Роберт Джонсон. ч. 4. Снова тоника. ч. 5. Кода

Часть 4. Снова тоника

   И теперь я часто вспоминаю тот момент, когда, одним движением развернувшись на каблуках, я толкнул тяжёлую дубовую дверь с грубо вырезанным на ней цветком магнолии – символом  штата Миссисипи – и вышел из душного прокуренного клуба на улицу. За дверью остались люди, кричавшие мне вслед что-то неразборчивое.

Джонни Шайнз выскочил как пробка следом за мною и молча пошёл рядом, освещённый лунным светом, зажав в руке свою губную гармонику.

   Я мало выступаю в клубах. Я странствую по Югу, а точнее по Дельте, кочуя от Нового Орлеана до Мемфиса, иногда поднимаясь вверх по течению до Сент-Луиса. Но столицы штатов не являются моей целью. Основное время я провожу в маленьких городках – Брэндоне и Хэммонде, Маккомбе и родине Боба Хазлхерсте, в десятках других – там, где живут самые благодарные мои слушатели.

   У меня нет дома, нет семьи, я ночую под открытым небом, я играю блюз везде, где нахожу слушателей. Это может быть небольшая группа людей или даже один человек, кто угодно, лишь бы они выражали желание слушать. Иногда я ночую у них, но, проснувшись утром, они обнаруживают, что постель, на которой я спал, уже остыла. Я ухожу и появляюсь незаметно.

   Я рассказал людям историю про дьявола, которую выдумал когда-то Джонсон – ведь деревенским жителям так легко поверить в такие сказки! И, кроме того, всем известно, что блюз это немного дьявольская музыка. Причиной тому знаменитая уменьшенная квинта, «интервал дьявола», использование которой в средневековой европейской музыке было запрещено Церковью. Diabolus in musica…

   Я играю так, как могу, я знаю, что записей после меня останется мало, поэтому смело вплетаю в свои произведения такие пассажи и фразы, которые появятся гораздо позднее.

Но я Роберт Джонсон. Я гений. А гениям позволено многое. Я использую невероятную смесь стилей и форм, шагающий бас и проникновенный вокал. Знаменитые пассажи, которые зазубрит молодой Мадди Уотерс и продемонстрирует их в 1941 году продюсеру Алану Ломаксу, я записал специально для Мадди. Я предусмотрел, чтобы они попались ему на глаза. Ведь встреча Уотерса и Ломакса позволит Мадди переехать в Чикаго и основать там новый стиль – чикагский блюз.

   При записи знаменитого «Перекрёстка» я намеренно включил в композицию соло, которое я услышал впервые в исполнении Эрика Клэптона, ещё когда он сотрудничал с группой «The Cream» в конце 1960-х, а Эрик и не скрывал, что нота в ноту скопировал его у Роберта Джонсона. У ТОГО Роберта Джонсона.

   Однажды я даже включил в одну из записей композицию «When You’ve Got a Good Friend». Это уже почти рок-н-ролл, по крайней мере, ритмически. Такая музыка должна была бы появиться только лет через 15-20, её исполняли Чак Бэрри и Билл Хэйли. И никто мне не сказал ни слова упрёка: гениям разрешено всё.
 
    Иногда для развлечения я играю по-старому – бутылочным горлышком, двадцатипятицентовой монетой, лезвием ножа. Или даже большим пальцем правой руки, как это будет делать Уэс Монтгомери через 20 лет. Но и в этом случае я выдаю шедевры. Роберт Джонсон выдаёт шедевры.
   
Часть 5. Кода

Я так сроднился с ним, что уже не могу определить, где творчество Джонсона, а где – моё, где он, а где я сам. Как и Боб, я сделал несколько записей – в 1936 и 1938 году, и как я понимаю, это не совсем те записи, которые я слышал в юности.

Но это не имеет значения. Я тороплюсь, потому что знаю, что время на исходе. Через несколько месяцев, 16 августа 1938 года, Роберт Джонсон погибнет при загадочных обстоятельствах в Гринвуде, штат Миссисипи. Я исчезну 16 августа 1938 года. Где я окажусь?...

Это немного печалит меня, потому что я по-настоящему полюбил этих людей, так внимательно слушающих музыку Джонсона. Мою музыку. Поистине, это был настоящий Перекрёсток для нас обоих.

Наши дороги разошлись навсегда, но мою душу согревает одна светлая мысль – я помню, что где-то там, далеко-далеко отсюда Роберт Джонсон и Глория Родригес, взявшись за руки, летят от звезды к звезде.