ТЕСТ 080, роман. Главы 6-10

Вкратце о сюжете: гражданин сытой и благополучной вымышленной страны, застигнутый врасплох «кризисом среднего возраста» в поисках адреналина и приключений подписывается на некий тест- пари: предстоит прожить 4 года в гораздо менее сытой, но полной таинственных непонятностей, также вымышленной стране.  Условий немного: выжить, не стать преступником и не скатиться на социальное дно. Страной за эти 4 года, кстати, успеют поуправлять президенты Бормачёв, Щельцын и Петин (не путать с…!)…




Глава 6. О банном синдроме. «Чайники» и «бЫчащие». Эффект Чиффолино. О связи между отделкой балконов и кобелированием.
   
    Президент Щельцын, долго не появлявшийся на публике после инаугурации, наконец заработал в полную силу. Его стилем было почти ежедневное проведение лихих рокировок на корявой шахматной доске Вессийского правительства. Жизнерадостный толстяк, ещё вчера отвечавший за сельское хозяйство, отправлялся заведовать финансами. Картинного вида генерал вместо командования армией вдруг отправлялся разбираться с газовым хозяйством. Усатый южанин из министерства внешний связей ставился во главу милиции. А через пару дней все менялось с точностью до наоборот. «Провожу хоро-о-шенькую утрясочку!» - характерным мегафонным тембром (оставшимся у него с недавних митинговых времен) давил Президент. Его щёки были подозрительно багровы. В политике набирал силу «банный» синдром. Грузный медведеподобный Щельцын любил весскую баню. Посещал её обязательно с кем-нибудь в компании. Любили обстоятельно посидеть и крепко выпить. А на следующий день в политике объявлялись новые приоритеты. Если парился накануне с милицейским министром, то на следующий день милиция наделялась такими полномочиями, что кровь стыла в жилах. Если баню посещал министр автомобильной промышленности, то вскоре следовало двухкратное повышение пошлин за ввоз в Вессию иномарок и так далее, почти до бесконечности.
    …Так, одним из вечеров Щельцын попарился роковым для Вессии образом с амбициозным генералом из Южнокинжальской Вессийской автономии. Дня через два без особой огласки всё многочисленное вооружение и тысячи тонн боеприпасов Южнокинджальских воинских частей были переданы усатому молодцеватому генералу в единоличное владение. Зачем и почему - не смог бы объяснить ни один даже самый бородатый политолог.
   
    Деньги обесценивались со страшной силой. Хотелось хоть малюсенькой кочки среди булькающего инфляционного болота, на которой можно было отдышаться, стоя пусть даже одной ногой. И такая кочка возникла. Это была отныне параллельная денежная единица Вессии - всемогущий джоллар! Эту единицу Северной Лимерики приняли в Вессии всюду и сразу, упрощённо прозвав Кваксом - в честь изображённого на купюре первого президента Лимерики - пучеглазого и напоминающего прыгучее земноводное. К тому же на зелёном фоне.
    Так или иначе, а народ теперь собирал джоллары как увлеченный школьник почтовые марки. Принеся из обменного пункта (а такие пункты появились на каждом шагу) жалкую зеленую купюрку, человек подолгу разглядывал её, а после ещё день или два показывал друзьям и знакомым. У Будюповых в целлофановом пакете за холодильником уже хранилась такая купюра!
   
    Вечером, уработавшись, Паша включил телевизор. Первое, что он увидел, это человека, взобравшегося на верхнюю точку огромного железнодорожного моста. Внизу за ним следило множество военных и милиции. Человек наверху что-то кричал, размахивая рукой. Сверху над смельчаком завис вертолёт, спуская к нему второго человека на верёвке. Операция была провёрнута крайне удачно: спасатель накрепко вцепился в «верхолаза», и вертолёт спустил на грешную землю обоих. Телекамера приблизила изображение. Тут Павел чуть не подавился ужином: в отощавшем и небритом мужике герой нашего повествования безошибочно узнал одного из активных участников нечухайловского лесного фуршета! Диктор сообщал: это житель поддосковного города Слышное. Грозил самоубийством, если ему не будет предоставлено политическое убежище в Бурмании, гражданином которой он, якобы, являлся до недавнего времени. Готовящийся ко сну Сашка с только что вымытой головой так и не понял, почему его папа и мама вдруг замолчали на полуслове, а потом так и просидели молча весь вечер.
    «Сколько же грибников соберётся послушать «дядю» этой осенью?»- подумал Паша.
   
