Церковь. Заметки начинающего. Часть 1

ЦЕРКОВЬ. ЗАМЕТКИ НАЧИНАЮЩЕГО.
(ВПЕЧАТЛЕНИЯ О ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ НАЧАЛА 90-х ГОДОВ)

Посвящается моим 
братьям по вере.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


ЗНАКОМСТВО

 Трудно и боязно мне браться за эту тему. Церковь — на самое ли это важное в жизни, не самое ли ценное и значительное? Я чувствую себя здесь безнадежным новичком.
В самом деле, представьте — два долгих тысячелетия ее истории; огромное множество людей, в том числе великих, отдавших ей за это время свои способности, силы, а, бывало, и жизни; огромная литература,  за этот срок исчерпавшая, должно быть, все, что может быть по этой теме сказано и написано; глубокие традиции, уже столетия преображающие жизнь  прикасающихся к ним людей, познание которых почти неподвластно каждому отдельному человеку; а главное — главное те поистине великие и непостижимые события, которые предшествовали всему этому и послужили всему началом. Уж впору спрятаться,  замолчать, совсем исчезнуть — чем выступать со своим слабым голосом и незрелыми мыслями, которые могут только нарушить эти вечные порядок и величие. Как могут мысли какого-то робкого новичка, который сам лишь недавно  к этой области прикоснулся, здесь что-то существенное добавить?
И тем не менее я приступаю к этой теме. При всех благоразумных сомнениях и осторожности, я все же попробую высказать свои наблюдения и размышления. На это есть у меня существенные причины. Да, если бы я рассуждал спокойно, то я бы никогда не начал эти «заметки».  Но что делать, если человек действительно нашел нечто, без чего он уже не может жить, без чего все его существование лишено смысла? Если все в мире для него изменилось и перевернулось, и он окончательно и бесповоротно понял, что именно здесь — Истина? Что делать, если все меньше он считает себя самостоятельным, отдельным человеком, а вместо этого все больше — частью некоего огромного целого? И если теперь он стремится положить свои силы уже не на что иное, как именно на пользу этого  целого, после того, как все другие способы применения этих сил уже испробованы и отвергнуты? Как знать —  может быть, он уже и жизнь готов положить за пользу этого целого,  за вновь открывшуюся ему Истину?!..
Тут уж, конечно, не до благоразумия, тут все ориентиры и взгляды человека меняются, и можно вполне от него ждать чего-то странного и необычного. Тут не до осторожности — так хочется сообщить другим, поделиться хоть с кем-то тем новым, что недавно открыл, узнал!
Да, поделиться — но как? Ведь наши возможности ограничены, особенно в этой сфере, непостижимой и таинственной, к которой мы все лишь недавно прикоснулись. Но слава Богу, что именно в этой сфере и принято правило, что каждый может внести свой вклад — но только по мере сил. Один пусть молится, другой читает книжки, третий поет в хоре, четвертый учится на священника — всякому найдется место! А автор этих строк теперь чувствует особую склонность к наблюдениям и размышлениям, к тому, чтобы обдумать и изложить все, что открылось ему в последнее время в этой новой сфере. Как знать — быть может, это именно кому-то сейчас нужно? Быть может, хоть один человек найдется, кому эти скромные наблюдения окажутся небезынтересны, который извлечет из них пользу?
В надежде на это и пишу. И если Богу угодно, что именно так я должен послужить Церкви, т.е. этому великому целому — пусть так и будет! Попробую  описать кратко все то, что я понял с тех пор, как встал на путь к вере — тот путь, на который приходят сейчас десятки и сотни тысяч людей — свой скромный опыт и свои наблюдения. И что из того, что это будут только мои личные наблюдения? Любой человек, что бы он ни рассказывал, непременно идет от своего личного опыта, от того, что его непосредственно в жизни коснулось. Но как знать — может быть, за этим личным опытом, за этим ворохом частностей и случайностей иногда да проглянет и что-нибудь общее? Может быть, и другой человек, но идущий примерно тем же путем, в этом хоть отчасти себя узнает?..
Честное слово, я иначе  не стал бы и писать. Разве можно писать, зная заранее или предполагая, что это никому не интересно? Если же я прав, и кого-то это заинтересует, то труд этот все же отчасти небесполезен. Может быть, именно так и должен я в наше время послужить Церкви, внести свой скромный и незаметный вклад в ее жизнь. Я раз так — то ближе к делу. Начну свой рассказ о Церкви, о ее теперешнем возрождении, о тех обстоятельствах, с какими может сталкиваться человек, в наше время стремящийся к ней, ищущий этот новый и вечный путь.



ПЕРВЫЕ ШАГИ

 Церковное возрождение, которому все мы теперь свидетели, началось у нас примерно в конце 80-х годов. До этого о Церкви мы ничего не слыхали, жизнь ее нас почти не касалась. Изредка можно было зайти в эти странные здания с крестами и куполами, там подивиться на пение, на иконы, на древних старушек, усердно бьющих об пол лбом — чтобы уйти с неопределенным и ничего не меняющим в жизни чувством. Мы знали, что Церковь есть — но это ничего не значило в нашей жизни. Она почти не была связана с нами, мы — с ней, вся жизнь наша текла будто в совершенно другом измерении.
Я говорю об обычных молодых москвичах — моих товарищах по школе и институту. Как мы могли тогда прийти к вере — ума не приложу. Об этом ведь даже в школе говорить запрещалось.
Но вот в конце 80-х  годов все изменилось. Об этом заговорили, везде стали открывать храмы, появились священники на радио и телевидении. Открылась возможность для многих прийти к вере. Вот именно со мной тогда и произошло.
Вообще, чтобы прийти к вере, таким радикальным образом изменить свои взгляды на жизнь, я думаю, нужно какое-то крайне серьезное впечатление. Я  сразу скажу, что в моей жизни было именно так. Скажу сразу и с чем оно было связано — с моей поездкой по Святым местам. Но больше пока я его не буду описывать, поскольку говорю о другом — московской ситуации и том, как себя чувствует начинающий верующий именно в Москве.
Итак, тем или иным способом, но Вы пришли к вере. В Вас —  огромные новые впечатления, в Вас зажегся новый огонь, который Вы  бережете теперь как зеницу ока и по возможности стараетесь раздуть. А вокруг Вас — огромный город. Толпы на улицах, давка в метро, нет почти близких. Вроде вокруг много людей — но так ли уж много тех, с кем Вы можете поделиться, приоткрыть перед ними то новое и таинственное, что живет теперь в Вашей душе? Нет, большой город неприветлив, слишком неподходящ для такого человека, для его первых духовных шагов.
Вот такие проблемы встали и передо мной. Среди моих знакомых — и сверстников, и родных — насколько я знал, не было верующих. Ни храмов, ни церковных общин я тогда не знал. Мне предстоял долгий и трудный путь, как и любому такому человеку.
Вернувшись из той памятной поездки, я через некоторое время стал искать в Москве круг общения, людей, с которыми меня объединил бы зажегшийся в моей душе новый интерес — попросту говоря, круг верующих. Но все знают, как у нас в Москве конца 80-х годов с этим обстояли дела. Ну где вы могли, совсем одинокий, мирской человек найти тогда верующих? Естественно было вроде искать их по храмам. Но вот ведь какая обстановка была там тогда! Вас там в основном не ждали, отнюдь не были готовы выслушать — тем более что-то сказать. Желая поговорить со священником, вы часто могли в лучшем случае увидеть его широкую спину, когда он уходит в алтарь. Служительницы были еще хуже — они, вероятнее всего, могли вас обругать и выгнать из храма шваброй. На прихожан же надежд вообще мало — народ незнакомый, чужой, к тому же вовсе не обязательно знающий. Вот и получалось, что человеку, только пришедшему тогда к вере, здесь совершенно не на что было тогда рассчитывать. Других же возможностей и вовсе не было. Ну где вот так, просто найти было в Москве верующих знакомых — особенно тогда, когда вера была еще не слишком распространена?
Единственной, кого мне удалось найти, была одна  древняя старушка. Она была другом нашей семьи — и, на мое счастье, оказалась верующей. Поскольку других возможностей у меня не было, я именно на нее возложил главные свои надежды. Теперь у меня был человек, с которым я  мог говорить на эту волнующую меня тему, была тоненькая ниточка, которая связывала меня с новой областью моих интересов. И я всегда, когда мог, теперь этим пользовался.
Возможность действительно оказалось прекрасной. Я и не знал, что такие древние старушки могут быть такими прекрасными людьми и, помимо того,  столь сведущими в вопросах веры. У нее я получил мои первые знания об иконах, молитве, постах. С ней мы разбирали вместе церковный календарь. Помню  тихие зимние вечера, проведенные в ее чистой уютной комнате за беседами о духовных вопросах. Я очень рад, что  в то первое время встретился именно с ней. Дело тут не только в ее познаниях, а скорее  в ее душе.  Главное — душа ее была особенная, чистая, светлая. Рядом с ней я как-то особенно чувствовал, каким может быть верующий человек, каким делает человека вера. Она вся вообще оказалась удивительно добрым и светлым человеком. Да, конечно, дело не в знаниях. У меня осталось чрезвычайно доброе и чистое воспоминание об этом периоде, когда единственным моим собеседником в вопросах веры была эта простая старушка.
 И все же — какая ирония!.. Крепкий, молодой, полный сил человек, перед которым вдруг открылись новые горизонты, ищущий новой жизни, служения — и вдруг вынужденный довольствоваться обществом одинокой, уже готовящейся покинуть этот мир старушки! Этого ли ждет его душа, к этому ли он стремится? Думаю, что в похожем положении оказались тогда многие пришедшие к вере молодые люди. Поэтому я скоро предпринял новые поиски.
Но у меня долго ничего не клеилось. В храмах текла своя, скрытая от простых смертных  жизнь. Среди моих институтских знакомых верующих по-прежнему не было. Видимо, моя робкая, только лишь родившаяся вера вновь готова была зайти в тупик. Я готов был опустить руки, смириться с грустной судьбой "верующего-одиночки", строящего свою веру на догадках и домыслах, как, похоже, и действовали большинство тогда приходящих к ней. Все вело именно к этому. Но Господь вскоре меня от этой судьбы спас. Скоро передо мной вдруг  открылась новая, совсем неожиданная возможность.


