Последняя надежда

Несколько тысяч людей в едином порыве собрались на одной из московских площадей. На телевизионном кадре, где показали вид «сверху», совершенно разные участники митинга казались вполне сплоченными и одинаковыми. Но совсем не так все выглядело изнутри новообразовавшегося движения. Как всегда, пришли «лидеры». Они громко кричали в микрофон о смене власти, о коррупции, о большом и светлом будущем. В целом, их речи ничем не отличались от ныне действующих правителей. Общие слова и пустые обещания, будто бы не изменилось ничего за последние десятилетия, будто бы люди не научились понимать, что с ними делают и куда ведут. Впрочем, здесь были и те, кто свято верил всему услышанному и с открытой улыбкой наивности, эти граждане нелюбимой страны давали интервью, слетевшимся на «жареное», корреспондентам. Пришли и представители славного движения юной молодежи. Их зомбированные лица и заученные речи очень походили на высказывания «верующих» приверженцев оппозиции. Глядя на тех и других, невольно всплывал вопрос: какая разница, кому безоговорочно верить? Если решения и точка зрения не подкреплены осмысленным выбором, то любой возглас в поддержку своего вождя выглядит ненастоящим и наигранным.
 
Конечно, на площади собралось много подростков и молодых людей. Одних привезли автобусами из близлежащих городов, заплатив символическую сумму за создание «массовости». Другие решили развлечься и почесать кулаки в драке с полицией, которая, как все знали, непременно станет кульминацией митинга. А если не станет, то так всегда найдутся желающие призвать к соблюдению сценария. А журналисты радостно защелкают дорогими камерами, подходя как можно ближе, чтобы запечатлеть всю гамму эмоций на лицах, сражавшихся за идею. А  на следующий день те же журналисты понесут свои претензии организаторам митинга или полиции за испорченную и разбитую технику.

Несомненно, представители «особо активных» движений не позволили о себе позабыть. С флагами и всей необходимой собственной символикой изо всех сил прорывались к сцене, чтобы, наконец, объяснить собравшимся, как нужно жить правильно. Ведь они твердят об этом уже столько лет, не зря же их организация отпраздновала в прошлом году энный юбилей. Но их никто не слушает, оттого и живут все плохо. И даже хочется поверить ребятам, если бы не знать того случая, когда за пиаром они отправились даже на похороны и устроили драку вместо прощания. Впрочем, у всех свои понимания этики, морали, уважения и почтения. В том числе и у многочисленных комментаторов, смачно описавших позже историю драки, но и словом не упомянувших о погибшем парне. Но, наверное, их тоже можно понять. Куда же их станциям, газетам и каналам без грамотного пиара?

А на площади бабушки с дедушками. Они за коммунистов. Им не важно, против чего выступает оппозиция, им хочется, чтобы все было хорошо. А раньше, кажется, было. Они и сами уже подзабыли, не оттого, что возраст, а оттого, что плохие воспоминания в голове любого человека упаковываются и отправляются на хранение в дальний угол памяти. А хорошее «цветет и пахнет», дарую возможность радоваться и сохранять позитив. Вот позитивные пенсионеры и голосуют в душе за ушедшего вождя, а в бюллетени за действующего. Почему – остается загадкой глубокой русской души.

Впрочем, о душе здесь говорить как-то сложно. Слишком много пьющих, орущих и матерящихся. Эти люди пришли на «кипиш», им неважно, чему он посвящен, но зато очень печально, если таковым не станет. Пожалуй, нас уже сложно этим удивить. Сигаретой в руках ребенка, бутылкой пива и у мамочки с коляской, а уж подростки и мужики на улицах, остановках, лавочках, в транспорте – это и совсем норма. Пугает другое. Понятно, что человек, животное, привыкающее к любым обстоятельствам, но разве до такой степени?

Но среди всей этой разношерстной толпы взгляд выхватывал лица людей, вполне осмысленные, адекватные. Эти люди имели свои причины мерзнуть на площади в холодный день. Они пришли сюда своим решением, потому как все другие способы уже исчерпали. Они не кричали, не пили, не прибивались к «левым» и «правым» движениям. Они просто стояли, тем самым выражая свою позицию.

