Краткая феноменология Дакини

                "An angel does not make love, an angel *is* love"
                Барбарелла - Королева Галактики, 1968 

У нашей жизни есть как минимум два аспекта, не поддающихся повседневному восприятию.  Один из них – бесконечность пространства-времени и таинственное поведение разнообразных элементарных частиц, из которых сложена Вселенная; другой – тайна человеческого сознания.  И если первый аспект удается описать, по крайней мере приблизительно, уравнениями Лоренца и Шредингера, то второй окутан, как говорится, вечной тайной.  Первый принадлежит физике, а второй – метафизике; если первый аспект можно как-то изучить и проверить, то второй принципиально непостижим.  Понять сознание сознанием – такая же невозможная задача, как укусить самого себя за зуб, как говорил Алан Уотс (Alan Watts).  Мы не только не знаем, что такое наше собственное сознание, но даже не можем быть уверены в том, что внешний мир существует вне нашего сознания, и что сознание присутствует у других людей. 

Более того, мы не можем быть уверены, что наше собственное сознание существует.  Вполне может оказаться, что никакого сознания нет и это всего лишь иллюзия, создаваемая природой для поддержания инстинкта самосохранения.  В самом деле, если мы допустим возможность того, что окружающие люди не более чем сложные биохимические роботы, то откуда нам известно, что мы не являемся такими роботами сами?

Большинство людей не задаются подобными вопросами, как не имеющими практической ценности.  Есть ли у нас сознание или нет, еть ли оно у других людей или нет, – и даже есть ли сам мир или нет, неважно; потому в любом случае жить как-то надо.  Люди просто принимают на веру, что мир есть «на самом деле», и что сознание у других людей есть «на самом деле».  Этого вполне достаточно для повседневных житейских целей. 

Но вот что интересно.  Если наше бытие настолько таинственно, что мы не знаем, 1) есть ли у нас сознание, и 2) если да, есть ли мир вне нашего сознания, то в мире должно быть огромное количество и других неизведанных тайн.   

Одной из таких тайн мне и хотелось бы поделиться.  Речь пойдет о так наз. Дакини ("Д."), которых в мире было и есть невиданное множество; но которые удивительным образом продолжают оставаться незамеченными или неверно понятыми в нашей замечательной цивилизации, построенной на достижениях человеческого ума. 

 
ДАКИНИ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ

Вопреки бытующему убеждению, Дакини – не только древнее, но и вполне современное явление.  Хотя Д. были замечены и подробно описаны ещё в древнеиндийск. тантрич. текстах как сверхъестеств. бессмертн. существа, принимающие форму молодой, образов. независ. девушк. с убийств. колич. обаяния, Д. не являются ни секс-, ни тем более феминистич. символом; их сущность намного глубже. 

Вкратце, Д. – жрицы любви, но любви не только и не столько физич., сколько любви как основы (матрицы, если хотите) существования.  Более того, существует точка зрения, согласно которой Д. являются не чем иным, как материализацией Всеобщего Поля Любви, преобразующей мир к лучшему посредством созидат. или разрушит. деятельности, в зависимости от настроения и состояния «потерянности» (confusion) конкретной Д. 

Несомненным достоинством данной точки зрения является лёгкость, с которой она объясняет как неотразимое обаяние Д., так и естественное притяжение Д. к представителям творческих профессий (обычно называющих Д. «музами»),  а также к людям с бунтарскими склонностями.  В частности, появление на древней Руси знаменитой таджикской Д. Янки Стан было отмечено в известной народной песне на стихи Дмитрия Садовникова «Волга, Волга, мать родная»:

«Этот ропот и насмешки
Слышит грозный атаман,
И могучею рукою
Обнял перси Янки Стан»

...Нелёгкий выбор выпал на долю Степана Разина.  И прошёл он это испытание с честью, как настоящий бодхисаттва!  Несмотря на излучаемую Д. любовь, не поддался атаман, не дрогнула его рука:

«Мощным взмахом поднимает
Он красавицу княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну»

Отметим, что бросание Д. за борт «в набежавшую волну» совершенно бесполезно, т.к., во-первых, Д. бессмертны, а во-вторых, хорошо плавают; бесполезны и заверения и клятвы в любви, поскольку последние приводят лишь к отрешённости и последующему исчезновению Д., из чистого сострадания Д. к влюблённому – о чём и догадался внезапно озарённый атаман.  «Да ни хрена она не утонет, эта нечистая сила», – подумал он, угрюмо глядя в сторону набежавшей волны, уносящей его недавнюю возлюбленную под одобрительные крики опьяненных свободой казаков.

Любопытная, хотя и роковая, особенность Д. состоит в том, что она избегает говорить слово «нет».  Поэтому, если Д. искренне попросить о чём-либо, она, скорее всего, это сделает.  Тут-то и кроется основная опасность.  Непритязательную, чистую любовь и сострадание Д. мужчина часто воспринимает как свидетельство своей победы, «done deal», залог того, что так будет всегда.  Но, если заявить право собственности на Д., то она, как было отмечено выше, исчезнет под неправдоподобным, хотя и благовидным предлогом.


«МУЗЫ», «ГЕТЕРЫ», «РОКОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ» И ДР. 

Д. древней Греции, таких как небезызв. историкам Аспазия, нередко именовали «гетерами», видимо из-за искушённости Д. в физич. любви, а также их свободолюбия, природного авантюризма и эрудиции, невиданной по тем временам.  Считается, что именно благодаря обширным знаниям и несомненному ораторскому дару Аспазии дом её спутника Перикла стал интеллектуальным центром Афин; и не исключено, что ироничное отношение Сократа к вышеозначенному Периклу, а также его безоговорочное восхищение Аспазией имеют некую общую причину, о которой мы умолчим. 

Что же касается «муз», за которых принимают Д. представители творческих профессий, то здесь тоже не обошлось без искажений и преувеличений.  Поэты часто представляют Д. как некие небесные, эфемерные создания в развевающихся белых одеждах и с небольшой арфой под мышкой.  Автор этих правдивых заметок полагает, что такое представление Д. не более, чем дань традиции или метафора; никакой арфы Д., как правило, с собой не носят.  Арфа – довольно тяжёлый инструмент и неудобный в пути, а вдохновить поэта можно и дружеским разговором за чашкой чая с неизменным в таких случаях круассаном. 

Неточен и образ т.н. «роковой женщины» как некоего жеманного и истеричного создания, доставляющего массу неприятностей мужскому полу в виде разбитых сердец, разорённых семейных гнезд, банкротств, дуэлей и т.д.  Здесь мы снова наблюдаем скорее эмоциональную реакцию обиженного Д. писателя, чем объективную оценку событий.  Д. никогда не жеманны, держатся очень просто и естественно, ни к кому не привязываются и никому ничего не обещают.  Воистину, поступок Степана Разина, бросившего свою Д. в воду, выглядит честнее и естественнее, чем литературная месть, вызванная разобиженным эго писателя.