    Стояли уже отменные весенние деньки. Будто и не было непролазной и непроглядной зимы. Досква напоминала город после стихийного бедствия с толпами мародёрствующих. На попорченных солью газонах горы какого-то хлама. Магазинные витрины с дырками от пуль - это кто-то с кем-то разбирался на нужном криминальном уровне. Повсюду как грибы-поганки повылазили коммерческие ларьки. И только женщины расцвели по-настоящему. С чертовски симпатичных лиц наконец ушла зимняя усталость и напряженность. Только в этой стране полунищие красавицы так могут себя преподнести! Мужики каждую весну сами не свои. Ещё бы! Десятки фотомодельных красавиц проворно дефилируют по щербатым тротуарам в стоптанной обуви, оттягивая изящные руки (с каким бы упоением целовал их заморский миллионер!) безобразного вида авоськами с продуктами.
    
    Посвятив несколько дней мероприятиям железочной «интенсивной терапии» Паша всё-таки завел свой «Закукожец» после зимней спячки. Аж дрожа от нетерпения, наш герой усадил себя в продавленное кривое сиденье и рванул на улицы Досквы. Через пять минут понял, что может лучше этого и не делать. На дорогах всё изменилось капитально. Во-первых, не горели почти все светофоры. Как раз накануне городской глава Амвросий Пупов приводил по телевизору множество основных причин - почему в Доскве светофоры не могут гореть. Царил основательный хаос. На каждом перекрестке стояли столкнувшиеся машины, владельцы которых разбирались в ситуации при помощи рук и ног. Остальные объезжали гиблое место как могли - по газонам и пешеходным дорожкам. Подвернувшиеся некстати пешеходы на своих же законных тротуарах облагались нецензурной бранью и обливались грязной талой водой. Автомобилисты четко разделились на «чайников» и «бычащих». В первую категорию попали все водители, сохранившие в себе хотя бы остатки совести. Зато о второй категории надо бы рассказать. Их расхристанные лимузины были призваны устрашать. Затонированные «в ноль» боковые и задние стёкла. Открытый люк в крыше, через который громоподобно звучит непременный эмигрант Фуфутинский и вылетают на прочих объедки и тара из-под пива. Прямолинейно такие машины не ездят: их беспрестанно кидает из ряда в ряд, они болезненно ёрзают и дёргаются, как больной диареей в людном месте. Оказавшись в потоке за машиной «чайника», «бычащему» полагалось действовать так: непрерывно моргать всеми имеющимися фарами, делать устрашающие рожи, активно сигналить с включением «самопальной» сирены. Основательно «взболтав» с помощью руля своё заморское мятое чудо, «бычащий» наконец совершал обгон и далее обязательно следовала следующая фаза акции - «хозяин жизни», подрезав, резко тормозил перед растяпой и неудачником. Посрамив несчастного, «бычащий» срывался с места (лучше с пробуксовкой и вонюче дымя), ехал метров тридцать до бампера следующего «чайника».
   
    Интересна была и роль госавтоинспекции в дорожном гадюшнике. Это напоминало игру кошки с мышом. Затаившись в укромном месте возле какой-нибудь верной проблемной точки (либо знак ограничения скорости, либо неприметный запрещающий знак), инспектор хищно вглядывался вдаль. Завидя, нет, не нарушителя, а заведомо кредитоспособного и, на вид, неговнистого водителя, приступал к следующему рабочему моменту. Рванув со всех ног сквозь поток транспорта, под дружный визг тормозов и ор сигналов к потенциальной жертве, румянощёкий блюститель тряс полосатой замусоленной палкой и задорно свистел в хромированный свисток. Автовладелец съезжал на обочину или к тротуару. Тут начиналось ещё более интересное.
    «Старсант Гудков. Ч-чему нарушили?!» Многие ломались уже на этом этапе и лезли в кошелёк за деньгами. Если же нет, то поднаторевший в людской психологии обладатель погон сурово повествовал о поступившем по рации сообщении с предыдущего поста о создании аварийной ситуации автомобилем с номером (искосо глянув, цитировал)… Если же и тут выходила промашка, и клиент не дозревал до выплат, наступала пора проверить техническое состояние остановленного автомобиля. Осмотрев все четыре колеса на предмет облысения, уже нервничающий инспектор требовал поставить транспортное средство на ручной тормоз. Далее следовал короткий разбег и мощный тупой удар всей массой инспекторского тела в переднюю или заднюю часть машины. Если автомобиль стоял как вкопанный, «старсант» менял кнут на пряник. В достаточно длинном монологе его «клиент» мог узнать, как нечеловечески тяжело сейчас работать в автоинспекции, что и дома инспектора никто не ценит, не видит в нём человека, а только наперебой требуют денег. Что недавно его квартиру обворовали, а единственная дочь сбежала с проходимцем. А далее уж и вовсе слёзно сообщалось, что скотина-начальник-подполковник обязал собрать денег тёще не похороны, выгнав своих подчинённых на работу в выходной день…
   