Игорь окончил технический университет, отслужил в армии, потому как в его времена еще не принято было заявлять о нетрадиционной ориентации, чтобы остаться в родительском доме. Проработал десяток лет по специальности, потом получил второе высшее и в совершенстве освоил систему проектного управления. Здесь нужно добавить, что данное направления зародилось на пределами нашей родины, и имело постулаты, не свойственные и даже непонятные почти всем русским людям. Ну, непонятно нам, как можно следовать инструкциям и регламентам, не верим мы, что они помогают в работе, а потому и пишем их, вернее, копируем из интернета, в спешке, подписываем и забываем. Не знаем мы, как в работе можно к этике делового общения еще и соблюсти кодекс чести. Не увязывается это в голове. И самое главное, невозможно построить прозрачную и действенную систему управления каким бы то ни было проектом, когда все участники данного действа заинтересованы в максимально теневых схемах. Но на входе в институт, куда поступал Игорь, не стоял добрый дядечка, рассказывающий о грядущих жизненных реалиях, а потому мужчина искренне верил, что за правильной системой управления – будущее благополучного развития и управления, и экономики. Реальность не заставила себя ждать. Уже на первом проекте ему объяснили, что за любой полученный контракт уплачивается определенная «мзда», а работы нужно выполнять на оставшиеся средства. И если сначала эта «мзда» составляла не более десяти процентов, то в последние годы стала доходить до 40-50. Квалификация исполнителей работ никого не интересовала. Несмотря на такую постановку вопроса, Игорь исправно собирал команды и делал работу. И до последнего времени все удавалось. Пока однажды он не столкнулся с новыми правилами игры. Если раньше делали работу и «благодарили» заказчика за возможность эту работу выполнить, то теперь просто распределяли государственные средства, а выполнение работы стало номинальным. Все равно, что сделаешь, потому что пользоваться этим никто не собирается. Игорь по натуре был честным человеком, воровать по характеру не мог, а остальные услуги потенциальных работодателей не интересовали. Работай за грошовую зарплату, имитируй бурную деятельность, плодя и перекладывая бумажки,  а остальное на нормальную жизнь – подворовывай сам. И не стояло вопроса, а если не умеешь. Раз претендуешь на относительно высокую позицию – значит, должен уметь. И воровать и ничего не делать. На последнем проекте Игорь и вовсе наблюдал, как еще до заключения официального контракта стая жаждущих приложиться к финансированию, атаковала фирму, где он работал. И решением руководства части из них перепал лакомый кусок, не имеющий опять же никакого отношения к их реальным возможностям по выполнению работы. Игорь ответственно закончил проект, сдал работы. Систему, которую сделали под его руководством, никто сейчас не использует, зато участники контракта приподнялись в части своего материального благополучия. Что может быть важнее? Сейчас Игорь без работы, его опыта и профессионализма боятся, ищут молодых мальчиков – они задают меньше вопросов и не мешают распределению «правильных» финансовых потоков с «нужными» людьми.

Алла окончила институт по специальности «менеджмент» тогда, когда еще не существовало позиции «клининг менеджер». Что, впрочем, не помогло ей утратить надежды, возлагаемые на профессию. Она честно устроилась работать по специальности, в начале – помощником менеджера в компанию по производству и продаже офисной мебели. Каково же было ее удивление, когда на своем рабочем столе она увидела только справочник «Желтые страницы» и телефон. Чем она управляла, когда обзванивала все подряд организации с предложением столов и стульев, она до сих пор не понимала. В фирме она проработала недолго, хотя до менеджера и компьютера на рабочем месте дослужилась. Тогда Алла решила сменить направление деятельности и устроилась помощником генерального директора. В те времена перед собеседованием еще не требовали фотографий в стиле «ню». И работала она там прекрасно, и получала неплохо, и постоянно повышала квалификацию, проходила курсы и тренинги, учила языки, и жила бы до сих пор припеваючи, не случись очередного кризиса, который небольшая фирма не выдержала. Тогда Алла вновь отправилась на поиски работы. Теперь уже часть потенциальных начальников намекала на возможный интим, Алла гордо уходила, но продолжала поиски. Попыталась вернуться в профессию, но из менеджмента ей предлагали все те же стулья, путевки, лекарства и прочие вещи к продаже. Продавцом она себя не ощущала, навязчивой быть не умела, идеи о работе по диплому оставила. Устроилась-таки в государственную контору помощником. Зарплата не очень большая, зато никто не приставал и не склонял к общению тет-а-тет. И все снова могло бы быть хорошо, если бы не привели однажды девочку. Начальник виновато заметил «племянница генерала, отказать нельзя», а Алла снова пошла на биржу труда. С тех пор она искала работу. Под стандарты девушек «резюме с фото» она не подходила не по внешности, не по возрасту, в продавцы все также идти не хотела и все надеялась, что попадется ей начальник, которому нужна хорошая сотрудница, а любовницу он себе как-нибудь сам сможет найти.

