Вспомнить все. Вспомнить всех

Я, Виноградова  Александра Петровна, (Хозяинова - девичья фамилия) родилась 4 мая 1935года. В деревне Ипат Щельябожского сельского совета Усть-Усинского района. Ипат стоял на берегу Курьи.
Курью и реку Печору разделял остров Шальди. Когда была большая вода, остров можно было обогнуть на лодке по воде и попасть на реку Печору и потом попасть на другой берег Печоры в деревню Кушшор. Ипат стоял ниже  Усть-Усы по реке Печоре 40 километров. А когда уже вода высыхала летом, то лодку уже вода не пропускала обогнуть остров, и тогда мы переезжали на лодке на берег Шальди и напрямую пересекали остров пешком до реки Печоры, оттуда на лодке добирались до Кушшора.
В Кушшоре останавливался пассажирский пароход. Пассажиров возил с города Печоры до Ньярьян-Мара за трое суток в одну сторону. Эта была наша большая дорога в большой мир. Встречая бесчисленные деревни вдоль реки, пароход останавливался у каждой пристани.
 На пароходе было ездить весело. Там были большие самовары и всегда горячие. Кто чем занимался. Чай пили бесконечно. С раннего утра и до позднего вечера. Вечерами  были танцы. Людей было много  из разных национальностей. Пьянства тогда не было. Сталин ещё был жив. Народ был небалованный, остерегались лишнего слова сказать хоть кому. Большинство ездил местный народ, но вообше ездили всякие. У колхозников не было денег. Им давали  продукты за работу на трудодни. Но иногда молодые ухитрялись ездить в гости в близлежащие деревни к родственникам.
Я родилась утром в 5 часов. Роды принимала бабушка, мамина мать, в хлеву, где держали овечек. Мать с отцом жили в Усть – Усе. Там была районная больница. Но почему - то мать приехала рожать в деревню без медицинской помощи. Тогда большинство женщин рожали на дому. Роды были долгие  и тяжёлые. Первые роды, возраст 24,5 лет. Роды тянулись уже 3 дня, у мамы уже не было никаких сил. У бабушки был опыт принимать роды. И она была знакома с этими делами. Я сейчас пишу, как медик (головка вставилась в таз неправильно и поэтому никакие потуги не помогали). Бабушка решилась ещё один метод испытать. Она мать мою поставила вниз головой, и не знаю, живот потрогала что ли, и  обратно поставила на ноги. После этого ребёнок родился. Головка, видимо, отодвинулась назад, и после этого она правильно пошла. Ребёнок был очень маленький. Если бы не мудрость бабушки - царство ей небесное -  мы бы не выжили с мамой.
Бабушка с дедом жили в Ипате вдвоём. С Афанасьевым Яковом Гаврилвичем и сын Афанасьев Яков Яковлевич  1914 г. р.   Вели крестьянское хозяйство. Дед 1879 г.р. ,уроженец Удорского района с. Мучкас Коми Республики. Приехал на Печору в 1928году с семьёй. Бабушка  Афанасьева  Дарья Кондратьевна1876 года рожд. Сын Афанасьев  Николай Яковлевич  1902 г.р.имел много детей (6или7человек). Построил свой дом. Работал в колхозе, к сенокосу косилки и грабилки готовил, швейные машины ремонтировал, машины для пропуска молока в маслозаводе. Без всякой учёбы доходил своим умом. Был  неграмотный, в школу не ходил. Он сам научился читать и писать. Младший брат Яков Яковлевич учился в Новике, семилетку закончил. И работал в районе в НКВД. Мать1910г.р.была совсем неграмотной, училась в ликбезе. После этого научилась  расписываться. Мать-Афанасьева Екатерина Яковлевна. В семье было десять детей. Семеро умерли в маленьком возрасте. Остались трое: мама и два брата.
Отец и мать  жили в Усть - Усе. Он работал народным судьёй.     Он закончил  годичные курсы на судью при Пермском юридическом институте. Отец был грамотным человеком в своё время. Школа-десятилетка стояла рядом с родимым домом, которую он и закончил.  Он родился 31 декабря 1902 года. Жил в с. Мохча в Ижемском районе в Республике Коми с родителями. Подробностей точно не знаю, но когда Ижемский район разъеденили  с Усть - Усинским, то  он он был направлен в Усть - Усинский  район - в райком в качестве инструктора. После был направлен на курсы при Пермском институте.
Мать жила в деревне с родителями. Она одна девочка осталась из десяти детей и ещё два брата. Родители очень любили своих детей. Мать была очень красива. Её прозвище было «Печорская красвица» по всей Печоре (деревни по реке Печоре), славилась своей красотой. Шатенка, тонкие черты лица, глаза синие - синие. Я таких синих глаз больше не видела. Волосы были длинные. Девушкой, когда заплетала волосы в одну косу (косы были толстые и длинные) и садилась на стул, косы ещё дальше свешивались со стула. Я, конечно, со слов и не могу тонкости отметить. Последний раз я её косы отрезала за два года до её смерти по её просьбе. Правда, косы уже были не те, о чём разговор. У детей у всех просила отрезать её косы, но никто не осмелился. Одна я такая оказалась. Сёстры все заохали, что же она будет говорить, наверно ругать будет. Но я ни разу не слышала разговоров про отрезанные косы.
 Свататься  приходили двадцать четыре жениха, но она ни за кого не вышла замуж. У ней был парень с соседнего дома, но бабушка за него не хотела отдавать дочку.Он уехал в оленеводство. Если в оленеводство, то они уезжают в начале апреля, а приезжают к концу декабря. До этого никаких связей нет, ни транспортных, ни раций не было. За это время мать вышла замуж за отца. Не знаю, где они встретились, подробности не знаю. Отец влюбился в неё с первого взгляда. Он тоже был красив, очень аккуратен во всём, волосы чёрные, высокий, на лицо красавец. И очень спокойный характер, вино не пил. В то время работал судьёй в Усть - Усинском районе. Был 1934год, тяжёлое время для народа. При Сталине законы были такие, что за малые провинности людей сажали в тюрьму. Отец по ночам не спал, всё переживал за людей (по рассказам  матери я знаю).
 Мы жили в Усть-Усе до весны 1941года. Отец закончил заочно Педучилище и был направлен в Денисовскую школу учителем. Мать поехала в Ипат к родителям с четырмя  детьми - четыре девочки. Самой маленькой один месяц. Про войну открыто не говорили, может, при детях. Но война не началась ещё. Мне было 6лет,но чувствовала что - то тревожное в разговорах взрослых людей.
Мы приехали в Кушшор на пароходе. Очень хорошо помню, что не было ещё зелёной травы и деревья были совсем голые. Это, видимо, было перед началом войны. С Кушшора на лодке нас перевезли в Ипат. Мать не поехала с отцом, видимо, уже известно было международное положение, и она осталась в деревне у родителей. После нашего приезда заболел дедушка, ему было шестьдесят лет. Он охотничал и рыбачил и мало бывал дома. Болезнь схватила его в лесу, кое-как  добрался до дому. Потом вызвали фельдшера с соседнего села, она поставила диагноз - аппендицит. Сразу же на лодке на вёслах отправили в Усть-Усу и там же сделали операцию. Но через два дня он помер. Я теперь понимаю, как медик, что время было упущено, и он уже был обречён. Он умер 17 июля 1941 года.
И остались мы, шесть женщин, войну переживать. В магазине ничего не дают без карточки. Мама стала работать в колхозе. В колхозе на заработанные трудодни давали продукты, что было в колхозе (мясо, молочные продукты и масло). Лишку - то тоже не было давать. Колхоз стал сеять рожь на хлеб людям. Остались мы шесть женщин.  Бабушка, шестьдесят лет, мама, тридцать лет, и дети – я, Саня,  шесть лет, Тамара - четыре года, Роза - два года, Лиза - два месяца.
 Время прошло, далеко всё ушло. Жизнь тяжёлая, война. Пишу эти строки спустя шестьдесят с лишним лет. Я только помню со своих детских понятий. Первые полгода учил отец в Денисовской начальной школе. Часто ездил в Усть-Усу (район) на различные командировки по своей работе и по партийной части. Была зима и дорога лошадиная была через Ипат, тогда вот мы с отцом и встречались. Мать один раз сказала: «Напиши отцу письмо». Я и говорю: «А ты напиши буквы, как ты умеешь. Ты же училась в ликбезе» (я ещё буквы не знала). И вот мать мне показала буквы, какие она сама знала, и мы на двоих написали буквы (письмо), послали через почту. И вот один раз едет отец в командировку в Усть-Усу, а мать взяла и начала одежду чистить и стирать, он все -  таки там один жил. И вытаскивает мое письмо и говорит: «Отец получил твое письмо, носит в кармане и никогда с ним не расстается». Мне так любо стало.
В декабре 1941 года пришла повестка отцу, его брали на войну. Приехал отец с вещами домой. Вечером чай пили и, видимо, он немного выпил в этот вечер - отец был не такой как всегда, он плакал, обнимал нас всех, гладил и целовал. Мы все как раз болели гриппом. В деревне даже на ферме было некому работать, но как - то пережили эти дни. Впереди много еще надо было людям пережить. Утром запрягли лошадь для отправки отца, вышли провожать, кто мог. Отец попрощался с нами со всеми, тут вся деревня была, и пошел в другую сторону от лошадей. Идет и идет. Потом его окликнули, он вернулся и сел на сани (помутилось в голове от горя).
