал рукой директор.
Ёжик с усилием немного успокоился и хотел сесть.
Как раз в этот неподходящий момент с передней парты, кто-то вновь крикнул, - Собачье отребье! Тварь!
Ёжик повернулся к крикнувшему.
Это оказался дедок с театральным моноклем.
- Эй, ты! Повтори! – Ёжик снова вскочил со вставшими дыбом волосами, сжал кулаки. Нервы были на пределе.
- Я и сейчас повторю! Тварь! – дерзко не унимаясь заорал старикан и сам же с испугу выронил монокль и попятился назад.
Расшатанные нервы окончательно сдали.
-Ты, чё? Припух? – крикнул в ответ Ёжик и сделал к нему два шага. – Ещё одно слово и между глаз!
- Хватит! - крикнул директор и ухватил рукой за рукав спецовки Ёжика. – Прекратить безобразие!
Ёжик развернулся к директору, вырвал руку и замахнулся кулаком.
Директор под общие восклицания закрылся рукой.
Ёжик не ударил, не посмел, но его уже было не остановить.
- А ну, паскуда! – крикнул он вдруг директору. – Пошли драться, ссыкун! Ну, чё? Чё глаза выкатил, сука? Пошли, выйдем? Ты? Пошли в коридор! Э? - всё настойчивее и настойчивее повторял Ёжик.
- Я те мозги раскрошу! Пошли! Ты!
- Во, даёт! Моя школа! – дворник Федька, сложив руки на груди, одобрительно покачал головой.
Директору пришлось мотнуть головой в знак согласия. Савелий Прокопьевич сделал даже решительно пару шагов к двери, но отнюдь не собирался драться.
В коридор Ёжик вышел один.
Как только дверь за Ёжиком закрылась, директор опрометью кинулся обратно к столу, судорожно сорвал единственной рукой трубку телефона и торопливо чертыхаясь набрал номер.


В коридоре от нечего делать Ёжик стал показывать столпившимся у дверей детям младшей группы свой ***.
“ УК РФ. Раздел 7. Гл. 18. Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности. Статья 135. Развратные действия без применения насилия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста.”
 Рассматриванием дряблого инструмента, хорошенько заинтересовавшись, занялись особенно девочки младшего возраста. Кто-то из них взял тетрадку в клетку и стал зарисовывать с натуры, чтоб потом показать родителям.
- У него на письке прыщ, - сказала одна девочка. -Смотрите!
Дети с неподдельным интересом сгрудились вокруг необычного дяденьки с его торчащим из штанов предметом. Всем было интересно. Действительно крупная красная бородавка у основания члена.
Но тут спектакль закончился, Ёжика неожиданно взяли под руки два милиционера и поволокли к выходу.
- У него еще складной нож есть. В карман положил. Я видела.- сказала другая смелая соплячка.
На вопрос, - за что? Ёжика сильно ударили по лицу кулаком в челюсть и чем-то тяжелым сзади. Сначала тяжёлый удар по почкам, парализовавший волю, затем по затылку, сбивший с ног. Кажется, резиновой дубинкой.
В глазах потемнело.
При попытке повернуть голову в сидячем положении на обидчика, менты ударили ребром ладони ещё раз по затылку.
На этот раз Ёжик обмяк и мгновенно стал, как шёлковый.
- А ну-ка, заряди ему ещё! Давай, по самое не хочу! Пускай, сука, кровью харкает. Кровь! Крови не вижу! Кровушки хочу! Кровушки!
Ёжик втянул голову в плечи, благо шеи у него не было, а острые худые плечи торчали, как жабры у рыбы, криво вздымаясь к самым мочкам ушей.
На первый взгляд явно было видно искривление позвоночника. Мягко сказать, рос горб. Видать, побили где-то сельского учителя, а он в больницу не обратился, когда требовалось. А теперь уж срослось. Так и остался на всю жизнь калекой, никому не нужным.
- Ты его сначала ударь посильнее. Он тебе потом спасибо скажет,-подзуживал молодой сержант,- Я сам его уже дважды по почкам пехнул. Он мне по-собачьи, сука, в ответ улыбнулся. Вот как сейчас. Смотри, Лёха! Прикол!
- Ты не смотри, что он учитель. Он же ни *** ни в чем не понимает. Ни бельмеса. Учителей ведь тоже бьют. Я как по трудам вспомню, так ему и леплю. В анатомии, вообще, ни в зуб ногой. Удивляюсь пидарисне. Чему он детей за неделю смог научить? Фофанец паскудный! Креста на нём нет.
- Научил. Так научил, что тихий директорский сын украл у поварихи кошелек. И деньги ему отдал. А второго пацана без детородного органа оставил. Я сам в медпункте видел. А ещё с одним…или с тем же самым, не помню, сожительствовал. Мне вчера начальство сказало.