Александр отучился на экономическом, некоторое время работал в НИИ, которое потом «благополучно» развалили, впрочем, как и все, что потихоньку разрушается в нашей стране. Ему захотелось отдохнуть от рутинной работы, пообщаться с людьми и он сумел найти для себя прекрасное решение: страховой агент. И цифры есть, и люди, и даже вроде как помогаешь им, получается. Александр был в те годы скромным и сдержанным, при трудоустройстве не сильно расспрашивал о подробностях, а потом узнал, что зарплата у него мизерная, а премию он получает от количества проданных страховых полисов. Для того, чтобы стимулировать клиента в приобретении, Александр может «делиться» с клиентом частью своей премии за оформляемый полис. Так, Александр делал бы себе план, а клиенты, работавшие по большей части в юридических лицах, получали возможность «немного» приподняться за счет своей конторы. Первое время Александр невнятно мямлил такие предложения, а потом привык. Встретил приятную девушку, женился, родили ребенка. И денег стало катастрофически не хватать. Александр принципиально не завышал тарифы для юридических лиц в официальных документах, как делали многие его коллеги. Проводили завышенные суммы, а потом хороший «навар» делили с представителем клиента. Так Александр не хотел и не мог. А семья требовала финансовой поддержки. Недавно Александру позвонил друг. Сказал, что участвует в социальном проекте, наподобие материальных касс помощи в советские времена. Предложил присоединиться. Уверил, что лично знает организаторов, что успех и увеличение вложенных средств как минимум вдвое гарантирует. Александр не поверил бы, тем более, как экономист он понимал, что это, скорее всего афера, в которой первые и вправду что-то заработают, но потом обманут множество людей, которым просто не вернут вложенных средств. Но звал-то друг. И так складно рассказывал. Про добровольную материальную помощь. Про то, что это как раз для нуждающихся семей. Что можно внутри программы запланировать и получить средства на обучение и лечение ребенка. В общем, Александр согласился. Деньги он потерял. Друг на связь больше не выходит. И денег, которые сейчас так нужны, было жалко, но вот за дружбу было больнее. Как так вышло, что друзья стали наживаться на друзьях? Можно, конечно, сказать, что и не друг вовсе, раз так поступил, но куда деть совместные годы? Куда отправить трудные ситуации, в которых выручал и выручали? И дружбу семьями как перечеркнуть? Александр знал, что у друга с деньгами еще хуже, чем у него самого. Получается, чтобы выжить тот шел на крайние меры. Обворовывал друзей. И можно долго спорить о характере и обстоятельствах, но сложно смириться с тем, что люди стали такими. И не просто чужие, незнакомые люди, а свои, когда-то до боли родные и близкие.

Антонина Семеновна переступала с ноги на ногу и потирала озябшие руки. Зрелище, которое она наблюдала, вгоняло в еще большую тоску, чем события ее собственной жизни. Она надеялась повстречать тут единомышленников, а не тех, кто пришел накричаться и пустить очередной пыли в глаза. Всю свою жизнь Антонина Семеновна проработала бухгалтером. Сначала помощником, потом бухгалтером, а потом и вовсе до росла до главбуха. Работа ей нравилась, цифры она любила, законодательство знала. Все поручения исполняла исправно, нареканий от руководства не имела. Сначала работала при небольшом заводе, потом он обанкротился, а сейчас на его здании Антонина Семеновна с грустью лицезрела  пестрые таблички различных контор. Уж если отдали под офисы, то и здание бы перестроили, чтобы по функционалу подходило, и душу не грызло тем, кто много лет жизни отдал на бесперебойную и качественную работу того самого завода. Потом пришлось идти в коммерцию. Частные фирмы пугали Антонину Семеновну своей двойной бухгалтерией – не привыкла она обманывать ни государство, ни кого-то еще. Не выдерживала и уходила. Так, принцип одного человека побеждает систему. Но лишь для этого человека. Весь остальной мир остается жить в привычных рамках. Чудом Антонина Семеновна устроилась в представительство иностранной компании. Иностранцы вели «белую» бухгалтерию, говорили на «ломаном» русском, но особых разговоров с главбухом не вели, а потому прекрасно друг друга понимали. И снова долгие годы отдала Антонина Семеновна этой работе. Начальник прилично подучил язык, начали они хорошо общаться. Антонина Семеновна уже представляла свою благополучную карьеру до самой пенсии, когда в представительство любимой фирмы пришли перемены в лице советника директора. Советника этого поставили откуда-то «сверху», был он вполне русским, хоть и жил до этого заграницей, и представления имел соответствующие. Он быстро объяснил всем, что платить налоги государству в таком объеме – сущая глупость и крайний верх непрофессионализма, нарисовал витиеватую модель и приказал следовать ей в работе. Антонина Семеновна разрывалась. Вроде и до пенсии недолго осталось, кто ее еще на работу-то на старости лет возьмет, да еще и ее кодексом честности и порядочности. Скрепя сердце, посоветовавшись с дочерями, Антонина Семеновна осталась работать по новым правилам. А потом пришла налоговая проверка. И когда-то милый начальник иностранец хлопал глазами, сбрасывая вину за нарушения на своего главного бухгалтера. Научил его русский советник, как надо себя вести, напугал страшной русской тюрьмой, вот тот и сдался, несмотря на годы совместной работы и дружбы. Антонина Семеновна с расстройства попала в больницу. Русский советник испугался, вопрос с налоговой порешал деньгами, но и Антонину Семеновну уволил. Из больницы она пошла на улицу, дожидаться своей маленькой пенсии. Работать запретила старшая дочка, переживая за мамино здоровье. Антонина Семеновна в скуке, близкой к отчаянию, проводила дни в одиночестве и пустоте своей квартиры и гадала, в какой момент стала не нужна своей родине.