Какого столько малышей оставлять в холод и голод, единственная опора – мать и бабушка. Таким бабушкам надо памятник ставить. Без нее бы не выжили. Мать с утра до вечера на работе. А бабушка с нами крутиться дома с утра до вечера и даже ночью. Царство Вам небесное, мои милые бабушка и мать. Отец на лошади поехал до  Усть-Усы, дальше специальным транспортом уже на фронт провожали. Мать начала работать в колхозе в полеводстве (там летом на сенокосе, весной посадка картофеля и огороды для колхоза, капуста, огурцы). Зимой корм (сухое сено,силос) возят скоту: коровам, лошадям, овечкам.
В 1942 году поступила в первый класс. С 7лет в школу. Тогда в школу принимали с 8 лет, но меня Лидия Михайловна приняла с 7лет, как свою. Школа  состояла из одной комнаты. Вход был один. Обычный крестьянский частный дом. Хозяева ещё до войны переехали в Новик, а дом передали колхозу. В школе в правом углу печка, в левом углу два книжных шкафа ,6-7ученических парт, а впереди учительский стол со стулом. Все четыре класса занимались одновременно. Учеников всего было человек 10-12. К школе я не сразу привыкла, а постепенно. Учили чистописание и арифметику. Так началась моя учёба. Каждый день к 9 часам на уроки. А бабушка смотрела в окно, как я иду в школу. Мама сшила сумку под книги из сатина с лямкой через плечо.
 Все четыре года нас учила Лидия Михайловна Шергина, молодая,  24 года. Муж её Шергин Алексей Николаевич тоже на фронте (тоже учитель). Двух дочек растила. Потом выросли, закончили обе пединститут и работали в школе преподавателями в г.Печора. Жила у родителей. Мать её была двоюродной сестрой бабушки нашей. Вместе и приехали из Удорского района и построились, рядом и дома были. Родители были старенькие. Держали корову, овечек. В хозяйстве большинство работала она. Дед правда помогал, сколько мог. Он сам доил корову, убирал после скотины и кормил и поил. Бабушка у них была очень больна. У неё после ревматизма пальцы совсем не двигались. У них четвёртый класс заканчивал  внук Геня. Внук тоже помогал деду по хозяйству. После он уехал в г.Печора к матери. Там жила вторая дочь стариков. Сын их  Селиванов Иван Михайлович  тоже воевал. Месяца два нас учил другой учитель (Лидия Михайловна была в декретном отпуске). Новый учитель  Филиппов Тихон Савельич был очень строгим: чуть что, по голове линейкой получишь. Я, правда, не получала .Дрова для школы рубили сами ученики, кто постарше 3-4 классы. И 2 взрослых человека – это учительница и уборщица. За дрова никто никому не платил. Дрова рубили после окончания учебного года. Тогда же научила Лидия Михайловна пить и добывать березовый сок. Мы все были очень довольны.
 Людей на работе нигде не хватало, даже подростков было 3-4  вместе с девушками. Были женщины везде и дети. В колхозе, картошку когда сажали под плуг, на лошади проведут по всему огороду плугом несколько раз. А мы, дети, (мне было 7 лет) почему - то ночью работали ( а у нас ночи весенние светлые, как днём). В ведро половину клали картошку и с этим ведром ходили и  клали картошку по  одной штуке через каждые 40 см в углубление. Мать наша стала работать телятницей, 40 телят дали вырастить. Телята разного возрастата. Конечно все до одного года, но их от матери отнимают через несколько дней. Их  надо кормить и ухаживать, как за маленькими детьми. Много жидкости нельзя  давать, чтобы трава зелёная не попала ,а то понос  будет, как у маленьких детей, и могут помереть.
Я помню, как мы боролись с этим. Чай настоящий заваривали, хотя чаю себе не было пить, а их надо было лечить. Телят, которые были старше, мы с самого утра водили на луг кормить зелёной травой. Водили вдвоём с сестрой Тамарой, она на 1,5 года моложе меня. Босые, когда утренняя роса была большая, то до пояса всегда были мокрые. Мы всё лето бегали босые и до того ноги привыкали, что  мы бегали как в обуви и ничего не чувствовали. С маленькой  Лизой все нянчились, кому перепадало свободное время. И бабушка нянчилась, и мы с Тамарой нянчили по очереди. Бабушка вела хозяйство: корова, телёнок, овечки, огород. Мать только на ночь приходила домой с работы. Маме на работе ещё помогали с сестрой. Корм телятам (трава зелёная) приходилось таскать телятнице на себе.
Вместе с мамой мы везде участвовали на работе с телятами. Бегали купаться, когда жарко было. На окраине деревни были большие лужи, нам до пояса. Они не исчезали всё лето. В курье нельзя было купаться, там было очень глубоко, несколько метров. Глубина начиналась с самого берега. У нас одна сестра Роза (третья осталась, 2 года после отца) утонула в курье в возрасте 4 лет. Подошла к воде руки мыть, поскользнулась и упала. Две девочки были, другую спасли.  Они схватились за край лодки, а поблизости никого не было. Кричали, кто-то услыхал, прибежала женщина и успела схватить одну, а нашей уже не было, руки не выдержали. Мы в это время с мамой пошли телятам за травой. А бабушка была с маленькими-с Лизой и Тамарой. Они и не заметили, когда Роза ушла.
Хлеба не давали нисколько. Очень тяжело было в 1942-43 годах. У бабушки на фронте были два сына и внук. Ей начали давить хлебную  карточку хлеба в количестве 300 граммов. А после нам тоже начали хлебную карточку давать. Подсолнечное  масло продавали, соль йодированную. Масло привозили в железных бочках и масло всегда пахло керосином. В деревне был колхоз « 1 мая». Держали дойных коров, выращивали телят, овечек. Еще у колхоза был оленеводческое стадо. Так можно было жить, только хлеба сначала не было. А потом хлебные  карточки стали давать тем, у кого родные были на фронте. Колхоз стал сеять ячмень. Мыла не было. Бабушка из золы с водой делала раствор (по коми называется кун ), а по – русски,  не знаю. И этим раствором мылись в бане, стирали бельё, использовали, как мыло.
На сенокос ходили почти все, кроме престарелых людей и то были с ними дети маленькие. Работать было некому. А работу район давал много. Коров было много. Хронических больных не было, все, как могли, работали.
Во время войны было восстание заключённых. Лагерь их был от нас в километрах 50.В посёлке Ошкурья, недалеко от райцентра Усть-Уса, сидело большинство по 58 статье, политические и невинные люди по оговору. Когда подняли восстание, пришли в Усть-Усу, убили28 человек местных. Большая перестрелка была. Есть там сейчас братская могила. Восставшие старались убивать руководство районное и коммунистов. Тогда большинство местных жителей носили малицы и вот говорили, что убивали  тех, кто в пальто были. В школе как раз уроки шли и вот помню, пришли в класс, и учительница сумела как - то их уговорить и они никого не тронули. Восставшие старались идти в г.Печору к железной дороге. Но восстание было подавлено, большинство было убито. Было, конечно, очень страшно нам. Висел большой портрет Сталина у нас в комнате, а мама была коммунисткой, хотя расписываться еле-еле могла. Портрет Сталина мама убрала. Но до нашей деревни они не дошли, дорога у них была совсем в другую сторону. Партийными наши люди как стали. Наша мама еле умела расписываться да взносы партийные платила. Во время войны приезжает с района партийный руководитель и всех подряд в партию принимают. В соседней деревне д. Праскань (тоже такая маленькая деревня как наша) приехал представитель района всех в партию принимать. А один старик лет 60 ушёл до приезда начальников рыбачить, он не знал, что в партию будут принимать вечером. Вот всех приняли в партию, а он остался один беспартийным. Всю жизнь до смерти был один беспартийным.         
 Война кончилась. У нас в деревне был один телефон, и по телефону передали эту радостную новость. Все в деревне собрались в школе. Все взрослые плакали, кто от радости, а кто от горя, кому было некого ждать с войны. Мы в семье плакали все от горя: отец погиб, у бабушки один сын и внук тоже погибли. Один дядя Коля вернулся. Отец наш был пулеметчиком и был ранен в голову, лежал в госпитале в польском городе, умер 11 марта 1945 года в госпитале,  так было записано в похоронке.
Мать сидела окаменевшая, не ела, не пила, не хотела жить. Мы все плакали и еще напугались, что мать помрет. Бабушка уговаривала: « Возьми себя в руки, кому ты хочешь оставить этих сиротинок?» (Мне в мае исполнилось 10 лет, Тамаре 8 лет в феврале было, Лизе в мае должно исполниться 4 года).А Розы не было, она погибла, утонула.
Но постепенно все уладилось. Надо было работать, а иначе нечего есть и детей нечем кормить. Началась послевоенная жизнь. Вернулись с войны Хозяинов Михаил Эманулиович, Афанасьев Николай Яковлевич (дядя Коля, брат матери), Селиванов Иван Михайлович (бывший парень матери), Семяшкин Прокопий Федотович, Семяшкин Гаврил Федотович, Терентьев Филипп Харлампиевич (учитель). Наши не вернулись: дядя Яков, брат матери и внук у бабушки, сын дяди Коли, Михаил.