    Пашина супруга уже третий месяц депрессировала. Чуть что - срывалась на Сашку. А Павлу отвечала односложно, монотонно и с полным безразличием в глазах. Вся беда в том, что Юлия аккуратно копила все нанесённые ей обиды и тщательно хранила их в себе. Человеку нужен выход эмоций. Кто-то напивается, скандалит, бьёт посуду и вещи. А супруга за столько лет ни разу голоса на Пашу не повысила. Зато без запинки вспомнит, что четыре года назад, в мае месяце она крутилась как проклятая по дому (домработница болела), гладила, стирала, возилась с Сашкой, а супруг преспокойно сидел в любимом кресле и играл на синтезаторе, возомнив из себя значимого композитора. И ещё три с половиной года назад, под Рождество не оплатил новейший антицеллюлитный комплекс, а вместо этого купил себе любимому четырехканальный магнитофон для записи своего весьма сомнительного творчества. И так далее.
    Павел достал из-за холодильника потайную заначку и отправился покупать видеомагнитофон. И вот уже через час он увидел в глазах Юлии давно забытый характерный блеск. Супруга готовилась к записи с телеканала своего любимого детектива про похождения испитого и болезненного менглийского инспектора Каггерта.
   
    А едва закончилась серия, как к Будюповым шумно заявился Виктор. Он это делал не часто, но зато всегда без предупреждения. В целлофановом пакете бубенцами позвякивали бутылки. А сам сумконосец был уже очень и очень навеселе. Беседа шла своим чередом в малюсенькой кухне. Витя рассказал несколько своих коронных анекдотов, которые семейство уже неоднократно слышало. Кстати, делал он это теперь с букраинским акцентом, считая, что так ещё смешнее. Не менее десяти раз подробно разглядел грудь хозяйки дома, вполне эротично вырисовывающуюся под тонкой белой футболкой. А потом, пропустив вовнутрь ещё рюмку, как бы между прочим поведал, что недавно ездил в одну интересную командировку в южнокинжальскую автономию. Так вот, судя по прямым и косвенным признакам, южане вскоре дадут Вессии основательно просраться. Уже несколько месяцев вооруженные по полной программе кинжальцы грабят и убивают местные весские семьи. Щельцыну не до того. Он, по слухам, в крепком запое, но как только почувствует себя лучше, поедет на какие-то торжества в Бурманию.
   