На периферии происходящего щебетала между собой группа молодых людей. Говорили сдержанно и прилично. Артем – музыкант, Оля – писатель, Семен – художник, Света - актриса. Впрочем, свои статусы они называли с явным смущением и сразу же делали оговорки. А потом рассказывали друг про друга, потому как каждый за себя – стеснялись. Артем окончил музыкальную школу, потрясающе (со слов Светы) играл на скрипке, но даже и не мечтал попасть в какой-то более или менее крупный оркестр. Своих туда приводили. Да, а если бы и попал, то получал бы все равно копейки, а он женился недавно, пополнение в семье ожидалось, тут уже не до творческих мечтаний. Работал репетитором, подрабатывал курьером, по выходным иногда выступал в ДК, хотя и тех осталось – по пальцам пересчитать. Оля работала копирайтером, ненавидела и это слово, и это занятие, но хоть как-то пыталась приобщиться к тому, чем ей интересно заниматься. А в свободное время писала умные книги, которые не воспринимали издатели, публикующие иронические детективы. Но Оля тут же перевела тему с себя на когда-то знакомого художника и писателя. Рисовал потрясающе, о войне так писал, что молодежь оторваться не могла – истинный талант. А умер неизвестным, потому что не оказалось денег и связей, тянувших наверх. Добрая ему память. Семен был чем-то похож на того дедушку, его картины мало интересовали любителей живописи по принципу: «вылил банку краски, потоптал ногами, получилось гениальная абстракция». Перебивался, как придется. Света получала крошечные роли в таком же малюсеньком театре и даже уже не мечтала о большем. Когда на пьедестале стоит бездарность – таланту бесполезно участвовать в соревновании. Вот они, молодые, перспективные, одаренные, но никому не нужные. Слишком умные для читателей бульварной прессы, слишком яркие для «ментовских» сериалов, чересчур старомодные для картинок в «демотиваторах», слишком утонченные для попсы и героев сегодняшней сцены.
 
Можно декларировать любые законы, провозглашать любые строи, писать в требованиях к вакансии любые наборы слов. Можно говорить, что угодно. Но пока мы не начнем выполнять хоть что-то из сказанного, на обочину жизни мы будем выбрасывать тех людей, которые и вправду способны поднять эту страну. Людей, в которых пока не умерло желание, не исчерпался потенциал. Людей, которые вышли на улицу и не выступают по принципу «как все». Они не пришли сюда кричать о смене власти, коррупции, требовать решения своих личных проблем. Они пришли показать, что они не могут и не хотят жить в такой стране. Они готовы менять ее, готовы участвовать и помогать, готовы рваться в бой, несмотря на любые преграды. Но они не готовы бездействовать и имитировать. Не готовы молча терпеть зло и падение. Не готовы принимать все, что в них пытаются запихнуть. Не готовы перегрызть друг другу горло за материальные ценности, признавая их единственным мерилом жизненного благополучия. Не готовы смотреть, как нравственно погибают, как рушится страна.

Скоро таких, как они, не останется. Кто-то доживет свой век. Кто-то не выдержит и уедет. Кто-то не справится и сломается. И вместе с этими людьми надежда на счастливое будущее тоже уйдет. И кто-то оставит в наследство своим детям ворованные миллионы. А что скажем своим детям мы, все остальные?

Корреспондент распечатал статью, перечитал, восхитился силой и глубиной своей работы, наверное, это был лучший его репортаж за всю многолетнюю карьеру. Он бережно провел рукой по горячим листам, а потом убрал их в дальний угол ящика на ключе. Там хранились документы и воспоминания. И это статья станет одним из знаковых моментов не для прессы, а для его собственного мировоззрения. Он не станет даже, и показывать ее главному редактору. Теперь ведь и правда пишется по заказу, а не от чьей-то праведной инициативы. Раньше придумывали, что соврать, как выкрутиться и лучше обмануть. Теперь всех мучает другой вопрос, какую правду подать общественности на завтрак? Или вместо него. Нет, он не станет показывать статью никому и уж тем более редактору. Все равно не поймут. Он просто завтра напишет заявление. Он просто подумал, что лучше на улице и в хорошей компании, чем с разбогатевшей чернью во дворце.