Председателем колхоза была Терентьева Ульяна Васильевна.Она всю войну председателем колхоза была и очень хорошо справлялась со своей работой. Наш колхоз имени «1 МАЯ» всегда был в числе лучших и передовых. Потом председателем колхоза стал Хозяинов Михаил Эмануилович вплоть до организации совхозов. Михаил Эмануилович был тоже хорошим руководителем, тогда еще техники не было, и где тяжелая работа, сам первый идет (например: силосную яму открывать тяжело, он сам первый идет). Был справедливым. Сейчас нет таких руководителей. После войны наша мама работала на маслозаводе (колхозный) около 4 лет. Мать руководила, а мы работали, считали, и даже научились на счетах считать. Молока было много и по три-четыре часа пропускали на машине вручную. Надо было ручку крутить утром и вечером. Крутили бойку, чтобы масло делать. Иногда по три бойки крутили на день. Из сливочного масла делали топленое. И сами же сдавали в Новикбож. Это колхоз государству сдавал масло топленое. Масло тоже, своими силами, на веслах на лодке 40 километров против течения в Новикбож везли. Я не знаю, что получал колхоз за это, или обратно, было обязательство перед государством. Матери, наверное, начисляли трудодни, потому что маслозавод был колхозным, а я никогда не видела деньги, и про деньги разговоров не было никогда. Работали практически трое, мне 12 лет, Тамаре 10 лет и мама. Но мама, когда дни были хорошие, когда можно было сено сгр*****, она ходила в колхоз на сенокос. А мы оставались уже под руководством бабушки.
В школе 4 класса я закончила весной 1946 году, ездили в Щельябож экзамены сдавать (там 7-летняя школа). Закончила начальную школу отличницей. В Щельябоже училась 3 года 5,6,7 класс. В каждом классе сдавали экзамены по 5-6 предметов. В 5 и 6 классе жила на квартире. Еду мать посылала из дому. Расстояние от дому 16 километров. В магазине давали хлеб на карточки 300 грамм. Хлеб сырой, маленький кусочек, пока с магазина дойдешь до дому уже хлеба нет. Хотелось все время есть. Кормили еще в интернате, один раз день варили капусту с овсянкой. Меня почему - то рвало после такой трапезы. Воспитательница очень ругалась, почему не стала ходить на обед.  А сейчас выяснилось, что овсянка мне не подходит, как бы аллергия.
Когда я стала учиться в Щельябожской семилетней школе,  я жила у частников. Я жила у женщины, она тоже была из нашей деревни - Хозяинова Татьяна Эмануиловна, работала в сельпо председателем. Обращалась со мной как со своей дочкой, Царство ей  небесное. Она и я жили у местной хозяйки, в жизни редко встречаются такие люди, как родные. Я там жила год, потом у Татьяны Эмануиловны что - то случилось на работе, растрата что ли, приходили милиция вместе с председателем сельсовета. Тетя Таня очень расстраивалась и плакала. Потом ее сняли с работы. Она вышла замуж за Волотовского, и они уехали.
На будущий год я приехала и стала жить у другой женщины, у знакомой матери. Там проучилась в шестом классе. На следующий год уже приехали вдвоем сестрой Тамарой, она 5 класс, а я в седьмой - стали жить в интернате. Для девчонок открыли интернат (для мальчиков уже раньше интернат был открыт). Жили человек 15, 5-6-7 классы. Коек не было, сколотили из досок двухярусные полати. В этом году закончила 7 класс и осталась дома. Мать постоянно посылала учиться, а куда поедешь. Денег нет. Кроме Сыктывкара, поблизости техникумов не было.
1950 году одна девочка из Праскани училась в Ульяновском сельскохозяйственном техникуме. И вот я к ней поехала учиться на агронома. Ехать было долго, из дома на пароходе до Печоры, с Печоры на поезде до Айкино. 19 часов ехала, народу много было. В проходе поставила чемодан, одну ногу туда поставила, а другая на полу, даже стоять места не было. С Айкино на пароходе до Сыктывкара,с Сыктывкара до Ульяново. И вот приехала, экзамены идут. Мне ещё на пароходе сказали, что очень много поступающих, и ты близко не подойдёшь. Но я так долго ехала и денег почти не осталось обратно ехать. И некуда было отступать, и пошла на экзамены. Сдала все экзамены, прошла конкурс. Поступила, но меня не взяли на агронома, а взяли на зоотехника. Сказали, что из северных районов берём только на зоотехника. Мне не хотелось учиться на зоотехника и хотела забрать докуметы. К нам, приезжим, был приставлен воспитатель. Он и говорит, ты раз поступила, проучись год, поедешь домой и сразу поступай в 9 класс.
Год проучилась, приехала домой, и мать меня устроила в Усть -_Усу, в школу секретарём у директора. Я стала работать в школе, смотрю, а тут интернат большой, где учатся 8,9,10 классы. Живут, и питание бесплатное. Все из деревень припечорских Усть-Усинского района. Мы с мамой об этом конечно ничего не знали. Никто  ничего не говорил. Я подумала, может, мне  тоже учиться поступить? Директор уехал в командировку в Сыктывкар, я пошла к завучу и стала просить, чтобы меня взяли на учёбу в 9 класс с проживанием в интернате. А завуч ответил, что такие вопросы без директора не решает. Время уже было конец октября. Так я и проработала целый год в школе. А на следующий год устроили меня на учёбу в 9 класс  с проживанием в интернате.
Проучилась 9 и 10 классы. Закончила школу в 1954 году. Поехала в Сыктывкар в педучилище. Сдала документы, без экзаменов приняли. Пошла я  в пединститут, там наши ученики экзамены сдавали и меня силком зовут. Вот я пошла и взяла документы в пединститут на физмат. Сдала экзамены, но по конкурсу не  прошла. С документами обратно пошла в педучилище, там уже полно и не принимают. Говорят, что в медицинском училище идут экзамены, но конкурс 2 человека на 1место.Пошла с документами туда. Мне надо  было ещё один экзамен сдать в медучилище, остальные сдала в педиституте. И прошла по конкурсу и была принята на фельдшерское отделение и стала учиться. Проучилась 2 года и закончила в 1956 году, в июне месяце получила  диплом фельдшера. Работала с июля месяца1956 года по17 ноября   две тысячи восьмого года.               
 Сестра Тамара после меня в Щельябоже закончила 7 класс. И первый год после школы жила дома. В это время в 1948 году мама вышла замуж за того парня, который был у неё в девичестве.
А Селиванова Ивана Михайловича (тот парень, мамин  жених)  назначили директором оленьсовхоза в Лаю. Это км 50-60 от нашей деревни. Вот он поехал туда работать и поехал в тундру на несколько месяцев.
И вот наша мама задумала выйти за него замуж. С нами она ни с кем не советовалась и бабушку тоже не слушала.
Мать была властная и строгая. Она никогда не слышала от нас слова «нет», ее слова для нас были законом. Трудяга была (трудоголик). На первом месте был труд, а остальное потом (здоровье, отдых, пища).  Спала она по 4-5 часов в сутки, работать могла сильно и долго.
Когда она работала в полеводстве, то за целый зимний день делают два  рейса на лошадях за десять километров. Сено возили животным. А вечером после работы уже, при лампе, а когда и стекол для ламп не было, то шила при лампах без стекол. До двенадцати часов ночи шила платья и кофты деревенским бабам. Тогда же никакой одежды не было. Нам тоже никакого покоя не было. У мамы только был культ труда. Бабушка вела хозяйство: корова, овечки, пекла, кушать готовила, а мама на колхозной работе была. Нам доставалось уборка и мытье полов в доме, уборка снега во дворе. Доставка воды на санках, дрова готовили и носили домой. Никогда не отпускала гулять на улицу. Люди гуляют, а мы работаем. Помню, единственный раз мы приехали из школы на  воскресенье из Щельябожа, я уже училась тогда в седьмом классе, Тамара в пятом классе. И вот мы целый день качались на больших качелях с утра до вечера, а почему качались, потому что была Пасха – религиозный праздник. Больше я не помню, чтобы я так отдыхала при матери.
 В 1949 года я закончила седьмой класс. Один год жила дома, работала в колхозе, потому что работать было некому. Мама как вышла замуж, у нее в ноябре 1949 году родился ребенок, сестра Лия.  Мама работала телятницей и во время и после родов, меня заставили работать телятницей. Мне было четырнадцать лет и дали ухаживать четырнадцать телят. Мать конечно сначала учила словами, как поить их, сколько куда надо ложить, как сеном надо кормить, иначе они все пропадут. Чистить под ногами, чистить самих телят, вообще работы хватало, когда мама немного оклемалась и смогла уже ходить (роды были тяжелые), сама стала ходить к телятам. Я конечно с ней все время ходила и с телятами возилась.
Почему - то ребенок всегда просыпался в пять часов утра, но иногда даже часто не спал всю ночь. Мама меня будила в пять часов утра, в качалке было приспособление, чтобы можно было качать ногами, в руки мне давала крючок с нитками и заставляла вязать. Тогда можно было вязать крючками тонкие нитки. Вязали скатерти, покрывала на койки, и кружева были внизу около койки, кружева на наволочках, чтобы все было в кружевах. Когда ребенок ночью не спал, мы трое по очереди качали на руках. Бабушка мама и я.