БЛИЖНЯЯ ЦЕРКОВЬ.

Ну мог ли я предполагать что-то подобное,  почти каждый день проходя мимо этого невысокого полуразрушенного здания  в соседнем дворе?! Почти с раннего детства я помнил его. Сколько раз еще в детстве мы бегали около него, играли — летом в прятки, а зимой в снежки. Оно выглядело бесформенно и невзрачно, первоначальный вид его установить было почти невозможно, да мы и не слишком пытались. Кирпичные стены были разбиты. Дверь заколочена. На провалившейся крыше выросло деревце. На церковь это уж во всяком случае совсем не было похоже.
Всегда это здание стояло заброшенным — и вот год назад около него началось какое-то движение. Пришли какие-то люди, стали все прибирать, чинить — и вот вдруг здание приобрело совершенно определенные очертания! Наметились колокольня, купол, вверху появился временный деревянный крест — и вот нашим взорам предстал небольшой скромный храм!
Я все тогда ходил вокруг. Я все смотрел, что это за люди, и что они здесь собираются делать. О том, чтоб примкнуть к ним, я тогда еще и не думал. Я ведь почти еще не был верующим — тем более ничего не понимал в храмах. Но вот в жизни церковки произошли главные изменения. Ремонт  был закончен, внутри все расчистили, а скоро прислали батюшку, и  начались службы.
Я с этих пор зачастил сюда. Мне это казалось удивительным, невероятным — настоящий храм прямо в соседнем дворе, тогда как во всем нашем районе на километры вокруг нет ни одной церкви. Чего только ни чудилось мне в этом небольшом бедном здании — глубокое возрождение  веры во всем нашем районе, чуть ли не полное преображение жизни — и моей собственной, и  всех моих близких!.. Первые мысли, горячие мысли!.. Теперь, по прошествии времени вижу, что многое в них было  преувеличено. 
Жизнь этого храма, еще робкая, еще делающая только свои первые шаги, неделя за неделей, месяц за месяцем открывалась мне.  Скоро случилось так, что она стала мне совершенно родной, необходимой. Здесь сделал я первые свои наблюдения о церковной жизни, на которые впоследствии легли все последующие. Эти впечатления первыми я и хочу вам изложить. В конце концов, это знамение недавнего времени — открытие в Москве множества вот таких храмов, прежде закрытых, и первые шаги церковной жизни в них. 
Важнейшим здесь было то, что я, наконец, нашел там людей. Я говорю не столько о строителях, как бы они ни прекрасно делали свое дело — а в основном о тех, кто пришел после них. Так получилось, что со временем, когда начались службы, в храм пришли новые люди, из которых некоторые стали ходить сюда постоянно. Вот они и составили первое, я бы сказал, «ядро». Это же иногда называется «приходской совет». Впрочем, тогда ничего нельзя было понять — просто пришли люди, которых всегда здесь было видно, и которые по возможности взяли на себя заботу о храме. Вот  о них я в первую очередь и веду речь.
Ума не приложу — как могла здесь собраться такая компания!.. В ней были люди столь непохожие и разноплановые, что в обычной жизни они, пожалуй, никогда бы не встретились и не смогли бы стать друзьями! Я думаю, встреться они случайно в какой-нибудь другой обстановке, они бы просто там друг с другом не нашли бы ничего общего. Некоторые лица совершенно не сочетались, представляли собой совершенно разные типы. А вот у нас это произошло — и за полгода существования храма из 20 тысяч жителей района нашлись 20 вот таких совершенно разных человек, которые собрались при храме и решили взять на себя заботу о нем. Я много думал — что же их здесь собрало? И иначе не могу сказать, что этих людей здесь собрала и соединила христианская вера.
Я до сих пор удивляюсь и восхищаюсь ими. В них всех было что-то особенное. Ведь дело это никому не сулило никаких выгод — одни только тревоги и хлопоты. Здесь, если вглядеться, было совсем непросто. Не было тут и возможности завоевать авторитет, уважение в каком-либо кругу. Какой особый авторитет может иметь староста, или, к примеру, продавщица из храма? Нет, все это было совершенно бескорыстно — единственное, что могло этими людьми двигать, была любовь к храму.
Здесь люди отдавали все свои силы. Еще продолжались заботы по ремонту — а нужно уже было думать о службах, о том, чтобы обеспечить продажу книг и свечей. Кормить батюшку тоже надо было — вставал вопрос об организации трапезной. А кто-то ведь должен был еще храм сторожить!.. И все это — на плечи немногих людей, почти еще нецерковных, которыми двигала только любовь к храму и к службе!
Как помню я эти зимние долгие вечера, проведенные в бедной прихрамовой сторожке, за крепким чаем и постоянными разговорами о том, что еще нужно для храма, что еще мы можем сделать!.. Не все тогдашние замыслы осуществились. В них было много наивного, да и излишнего. Нам всем не хватало образования. Но, в чем уверен — что настоящая вера была, что именно она соединила нас всех — столь непохожих и разных.
Вот обстановка нашей сторожки. Это — вагончик прямо посреди двора. Зимой вокруг него наметало сугробы. Внутри — старый стол и потертые стулья, бедный матрас, на котором спал сторож, кой-какой инструмент.  Ели мы в основном сухари, запивая заваренным прямо в кружках чаем. Место было такое, что туда кто угодно в любой момент мог прийти. Кто только не ходит по большому двору городского района зимним вечером! И вот в такой обстановке мы проводили часами — десяток почти незнакомых человек, которых здесь неизвестная сила соединила. Мы забывали о времени, засиживались часто далеко за полночь — люди, которые, быть может, из всего огромного района нашли действительно стоящее, вечное дело.
Я, видимо, никак лучше не смогу поступить, чем описав здесь некоторых из этих людей. Они все как бы и теперь передо мной, их образы я ношу в душе. Хочу запечатлеть портреты этих людей — одних из многих, кто в те непростые годы взял на себя всю тяжесть нашего первого церковного возрождения.
Вот первый из них — мужчина, уже немолодой, и, видимо, не слишком здоровый.  Он бывший  военный, участвовал в действиях и, видимо, чего только там не насмотрелся — а вот теперь, выйдя в отставку, не видел лучшего применения своим силам, чем взять на себя львиную долю забот о новом возникшем храме. Он проводил здесь буквально дни и ночи. Пожалуй, без него у нас ничего бы не двигалось. Всю первую зиму он хлопотал о добыче досок и кирпича, чтобы закрыть ими дыру в крыше алтаря, сквозь которую падал снег на служащего в алтаре священника. После стал восстанавливать колокольню. После взял на себя строительство забора и первых прихрамовых построек.  Он вообще, если нужно было достать инструменты и стройматериалы, сразу брал на себя все хлопоты. Дело это требовало больших сил, так что его здоровье часто страдало.
А вот другой — человек тоже интересной судьбы, появление которого здесь трудно было бы даже предположить. Кажется, он дипломат, много бывал в Европе, выполнял какие-то важные поручения. Уж ему-то вроде зачем было являться в наш храм — с его положением, с его-то возможностями!.. Вроде мог жить без невзгод — а поди ж ты, тоже оставил свои поездки и пришел в наш храм, чтоб внести свою скромную лепту! Он все вечера проводил с нами и особенно горячо участовал в обсуждениях.  Главное же смотрел вперед — собирался создать церковную школу, чего в нашем районе тоже, пожалуй, полвека не было.
А вот довольно еще молодая женщина, но уже мать троих детей, поистине неисчерпаемой энергии и темперамента. Ее-то что привело в наш храм? Ей днем на работу, а вечером детей и мужа кормить — а вот и ее что-то сюда неудержимо влечет! Она здесь проводит буквально дни и ночи.   Вникает  буквально во все — и даже в строительные вопросы. Она и сама машину закажет, и привезет продукты для трапезной, она же объедет пол-Москвы, когда «в инстанциях» надо что-то зарегистрировать. Я восхищаюсь энергией таких людей! Вот заболела продавщица свечей — и она уже встала за «ящик», вот большой праздник — она помогает готовить в трапезной!.. И все на энтузиазме, совершенно бесплатно — а жизнь ведь сейчас так нелегка... Ну где вы еще видели таких людей?
Я мог бы и еще некоторых описать. Они все мне одинаково дороги. Но я решил рассказывать кратко — а потому думаю, что в этом уже нет нужды. И так вы многое поняли.
Итак, в храмы идут люди в некотором смысле особенные. Я даже назвал бы их неординарными, даже  выдающимися.  Они не за выгодой туда идут, а для того,  чтобы послужить Богу. Конечно, это не ангелы какие-нибудь во плоти, не Святые — но люди со всех сторон чрезвычайно достойные. В них главное — именно горение, желание служения. Признаюсь честно — там у нас далеко не всегда было гладко — были и споры, и разногласия — но никогда они не приводили к  раздору, всегда мы находили общий язык на этой общей основе.
Я вдруг подумал сейчас, что я нигде не встречал больше таких людей. В наше тревожное и омраченное материальными интересами время такие характеры — редкость. Пожалуй, нигде больше я не встречал и такой атмосферы, которая сложилась тогда между нами при нашем бедном храме.  Я, честное слово, нигде не встречал больше такого.  Я очень благодарен Богу за это время.
Но, вспоминая этих прекрасных людей, я должен несколько слов сказать еще об одном человеке, без которого у нас вообще ничего бы не было. Ведь мы собирались при храме, благодаря тому, что действовал храм, что в нем шли службы — причина нашей встречи не от нас зависела. Поэтому ясно, о ком еще я должен сказать. Конечно, о нашем пожилом священнике.