    То, что устроил вскоре Щельцын в Бурмании, со смаком и многократно посмотрели телезрители во всем мире. Тут очень кстати оказался недавний раздел сфер влияния на вессийском телецентре и образование двух откровенно антищельцынских каналов. А телевизор показал следующее: Щельцын с бурманским канцлером при большом стечении народа дают прессе интервью, стоя на мраморных ступенях известного мемориала. У вессийского президента, как говорят в простонародье, с утра уже залиты бельма. Жесты размашисты, речь бессвязна. После очередного вопроса блондинистого журналиста Щельцын резким движением схватил канцлера за брючный ремень и притянул к себе: «Мы с другом Гюнтером ва-аще тут вот!» Не всем было дано сходу понять данный жест доброй воли. Охранники обеих сторон уж, было, хотели вмешаться, но видимо, по наушникам услышали «отбой». Народ всерьёз покатывался от смеха. Почувствовав, что собравшиеся желают «продолжения банкета», вессийский глава продолжил чудить, как говорится, на все деньги. Слегка поплясав вприсядку под голос репродуктора на столбе, Щельцын, значительно оторвавшись от охраны, с несвойственной ему быстротой, подбрасывая ноги, дунул через всю площадь к расположившемуся в тени деревьев симфоническому оркестру. В тот момент исполнялось что-то торжественное из Грямса. Пройдя напролом через лес наяривающих смычков, уронив со стула тщедушного носатого кларнетиста, Щельцын вдруг нагнулся и водрузил себе на голову какое-то небольшое декоративное растение в глиняном горшке. Далее прямо в этаком виде, размахивая одной рукой и придерживая горшок другой, озорующий ринулся на шикарно раззолоченную арфу! Чопорного вида музыкантша немедленно отпрянула от своей золочёной красавицы, повинуясь инстинкту самосохранения. Президент хотел, было, вернуть испуганую на место, но лишь оторвал тоненькие бретельки атласного вечернего платья арфистки. Ничуть не смутившись, вполне фигуристая женщина с ухоженным обнаженным бюстом немалого размера встала чуть поодаль и, даже не пытаясь прикрыться, ошалев, наблюдала за дальнейшим. Президент же был явно в ударе и напоминал медведя из известной весской сказки, играющего на пне. Арфа рыдала!
    Позже президентская пресс-служба давала полное опровержение. Дескать, злые недруги-телевизионщики искусственно расцветили Щельцына компьютером, синтезировали ему отвратный голос. Зелёный предмет на голове признали световым бликом или «эффектом Чиффолино». А вся сцена в оркестре, по заявлению правительственной комиссии - чистейшей воды мультипликация!
   
   
                *        *        *
    «Тест 080» продолжался. Причем игра-авантюра так втянула Павла, что тот через год с небольшим уже едва помнил всю предысторию и свою прошлую жизнь. Барахтаясь в поганой вессийской тине «эпохи перемен», Паша уже всерьёз и не верил, что когда-нибудь вернется к цивилизованной жизни. Он не был неудачником, скорее - «несостыковщиком». Будюпов давно уже заметил, что как только какая-либо благоприятная ситуация развивается по накатанным рельсам, так обязательно и, как правило, в последний момент возникает какая-то третья сила, которая умудряется спутать все карты. Обычно удается всё нормальным образом утрясти, но борьба «на финише», отняв почти все силы, попортив нервы, лишает возможности оценить саму «победу». «Как бы не вышло подобным образом и в случае со всей этой затеей», - все чаще приходило на ум Павлу. Ехали в Вессию прочистить мозги адреналином, а адреналин уже через год полез изо всех дыр, не оставив в организме свободной клеточки!
   