Мамин муж редко был дома, он всегда был в командировках, работал монтером, проверяли телефонную линию по всему району. Летом жили в специально оборудованных лодках, зимой - даже не знаю, как. Денег домой не приносил, у них бригада пять мужиков (четыре фронтовика).
Дрова заготавливали весной. У нас весной все время большая вода была. И эта вода всегда приносила много бревен. И вот мы эти бревна пилили на чурки (на дрова). Мы с бабушкой пилили,  иногда  сестра Тамара помогала, как могла. Лиза уже нянчилась с Лией. Я научилась дрова колоть, и мне очень нравилось это дело. Бревна, побывавшие в воде, хорошо колются после распилки на поленья.
   Тамара уехала в Шельябож на почту работать. После окончания семи классов с четырнадцати лет проработала сорок лет на почте до пятидесяти четырех лет. Детьми мы ходили ночью рыбу удить на озеро, мы с сестрой Тамарой ну и другие такие же дети. А утром жарили наш улов на сковородке, и нам так любо было. А зимой, когда прилетали из тундры стаи куропаток, под руководством бабушки ловили их. Куропатка - очень вкусная птица. Почему - то последние десятилетия куропатки не стали прилетать.
Еще напишу про праздники, как мы праздновали 1 мая и 7 ноября. Собирали людей около школы, делали возвышение (трибуна) и туда выбирали людей, человек пять (президиум). Лучшего работника, лучшего ученика, бригадира, учительницу нашу и руководителя. В руках мы держали самодельные флажки, или учительница шила, и еще флаги делали из бумаги. И вот один раз так же собрались люди на праздник, там гуляли еще коровы. Выходит выступающий и начинает: «Митинг, посвященный…» и тут раздается оглушительный коровий бас «муу-муу», выступающий не растерялся и кричит: «Матрена, убери корову свою!»
 Праздновали Новый год, в школе собиралась вся деревня. Елку с леса привозили и ставили в середине школы. Игрушки были все бумажные. Подарков не было, просто пели и танцевали вокруг елки. В масках мы, дети, ходили по домам с 7 по 14 января. На праздниках военное время и после войны ставили пьесы. Руководила наша Лидия  Михайловна. Она даже организовала взрослых, и они играли в пьесе «Не хочу учиться, а хочу жениться» про Митрофанушку. Так эта пьеса всем понравилась, что долго еще женщины, смеясь, обсуждали по домам. В военное время ставили военные пьесы. Они были на тему дня. Откуда доставала Лидия Михайловна материал, я не знаю. Я помню, училась в первом классе (1942 год) и мальчик, тоже из первого класса, поставили мы с ним пьесу. Такая картина: я, медсестра, собираю с поля боя раненых и вот одного я тащу на спине. «Солдат» говорит такие милые, ласковые слова в адрес медсестры, что она спасает жизнь солдат, а самим неловко немножко, мы же еще очень маленькие были. Играли сказки «Медведь и Маша» и другие. Я была Машей. Вообще я играла главные роли. Царство небесное Вам, Лидия Михайловна,  первая учительница моя, сколько старалась нам дать духовного развития в то нелегкое время. С тех пор мне понравилось выступление на сцене.
В 1964 году в селе Щельябож меня выбрали председателем женсовета. Председателем работала десять лет. Каждый год на 8 марта мы ставили концерт силами членов женсовета. Потом я выступала в каждый праздник. Пела в хоре, участвовала в пьесах,  в ролях от молодых девушек до дряхлых стариков. Организовали коллектив художественной самодеятельности. Ездили на фестивали в Печору, Сыктывкар, Пермь и по деревням своего района. В 1984 году мы уже отмечали двадцатилетие нашего коллектива. Концерты очень нравились зрителям. Клуб был маленький (старая церковь). Вот когда идет наш концерт, зрители поднимались по стенке под потолок, на задние стены. Тогда я выписывала пластинки с любимыми песнями и с выступлениями (монологи и рассказы известных артистов). Я все время выступала с монологами  Мироновой.
Тогда не было телевизоров, но жить было весело, пьянства большого не было еще. (Любители выпить еще очень боялись попасть на обсуждение женсовета). Но пьющих тогда еще было мало. Жизнь веселую мы сами делали. С продуктами в магазине было очень туго. Никогда не было мяса. Если спросишь про мясо, то продавец ответит, что месячный лимит  уже съели. Тогда мы и не видели этого мяса.
 Летом собирали грибы и ягоды, ловили рыбу (муж ловил). Запасались на зиму, картофель в каждом хозяйстве сажали. Кто сколько хотел на мясо держал телят, свиней. Я кур держала и цыплят тоже сама выводила.
 В 1956 году мы переехали в Щельябож. В 1952 году случилось наводнение, в деревне затопило дома, у нас баню с места тронула вода, когда был ледоход. Весь берег был забит льдом, потом этот лед разбил берег, вода пошла в деревню. После такого наводнения в деревне невозможно стало жить. Задней стороны деревни было длинное озеро, и вода стала поступать оттуда.
 В 1955 году я приезжала на каникулы домой (училась в медицинском). Все лето ходила я на сенокос, чтобы у мамы больше было трудодней в колхозе. А колхоз у нас был маленький, но хороший, давали на трудодни продукты. Осенью из деревни все разъехались кто куда. Большинство переехали в деревню Кушшор, близко от нашей деревни, только на лодке надо переехать курью и реку Печору. А кто в Щельябож поехал. Люди очень переживали, но не было условий жить в деревне Ипат. Водой размыло основные жилые места, никакой защиты не было от воды. Люди плакали и со слезами собирались, где столько было пережито, «особенно» военное время. На всю жизнь останется у меня в памяти этот милый, родной уголок на земле, где прошло детство, юность и жизнь с семьей. Любимых бабушку, маму, сестер и дедушку еще помню (он умер, когда мне было шесть лет). Все прошло и больше в жизни никогда не повторится.
В 1956 году закончила медучилище. Получила диплом фельдшера. Приехала в Щельябож, так как моя семья переехала туда. Мать семьей жила на квартире. Жили бабушка, мама, сестра Лиза, сестра Лия и сестра Люся (двое детей от отчима). Лиза закончила десятый класс и осталась в колхозе отрабатывать год. Они в школе на собрании приняли обязательство остаться всем классом в колхозе. Хотя оказалось потом, кроме нее никто не остался там. Она отработала год и поехала учиться в техникум связи, закончила и стала работать в Сыктывкаре. Я немного отвлеклась, еще были две сестры Лия, семь лет, и Люся, 4 года, это от отчима.
Мать с отчимом привезли с Ипата (с нашей деревни) амбар наш и построили маленький домик. И там стали жить семьей. Я устроилась в июле месяце в участковую больницу медсестрой, но меня в августе месяце двадцать второго отправили в лесоучасток. Отправили заменить фельдшера, которая ушла в декретный отпуск.

Записки фельдшера.
Приехала на пароходе 22 августа 1956 года в лесоучасток (бакенская будка Туркиных).  Медпункт еще не был готов, пока жила у фельдшера дома. Муж ее оказался моим одноклассником. Оказалось, надо обслуживать два лесоучастка, расстояние между ними двенадцать километров. Ездила по необходимости, когда надо было оказывать медицинскую помощь. Иногда на санях с лошадью, но большинство верхом на лошади. Ездить верхом я научилась еще в деревне, а тут еще седло дали, ну и я покаталась вволю верхом на лошади. Еду, вернее лечу на лошади и думаю, если споткнется, я конечно полечу с неизвестными последствиями. Но слава богу этого не случилось - бог миловал.
 Участки были небольшие, человек триста, детей было мало. Люди были поселенцы после лагерей, у большинства были семьи. Люди жили тихо, работали, кроме работы только могли сходить в кино. Был магазин, начальная школа.
Фельдшерица уехала рожать, а я пока осталась на квартире. В квартире еще жили муж и брат фельдшера. От нечего делать, я мужчинам готовила есть. Варила грибной суп, благо грибов было очень много и им очень нравилось. Иногда ходила с людьми за ягодами, особенно черники было очень много.
В медпункте закончили ремонт, и я перешла жить в медпункт. Медпункт помещался в деревянном одноэтажном здании. Наружная дверь, от двери длинный коридор до противоположной стены.  Справа – большая комната – там была начальная школа, учили детей первых четвертых классов. Дальше медпункт состоял из двух комнат. Передняя комната была площадью больше, для жилья медработнику. А в прихожей стояла печка, кушетка и маленький стол для приема больных и для мединструментов. Больных приходилось принимать в этом маленьком уголке. Больных было мало, большинство еще были на сенокосе. Сено ставили для лошадей. Были и уголовники, но их было мало. Были и беременные. Вообще надо было все знать и разбираться в разных ситуациях.
Первые роды я приняла 17 октября 1956 года. Вызвали утром рано, было конечно страшно, потому что я ни разу самостоятельно не принимала роды. Роды есть роды, они не предсказуемы и не очень приятны в лесу, даже опытному работнику. Роды прошли нормально, все прошло по своим законам. Ребенок родился, пуповину обработала, послед вышел нормально, кровотечения никакого не было. И вот сижу около родильницы, ребенка запеленала, лежит спокойно. Родильница успокоилась. Я жду послеродовый период два часа.  И вот зашел мальчик, три с половиной года, подходит ко мне, дает мне деньги три рубля и говорит:
- Тетя, продайте нам  тоже ляльку, я очень хочу.