ОДИНОКИЙ СВЯЩЕННИК

Сначала я тоже все приглядывался к нему. Я все чего-то от него ждал, имел какие-то особые на него надежды. Представьте — недавно пришедший к вере молодой человек. Он полон надежд, планов, везде ему мерещатся духовные школы, опытные наставники… И вдруг — такой молчаливый, скромный священник.
Он весь был какой-то тихий и незаметный. С утра приезжал, старательно проводил службу, обедал, потом уходил в свою комнатку —  — и в середине дня уезжал домой. Другого мы ничего от него и не видели.
Я был особенно разочарован тем, что не было возможности с ним серьезно поговорить. Мои попытки к нему подступиться все время оканчивались неудачей. Священник был очень хороший — серьезный, старательный. Прекрасно вел службу, внимательно исповедовал, даже, пожалуй, был добрый и неплохой человек... Но главного не было — я то имею в виду,  с чем в таких случаях бывают связаны наши надежды, чего обычно мы ждем от таких людей! Увы, здесь был полный «провал»!
Я почему об этом завел речь? Да потому, что это одна из главных наших проблем, тот главный вопрос, который столь явно встал именно сейчас, во время современного бурного церковного возрождения. Москва, конец ХХ века. Гонения на Церковь кончились, к спасительной вере потянулись десятки, сотни тысяч новых людей. Как никогда сильна жажда просвещения, духовного научения, раскрытия первых основ веры перед этими вновь приходящими людьми. И с кем же мы связываем здесь в первую очередь наши надежды? Невольно, особенно у неопытных, тех, лишь только прикасается к этой новой области, все взоры обращены на служителей алтаря, на священников. От них и ни от кого другого мы в первую очередь ждем наставления, каких-то ясных, твердых основ — короче, открытия перед  нами нового, спасительного духовного пути. И вот как раз в этих надеждах нас часто ждало разочарование. Конечно — прекрасное ведение служб, конечно — панихида, молебен, быть может, даже хорошая, глубокая исповедь - но главное-то, главное?!.. То самое, чего мы ищем здесь, к чему стремится душа?.. Не удивительно, что тогда у многих опускались руки. Ведь если служители веры таковы, что не идут навстречу нам, не исполняют того, что требуют от них время и обстановка — то, может быть, и сама вера такова, и мы в своем доверии к ней, в том, что связали с ней главные жизненные надежды — ошиблись? Такие мысли могли в эти годы прийти даже тем, кто искренне поначалу открыл свое сердце вере, кто горячо, без оглядки пошел по духовному пути. Любой мог  разочароваться, неделями ожидая возможности поговорить со священником, чтоб, наконец, услышать от него пару коротких, почти не значащих фраз, и вновь увидеть его скорей уходящим в алтарь.   
Таким, к сожалению, был наш священник. Но вы удивитесь, узнав, что я для того только начал этот рассказ, чтобы его оправдать. Да, впечатления, которые я только что вам описал, были у меня лишь первое время, в те месяцы, когда я сам еще только пришел в храм. Тогда я еще был там «на новеньких» и вряд ли о чем мог серьезно судить. Впоследствии  я все больше  вникал в ситуацию, все больше приглядывался к  нему — пока, наконец, полностью не переменил о нем своего мнения.
Попробую описать этого священника — одного из многих простых тружеников, благодаря которым в те годы на нашу землю возвращалась вера. Оставлю его портрет здесь — в заметках, посвященных духовным подвижникам. Мне очень мало о нем известно — не знаю почти ни его прошлого, ни почему он пришел к нам. Знаю лишь, что он служил прежде в большом, известном московском храме. Видимо, мог бы и дальше спокойно служить — но он,  несмотря на возраст, сам пожелал оставить его, чтоб прийти в нашу маленькую забытую церковь. Здесь нашел он свой настоящий крест... До сих пор не пойму — как он выдержал все это!,,  Один, без помощников, начал службы и со временем сумел наладить здесь какую-никакую, но все-таки более-менее сносную жизнь!.. Помощники из  прежнего храма сюда вслед за ним не пришли — а кто еще мог ему здесь по-настоящему помочь?.. Мы, даже при всей своей вере и желании, для этого тогда не годились!.. Он оказался один, совсем один в развалившемся храме, среди чужого района, среди незнакомых людей!..
Я каюсь теперь, что поначалу смотрел на него с некоторым разочарованием, как на человека, некоторых моих надежд не оправдавшего! Кто нас поставил судить других? Кто знает меру чужих возможностей? Мы можем судить другого лишь по тому, что им сделано, а не по нашим надеждам и  ожиданиям — при этом имея в виду, в каких условиях все это делалось. То, что он у нас совершил, было почти невозможно для человека. Я думаю, он и не одними человеческими силами это делал. Его служение у нас было тихим и незаметным подвигом. Я понял теперь, что преклоняюсь перед такими людьми!
Тогда, кроме служб на него свалилось еще много всего. Людей не хватало, надо было вникать и в  хозяйственные заботы, и в денежные... А  он был такой человек, назначение которого — служить в храме, молиться. Как он все успевал, как выдерживал? А недобрые люди и их нападки (такие всегда при любом добром деле найдутся) — и это тогда легло на него!.. Как вы думаете — где  предел возможностей человека?  И возможно ли в таких случаях человека судить?
Не подумайте, что в этом только и было его достоинство —  что он выдержал некоторые сложные обстоятельства. Он действительно был глубоким и мудрым человеком. Это выяснилось потом — когда он и с нами  понемногу сошелся. Убавились и трудности — мы слегка разобрались в церковной жизни и немного стали годны ему в помощники. В это время мне яснее стали его внутренние качества. Поразили меня его сдержанность и спокойствие. При всей тяжести положения, которая все еще сохранялась, при всей частой безвыходности ситуаций, он вел себя всегда крайне достойно. Всегда имел вид уверенный и спокойный. Во всех разговорах с нами был ясен, приветлив. Ни разу не слышал я от него резкого слова — ни даже случайного раздражения, вспышки. За многие месяцы в храме он здесь ни с кем не поссорился, никого не смутил — почти необычное дело для большинства людей. Всегда отличался большой аккуратностью — за все время служения не пропустил ни одной службы, разве что по болезни, Вообще, по его виду и характеру о всех задевающих его обстоятельствах  догадаться было почти невозможно. Все сложности и неурядицы будто его не касались.
И не подумайте, что все это было напускное! Из нашего дальнейшего общения (которое все-таки со временем состоялось) я понял, что он действительно был таким. Он был живой, реальный человек — и в то же время какой-то настоящий, цельный. В миру я не встречал таких людей. Рядом с ним тоже как-то особенно становилось ясно, что же такое вера и каким делает она человека.
Еще пару штрихов к портрету. Во время службы голос батюшки звучит вдохновенно и чисто — уверен, что в службах его призвание.  Его проповеди глубоки и серьезны. На исповедь к нему идут с охотой — и я сам убедился, и все говорят, что он может по-настоящему понять человека.  Вот какой человек наш священник. А ведь я поначалу его не понял, был почти на него обижен, он меня почти разочаровал...
Но закончу пока эту тему — описание верующих людей в нашем бедном приходе. В свое время к этому снова вернусь. Пока же меня влечет  другая тема, другой вопрос —  уже не частного, а, так сказать, общего характера.