    Возле подъезда Паша встретил верхнего соседа, ведущего на поводках с выгула трех борзых. «Радуйтесь!» - с какой-то детской обидой сказал собаковод, - я квартиру продал. Теперь у Вас будут новые соседи!» Павел отметил, что слово «новые» сосед произнес с особой интонацией. Неужели там теперь будут разводить бегемотов?
    Пообщаться с новыми жильцами удалось уже вскоре. На следующий день в сантиметрах от подъездной двери нашла свою стоянку донельзя «боевая» длиннющая «Дууди». Переднее наполовину тонированное стекло было вдрызг разбито изнутри чьей-то головой. Серебряные давно не блестящие бока сплошь в глубоких шрамах. Задний бампер хозяева заботливо закрепили ржавой проволокой, а расколотые фонари заклеили клейкой лентой. Через почти чёрные стекла все же можно было разглядеть богатое убранство салона: всевозможные пластмассовые побрякушки, бахрому на рамке стекла. И шикарные, обтянутые бархатом огромные кресла, напоминающие по форме зубоврачебные. Из бездонного багажника трое испитых молодых людей в ярких тренировочных костюмах носили вещи на четвертый этаж, в бывшую квартиру собакозаводчика.
    В тот же вечер началось бурное отмечание новоселья. Естественно, гремела, не переставая, музыка, стоял невообразимый гвалт. Каждые пятнадцать минут принималась кого-то бить. Горластая дама периодически вопила: «Эдик! Не надо! Он всё отдаст!» Неоднократно под нетрезвый смех роняли что-то тяжелое на пол. Затем уж и вовсе пресытившись торжеством, начали палить из какого-то оружия по уличному фонарю напротив. Фонарь всё не поддавался. Затем мимо Пашиного окна пролетело нечто весомое, мельтешащее и плюхнулось на кустарник. Наверху опять запричитал женский громкий голос: «Та он же ж ногу поломал!» Вскоре была вызвана «скорая» и травмированный отправился прямо из палисадника на гипсовочные процедуры. Многочисленная компания ещё долго галдела в темноте под окнами. Но торжество не только не прекратилось, но и вовсю набирало обороты. Гуляли ещё целые сутки. Потом Павел выругался и решительно поднялся этажом выше.
    -Да ты знаешь, ихто-о мы такие? - вопрошал здоровенный дядя с бычьей шеей. Ему вторили ещё два или три человека. Причем один переминался на новеньких костылях с загипсованной ногой, а у другого были перебинтованы оба запястья. Чуть поодаль косолапо стояла ширококостная дама в ярко-красных спортивных штанах.
    -Мне и моей семье по ночам хочется спать вне зависимости от того, кто вы такие! - зло заорал Павел.
    Может быть, после двухсуточного недосыпу он и впрямь выглядел решительно, но компания тотчас уменьшила звук в агонизирующе-хрипящем магнитофоне. Теперь наверху стало почти тихо, лишь изредка один и гостей разражался лихим гусарским ржанием. Наутро к мусоропроводу выносилась пустая водочная тара. Нехитрый подсчет показывал, что на одного гуляющего приходилось не менее трех бутылок водки в сутки.
   
    В Доскве опять вовсю царило лето. Высыпанные за зиму на дороги сотни и сотни тонн песка с солью превратилась в отвратительную пыль и ветерком носились по городу. Зной заставлял людей выпивать в день по нескольку литров сомнительной газированной воды, химически окрашенной в противоестественно яркие цвета. Пластиковые бутылки-фуфыри, иногда недопитые на треть, лежали вдоль тротуаров. Тянуло на природу. И вереницы разномастных машин в сизоватом дыму мелкими перебежками продвигались к дачам. Душные салоны были полны людей, домашней утвари и всякой живности. Перекошенные и, как правило, ржавые прицепы натужно скрипели под грузом стройматериалов и ветхой мебели. Уработавшимся за неделю гражданам не терпелось приступить к дачной трудотерапии. Через пару часов утомительной дороги можно наконец-то под палящим солнцем вплоть до теплового удара пропалывать огуречно-укропно-салатные грядки или привезённым деревянным хламом латать убогие домики.
    Будюповы также примкнули к стойким рядам дачников, сняв совсем незадорого на лето домик с участком в двух часах езды от Досквы. По крайней мере, Сашка может отдышаться свежим воздухом за три месяца летних каникул. Юлия стойко и безропотно проводила с сыном всё это время, коротая вечера за чтением детективов и вязанием крючком затейливых салфеток. Унылая апатия, казалось, навеки поселилась в её выразительно-карих глазах.
   