- Слышал, хайло? Это про тебя! Куда деньги дел, кастрат долбанный? Это, чтоб, такой придурок, мою Настеньку учил? Да никогда в жизни! Удавлю!-выругался милиционер,-Чё глаза пучишь, падла? Убью! Вот выведу за ограду школы, ****ь, в кусты и убью, гадёныш!
Ёжик, с разбитым, перепачканным кровью, лицом, молчал, как партизан. Из левой ноздри тоненькой, но густой струйкой бежала кровь и капала в землю. Вытереть с носа кровь он не мог. Заведя руки за спину, менты надели наручники. Ёжик пытался бежать, но старший мент поставил ему подножку, он плюхнулся, с полного роста, лицом в снежный сугроб. В четыре руки Ёжика живо поставили на ноги. Тот, что помоложе с размаха ударил кулаком в живот так, что отдалось в обоих висках.
Ёжик зажмурился, глухо ойкнул. Давно его так не били.

Вывели в кусты. Один мент привычным движением выпростал из ширинки свой член.
- Давай! Бери в рот, паскуда!
Второй мент надавил на плечи Ёжика сзади и поставил того на колени. Ёжик покорно открыл рот и чуть не задохнулся от вставленного твёрдого и большого члена.
Мент дикими толчками стал просовывать свой предмет в горло задержанного.
- Да языком присасывай, сука! Так много приятней! – время от времени покрикивал удовлетворяющий себя изо всех сил страж порядка. - Причмокивай, ****ь! Чтоб я слышал!
- Ое! Оя! Ес!!! Ес!!! Е-е-е-е-ес!! Ес-с-с-с!! О-о-о-о-яА!!!! Смотри! Он мою головку полностью заглотил! Вот зараза! Смотри! Смотри, как заглатывает! Старается, как настоящая ****ь! Ое-е-е-е-е!!! Фу! Аж спотел! Давай ты! Становись сюда! Он и тебе сейчас сделает. Бери его ***. Делай также! Ну? Быстрее, я сказал! А то мозги выкрошу. Дубиной переломлю!
- Зырь! Он чё-то там ещё гундосит? Чё ты там гундосишь, говно срано? Рот полный спермы, да?! ****о отворачивает и гундосит! Педик!
- Чё еблище отворачиваешь, ****а? Кому сказал? Короче, кончай ему в ухо и пошли. Мало те, пидараст? Мало?
Наконец и второй страж порядка удачно освободился от переполнявшей его спермы.
Ёжика довели до милицейского жёлтого УАЗика, затолкали сзади в машину и на скорости более ста километров в час погнали до города.
Сержант Лёха врубил на полную громкость сирену и включил мигалку.
Всю дорогу на ухабах трясло так, что задержанный не смог удержаться на ногах и упал на пол машины прямо лицом. Получил сотрясение головного мозга и до одури надышался бензина.
В город домчали меньше, чем за полчаса.
Таким макаром и с таким сопровождением въехали торжественно в сам город.
Ёжика с выпачканными спермой ртом и губами вытащили сзади УАЗа, заломали руки и повели по улице до самого крыльца милиции.
Приведя в дежурку, старший наряда спросил у дежурного лейтехи,- Что с ним делать?
- Давай в обезьянник.
- А потом?
- Потом собак натравим. Пускай порвут.
- Добре, Михалыч! - обрадовался старший в предвкушении интересного зрелища,- Давай перебирай костями, - грубо втолкнул седого Ёжика в клетку к крысам, не снимая наручников и поспешно закрыл клетку на массивный замок.
- Слушай! Чё-то я не понял! – сказал дежурный. – Чё у него на губе-то, а? Киселя, что ли, наелся? Кисель, что ли? Или холодец?
- Ну, да! Сам ты, холодец! – хохотнул мент Лёха. –У него и на ладошках такой же холодец застыл. Только у этого холодца запах человеческой спермы. Усёк?
Оба громко расхохотались.
А у Ёжика рядом за решеткой страшно защемило желудок. Нехорошие предчувствия закрадывались в самое сердце.

По утру за Ёжиком пришли сразу три мента.
Один кинолог и два вчерашних сотрудника, только в штатском, без погон. Те, что его забирали из стен родной школы, где он недавно учил детей.
В той школе, где провёл несколько райских незабываемых дней в своём райском уголке подсобке рядышком с дворницкой и дворником.
Боже, как мало человеку надо! Всего лишь неделя тихого счастья. А сколько впечатлений! Столько, что на всю жизнь с лихуем хватит. Вот бы еще продлить тот миг, хотя бы на денёк! - думал Ёжик и по настоящему по-зэковски был счастлив.
 Зажмурив глаза, Ёжик тосковал, вспоминая сытное пюрэ и варёные горячие сардельки с яблочным компотом из школьной столовой, которые брал из отходов.