НЕМНОГО ИСТОРИИ

В самом деле, о чем я здесь рассказываю? Я должен коснуться теперь самой сути вопроса, того, в чем же суть веры. Самых ярких и натуральных описаний современности недостаточно, чтобы объяснить по-настоящему, что такое вера и что сюда людей так влечет. Конечно, подробно объяснить все это я теперь не в состоянии. Попробую начать с исторических вопросов, т.е. с того, откуда все это пошло.
Итак, почти 2000 лет назад, в одной далекой южной стране родился и жил Человек, вся жизнь, а особенно смерть которого произвели особое, совершенно неизгладимое влияние на всю истоию человечества, на весь человеческий род. Те, кто Его знал при жизни, были так поражены и потрясены, что не могли уже больше это забыть, и всю свою дальнейшую жизнь посвятили распространению открывшихся им новых истин. Общение с Этим Человеком перевернуло судьбы тех, кто знал Его.
Чем же был Он так удивителен? В простых словах, Он говорил такие вещи и делал такие дела, которые выходили за рамки способностей всякого обычного человека. Он, например, ходил по воде,  воскрешал умерших. О многочисленных исцелениях не стоит даже и говорить. В словах же своих открыл он такое учение, такой высоты, чистоты и глубины, которых не знало раньше человечество.
Закончил земной свой путь Он тем, что добровольно отдал Свою жизнь, приняв мучения на кресте. Но смерть Его была вовсе не бессмысленна — она-то (а также то, что за ней последовало) и произвела в Его учениках тот внутренний переворот, благодаря которому из скромных слушателей они стали пламенными проповедниками, несущими новое учение во все концы земли. Они рассеялись по всему свету - и всюду, где бы ни оказывались, несли Благую Весть, меняя жизни тех, кто с ними встречался.
Процесс этот не прерывался со временем. Все новые люди и группы людей воспринимали проповедь неслыханного учения. Со временем появились книги, в которых излагалась эта великая новая Истина. Возник особый, новый круг людей, главным и единственным занятием которого было именно хранить эту Истину, передавать новым поколениям. Конечно, я сейчас упрощаю, рисую некоторую схему — но в главном все было именно так.
Учение распространилось в Иудее, на севере Африки, в Греции, в других странах Средиземноморья. Отсюда оно пошло в Европу и дальше по миру. Века пролетали — но время будто было над ним не властно. Оно оставалось все тем же, в своей первоначальной первозданности и чистоте. Какая-то совершенно особая сила обнаружилась в нем, так что ничто  над ним не было властно — и рано или поздно перед этой  силой пасовали все прочие человеческие учения и формы людского объединения.
Пришло оно и на нашу землю, в нашу далекую северную провинцию. Случилось это уже почти через 1000 лет после того, как оно было проповедано — но разве время играет в таких вещах роль? И здесь оно обрело чистых последователей, явило примеры горения, жертвенности, святости ничуть не меньше, чем в остальном мире. Уже почти 1000 лет прошло с тех  пор, возникли и свои традиции, и своя духовная история.
Но здесь я перехожу уже к нашим временам, к тому, что непосредственно нас касается. Случилось так, что именно на нашей земле, среди, казалось бы, глубокой и чистой веры, созрели силы совершенно другого характера, к вере равнодушные и даже враждебные. Случилось это к началу нашего века. И вот, уже в сравнительно недавние времена они одержали верх, присвоили себе власть в нашем древнем обществе. Тут начались гонения на веру — такие, которых, может быть, не знала вся церковная история. Великое учение надолго было исключено из жизни несчастного народа. Жестокость и бездуховность прочно воцарились в стране, подмяв под себя все доброе и светлое, что было связано с верой.
Перехожу к теперешним временам. Теперь, по многим разным обстоятельствам, и эти времена кончились. Недобрые силы вновь упустили из рук своих власть. Открылись возможности возрождения — и в том числе духовного. И многие взоры все чаще стали стали вновь обращаться к вере — забытой и поруганной, но все такой же светлой и чистой, несущей любому спасение.
Об этих временах я и пишу. Господь распорядился так, что мне (как и многим другим) пришлось жить именно в это время, и на себе испытать то потрясение, которое для взрослого человека связано с приходом к вере. Но это — внутри, в душе. А на поверхности, в жизни совсем другая картина. Духовная жизнь наша предстала нам в полном развале. Учителей, священников не было, а те, которые были, все были какие-то робкие, все не могли оправиться после прошлых лет, не знали, как взяться за дело. Пусть даже храм стоит — это ли главное? О поисках и разочарованиях робкого верующего в те первые времена я уже написал. И тем не менее - Истина здесь, и нет другого пути. А значит, надо самим разбираться, самим что-то делать, принять ответственность на себя. Вот о чем вел я речь, когда описывал компанию, собравшуюся около нашего храма, рисовал ее горение, энтузиазм...
Я рассказал вам то, как я эту ситуацию понимаю. Быть может, вышло не очень удачно — ведь нет у меня ни богословского образования, ни глубокого знания истории. Быть может, все получилось сухо, как по книжке. Но я не хотел слишком ярко писать, чтобы случайно чего-то от себя не добавить. Ведь это дело серьезное, здесь нужно взвешивать каждое слово. Однако, надеюсь, что-то все же получилось — так, как и мог рассказать об этом новичок, только  пришедший к вере, робкий и никому неизвестный.


