Паласное полусухое

Махровело типичное прошпоренное градом лицо господина Соловецкого.

Иней выходил солями и с паром из под пор, и натужные стропы сморщенных закладок лба возмущали до полного запрела.

Господин Соловецкий исправно и плотно начинал пьянеть.

Каждый раз, обычно, выходило по-разному.

И в этот раз вышло отнюдь не одинаково.

Во рту неправильной формы у Соловецкого застрял опустевший в басоту штоф.

Выпитый изначально, он вклинился между языком и верхним нёбом, и в состоянии аффекта, дружно присосался.

Соловецкий вмазал попавшуюся из далека пачку совершенного сливочного масла, раскрошив её втираниями через высунутые зубы.

И бесцеремонно щурясь стеганул себя по дну затылка, ожидая пены шампанских салютов и звоны бенгальского стекла.

Но представленного не произошло.

Штоф не отсосался ни на йоту.

Чрезмерным доводом в голову Соловецкого забрался бесхозный вывод.

Что…

Соловецкий представил штоф чопом, а свое вышколенное с писком лицо, некоей иллюстрацией на задний манер.

Получилось нехило. 

И картина тревожила…

Сам в себя задыхаясь, Соловецкий с хохотом плюнул штофом в пару моментов, и запутавшись в тумане кислородной конвульсии «бесследно ожил».

Всё.