 Я посмотрела на деньги и говорю:
- Мальчик, денег - то мало, надо побольше  попросить у отца и у матери, а то не дадут ляльку.
Сразу после этого ещё были роды. У женщины были четвёртые роды. Ей было 35 лет. Тогда ещё женщины водку не пили и осложнений с беременными и в родах не было. Тогда ещё тонометра, аппарата для определения кровяного давления, не было. Я дома устроилась у женщины роды принимать. Пришёл муж, пьяный, лыка не шьёт, и выгнал нас обоих из дому. Пришлось идти в медпункт. Дело было к вечеру (сумерки были).Тогда ещё электричества не было, были керосиновые лампы со стеклами и без стекол. Пришли в медпункт, начались роды. Ребёнок родился, послед выделился, но началось небольшое маточное кровотечение. Сделала сокрашающее лекарство матки. На матку положила пузырь со льдом, в вену сделала хлористый кальций 10%, кровотечение прекратилось. Лампа была без стекла, я еле нашла вену на руке, чтоб укол сделать. Ночь прошла нормально. После двухчасового контроля, женщину уложила спать, в начале напоила горячим чаем. Своё одеяло дала, чтобы ей не холодно было. Утром пришёл муж, извинялся как умел, и отправились все домой.
 Я работала без санитарки, не положено по ставкам. Но недавно я вышла замуж и муж иногда помогал, морщился. плевался, иногда рвало, но помогал.
Самое ближайшее село было в 28км с названием Лыжа. Вертолётов тогда не было, связь телефонная была ужасной. Помощи ждать было неоткуда, как умеешь так и работай. До райцентра 50км,транспорта никакого, кроме как на лошадях  ездили.
 Через некоторое время вызвали в Бакен будку, сказали, что женщина рожает, было км 10 от нас. В этот день приехал врач из Усть-Усы (райцентр). Терапевт тоже работает первый год. Я обрадовалась, хоть не одной придётся возиться с родами. Приехали мы  в Бакен – Будку. Женщина была одна, муж, видимо, отошёл в хозяйство по делам. Были маленькие дети, 2-3 детей до 5-6 лет. Роды были десятые. Дети все были живые. Остальные были в Усть – Усе, в школе-интернате учились. Посмотрела я женщину, головка ставилась основательно, ребёнок живой. Родовой деятельности не было, ни схваток, ни потугов не было.
Роды шли третьи сутки. Врач не подходил к женщине и ничего путного не сказал. Надеяться было не на кого и не на что. С врачом решили женщину увезти в медпункт, ко мне  в лесоучасток. А врач поехал в Лыжу, 28 км от нас.
Дело было зимой, уже на лошадях ездили. Приехали, уже темно было, часов 6-7. Дорога не ахти хорошая, там мало ездили, потрясло женщину на санях. Воздух был градусов15. Как раз женщине для родов нужен  был кислород. Вот я и думала, что приедем и разродится.
Приехали мы, раздела её и уложила на кушетку, она конечно очень устала. Чаем сначала напоила и покормила, что у меня было. Мы сами тоже поели, и я пошла к ней за посудой. Я смотрю, у неё ребёнок родился, только пуповина потянулась. Ни стона, ни писка, ни звука. Я от матери быстрее к ребёнку. Пуповину отрезать да обработать и ребёнка перепеленать. Потом сразу к женщине подошла, чтобы следить за животом и по пути мужа послала к соседке по коридору. Он стал проходить около кушетки и увидел пуповину и давай его рвать и плохо ему. Пришлось быстрее его вытолкнуть в коридор, а потом на улицу быстрее, оклемается на свежем воздухе. А мне быстрее справлять дела с ребёнком и смотреть за женщиной.
Ребёнка положила на свою постель, больше был некуда, и ребёнку теплее. У матери послед нормально вышел, матка была в тонусе, кровотечения не было. Женщина себя чувствовала хорошо.
 Ночь прошла нормально. Утром пришёл муж. Лошадь была запряжена и они с ребёнком и женой поехали домой. Назавтра ездила к ней. Ребёнок с матерью чувствовали себя нормально. Родов больше на этом лесоучастке до моего отъезда не было.
Была ещё одна оказия. Это было в числах 20 октября. Пароходы заканчивали последние рейсы. Мы только с мужем расписались, ездили в Лыжу специально.
Прошло дня три, приходит ко мне вечером женщина и говорит, что её муж с ума сошёл, три дня уже не спит и мелет всё невпопад. Пошла я с ней, и правда, лицо необычное, взгляд какой - то ненормальный, он ещё был язвенник.
А в последнее время он выпивал, и от выпивки у него ещё желудок болел. Боялся всего, старался спрятаться от кого – то (поведение болезни). В туалет не смеет идти, не жену зовёт, а меня. Вот я с ним и хожу. Он в туалете сидит, а я около туалета стою. Всю ночь я с ним провозилась, лекарств в то время было очень мало. Для успокоения болей давала таблетки, хотя они мало помогали, при приступах он криком кричит. Утром пошла к начальнику   участка и попросила его транспорт выделить, чтобы больного отвести в Печору (райцентр) в районную больницу.
Утром как раз в Печору шёл катер печорский, а не участковый. На этом катере и поехали я, больной, и дали помощником моего мужа. Утром выехали и приехали вечером часов в восемь. Я всё боялась, что он выпрыгнет из катера, но обошлось.
Поднялись в город, и я вызвала скорую. Приехала скорая, а больной и говорит: «Я не залезу в машину, пока мне водки не дашь». Смотрю, он снял брюки и кальсоны, брюки обратно одел, а кальсоны стал людям предлагать купить. Разговаривать с ним было бесполезно. Я пошла в магазин купила кальчик (0,250гр водки),но пока не показала. Подошла и говорю: «Пойдём в машину». Там помощники силой хотели запихать его в машину, но он руки и ноги раздвинул, и мы ничего не могли сделать .Тогда я сначала залезла в машину и показала ему кальчик водки. Он тут же залез в машину. Машину закрыли, а он просит водку. Я говорю: «Только немножко выпей». А он как впился в эту бутылку, так и не отпускал, пока всё не выпил.
    Приехали в районную больницу в 10 часов вечера. Дали нам палату .Он лежит на койке, а мы сидим. Я и говорю мужу: «Ты пока не спи, я немного подремлю». (Я уже больше суток не спала). Когда глаза закрывала, на часы посмотрела (часы висели на стене - стенные часы). Вдруг открыла глаза, прошло 10 минут. Смотрю, больного нет. Муж спит, разбудила мужа, он даже и не думал не спать. И пошли мы с ним больного догонять. Он не успел далеко уйти, мы его быстро нашли и привели обратно.
Утром районная больница не приняла больного, мол условий нет, и послал в больницу водников. Там тоже не приняли. Послали нас в восьмую больницу (это была железнодорожная больница). Подходим мы к больнице, а больной говорит, что, если  меня здесь не примут, повешусь на дверях. А я ему говорю: «Слушай меня, когда мы подойдём к больнице, ты начни орать и охать, и за  живот держись». Вот мы подошли к больнице  он начал орать и за живот держаться, тут работники прибежали со всех сторон, положили на кушетку. Я спросила у врача, можно ли мне уходить, и мне разрешили.
 Уходил последний пароход, мне надо было обязательно ехать. Шла уже шуга. А потом при распутице уже никуда нельзя выехать. Дорога будет только через месяца 2-3, и придётся ждать в городе. Вот я уехала последним пароходом.
Началась зима. Больной лежал в больнице месяца два, потом его выписали. Пошёл он обедать в столовую, заказал обед. Принесли суп и этот суп он вылил на свою голову, после этого его ещё держали месяц в больнице.
Другой лесоучасток. Расстояние было 12 км. Ездила верхом на лошади, зимой, правда, холодновато, но мне так было удобнее. После осмотра больных и после окончания текущих дел я всегда освобождалась часов десять вечера. Вечером я собиралась ехать домой (где жила) на первый участок. Бабы охали да ахали, как же ночь и не боишься. А чего бояться, волков у нас нет. Ехала верхом быстренько эти 12 км. Я только боялась людей, больше ничего не боялась, ночь не ночь я не обращала внимание.
Я ещё в школе училась, когда в интернате жила, и в каждое воскресенье бегала зимой 16 км пешком и тоже ночью. Один раз с одной девочкой заблудились по дороге, там же кругом бело, дорога по реке идёт, но как - то нашли дорогу и дошли до дому. Чуть не выгнали  со школы, на педсовете обсуждали. Кушать - то домашнего охота. Правда мама ни разу не говорила, зачем без разрешения бегаешь. Ей тоже горько было моё положение. Да наверно об этом она и не знала. Я ничего не говорила ей. А со школы никаких сигналов не было.
Училась я всегда хорошо. Директор школы - «царство ей небесное» - говорит, что на улицу хороший хозяин не выпустит в такую погоду свою собаку, а ты куда - то собралась идти. Но всё равно в этот вечер я пошла домой.