МЫСЛИ В СТОРОЖКЕ

Я несколько месяцев провел в бедном храме неподалеку от моего дома. Здесь получал я первые уроки моей церковной жизни.  Они, как уже можно понять, происходили в основном не в храме, не на службе — а после службы, в общении со знакомыми прихожанами. У храма была сторожка. В ней в основном мы и собирались, просиживая иногда допоздна. В ней обстановка была очень убогая — дощатый стол, какой-то топчан, два-три деревянных стула, на стенах — картонные иконы. Все было сделано наспех, людьми, которых судьбой занесло сюда, и которые стремились создать здесь хоть немного жилые условия. Здесь пили чай с конфетами и сухарями, читали какие-то второсортные церковные книжки — вообще, все производило впечатление какое-то ненадежное и временное.
Но совершенно не так я все воспринимал тогда! Сторожка эта, с ее непритязательной обстановкой, казалась мне чуть ли не лучшим местом в мире. Любил я и этот стол, и эти иконы, и тех людей, которые туда приходили. Сколько часов провели мы там за чаем и горячими разговорами о том, как помочь священнику, как сделать лучше храму! Сколько планов обсудили! Жаль, что эти планы в своем большинстве были неосуществимые. Они касались в основном строительства храма, починки его — а где было для этого тогда взять материалы? Духовных вопросов, основ веры наши разговоры почти не касались.
Здесь был для меня соблазн, предмет разочарования. Прийти в Божий храм, со многими надеждами (из них главная — на просвещение, образование) — и вдруг найти разговоры о досках и кирпичах, о том, сколько стоят свечи, о возведении забора — здесь было много поводов для него. Но я со временем понял и полюбил и эту обстановку. Здесь в самом деле не было образования — но зато были люди, простые и добрые, желающие всеми силами послужить Христу, Церкви. В обычных храмах это всегда есть, и заменяет отчасти то более строгое и высокое, на что, может быть, еще не везде хватает сил.
Но тем не менее у вас может возникнуть недоумение — каким же образом я все-таки к вере пришел. Тех добрых, но беспорядочных впечатлений, которые я получил при этом храме, для этого все же явно недостаточно. Должно быть что-то большее, гораздо более глубокое, что произведет неизгладимое впечатление и сразу полностью перевернет жизнь человека. У нас ведь тысячи людей видят кругом храмы, и даже заходят в них — а все же верующими не становятся.
Я с самого начала уже об этом говорил. Такое впечатление у меня было, и я даже намекнул, где. Но для начала давайте поразмышляем. Как кажется вам, где можно было в то время получить такое впечатление? Пожалуй, никак не в рядовых наших московских храмах. Москва — столица, и здесь в прежние годы гонения на веру были особенно сильные. Здесь, может, что-то и осталось — но именно то, что сумело приспособиться, так сказать, под безбожную власть «мимикрировать». Но для глубокого духовного впечатления таких людей явно недостаточно.
В то же время наверняка есть места, где вера сохранилась в гораздо более глубоком и светлом варианте. Ведь вера  на этой земле была некогда очень распространена. Причем  не столько в городах, сколько в провинции — буквально по всей земле, которая составляла некогда здесь бывшую Русь. Любая власть, даже претендующая на полный контроль своей территории, не может на самом деле контролировать все. Находятся где-то непременно места, такому контролю неподвластные. Конечно, они в первую очередь найдутся в провинции. Поэтому, если мы ищем, где в чистоте и неприкосновенности могла сохраниться вера — то нам надо в первую очередь обратить свой взгляд именно туда.
Некоторые внешние впечатления подтверждают это. Встречали вы когда-нибудь верующих людей, недавно возвратившихся из  "Святых мест"?  (Так называют как раз такие сохранившиеся в провинции «островки веры» — старинные храмы и монастыри.) Вы видели какой-то особый свет на их лицах, столь непривычный в нашей обычной московской рутине? Нет в таких случаях конца их рассказам об этом "благодатном месте", об удивительно добром приеме, о каком-то совершенно восхитительном благодатном «батюшке». Итак, что-то особое, для нас необычное и непривычное, там есть. Все говорит о том, что они там что-то совершенно особое встретили, что впечатления эти что-то глубоко перевернули в них.
Вот об этом я и говорю. Раз есть стремление что-то новое и особое повидать, то надо отправляться именно туда. Вот в этом и разгадка того, как я пришел к вере. Конечно, беседы о досках и кирпичах при нашем окраинном храме такого впечатления произвести не могли.
Теперь я возвращаюсь к этому моменту моей истории.  Я опишу, наконец, тот первый толчок,  с которого все началось и о котором я до сих пор умолчал. Прошу отнестись к этому месту моих заметок с особыми вниманием и серьезностью — оно в них самое важное, оно все остальное в них объясняет.
Быть может, и во всей моей жизни это событие самое важное. Быть может, это вообще то единственное и главное, что я из всей моей жизни могу вспомнить и рассказать.


