Самое важное

Анечка играет с пупсом. Бережно укладывает спать, прижимая к груди. Баюкает и напевает : " Баю-баю-баю бай, спи, сыночек, засыпай."  Анечка - пятилетняя кроха с умными  глазами-блюдечками серого цвета, курносым носом в забавных веснушках и русыми косичками. Баба Нюра смахивает слезу, глядя на внучку. Еще недавно её невестка и мать Анечки заполняла своим смехом каждый уголок в тесной хрущевке.  Но вот уже полгода, как в квартире смеется только ребёнок. И вторую неделю Маша лежит прозрачной тенью и глаза обведены глубокой синевой. Пневмония. Баба Нюра на цыпочках подходит к кровати,  заглядывает к больной, не надо ли чего? Но та лежит неподвижно, только время от времени заходится в долгих приступах лающего кашля. " Господи, вот упертая, сказала, как отрезала : " В больницу не лягу, я медработник и уколы сама себе введу. Анечке сейчас нужна мать как никогда..."  А то я не понимаю, что после гибели отца, ребенку без матери никак. Эх, сыночек, как же ты так?" - сокрушается баба Нюра, опять смахивая слезу. " И кто, кто у меня остался в жизни? Всей семьи - Машута, Анечка да кошка Мурка", --  признается себе Нюра и крепится, чтобы не зареветь в голос. " Баю-баю-баю-бай, спи сыночек, засыпай,"-- доносится голос внучки. И баба Нюра мелко крестится на маленькую иконку в углу, привезенную из родной хаты в "фатиру", как она называет  невесткину "голубятню".  " Ой, сЫночка, как же нам жить теперь без тебя? Как?" - заходится в молчаливом рыдании мать и только подрагивающие плечи выдают её. " Маша хорошая, хотя и городская. Только вот Анечка квёлая совсем, городские дети - они такие..." Да только какой это город? Пыльно, грязно и собаки бегают бездомные. Только и разницы с селом, что магазин не один продуктовый, да улицы заасфальтированы. Эх, - вздыхает  Нюра, - вот строили всю жизнь, строили, да толком ничего не построили.." И от этой мысли ей еще горше.
 
 Вся жизнь Нюры вспоминается в последнее время. Как окончив восьмилетку пошла работать на ферму. Как встретила свою судьбу - Петра из соседнего села, вернувшегося из Афгана без единой царапины. Как гуляли с ним до утра возле озера и встречали рассветы. И солнце внезапно выкатывалось из-за горизонта малиновым шаром, окрашивая небо во все оттенки алого, и  купол их сельской церквушки становился пунцовым. Вспоминалась свадьба, тюлевое платье, что сама пошила. И первые марлевые занавески на окне, которые вышила мережкой, выдергивая нити, превратив в кружево. Вспомнила  роддом и сверток в байковом одеяле. И как Петр отбросил уголок, глянул на красную мордашку с серьезными глазами цвета сливы, и гордо сказал: " Мужик, весь в меня."  И первые ночи после выписки, когда  привыкала к новой роли матери. И частые побудки беспокойным сынишкой по ночам. И выпускной Володьки, когда он  радостно помахивал аттестатом в красной обложке. И свою гордость, её сын - медалист. А потом вдруг всплыло в памяти чистое лицо сына, с навечно замершей улыбкой. И голос его начальника над свежей могилой: " Владимир Ковальчук погиб при выполнении служебного долга, спасая из огня ребенка. Погиб как герой!" И скорбный лик мужа на соседнем кресте. Всё вспомнила Нюра под колыбельную Анечки. " И вот как её растить и учить уму-разуму? Как вложить в эту русую головенку самое главное? Как? К Богу не приучены теперича... Да и как понять, что теперь важное, а что и не нужно?" А из комнаты доносился тихий голосок её отрады: " Баю-баю-баю бай...Засыпай...Засыпай.."
" Ой, чегой-то я задумалась... Дитя пора кормить ужо."
-- Анютка, дочка, ты кушать будешь?
-- Нет еще, ба... Сыночек не спит, вот баюкаю.
-- Так может и он поел бы, да и уснул потом, а, дочка?
-- Ну, давай попробуем...
-- Сыночек, ам! За маму, за папу, за бабу Нюру, - старательно размазывает кашу по лицу пупса Анюта.
-- За папу...Ой... Ешь давай, горе луковое.
-- А я когда вырасту, ба, знаешь кем буду?
-- Кем, Анечка?
-- Угадай.
-- Врачихой?
-- Неа.
-- Учителькой?  Аптекаршей? Продавщицей?
-- Ба, ну что ты в самом деле. Неужели трудно догадаться? Я буду самым-самым важным в мире!
-- ???
-- Я буду мамой и женой! И мой сыночек тоже будет всех защищать и спасать.
 И серые глаза-блюдца удивленно хлопают ресницами, не понимая почему плачет баба Нюра.