Правда  был случай, я кончила 7 класс и жила дома. В следующем году замёрзли трое детей, у одной два ребёнка и ещё у другой семьи один мальчик. Им было тогда по10-11лет. У них родители жили в лесоучастке. Я немного отвлеклась. И вот однажды во время обеда подходит мастер этого лесоучастка. Поедем, говорит, в Вяткино, там больные есть.
Поехали на 2-х лошадях. Впереди ехали мы с мастером. Ему было под пятьдесят: спокойный, умный  мужчина. А сзади ехали на второй лошади три мужика - все были пьяные. Останавливались часто, спорили о чём - то меж собой. С ними было ружьё охотничье. Мастер ничего не говорил, молчал. Остановит лошадь, постоит и опять дальше поедет. Среди них был парень 18 лет. И вот опять остановились ,мастер спрятался за лошадь. А те мужики тоже спрятались кто куда, кто за сани, кто за лошадь. А молодой парень 18 лет, пьяный,  держал в руках ружьё и метился в людей. А я стою никуда не спряталась, меня такое удивление взяло, неужели в людей будет стрелять. Я от удивления даже не сумела испугаться. И вот он стрельнул, у меня около правого виска несколько сантиметров правее просвистело что - то, не знаю, чем было заряжено ружьё. Вот тогда только меня стало трясти, дошло, как жирафу, чуть не убили. Там эти 2 мужика стали бить парня ружьём, ружьё всё поломали на нём. А мы уехали дальше с мастером до Вяткино.
Меня целый день трясло. Потом был суд над этим человеком, и я была свидетелем. 
В марте месяце закончилась моя командировка. Фельдшерица пришла на свою работу после декретного отпуска. С райздравотдела меня стали посылать работать в оленеводство. Муж вообще не местный, русский. Он оленьи глаза не видел, и тем более не может ехать со мной в оленеводство. Я отказалась и рассчиталась.
Переехали в Печорский район. Приняли на работу, 90 км вверх по Печоре в лесоучасток в Соплеск. Я там работала 3,5 года. Население было около 800. Там работал фельдшер, и меня взяли акушеркой, хотя я на акушерку не училась. Детей было 280 человек. Старых людей было очень мало. Были все приезжие. Была маленькая деревня, там жили местные  коми, может человек 50 - староверы. Из приезжих были очень разные люди: высланные после лагерей, кто под немцами в войну был, кто в партизанах воевал. Люди были со всего Союза.
Фельдшером была женщина 42 года. А мне было 21 год. За год было 25 родов, но большинство  я принимала на дому. Тогда ещё закон не разрешал делать аборты в больнице. Женщины сами  занимались этим делом. Обращались ко мне, когда кровотечение не останавливалось или плод не вышел. Некоторых пришлось посылать в участковую больницу. Больница была за 12 км. Там работал хирург, главврчом был, и жена его работала терапевтом. Люди они были очень хорошие, о каких только мечтать можно в наше время. Стационар был на 30 коек. Больница была в с. Воя в  Печорском районе.
Вот и началась моя работа моя в лесоучастке Соплеск. Население 800 человек с лишним, из них дети 280 человек.  Начальная школа, 2 магазина, детсад, детясли, контора, клуб, медпункт, леспромхоз. Медпункт находился в щитовом доме. Был четырёхквартирный дом щитовой. Одну квартиру заняли под медпункт. Медпункт  состоял из двух комнат. В прихожей была печка - плита, где мы стерилизовали шприцы и остальные инструменты. Также печка обогревала весь наш медпункт.
В медпункте работали фельдшер, зав. медпунктом  женщина 42 года, я,  акушерка, санитарка  16 лет Ельцына Надежда Николаевна, -работящая, всё умела, следила за чистотой в медпункте и бельём. Вообще человек – ангел, и к любому человеку подход найдёт, такая молодая! Потом она выучилась на медсестру и работала хирургической сестрой в райбольнице г. Печора. Тоже дитя войны, жили очень бедно в Вологодской области. Мать её рассказывала (они были две сестры), когда посадила весной картошку, они маленькие еще, вечером обе девочки плачут, хотят кушать, матери пришлось выкопать (каково)! несколько картофелин, приготовить ужин и покормить, больше нечем было кормить, ни хлеба нет, ничего нет.
      И вот началась работа, я вела акушерство по двадцать пять родов за год, большинство на дому. Также вела прием общих больных. Больных было много, за день приходилось принимать до двадцати пяти больных. Я не помню, как мы распределяли работу с фельдшером, но я крутилась как белка в колесе. Заведующей было сорок два года, а мне двадцать один год. Бегала по домам, делала пенициллин через каждые три часа.
Были различные инфекционные болезни. Ветрянка и корь через каждые четыре года.
Скарлатиной даже взрослые болели, краснуха скарлатинозная, краснуха коревая, дизентерия, паротит.
В 1957 году зимой вспыхнул грипп “конго”. Переболело все население. Сначала приходили на прием кто мог, остальных я обслуживала на дому. Только в день, когда сама заболела, обслужила 56 вызовов, еле-еле подошла к дому своему. Пришла домой, измерила температуру 38.8, тоже слегла. Но я лежала дома, а больные приходили домой, жаловались что их беспокоит, и им я назначала лечение. Про фельдшера что-то не помню, что она делала, может сама болела. Осложнений всего было два. Тогда пенициллин имел еще очень большое значение и кто тяжелее болел или признаки начинающего осложнения, я назначала пенициллин, и пенициллин спасал от осложнений.
Я фельдшерское дело учила хорошо, учеба в медицинском мне давалась легко. Республиканская больница была рядом и каждый день бегала что-то делать, узнать, вообще любопытство было большое. Разрешали посещать студентам, желающим получить дополнительную практику.
 На участке работать, как на передовой на войне. Врача нет, больница, если повезет, бывает ближе, но бывает и далеко. Транспорт ужасный, кроме лошадей тогда ничего не было. Санавиации тоже не было. Инструментов медицинских было очень мало. Помню, у нас в амбулатории был один 20 граммовый шприц и этим шприцом по очереди делали внутривенные уколы. Иголки быстро тупели и ржавели, несмотря на все наши старания. Шприцы внутривенные кипятили в маленькой эмалированной кастрюле. Стерилизаторов было недостаточно. Иногда нам давали шприцы и иголки “лагерной” системы, там обеспечение этим было лучше. Смертности за 3,5 года почти не было. Умер один ребенок от пневмонии (мать отказалась ехать в больницу, даже расписку дала, что не поедет).
Пожилых людей было мало, только местные староверы. Все были приезжие по разным причинам. Приезжие были со всего Союза, включая Союзные  республики. Были люди, которые пережили немецкую оккупацию и рассказывали страшные вещи. Все вспоминали одного тракториста. Как в одной деревне убили фашиста одного, а после все жители ушли из деревни. Идут по дороге, догоняет их трактор с санями. Тракторист всех взял на сани и поехали дальше
Догоняют их фашисты на мотоциклах, остановили трактор, всех построили и через одного всех расстреляли людей. Попал под расстрел и тракторист.
В клубе каждый день показывали кино, людей всегда было полно, но когда кино начиналось про  войну, то люди, которые были под оккупацией, вставали и уходили домой, психологически не могли смотреть.
Фельдшерица скоро уехала работать в Щугор, 12 километров от Соплеска. Она жила с мужем, детей не было. Приезжали сестра с мужем раз в год в гости к ней, они работали в Щугоре. И она тоже вместе с сестрой захотела жить и работать.
Иногда ненадолго давали мне медсестру с больницы в помощь. Но пощники недолго работали, месяца 2-3. Народ был разный: кто воевал, кто под немцами был, кто с немцами работал. В клубе каждый день крутили кино и каждое субботу и воскресенье были танцы. Я, конечно, в кино и на танцы ходила, детей у нас еще не было, и мы на пару с мужем посещали кино и танцы.
Помню, был 7 ноябрь 1957 год, торжественная часть была днем, но такие торжества я не видела никогда на нашей стороне, выступающего никто не слушал, кто, что хотел то и говорил, и такие торжества заканчивались руганью и скандалами. Вот вечером, часов в 8, собираются на танцы, люди все приходили до 60 лет. Постарше сидели  и смотрели, молодые танцевали. Я пришла, еще собравшихся было мало. Я прошла на сцену, сняла пальто и не успела еще повесить, подходит ко мне женщина и говорит: «Приходите быстро к нам, у нашей молодухи кровотечение» (девушка была приезжая и незамужняя, жила на квартире). Я схватила пальто и пошла с женщиной. Пришли мы, сидит беременная срок месяцев 6 и говорит: «Кровит и боли в животе». Но что делать, посмотрела я ее, крови мало. Я сделала успокоительное и решила отправить ее на сохранение. Я пошла к начальнику, дали мне лошадь с санями, ехать надо по реке Печоре. Лед на Печоре только образовался, были полыньи. Дороги почти не было, кто-то проехался раза два по реке, снегу было мало. Вехи у дороги отсутствовали.
Вечер темный, луны не было. Ямщиком мне дали узбека, звать Базаром, возраст 42 года.