СВЯТОЕ МЕСТО

 Сразу скажу, что моей заслуги в этом никакой не было. Меня в эту поездку просто  взяли — как и всякого, кто отправляется в такое путешествие первый раз. Здесь, кстати, сразу вырисовывается одна важная особенность церковной жизни. Здесь как-то особенно начинаешь понимать, как мало, в сущности, в этих вещах поначалу зависит от самого человека, насколько он здесь на первых порах пассивен. Необходима встреча, необходимо воздействие других людей. Вера — это  то, что человеку передается, и самому, к примеру, своим умом дойти до нее никак невозможно. Конечно, от самого человека здесь тоже кое-что зависит. Он должен как минимум проявить интерес к этой теме, совершить некоторое «встречное движение». Так именно и было в моем случае — я проявил тогда интерес к духовным вопросам, и это «откликнулось» тем, что эти люди предложили мне отправиться с ними в эту поездку. Но все же сам факт поездки зависел целиком от них.
...Итак, мы отправляемся в «святое место», в надежде найти там чистую, незамутненную веру. Наш путь лежит на север, в одну из старинных церковных областей. Быстро проносятся мимо незнакомые поля, перелески, деревни; природа уже совсем не наша,  какая-то невзрачная, северная; вот и огромное озеро показалось вдали... Цель наша именно здесь — на берегу этого огромного, холодного озера. Здесь, на отшибе от всех дорог и поселков, совсем одиноко стоит большая кирпичная церковь. Кругом — ни души, и, сколько хватает глаз, тянутся поля да поля. Высокий зеленый купол будто царит над всем этим — его отовсюду видно за многие километры. Похоже, сюда лишь изредка кто-то приезжает. Но те, кто приезжали, все в один голос говорят, что это место святое, что здесь происходят чудеса.
Посмотрим, что встретит нас здесь... Подъезжаем... Вроде все как в обычной деревне — большой деревянный дом, утоптанный двор... Вот нам навстречу уже бегут люди... Слышны первые приветствия, веселые голоса...
И вот тут - кто бы объяснил мне, что тут произошло? Как вдруг произошла во мне буквально в  несколько минут такая полная перемена всех чувств, всего взгляда на мир? Куда  делись, лишь после минутного разговора, вся прежняя тревога,  неловкость, все напряжение, которое естественно было по  приезде в новое место? От этих чувств не осталось и следа. Их заменили радость, спокойствие, ясность. Нет, мы не гости здесь! — чувствовал я уже буквально через минуту, — Все эти люди, которые встретили нас здесь — они нам вовсе не чужие, не незнакомые, а, наоборот, родные, мы будто их всегда знали!
Такого со мной никогда прежде не бывало! Я в пять минут буквально заново родился, я вновь вернулся в свое детство, я приобрел ту чистоту и незамутненность взгляда, которая бывает свойственна лишь ребенку. И это — совершенно не ожидая этого, даже не предполагая об этом буквально  несколько минут назад. Я все теперь видел как в детстве. Эта рябина под окном — как удивительна она, как ярки ягоды на ней! А эти цветы в палисаднике - когда, в какие детские годы я такие видел?!..
Я понимаю всю бедность и недостаточность этих описаний. Никакие слова, никакие эпитеты недостаточны, чтобы описать эту перемену, в один миг произошедшую со мной и — как потом оказалось — со всеми приехавшими. И самое главное, что это произошло совершенно непонятным, непостижимым образом! Обычные люди — простые деревенские старики, простые пожилые женщины, простые самые обычные — но только чем-то это особым было наполнено, и их глаза как-то особо ясно светятся...
Нас повели в дом, мы положили вещи. Нам показали наши постели. Пришло время уже идти на обед. Короче, началась, кажется, самая обычная жизнь — но для меня эта жизнь, вся эта неделя, что я провел там, была самой невероятной, самой удивительной из всего, что со мной когда-либо происходило.
Но оставляю субъективные описания и попробую внести объективность. Итак, что же действительно происходило в той церкви, стоящей так далеко, на отшибе, куда мне почти совершенно случайно так повезло попасть? Попробую описать это кратко, как понимаю уже сейчас.
Итак, речь идет о церкви. Важнейшее занятие людей в церкви испокон веков — молитва. Здесь, в этом приходе она была развита в превосходнейшей степени. Здесь, в этом пустынном месте, далеко от людей собрались люди очень глубокой веры и сильной молитвы. Конечно, особенно это заслуга священника, он подавал здесь пример — о нем речь еще впереди. Молитва среди верующих, в частности, выражается в богослужении. Здесь оно часто продолжалось буквально днями и ночами. Живущие здесь люди часами простаивали на богослужении — и из-за этого достигали особого духовного состояния.
Я, впрочем, не объяснил еще, что такое молитва. Меня могут читать в том числе люди неверующие, или делающие еще только первые шаги к вере — в таком случае им многое будет непонятно. Объясню на примере, т.е. скажу, как сам я первый раз с молитвой познакомился. В тот, первый день, когда мы только приехали, женщины из прицерковного дома, поскольку мы были неверующие, тотчас же научили нас молитве Господней (известное всем "Отче наш..."). С трудом запомнив незнакомые слова, я тут же — видно потому, что все чувства мои по-прежнему были потрясены — стал в этом усердно практиковаться. Из-за нехватки места в доме меня отправили на просторный, заваленном сеном чердаке. Тут, в сене, зарывшись в него, я стал твердить слова молитвы —  и тут же вдруг начались чудеса. Каким-то непостижимым образом вдруг снова преобразилась вся обстановка вокруг. Сухое сено как-то удивительно пахло. Чердак залил какой-то мягкий  таинственный свет. Все звуки вокруг были какие-то мягкие и глубокие. Сам воздух, казалось, стал ощутим — до него чуть ли не можно было дотронуться рукой. Но самое главное было во мне — я вдруг ощутил, что душа моя распахнулась, раскрылась, она будто ощутила Небесного Отца, к которому я обращался. Над головой у меня будто не было крыши. Куда-то исчезли все доски и их покрытие — над головой моей было Небо, и в небе — Сам Бог. И это состояние со временем не прекращалось. Я как пришел в него, так в нем и остался. И это было так странно, непостижимо и удивительно!..
Но возвращаюсь к теперешнему, объективному описанию. Другой особенностью этого места был пост. Теперь я сразу объясню для незнающих: пост — это попросту говоря определенная система ограничения себя в пище. Он нужен   опять же для духовного совершенствования, поскольку все в человеке чрезвычайно связано. Я  первый раз тогда с ним столкнулся — и первый раз на себе испытал. Вот как это случилось. Приехав туда, я через пару дней случайно заболел. Я думал, меня будут лечить лекарствами — но вместо этого меня отправили на тот же чердак и как бы попросту забыли. К обеду меня не звали, наверх мне никакую пищу не приносили. Да, впрочем, я и не очень об этом переживал — во время серьезной болезни есть обычно не хочется. Я проводил время на чердаке, в молитве — и вдруг к вечеру следующего дня почувствовал, что совершенно здоров. Болезнь вдруг оставила меня. Я точно знаю, что на такую болезнь в Москве у меня бы ушла как минимум неделя — а тут я исцелился за полтора дня, благодаря молитве и посту. Как оказалось, хозяева на это и рассчитывали. Они именно таким образом друг друга там и лечили.
Вот с этим постом там были связаны настоящие чудеса. Туда, как оказалось, многие ехали специально, чтоб этим способом исцеляться. Один молодой человек там, говорят, постился сорок дней — и после этого чувствовал какую-то необыкновенную легкость в душе и в теле. Я подтверждаю, что пост это действительно дает — и не обязательно для этого ничего не есть сорок дней. Я просто питался там за общим столом, в котором не было совсем мяса и было очень много злаков и овощей — и тоже на третий день буквально летал. Конечно, это было связанно непременно с молитвой. Здесь ничего нельзя разделять.
Я это особенно подчеркиваю. Бессмысленно морить себя голодом, в надежде на достижение какого-то особо возвышенного состояния — так можно только принести себе вред. Здесь главное — именно чистая, искренняя молитва, а пост только ее поддерживает. Я, правда, не умел тогда толком еще сам ни поститься, ни молиться — но я воспринял атмосферу этого места, которая была там уже задолго до меня создана.
Я пару слов еще хочу сказать о богослужении. В конце концов, именно это мы связываем обычно с понятием "церковь", именно это в ней в первую очередь видим. Когда хотят описать храм, то в первую очередь говорят о богослужении.  Так вот, в той церкви, как я понял потом, оно тоже было совершенно особенное. Как я уже сказал, оно шло там помногу часов в день,  а иногда и всю ночь. Когда ни пройдешь мимо ее настежь открытых дверей - всегда изнутри доносилось чистое, светлое пение. От этого пения будто хотелось оторваться от земли, взлететь - и так и парить над землей, над окрестными полями и лесами. Чудесные эти звуки  всюду преследовали меня, звучали в ушах, куда бы я ни пошел — хотя бы за много километров от храма, как будто все собой заполняли — и мысли, и чувства, и все пространство вокруг. Все окружающие окрестности были буквально пропитаны ими. Это был удивительный, нигде больше не виденный мною случай, когда молитва, богослужение выходили за стены храма, все освящали вокруг и преображали, весь мир наполняли собой...
Особенно удивительно то, что нас там вовсе не заставляли ходить на службы. Они, без сомнения, составляли там важнейшую, необходимейшую часть жизни, и служащим были обязательны - но нас, приезжих это не касалось. Но это вовсе было и не обязательно! Благодаря тому действию, которое я описал, приезжий попадал в «атмосферу» богослужения, даже и не ходя в храм. Быть может, это и случилось с нами в первые же минуты приезда. Потом же мне достаточно было зайти на пять минут в храм, или только посидеть у его крыльца, послушать пение — и я сразу переносился в это новое, небесное состояние, которое потом не покидало меня весь день, оставалось со мной, всюду.
Вот такова вкратце была обстановка в этой церкви. Скажу снова, что я после ничего подобного нигде не встречал. Такие места, вероятно, есть, их-то как раз и называют «святыми» — но все же их, видимо, довольно мало. В такие места многие ездят специально для исцеления. Там все, видимо, на это нацелено. Иначе никак не покажешь греховному современному человеку, особенно нервному горожанину, что есть в мире еще что-то большее, помимо того, к чему он привык и что знает, нечто высокое и таинственное, никак не вытекающее из его прежнего опыта — и в то же время способное перевернуть его, открыть в нем новые чувства, поистине дать ему новую жизнь. Иначе, чем постоянной молитвой, чем полным самоотвержением, преданием себя в Божью волю нельзя показать человеку то тайное и великое, что выше всего, что может он знать, что может найти и представить — а именно, подлинное, древнее и высокое Православие.
Мне остается только дать общую, "сводную" картину всего, что там с нами произошло. Я говорю именно о душе, о тех изменениях, которые происходят в ней. Буквально помимо нашей воли (за исключением того, что мы проявили интерес к этому месту, сами сюда приехали) нам было сообщено нечто, что изменило наши чувства, ощущения, все наши взгляды на мир. Особенно удивительно, что это было сообщено как бы «заочно», без всякой подробной беседы, без всякого наставления со стороны того, кто здесь все это создал, т.е. со стороны здешнего священника. То, что нам было сообщено, видимо, не нуждалось в словах, «передавалось» подсознательно, через все ту же здешнюю атмосферу. Потом это в жизни имело результаты. Для тех, кто сюда приехал в первый раз, это стало началом глубокого интереса к вере, и даже самой горячей и искренней веры. Со мной произошел целый переворот, благодаря которому я начал поистине новую жизнь. Одним из результатов этого переворота явилось и то, что я сейчас все это пишу.
Вы спросите — каким же образом все это могло быть? Каким образом могла создаться здесь эта атмосфера, столь удивительная, столь радикально воздействующая на человека? Конечно, я до конца этого не знаю. Но я могу указать на первую, видимую причину этого. Мир так устроен, что все в нем делается людьми. И это место, его удивительная атмосфера была тоже создана человеком. Я говорю о священнике этого храма. Благодаря ему все это и возникло.
Пора мне теперь в своем рассказе коснуться этого человека. Встреча с ним была самой удивительной встречей во всей моей жизни. В самом деле, часто ли нам приходится встретить настоящего святого? К рассказу о нем  и перейду.