Дальше додумать мысль ему не дали. Грубо оборвали на самом интересном месте. Загремели замки и задвигалась решётка. Наручники сначала сняли, а затем снова надели, но уже руки оставили спереди. Схватили вызывающе небрежно за оба локтя и в буквальном смысле слова поволокли во внутренний двор.
Огороженный с трёх сторон двухметровым забором, пущенной по верху в несколько рядов колючей проволокой, двор находился за зданием милиции.
Там уже свирепые агрессивно настроенные голодные немецкие овчарки дружно утробно урчали ожидая сладкий гостинец, который им сегодня преподнесут строгие хозяева. Гостинцем был, конечно, Ёжик.
Когда Ёжика со скованными спереди наручниками, чтоб немного мог защищаться, втолкнули во внутренний двор, двух кобелей тут же спустили с цепей.
Зрелище началось. Кинолог громко крикнул, -Фас!
На расчищенной от снега квадратной забетонированной площадке, окружённой глухим забором, задержанный остался в полном одиночестве.
Ёжик стоял в центре площадки, не двигаясь, лишь неуклюже клонился всем телом на левый отбитый бок, но тут же менял положение, вытягивая шею вверх на строго вертикальное, чтобы не упасть. Руки за ночь посинели и онемели. Он судорожно пытался двигать пальцами рук, но скованные наручниками руки его не слушались.
Кобели сделали несколько прыжков к нему, затем выжидательно остановились, показывая клыки и не спеша пошли к жертве, злобно рыча, настороженно склонив к земле зубастые морды. Затем приблизившись, как по команде взяли в зубы один кобель руки Ёжика чуть выше кистей, другой за левую ляжку чуть выше колена. Зацепились за тонкую материю хлопчатобумажной робы так, что та затрещала. На этом собаки, конечно, не успокоились, а начали мотать головами и потихоньку рвать на себя. Хватка у собак была отменной. Их этому учили. Ёжик сразу почувствовал своей задницей бульдожью хватку и опорожнился в штаны, а когда попытался неосторожно вырвать руки, псы устрашающе зарычали.
Кобель, с горящими налитыми злобой красными глазами, со светлым пятном на лбу, вдруг резко клацнул челюстями, одним махом, откусив на левой руке Ёжика мизинец. Потекла кровь.
 Второй кобель, перед этим выпустив штанину, не теряя времени даром, разгоряченный запахом крови, в свою очередь, цапнул задержанного за ногу так, что Ёжик упал на бетонку с обеих ног. Краем глаза задержанный вдруг увидел, что в прорванной дыре правой штанины, которая набухала от густой крови, торчит оторванный кусок мяса из его же собственной ляжки.
Первоначальный достаточно длинный пронзительный крик задержанного, разрезавший утро должно быть был слышен с расстояния более километра.
- Ёжик от боли, но во всем дворике никого из людей не было.
Менты внимательно наблюдали спектакль с верхнего окна торца здания ментовки, а кинолог снизу в маленькое окошечко в воротах.
 Собаки бросались на Ёжика раз за разом, всё ожесточённей и злее. Вырывали куски материи и мяса. Ёжик пытался закрыть, чуть зажившее за ночь от вчерашних побоев, лицо, но безуспешно.
Один кобель вцепился в щёку и рванул с дикой силой.
- Уберите! – испуганно прокричал Ёжик, беспорядочно взмахивая руками и задыхаясь, но обезумившие собаки кусали ещё злее. У бедного Ёжика не было никакой защиты от острых зубов, впивающихся в тело, как иглы.
 Одна собака цапнула за макушку и выдрала клок волос вместе с кожей. На бетон брызнула новая струя крови и упал кусок уха.
- Хэ, Степан! Смотри! Ухо оторвал! Мой Ураган делает успехи! - сказал улыбчивый кинолог. - Ату! Растащим!
 К этому времени сам Ёжик уже лежал на бетонке без сознания.
 - Смотри! Пятку порвал! Каблук на ботинке откусили! Во злобы у волчар! Пора, пока на смерть не загрызли!
 Сразу растащить собак не удалось. Окровавленный Ёжик лежал на бетонке в разорванной одежде. Собаки тащили его тело в разные стороны, как мешок с мукой, как манекен мутно напоминающий живого человека. И от этого обида внутри была сильнее и безысходней.
Менты выбежали по очереди во дворик, привычно взяли палки с металлическими крючками и багры, стали с улюлюканьем отгонять собак. Кинологи более гуманно растаскивать за ошейники. Из дверей на помощь выскочили ещё двое дюжих молодцов.