Он уже на севере жил 25 лет. В молодые годы (17 лет) у себя на родине кого-то убил и отсидел на севере 25 лет. При мне еще жена его двоих родила, а вообще-то детей было 7 человек. И вот мы трое поехали, на сани вдоль положили женщину с боку впереди ямщик, а сзади сижу. Тянуть долго нельзя, кровь тихонько идет. Немного ехали по реке и лошадь, видимо, молодая и сбилась с дороги. Что делать? по реке ходить сильно опасно. Я и говорю ямщику: «Иди поищи дорогу, может найдешь». А он говорит: «Я никуда не пойду, я здесь буду сидеть «. Хорошо, что я местная, хотя и молодая была, но много раз попадала в такую ситуацию, работая и живя в деревне. У нас кругом озера, курья, река Печора. Если в другие деревни ехать зимой после ледостава один транспорт гужевой.
И вот эти мелочи я уже с детства знала. У нас образ жизни такой по условиям климата. Я попросила кнут у ямщика и, постепенно проверяя лед под ногами, все - таки нашла дорогу.
Поехали дальше по дороге уже без проблем. Приехали в больницу, женщину  взяли в стационар на сохранение, потом родила мальчика.
Послали новую заведующую, из Печоры приехала на теплоходе. Очень боевая, познакомилась с людьми, любила выпить, завела любовника, в Печоре остались муж и дети. С больными была очень груба, к работе не очень хорошо относилась. Люди подкинули ей несколько записок: « Уезжай, пока теплоходы ходят, а то придется на самолете лететь». После Нового года обратно уехала домой.
 Новая заведующая не прижилась у нас и я  опять осталась одна. Иногда посылали помощницу с больницы. Одна была девушка не семейная 28 лет и ее часто посылали на помощь. И вот санитарка рассказывала, иногда сидит в приеме, закончит в восемь часов вечера, никого нет в медпункте и голосом начинает плакать. Я до сих пор не знаю, почему у нее так получалось. Она была неразговорчивая и ничего не рассказывала. Прием мы вели по очереди.
Базар – это у мужчины имя было необычное, потому что он с Узбекистана и имя узбекское. И вот с этим именем были связаны некоторые комедийные ситуации  с приезжающими в поселок людьми. Слыхали в разговорах слово «базар» и они подумали, что в поселке работает базар. Вот они у людей и спрашивают: « У вас тут базар есть? где этот базар находится?». И люди показывали на дом, где он живет. Люди приходили в дом и спрашивали: «Где базар?». А Базар тут как тут: «Я Базар». - стучит себе в грудь и смеется.
 Работы было много, каждый день надо было отправлять в больницу больных на консультацию к врачу, кого на рентген, кого на лабораторные исследования. Были и случаи тяжелые. Вечером 6 ноября приходит мама с ребенком 6 лет. Я вела прием, у мальчика небольшие боли в животе, ни тошноты ни поноса не было. Температуры тоже не было. Я матери дала таблетки, чтобы она их давала сыну назавтра, то есть 7 ноября. После обеда приходит мать и говорит: «У мальчика температура 39 градусов и рвота». Я побежала сразу к ним, и о боже! Ужас! Вижу, мальчик бледный, живот твердый – осложненный аппендицит. Что делать, все шофера пьяные (можно было на машине везти, дорога тогда уже была построена).Я бегом к начальнику рассказала ему, если мы мальчика сегодня в больницу не отправим и не сделают операцию, то он умрет. Начальника убеждать мне было очень трудно, только я еще не вставала на колени, так молила найти машину с трезвым водителем. Но он все-таки поверил мн, и мы вместе с ним искали шофера и отправили мальчика в больницу.
Больница была в 12 километрах от Соплеска. Там хирург Дмитрий Иванович Поляков уже не взялся за мальчика и срочно на самолете отправил в районную больницу в г.Печора. Мальчику сделали операцию от аппендицита. Он был спасен и выздоровел.
 Другой раз ко мне обратилась женщина с тем, что у ребенка возраста 3-х месяцев рвота и понос, уже с вечера. Был субботний день в мае месяце. Пошла я к этому ребенку, у него была рвота и понос. Матери сразу же предложила вести ребенка в больницу, дома нечем лечить. Мать наотрез отказалась ехать в больницу, даже расписку написала , что не едет в больницу. Что делать, опять передо мной вопрос. Капельниц тогда не было и в помине. Как нас учили сначала дома его лечить. В стакан взяла кипяченную воду, добавила глюкозу, добавила чуть-чуть соли, аскорбиновую кислоту. И стала ребенку давать через рот этот раствор по чайной ложке через каждые 5 минут. Через некоторое время рвота прекратилась, я продолжала давать раствор через рот, иногда давая ребенку отдых на несколько минут. Через каждые 3 часа делала кордиамин соответственно возрасту.
 Пришла утром, 9 часов еще не было. Раствор давала до 13 часов. Потом сходила пообедать минут на 40. У них в этот день была баня. Я, когда собиралась домой, несколько раз повторила, чтобы ребенка не водили в баню. Сходила домой и пришла, а ребенок лежит на своем месте. И мать взахлеб рассказывает, что они делали без меня,  когда я ушла домой. Они завернули ребенка в пеленку и в одеяло и понесли в баню. Там ребенка стали мыть, а ребенок потерял сознание, они очень испугались, думали, что он умер. Быстрее завернули в пеленку и одеяло, и вынесли в предбанник. Был месяц май. Мать оделась и быстрее ребенка понесла домой. Пришла домой, развернула ребенка, а ребенок пищит. Я ребенку опять сделала укол кордиамина и снова начала давать раствор. Понос стал реже. С риса сделала рисовый отвар и дала три чайные ложки, больше еще нельзя давать было. После этого ребенок уснул, и так я его тихонько спасла от смерти. Я еще около недели посещала и лечила его на дому. Критический момент болезни нельзя было проморгать.
Была в тех местах через 20 лет, видела мать ребенка. Она и говорит: «Показала бы сына тебе, но он служит в армии».
 В 1957 году у меня родился сын Володя. Тогда давали декретный отпуск до родов неполных 2 месяца и после родов неполных 2 месяца, может и меньше. С ребенком очень трудно было работать на такой напряженной работе. Ни одна ночь не проходила без вызова. Иногда ребенка некуда оставить, а отца не добудишься. Целый день работает на большом тракторе и ночью ничего не слышит. Я ночью с ребенком не могу спать и днем некогда отдыхать.
 Тогда в лесу работающим не готовили обед и приходилось дома готовить. Я вставала утром в 4 часа , чтобы готовить обед и отправить мужа на работу. На работу уезжал в 6 часов утра. У меня молока в груди не стало. Ребенок голодный, целую ночь плачет. Один раз ночью кормила, сидела на койке, уснула и сон вижу, что я занесла охапку дров и кинула на пол, а это я своего ребенка кинула. Было сотрясение головного мозга, рвало его как из фонтана. Ему было тогда 4 месяца. Я вот сейчас думаю, почему заставляли нас работать с маленькими детьми после родов. Грозились, если работу брошу, то за учебу государство все удержит. Тогда какие-то законы дикие были.
Приехала новая заведующая Щербакова Тамара, с ней вдвоем уже легче было работать. Кроме чистой зарплаты ничего не платили, хотя я сутками сидела у рожениц, бегала по вызовам и сидела с тяжелобольными. Бегала по домам с пенициллином (тогда пенициллин делали каждые 3 часа). Никакой дополнительной оплаты не было, про премиальные нечего и говорить. В то время в медицине ничем материальным не поощряли, сейчас наверное тоже. Зато почетные грамоты и благодарности не жалели, и на том спасибо.
С одним мужчиной случился инфаркт миокарда. Жена пришла и сказала, что сильные боли в области сердца у мужа. Пришла я сразу домой к ним. Было 9 часов утра. Пришла, топится печка «Голландка», дело было зимой. Зашла, он рубашку поднял и область сердца чуть ли не сует в печку. Я зашла и прямо крикнула ему: «Что ты делаешь!?» Оттащила его от печки. Он и говорит: «Боли такие сильные, что никаких сил нет терпеть, когда грудь приближаю к огню, вроде тогда легче становится». Симптомы были инфаркта миокарда.
Пульс был аритмичный 43 удара в минуту и  продолжительные боли. Тонометров тогда еще не было. Я ему сделала укол морфия от боли, тогда еще не было никаких других болеснимающих лекарств. Морфий сразу боли снял, сделала еще атропин и уложила в постель. Больной успокоился и стал засыпать. Сказала жене постельный режим строгий и пока не есть, а водичку, если захочет, немного можно.
Побежала к телефону проконсультироваться с главврачом Войской больницы. Главврач назначил лечение и три дня велел лечить дома. Он считался тяжелобольным и не транспортабельным. Строгий постельный режим и по часам укол сердечный делала. Прошло три дня и главврач разрешил осторожно на носилки положить на сани с лошадью, и так осторожно мы его увезли в больницу. Я сама сопровождала.
Лечился он там несколько месяцев и выздоровел. Ему было 47 лет, после этого больной еще прожил 7 лет. Жена была очень благодарна. Врач рассказал ей, что первые мои действия при заболевании были правильными и благодаря этому он выжил. Она пришла и до земли мне поклонилась, мне даже неудобно стало.
Я работала на производстве в лесной промышленности. Часто бывали трамвы. Тогда начали работать с пилой «Дружба» и ошибок очень часто было.
В августе 1960 года переехала в село Щельябож, жить и работать. Там родился второй сын Женя в 1961 года 17 марта. Построили дом в 1964 году и жили до 2008 года. В г.Усинске купили однокомнатную квартиру и переехали туда жить, потому что оба заболели. Дети все жили в Усинске.