СТАРЕЦ

Первый раз я увидел его в первый же день. Мы только что приехали и сидели во дворе на лавочке, ожидая, когда нас отведут в дом. Вдруг из церкви, которая была неподалеку,  вышел высокий стройный человек в ослепительно-белой одежде и быстро направился к нам. Он шел необычайно  легко и скоро. Пожалуй, возраста его определить было нельзя. Он явно не был молодым человеком — но также не казался и старым. Единственным сразу бросающимся в глаза его качеством была удивительная бодрость и легкость. Походка его была столь легка и стремительна, что он, казалось,  не шел, а летел над землей.
Подойдя, он бодро  и ясно взглянул на нас, спросил наши имена, кивнул, улыбнулся — и тут же пошел куда-то дальше, по своим делам. Всего только несколько секунд он был с нами — но эти несколько секунд меня поразили. Я как-то особенно запомнил его взгляд. Он был совершенно чистый, какой-то ясный, прозрачный и в то же время твердый — я никогда раньше у людей такого взгляда не встречал. В нем были и наивность, и понимание, он будто пронизывал тебя насквозь. Я не могу на самом деле описать этого взгляда. Любые слова здесь кажутся недостаточными. Но этот взгляд в одну секунду меня поразил, буквально на всю жизнь запомнился — я и теперь его вспоминаю.
Вот, собственно, и все. На этом закончилось наше общение с батюшкой. Как я уже сказал, он вовсе не беседовал с нами, казалось, не проявлял к нам в эти дни особого интереса. Но этих нескольких мгновений оказалось достаточно, чтобы мне вдруг стало несомненно ясно: все, поиски закончились. Вот Человек, одна встреча с которым, один взгляд на которого полностью меняют жизнь, делят ее на две части —ту, которая была  до  встречи с ним - и  которая началась после.
Я расскажу теперь то, что про этого человека стало известно. Когда мы увидели его, ему было уже за 70. Его жизнь начиналась в начале и середине века. Тогда это был человек огромной энергии и физической силы, так сказать, "русский богатырь", и занимался множеством самых разных дел. Он, говорят, ездил в экспедиции, и просто путешествовал, и был спортсменом или артистом, и даже наукой занимался. В войну он, говорят, командовал полком. Короче, это был человек огромных способностей и энергии, какие редко встретишь. Серьезный жизненный перелом с ним произошел в войну или после войны. Быть может, что вид смерти, страданий особенно приводят людей к Богу. Во всяком случае, вскоре после войны, уже взрослым человеком он поступил в семинарию. В советское время это для многих казался странным. Для этого надо было оставить свой прежний круг, прежние занятия (а я сказал, что он был человек довольно известный) и погрузиться в совсем новую жизнь. Во всяком случае, путь этот уж точно не сулил никаких выгод и почета. Но, видимо, он пережил какой-то внутренний переворот, который заставил его оставить все и ступить на совершенно новую дорогу.
Став священником, он получил приход — как раз этот далекий и пустынный, в котором мы были. Когда он приехал сюда, он все нашел в совершенно разбитом и разрушенном состоянии. Стоял один храм, порядком разрушенный — и рядом абсолютно ничего. Насколько я слышал, он «поднял» его почти без помощников. Никто сюда к нему не ехал, да вряд ли и мог приехать. Все приходилось делать самому — строить дом, проводить дороги, энергию, чинить церковь. Сначала не было даже дверей, зимой по церкви гуляла вьюга — он так и служил в ней, в мороз, пока еще был в одиночестве. После к нему приехали некоторые люди. Их общими стараниями была отделана церковь, устроен приходской дом, заведено кое-какое прицерковное хозяйство.
Пустынное место, где раньше гуляла вьюга, стало целительным и чудотворным, в которое стекаются паломники из близлежащих районов — и даже со всей страны. Все это благодаря его усилиям — конечно, и не столько физическим,  сколько духовным, благодаря его глубокой, постоянной молитве. На нем здесь все держится, все чудеса совершаются благодаря его вере, любви, аскетизму. Согласно местным рассказам, здесь было много исцеленных. Была, говорят, девочка, у которой был порок сердца — и он ее вылечил, с молитвой искупав в холодной воде. Был молодой человек, которого, как я уже сказал, он исцелил постом. Еще было много таких случаев Да что — я сам ведь один из них, я сам ведь здесь тоже исцелился!..
Как я уже сказал, он проводил все время в молитве, по многу часов, буквально круглые сутки. В конечном счете, этим и объясняется вся благотворная атмосфера этого места, все здесь происходящие чудеса.
Как я сказал, мы в ту поездку его почти не видели. И все же один раз я сходил к нему на ночную службу. Мерцали в темноте редкие огоньки свечей и лампад, в огромном храме раздавалось тихое чтение. Долго, наверно, несколько часов шла служба. За это время мы, присутствующие, наверно все забыли — осталась только темнота храма, потрескивание свечей, звучание молитвы, строгие лики икон. Потом началась проповедь. Из алтаря вышел  этот удивительный человек — и начал говорить. Священная проповедь незаметно перешла в беседу с здесь стоящими — и с здесь живущими, и с приезжими. Конца не было признаниям в бесконечной, не знающей пределов любви к Богу, к миру, ко всем людям, к каждому, здесь присутствующему. Такие беседы, бывало, тянулись помногу часов, чуть ли не до утра. Ни время, ни человеческая слабость — ничто здесь не имело значения, ничто не было властно!
На следующий день после этой службы я вышел в поле. Вокруг все было как-то особенно чисто и ясно. Небо какое-то особенно ясное и бездонное - и, кажется, до него вот-вот достанешь рукой. Воздух был чист, прозрачен и будто звенел. Любая травинка, любой цветок или деревце виделись как-то особенно ясно, четко — так, как я никогда прежде не видел. Они мне были какие-то особенно милые, родные - цветы мне, кажется, так и кивали.  Весь мир, весь прекрасный пейзаж вокруг предстал передо мной будто омытый росой, будто только родившийся.
Особенно поражали небеса. Они были какие-то бездонные, огромные, и в них — в них определенно Кто-то был! Я ясно чувствовал то, чего никогда не ощущал прежде — присутствие какого-то Существа, какой-то Силы, которая сотворила весь этот мир и которая его содержит. И Сила эта, это Существо были, без сомнения, добрые, они взирали на мир с бесконечной милостью и любовью. Непостижимое это Существо царило над всем, обнимало собой все — и Небеса, и весь мир. Оно было любящим, добрым Хозяином — и, может быть, даже больше — Отцом. И в этом присутствии, ощущая Его над собой, я сам становился таким же — любящим, добрым,  своею душой обнимающим весь мир, готовым творить Его волю.
Над головой моей в небе пел какой-то дивный хор. Дороги, шедшие через поле — обычные деревенские проселочные дороги — казались мне все ведущими на Небо. Я словно не шел по земле, а летел. Я снова чувствовал себя ребенком, быть может, лет трех или пяти, со всей детской ясностью и незамутненностью взгляда... Да что!.. Все это невозможно описать. Быть может, все эти слова недостаточные и даже вводящие в заблуждение. Такое нужно пережить — и после этого выйти на новую дорогу, обрести новый смысл жизни.
Таков был дух этого старца. Я после очень редко видел его. Он вел жизнь слишком активную, чтобы за ним можно было угнаться. Почти в 80 лет,  когда, казалось бы, все уже сделано, подходит к концу, он начал вдруг новый этап своей жизни.  Оставил свой дальний приход, где достиг таких удивительных результатов, и стал разъезжать по стране, во многие крупные города и в столицу. Везде его ждут, везде он служит — священник он в самом деле очень известный. Везде по стране его ученики, его духовные дети, которых он воспитал за свою долгую жизнь. Везде он самоотверженно отдает себя людям, везде звучит горячая проповедь о Христе. Но это еще не все. Прошло время — и он снова поразил нас. Оставил страну и стал ездить по миру — в Святые Места, во многие другие страны, участвовать в каких-то конференциях, конгрессах... Выходит, и в мире многие его знают. Вот так подходит к концу жизнь этого удивительного человека.
На этом кончаются мои сведения о нем. Почерпнуты они из разных источников. Такой необычный человек, конечно, оставил в этой жизни серьезный след.
Но меня, по понятным причинам, больше всего волнует, какой след он оставил именно в моей жизни. Мы многое воспринимаем именно через то, какое это имеет отношение к нам. Каковы же были для меня результаты этой поездки? Они, без сомнения, были огромные. Во мне родился интерес к новой области жизни. Отсюда началось мое постепенное движение в сторону Церкви.  Произошли изменения и в личном характере. Возросли, без всякого сомнения, ясность, цельность, сознание своего места в мире и среди людей. Могу даже сказать, что в этой области произошел полный переворот. Серьезно улучшилось здоровье. Я вскоре избавился от многих болезней, которые мучили меня долгие годы. Явно выросли творческие способности. По возвращении я смог, наконец, начать и закончить дела, которые прежде, до этой поездки в течение многих лет составляли для меня непреодолимое препятствие. Улучшились отношения с окружающими - я стал более спокоен,  терпим и в то же время тверд.
Теперь, подводя итог, скажу: в той церкви со мной удивительным образом было совершено нечто таинственное и непостижимое; нечто, имеющее отношение не к повседневному, материальному миру, а касающееся самых глубин человеческого естества, вопросов цели и смысла человеческой жизни. И это не было каким-то фокусом, гипнозом, "чудом ради чуда", а было самой твердой и несомненной реальностью — доказательством тому служат приведенные результаты. Вообще, главное, что я хочу сказать - что  это  есть, что  это реальность. А потому обращаюсь к каждому, кто меня сейчас  читает. Не думайте, что вашими привычными знаниями и опытом ограничивается вся реальность. Есть вещи великие, непостижимые, далеко выходящие из нашего обычного круга. И эти вещи открыться могут именно в Церкви. А потому прошу вас — не проходите мимо попавшегося Вам на дороге Православного храма; не избегайте встречи и разговора со  священником; не пренебрегайте чтением тоненькой черной книжечки Евангелия и не уклоняйтесь от представившейся вдруг Вам возможности посещения святых мест. Именно это может сулить вам нечто новое, огромное, во всей Вашей прежней жизни невиданное и неслыханное; именно это, пусть,  может быть, и не сразу, произведет в Вашей жизни величайший переворот, откроет Вам новую дорогу. Да, Церковь —  есть, Церковь - это  реальность, самая явная и несомненная,  великая и непостижимая. Вот это главное, что я хотел вам по поводу этой поездки сказать.


