Гавань для приюта

 
 

       Этой ночью ему не спалось, ему думалось, что нет смысла в его жизни никчемной. Никто не понимает его, никто не звонит и не пишет писем. Отсюда он принял решения идти куда-нить из дома. В селе еще все спали, но в центре села можно было найти уютные гнезда, в которых люди встречали ночь на земле.
   
      Степан выпил сто грамм, в кафе «Красный мак» пошел, там и подругу Тому, заводную нашел такую деваху себе. Стоп-кран сорвал, обнял ее и прошептал: "Египет будет нашим или безлюдным!". После этого сказал ей, что гитарист, дома блюзы играет, сам сочиняет, дабы когда-нибудь выступать на сцене большой, но пока что у него сорок восемь песен, но этого мало, надо чтобы миллион песен было хотя бы для выступления.
     Тамара сидит за столом и пьет чай с тортом вишневым, но вдруг слышит, что музыка играет так громко классическая где-то на дворе, то пионеры репетировали в клубе, вот в чем фокус, а Степан уже подумал, что это в его черепной коробке музыка заиграла. Может быть, уже началось?
       Кажется, что Степан решается на важный шаг. Он выходит из кафе и идет на кладбище, там он понимает, что его личная музыка никого не касается, вот тот оркестр пионерский вообще не причем. О, своя музыка! Это так ему нравится, что он хохочет целый час, лежа в склепе. Он просто слышит звуки из иных миров. Блаватскую читал в школе, вот и понеслось! Все концы с концами сходятся. Нет худа без добра. Русский он человек, как не посмотри. Достоевского и Толстого еще в школе прочитал всего.
   
     Степан в школе еще хохотал назло всем любителям войны, а потом вдруг резко стал серьезным и стал читать Блока и Ахматову. То был класс восьмой. А теперь он хочет быть блюзменом. Нет смысла позитив нагонять на людей. Пусть думают об ином мире. Там тоже великое дело происходит. Как и тут, собственно говоря.

       И вот театр, он на сцене стоит и играет свою роль до конца. Люди смотрят на него и восхищаются им. Вот это актер! Люди купили билеты на него, приехали со всей страны. Байкал бушует за окном. Это Иркутск. Тут родина Степана.
- Эх, люди, музыка играет, Бах играет в моей голове! Я слышу все это, как чудно! Космос во мне! Клянусь богом, товарищи призраки, что не слышу никакой музыки! Попрошу вас, невидимки, к выходу идти, ибо склеп закрывается на ночь. В склепе когда-то жил, то ощутил, что я великий магистр игры в бисер. В бисер играю успешно, а вы играете в прятки?
    Степан решил идти домой, встал из склепа, вышел на аллею, на улице стоял и смотрел на фонари, продумывая себя ясную погода на завтра, но и тут музыка слышна ему, во дела! Он домой пошел себе в надежде на то, что музыка прекратится там, что тишина настанет, но нет же, не тут–то было! Дома та же музыка звучит в голове, вот же черт попутал или что еще за дела? Баба его мыть посуду позвала, иди, кум, мой, а то сало не дам, горилки не налью.  В тетрадь смотрит, читает, мол, я с ума сходил раз шесть, вот это новость. Да его уже держали там по месяцу, а все музыка виной тому была, как и в это раз. И тут Степан вспомнил эти зеленые палаты и белые халаты врачей, морды санитаров, желтые птицы в палатах, что сидят на потолке, белые простыни на окнах, тьма за окном, чушь собачья в голове, рой мух между ног, стрекоза в зеркалах постоянно мерещится. Это проза дня, нет в ней чудес, обычная такая проза дня. Без всякой фальши и суеты.

      Дядя Степа ушел из дома своего прочь. Теперь в сарае на краю городка живет. Он смертельно устал от этой музыки. Залез в сарай через забор какой-то дачи, обдумал свой план, ведь ему надо еще попить чаю на ночь и поесть хлеба, а эти вещи надо украсть в магазине будет еще. Степан лежит в сарае и думает о звездах, а тут музыка снова вдруг как заиграет,  да так громко-громко: как раз шли симфонии разные, самые старые, а был там и Шнитке, и Стравинский. А потом ангельский хор как вдарит, Степан аж забыл о чае и хлебе. Он слушал до утра музыку, постелил себе солому и спал на ней, конечно же, он был в раю.  Степан понимает, что жизнь прошла, но вот даже мать старая стесняется его, когда он в туалет ее водит, но он всегда говорит ей, что она в утробе его девять месяцев таскала, что нечего его стесняться, мол, какие дела вообще могут быть.