Приехали в Щельябож в  1960 году, тут жили мои родные: бабушка, мать, сестры. И всегда можно было получить помощь от родных. Жить стало легче морально. Устроилась на работу в участковую больницу медсестрой. Должности фельдшера и акушерки уже были занятые. Был врач-терапевт, больница была на 10 коек. Тут, конечно, работать стало легче. Врач правда недолго работал. Уехал в начале 1963 года.
Приехал фельдшер Филиппов Ю.В. , поставили его главврачом и много лет работал в этой должности. Приехали две медсестры: Прасковья Федоровна Канева и Викторина Петровна Мишарина. Обе родом из д. Захарвань. Викторина проработала года два, вышла замуж и уехала. Прасковья Федоровна работала до пенсии и умерла в 2001 году от болезни в возрасте 60 лет.
Еще работала фельдшер Одинцова Александра Степановна. Проработав года  два, она переехала  в г.Печора на жительство.
Больницу открывали в 1938 году. Первым медработником была акушерка Канева Елизавета Ивановна, молодая девушка 18 лет. Старая больница действовала до 1968 года. Затем перешли в новую больницу, которую строили в течение 10 лет.
Приехал фельдшер Ширяев Владимир Иванович, стала работать медсестрой Сметанина Маргарита Васильевна, которая проработала до пенсии. Приехала из д. Куш-шор медсестра Кызъюрова Лидия Александровна, которая вышла замуж и стала работать в больнице. Приехала медсестрой Рочева Елизавета Васильевна, которая проработала до пенсии , потом заболела и умерла.
Также работала в больнице акушеркой Канева Татьяна Яковлевна. Приехали Семья Лобовых, муж с женой. Муж - зубной врач, жена - медсестра. Отработав до пенсии, уехали.
Работает сейчас акушеркой Рочева Любовь Степановна. Приехала работать из с.Колва медсестрой Канева Елена Станиславовна в 1982 году и  работает по нынешний день.
Население  по участку около 1500 человек. Туда входит с. Щельябож, д. Куш-шор, д. Праскань и д. Захарвань.
Я проработала в больнице с августа 1960 года по 17 ноября 2008 года (с августа 1956 года по август 1960 год работала в двух лесоучастках в Соплеске и Вяткино).
В участковой больнице в коллективе большинство сотрудников были участниками художественной самодеятельности. И вот в плане было съездить на гастроли в с. Мутный-Материк. Поехали все медработники, кроме медсестры Каневой П.Ф.и меня. Я не могла поехать по семейным обстоятельствам. Это было в первый раз, когда я не смогла поехать на гастроли. Лучше бы я уехала, так я настрадалась за эти два дня.
Все уехали днем на теплоходе. Вечером ко мне прибежали детишки, у них бабушку забодал бык. Бабушка, 82 года, слепая. Я конечно, как всегда бегом туда, судьба медработника такая, чтобы успеть вовремя. Пришла я, а бабушка лежит на спине, сарафан поднят до груди. О боже! живот распорот от одного до другого бока. Все в крови, и руки бабушки тоже, и прямо руками пытается влезть в рану. Я быстрей рану закрыла чистой простыней, сверху закрыла покрывалом и на носилках понесли в больницу. Принесли в больницу и положили на кушетку. Она вела себя очень неспокойно, рана болела.
 Вечером, когда пришло стадо коров на вечернюю дойку, она тоже вышла встречать свою корову. Она не знала, что корова пришла с быком. И вместо своей коровы стала гладить голову быка, а он взял и боднул ее.
Рана кровила, но не очень. Значит, можно прочистить и убрать все лишнее на ране. Смотрю каждый миллиметр раны хирургическим зондом. К счастью, под рога быку попали только подкожный жировой слой на животе, далее идет мышечный слой, который был цел. Рану я вычистила и первым делом я сделала морфий, чтобы боль снять, тогда еще других анальгетиков не было. Бабушка от морфия повеселела и запела песню «Мамашенька бранила». Это она от морфия опьянела. Руки и ноги пришлось связать, чтобы она меньше двигалась, а то работать сильно мешала.
Стала звонить в район в Печору. У нас тогда еще Печорский район был, там говорят: «Районный хирург уехал в командировку, другие тоже заняты, поэтому приехать некому». Что делать? Я рану обследовала хирургическим зондом – нигде не был задет мышечный слой, и решила зашить рану.
Наложила 26 швов. Бабушку чаем напоила и уложила спать. Всю ночь она была под наблюдением медсестры. Сердце не беспокоило, температуры не было.
Утром ее отправили в районную больницу в хирургическое отделение. Выздоровела без осложнений. Но хирург назавтра меня здорово отругал. Я сделала то, на что не имела права. Я конечно не в обиде, он же отвечает за всю нашу работу. Я, конечно, если бы проникающая рана была, не стала бы трогать, но там такой угрозы не было, поэтому я и швы наложила.
Бабушка после этого случая прожила еще 2 года. В эти же сутки поступили 2 роженицы, мне их пришлось наблюдать да роды принимать. Роды приняла днем, все было в норме. Вторые сутки без сна, сначала с этой бабушкой, потом двое родов. Я уже еле на ногах держусь.
 После обеда привезли из д. Захарвань мужчину, он ноги порубил в области голени топором. Кости и суставы были не задеты, были повреждены мягкие ткани. Я зашила рану и отправила обратно в Захарвань. Вечером того же дня, часов в 5, привели мужчину, у него на руке была рубленная рана, опять пришлось зашивать. Слава богу, на этом все кончилось. Ночь прошла спокойно, а утром приехали все наши артисты.
   Дело было зимой, я в это время по совместительству работала акушеркой, вела акушерство. Приехали оленеводы с тундры. У нас рядом с. Щельябож есть д.Куш-шор, домов 10. И вот туда приехала семья с тундры. У них шестеро детей и жена беременная седьмым, пора уже рожать. И вот в деревне у нее начались схватки, не знаю, к кому-то она обращалась или нет. Там медсестра работает фельдшером. И вот днем женщину привезли в Щельябож в больницу. Живот большой, седьмые роды. Родовой деятельности нет, головка ставилась, и довольно близко уже было. Ребенок живой, потугов нет.
Роды длятся третьи сутки, как ее привезли. И вот трое суток в Куш-шоре она была в родах. Я пробовала вытолкнуть ребенка с помощью простыни, помощники были медсестры и санитарки. Конечно, не все это сразу получилось, но все таки ребенок родился.
Девочка родилась живой и здоровой. Все что с ней положено, сделала и стала наблюдать за женщиной. Послед выделился нормально, но началось сильное кровотечение. У женщины давление стало падать. Я сделала уколы, сокращающие матку, положила лед и груз на матку и стала уколы делать, подымать давление. Матка ни на что  не реагировала, она расслаблялась, несмотря ни на что. Я уже и руками держала матку через живот и прижимала кости, а женщина зевала.
Я срочно позвонила в район, вызвала скорую, рассказала ситуацию. Через час прилетел самолет с врачом и с капельницей. Сразу капельницу включили. Врач возилась часа 2, матка не сокращалась. Тогда она взяла женщину с собой, женщину уложили на сани не снимая капельницу и увезли к самолету. А потом в райбольницу в г.Усинск. Женщина была спасена.
А назавтра, расчесывая волосы перед зеркалом, увидела белые волосы на голове, мне тогда было 37 лет.
   Вот еще один случай расскажу про женщину беременную. Дело было поздней осенью, снега еще не было. Позвонила вечером женщина в 23 часа. Беременность, срок шесть месяцев. Я, когда работала с женщинами, всегда предупреждала, что во время беременности в более поздние сроки, если будет кровить и при этом никакой боли в животе нет, то сразу без всякой задержки звоните мне в любое время суток, если не найдете по телефону, то все равно найдите меня лично. Это очень тревожное дело для беременной, тогда идет отслойка детского места, идет внутреннее кровотечение. И если плод вовремя не удалить, могут мать и ребенок погибнуть. Я женщине сказала, чтобы сразу пришла в больницу. Я тоже побежала в больницу.
Посмотрела женщину, небольшие кровянистые выделения, боли никакой нет. Кровь идет внутрь. Ребенка послушала и ребенок уже не был живой. Идет отслойка детского места и внутреннее кровотечение. Нужна срочная моментальная операция, иначе мать погибнет от кровотечения. Я позвонила главврачу своей больницы и сказала: «Вызываю к женщине скорую».Он еще спросил: «Может до утра подождать?» Я объяснила ему ситуацию. Вызвали  скорую. Вертолет прилетел через 40 минут. В аэропорт послала санитарку с фонариком и велела умолять, чтобы без нас не улетали. Подъехал мотоцикл и женщину увезли в аэропорт. Там была сопровождающая и я не поехала. Вот, когда человеку не умереть, как-то так все удачно ладится.
Ночью вертолет прилетел через 40 минут после вызова. Привезли в Усинск и сразу на операционный стол, в животе было полно крови. Врачи спросили и очень удивились, как же тебя так быстро и вовремя доставили. У нас в Усинске бывают случаи такие, и иногда не можем спасти женщину, потому что поздно обращаются. Женщина и сейчас живет в с. Щельябож , вырастила шестерых детей. Но эта беременность была последней. До этого уже были рождены шестеро детей.