СНОВА В ПРИХОДЕ

Я из далекой поездки вновь возвращаюсь в Москву. Я начал о бедном храме на Московской окраине. Как хорошо здесь летом!.. Приятно сидеть спокойным летним вечером неподалеку во дворе на лавочке! Уже темнеет, звезды зажигаются. Четко виден на фоне темнеющего неба простой  самодельный крест нашей церкви. Тишина, благодать!.. Дух Божий будто сходит на храм и на сидящих рядом. Слышны тихие неторопливые разговоры. Послушаем их. Как я уже сказал, они не блещут разнообразием. Слышны разговоры о  досках и кирпичах, о том, как отремонтировать храм. Едва ли услышишь здесь об истинно церковных вопросах, о сути и смысле веры, о целях духовной жизни. Серьезный интерес к просвещению, к познанию глубоких истин как будто совсем чужд здешним прихожанам.
Ну может ли с этим мириться ищущая душа? Может ли ограничиться этими интересами человек, который пришел сюда за Истиной, за спасением, который решил все это познать? Неужто же вечно ему сидеть на этой лавочке, заботиться о свечках и кирпичах?..
Увы, похоже, что так. Похоже, Москва не представляет  пока иных возможностей. Куда ни придешь — всюду примерно то же, везде заедает рутина, «текучка» церковной жизни. А если не так, если есть что-то свежее и интересное — то путь туда простому верующему обычно закрыт. К примеру, вот, кажется, неплохой храм. Открыли недавно, приехал новый священник. Прекрасные службы, роскошный хор. Есть даже   воскресная школа. Казалось бы, вот то, что надо, чего искала душа!
Но не тут-то было. Хоть школа и правда есть - но только для маленьких детей!.. Они занимаются с батюшкой, стучат в трапезной ложками. Хоть хор и правда поет - но ничему там научиться нельзя. Там люди свои, отборные, бог знает какими путями туда попавшие, и посторонних не слишком-то принимают. А главное — все у них как-то особенно, не как у всех, здесь собрался какой-то особый, «элитный» круг людей, которые ведут особую, совсем непохожую на обычную городскую жизнь.
Другой храм. Здесь вроде бы все есть — чудесные люди, прекрасная библиотека. Но снова вдруг видно, что здесь особый, элитный круг — людей, которые работают при храме, ведут особую, необычную жизнь — и просто эту возможность для себя сохраняют. Здесь нечего делать обычному, пришедшему «со стороны» москвичу. Он в эту «особую» жизнь просто не впишется. И как-то вдруг становится ясно, что мы, в общем-то, в таких местах не нужны, что мы "посторонние", которых здесь не ждут и на которых даже смотрят с опаской.
Возьмите хотя бы эти детские школы. Они последнее время во многих местах появились. Действительно, дети в них узнают понемногу основы духовности, веры. Да, но постойте - а как же быть тем, кому сейчас за 20, 30, за 40? Неужто мы — «потерянное поколение»? Неужто "возрождение Церкви" хотят теперь провести без нас, «через нашу голову»? Но как же Христос, который говорил: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные»?.. И в самом ли деле в таком случае эти люди служат Христу?..
Теперь, правда, появились учебные заведения и для взрослых. Есть где-то в Москве даже целый богословский институт. Но разве так просто туда попадешь?.. Легко ли собрать все справки, рекомендации, потом сдать экзамены, и потом еще каждый день учиться? А если семья, а если работа? А если уже возраст, или здоровье не то? Так где же познать ясно то, что нужно душе верующего человека?!..
И снова становится вдруг ясно то, что и здесь нас на самом деле не ждут. Не ждут обычных людей, взрослых, работающих, которые хотят и глубокие основы веры познать, и в то же время не только учиться, но и исполнять свои обычные жизненные обязанности. И вот еще что становится ясно. Похоже, что возрождением Церкви у нас сейчас занимается круг людей, некий особый клан, весьма далекий от понимания современных нужд Церкви, ее действительных потребностей. Они одержимы идеей восстановления когда-то в будущем «святой руси», которой они никогда не видели и о которой имеют весьма смутное представление — и ради этого готовы пожертвовать теми тысячами и миллионами современных людей, которые сейчас тянутся к вере, которые сейчас ждут серьезного, глубокого наставления. Они готовы учить детей, которые когда-то, лет через 30 составят эту гипотетическую «новую святую русь», а в отношении своих современников всегда забывать слова Христа «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные». И даже когда разворачивается широкое образование для простых мирян, то служит оно тому, чтобы привлечь лишь избранных, отгородить их от остальной жизни, с их помощью укрепить все тот же клан людей, которые живут лишь прошлым и беспочвенными мечтами о будущем, и органически не видят настоящего, его действительных проблем и потребностей. А если так, то мы и правда — потерянное поколение,  и большинству из нас всю жизнь суждено довольствуясь лишь домыслами и догадками об Истине, о вечной жизни, спасении.
И тут мы вдруг узнаем, что есть в Москве такая школа, куда принимается каждый желающий; уроки где проходят нечасто — не чаще раза в неделю; куда не надо сдавать экзаменов, и может прийти и молодой, и старый; где можно узнать и основы веры, и богослужения — и обрести круг близких верующих людей.  Вот где закончатся наши поиски,  где успокоится наша душа!.. Вот где найдем мы наших учителей, повернутых лицом к нашему времени и его потребностям!.. Здесь встретим мы, наконец, духовно близких людей, узнаем радость общения — и вера наша здесь встанет, наконец, на твердую основу!..
Вот уж и Патриарх благословил эти занятия, и новый набор в школу объявлен. Какие тут еще могут быть сомнения? Конечно, туда, только туда! Скорее, скорее!..