       Степан тихонечко живет в сарае вот уже все лето, костер его утешает ночами, смотрит на звезды, так и дни летят, как мотыльки гаснут они один за другим. Ничего не тревожит его больше. Он в себе господа бога нашел. Как–то раз после очередного концерта он забыл все слова. Мыслей нет и спешки нет, он осознает, что есть только действие и каждое действие имеет одинаковую важность, каждое действие последнее. Это захватывает. После этого он услышал ангелов голоса. Они у костра сидели и пели себе под нос песни. Потом какая-то женщина и мужчина что-то шептали ему, но он ничего не понимал, а только видит, что в сарае творится черт знает что: там кто-то воет истошно и колотит о стены чем-то тяжелым, но Степану же больше не страшно.
 
       Он любит смерть, ведь она безразлична к нему теперь. В его голове кто-то сидит, теперь он это ясно видит, теряет сознание.  Хочет что-то сказать кому-то, но не удается. Кладет зажигалку на землю - это действие, но какое действие? Действие перед смертью, чувствует себя, как перед расстрелом – это так захватывает, снова осознаешь свою смерть. Она везде, в каждом твоем движении и описать это невозможно. Абсолют любит Степан, да и  Пустоту созерцать не прочь. На душе никак, чувствует себя лишь наблюдателем, который с минуты на минуту может умереть. Никаких сомнений, есть только один путь - путь воина. Чувствует Степан, что Сансара за нос водит его. А почему же нет? В чем проблема? Вера - это когда нет шнура с собой, нет ружья. Ты не будешь убивать себя, ты любишь свое тело, свою душу, свой дух. А потом ты становишься вегетарианцем, а потом уроки сыроедения проходишь на небесах. На небесах Блаватская порядок наведет. Обливаемся водой из родника вечерами темными и купаемся в пруду целыми днями напролет.
 
       Да, в том сарае, на чей-то даче, я совсем исправился. Многое осознал. Я иду лишь только к Свету. Да словоблудие это все у вас. Бесконечная мера вашего невежества даже не забавна. У меня все было: все, все, все, что есть в этом мире. Но я видел сон. Страшный сон. Во сне истекает Христос кровью, вися на кресте. Христос говорит, чтобы я все раздал нищим, чтобы я спасал душу, не цеплялся за материальный мир, чтобы меня охватила лишь жажда духовной жизни и только она меня волновала. И в подтверждении этих слов я просыпаюсь среди ночи и слышу звонок телефона. Беру трубку, на том конце провода тихий женский голос.
- Суфий, мой родимый, привет, дорогой, сколько лет, сколько зим! Степан, как ты там без меня, небось скучаешь? Ты мой мастер Абу. Твой хор безупречен. Мы слушаем тоже его вместе с тобой по ночам. Гитлера читаешь на ночь?
- Кто это! Кто там? Кто? Где моя истина? Где? Кто вы? Кто за шторой? – кричит Степан в трубку. – Ольга, ты что ли? А, так я спал вообще–то и видел сны про звезды и мне было во сне так хорошо, но ты меня разбудила и теперь я думаю: чем бы себя занять, может быть, буду слушать хор в своей голове или же читать «Путь без пути» в сотый по счету раз.
- Что делать-то будешь теперь, Степка? – спросила его взволновано женщина.
- Книгу читать буду! «Путь без пути», - ответил ей Степан без энтузиазма, ибо теперь он был спокоен, словно бы в нем был океан целый разлит.
- Какую? Что за книга? – снова допытывается она.
- "Панки в городе Омске проводят забастовку по поводу угрозы атомной войны со стороны Америки" – смеется Степан. – Вот такую!
- Ух-ты! А сегодня процедуры были?
- Какие процедуры? Ты что? Бес тебя попутал? Ты в уме своем или нет?
- Подожди, куда я попала? Ты или нет? Кто вы? Аууууу! – вдруг резко визжит баба.
- Не знаю, а ты кто? Ольга, ты что ли? Или не ты? Гончарова читала? Отдай мою книгу Ганса Носсака!

      Молчание, она бросает трубку, Степан глаза закрыл и все то самое за окном: Бах истекает кровью на кресте. Для чего, для кого, зачем? Нет сна, а чайки над морем летят безмятежно себе и им легко. На кресте он висит. По двору ходят собаки и пионеры едят орешки золотые.