Одного кобеля, ухватившегося мертвой хваткой за плечо задержанного, удалось отцепить, лишь вылив сверху на голову ведро холодной воды да с помощью кинолога-инструктора изо всех сил тащившего за ошейник своего питомца от жертвы, вместе с двумя другими сослуживцами.
Второго кобеля покрупнее оттащили лишь после нескольких крепких ударов по уху, сбив с ног и накинув сеть.
На сегодня зрелище закончилось.
Ёжик лежал без движения, как труп. Степан вылил на него два ведра ледяной воды, чтобы убедиться, что он жив. Ёжик слабо вздрогнул и стал пускать ртом кровавые пузыри.
- Живой! В камеру! - скомандовал дежурный. – Быстрее давай, чтоб начальник не заметил! А то плохо будет! Премии лишит!
 - Ничего! – успокоил Лёха. - Скажешь дрался, когда задерживали. Оказал сопротивление при задержании. Вот и всё. Мне, что ли, тебя учить?
- Завтра Мухтарку натравим! Посмотрим, как тот в действии себя проявит. Страсть охота! Я его полгода натаскивал. Пораньше бы сюда привели! Я бы ещё двух псов испытал! Давно хотел! – с досадой сказал старший кинолог Виктор Павлович. - Хорошая кукла попалась!
Менты кивнули головами.
-Добре! - отозвался старший лейтенант Сидоров.
-Ну, чё, развлеклись? Тащите его, на хер, отсюда! - Ещё раз скомандовал дежурный. - Пока, Иваныч, не хватился. Нам ещё надо днём Сеньку Картежника отмудохать. Я для этого дела дубину со свинцовым набалдашником припас. Запирается, падла. Прилеплю, ****ь, мало не покажется.
- А ты биту, Лёха, возьми! Верное дело. В руке легче. Я уже две штуки сломал, но сначала, после такого дела, не хило бы по рюмашке!

На следующий день решётки обезьянника опять задвигались. Загремели замки.
Ёжик лежал на правом боку менее пострадавшем и не мог разглядеть, кто пришёл. Впрочем, ни одного живого места на его теле не осталось и найти более оптимальный вариант не представлялось возможным. Оба глаза вспухли, а на лбу и щеках застыли кровоподтёки. Из глаз Ёжика от боли текли слёзы и смешивались с кровью. Он еле терпел. Постоянно хрипел и стонал. Кроме того, стал хуже слышать. Левое ухо на половину откушенное не слышало ничего напрочь. На левой руке осталось всего три пальца, а на правой два. Пять пальцев отхваченные псами или остались во внутреннем дворике или в желудках овчарок.
Новенькая спецовка на теле Ёжика превратилась в лохмотья. Саднили глубоко прокушенные оголённые локти. Адские боли отдавались по всему телу. Пальцы на руках и ногах плохо слушались, а то и вовсе онемели, так как в ряде случаев были перекушены вены. Ёжик потерял очень много крови. В некоторых местах оторванная зажеванная кожа с кусками мяса размером с блюдце присохла вновь и доставляла невероятные дьявольские мучения.
Ёжик скорее почувствовал, чем увидел, как по центру камеры встал кто-то высокий, загородив электрический свет из коридора.
- Эй, ты! Насральдамус херов! – раздался голос вчерашнего дежурного, -  скоро выходить! Много насрал-то за два дня? Давай, вставай! Фу-у-у-у! Вонищи развёл! Вот, что значит, параши не выносить! Эй! Хочу тебе сказать, ты слишком много срал, сука! Я от тебя даже не ожидал стоко. Счас сам дрисню свою понесёшь на двор, свинья! Встать!
К дежурному подошёл ещё один мент.
Ёжик даже не пошевелился.
- По моему он разучился передвигаться или стал плохо слышать?
 - К собачкам хотишь, чучело? Счас мигом устрою. - хохоча прикалывался кинолог Степан, следя за реакцией задержанного.- Зы! Смотри!
 - Не трогай, Стёпа! Пусть лежит. Мне, кажется, он до завтра копыта откинет. Ну, его! Пошли!
Товарищи по службе все вместе громко заржали и вышли.
 Кто-то напоследок постучал рукояткой дубинки по решетке.
На этот звук с пола обезьянника завозившись приподнялась седая голова Ёжика. Взъерошенные прядки волос. Бледное лицо с выкаченными безумными глазами смотрело с той стороны железной клетки бессмысленным взглядом.
- Эй! - расхохотался при виде такого чудища лейтёха, -Он башку поднял. Чё те нужно, почтенный седовласый старец? Как со здоровьем, Монтя-Кристя?
Менты, как всегда прикалывались.
- Ну его, на хер! Пошли отсюда. На воздух. Покурим. Такая рожа может на всю жизнь настроение испортить! - сказал наконец один из ментов махнув рукой. - В ****у! Лучше бы было, если б я его, вообще, никогда больше не видел. Закрывай!