   
    С работой у Павла началась натуральная хренотень. Зарплата и раньше не сильно большая, теперь и вовсе не поспевала за инфляцией. Дела у директора мастерской шли, прямо скажем, не важно. Отреставрированные рояли по астрономическим ценам продавались крайне вяло, а суровые кредиторы наведывалсь в фирму чаще и чаще. Ещё так недавно пышущий оптимизмом начальник теперь часами не выходил из своего кабинета, предаваясь раздумьям. На дорогом чёрном офисном столе в беспорядке лежали документы вперемешку с таблеточными упаковками. Сидящая в «предбаннике» секретарша пробуждающе-эротических форм непрерывно печатала на компьютере и относила к шефу на подпись стопки воззваний-прошений о материальной помощи, которые затем в строгих конвертах рассылались известным музыкальным и политическим деятелям. Старые мастера, посаженные на голодный паёк удвоенно пили политуру, тепло вспоминая минувшие «метрономовские» дни (в бывшем «метрономе», кстати, теперь торговали сантехникой), а молодые пропадали по «халтурам». Было её предостаточно и у Павла, что позволяло как-то оставаться на плаву.
    Летом, заметил Павел, дамы как-то уж особо располагают к себе. Эротически пробуждающая секретарша Анна Анатольевна особо радушно в отсутствии начальника поила Пашу чаем и рассказывала о донельзя пресных отношениях с мужем. Через 5 -6 чаепитий, учитывая значительное количество слов, произносимое секретаршей в единицу времени, Паша уже знал о своей собеседнице всю семейно-бытовую подноготную.
    Как-то жарким душным днём начальник откомандировал Павла с Анной Анатольевной на отдаленный фортепианный склад за деталями. Пашин «Закукожец» с тремя коробками деревяшек уже пробирался пыльными досковскими задворками к мастерской, а Анна Анатольевна в жестоком мини прямо не находила себе места. Фортепианные детали, судя по всему, мало волновали её. Наконец, вмеру эротичная пассажирка «Закукожца» кстати заметила, что живёт совсем неподалёку и может предложить питьё кофе прямо на дому. Отсутствие мужа так же было обещано и гарантировано…
    Уже минут через десять Павел сидел в донельзя мягком кресле и листал иностранный журнал мягко-эротического содержания. Анна Анатольевна, переодевшись в домашне-возбуждающее, тараторя, порхала по дому во всё более ясном предвкушении. Домашне-возбуждающее постоянно распахивалось внизу, призывая ещё больше. Через миг недавняя сочинительница письменных прошений уже сидела на подлокотнике кресла, едва не прижавшись к Паше. Подпирая кобелирующего кокетливо сжатыми коленями.
    Прелюдию разврата грубо прервал дверной звонок, а затем нетерпеливое дёрганье ручки. Паша вопросительно посмотрел на хозяйку дома.
    -Это, наверное, муж почему-то пришел. Ты не бойся, он тихий, драться не будет.
    Не успев дать опомниться надомному любителю кофе, Анна Анатольевна синицей вспорхнула с кресла и открыла замок. В прихожую въехала увесистая охапка достаточно длинных досок. Освободившись от ноши, энергично выдохнув, среднего роста коротко стриженый мужчина с кротким взором, глядя на Пашу, произнес:
    -На всякий случай позвонил, может дома? Ключ-то из кармана не достать. Вот, в обед заехал на рынок, материал для обшивки балкона прикупил. Сразу, дай-ка, думаю, завезу… Коля!
    Павел проворно поднялся с кресла, уронив на пол предательски-наглядный журнал, и пожал протянутую руку. Затем соискатели женского внимания и впрямь были напоены кофе. Расставались так же радушно под радостное щебетание хозяйки о пользе отделки балконов.
   
   
   
   
   
   
Глава 7. «ППП». Танки в Доскве. Ночная кобылица. Чумэйс. Второе собрание грибников.
   
    Вечером на пороге квартиры Будюповых появился Виктор. Был он практически трезв, только глаза дьявольски блестели. Вместо «здрасте», он с места в карьер начал:
    -У тебя есть деньги?!
    -Ну, есть, смотря сколько, - Паша думал, что друг опять просил взаймы.
    -Я сейчас " ППП" охраняю, слышал?
    Павел действительно был наслышан об этой странноватой аббревиатуре. По телевизору с интервалом в пять минут, по-скотски прерывая на полуслове фильм или передачу, прославляли эти три буквы. То бесхитростные пенсионеры потрясали увесистой пачкой купюр, выходя из «ППП-шного» офиса, то простак-мужик со свежеперебитым носом волок в свою бардачную квартиру ящик водки. На миг повернув коленчатый шнобель в камеру, пролетарий замечал, что если бы не "ППП" - не бухать бы ему ежедневно. В третьем сюжете клушеподобная разведенная женщина, поправив свои финансовые дела в заветном офисе, тут же обрела своё семейное счастье с таким же безмерно одиноким красавцем.
   
    Тем временем Витя продолжал:
    -Не важно сколько денег, но через две-три недели у вас их будет в два раза больше. Приветствуется также вложение казенных денег - у тебя на работе как-нибудь занять можно, или там, б.., какая-нибудь черная касса?..
    Так или иначе, а на следующее утро друзья-авантюристы уже толкались перед заветным окошком. Хорошо, что Витёк провёл приятеля прямо в здание, минуя огромную очередь перед входом. Повсюду пестрели плакаты с красочными дензнаками и счастливыми людьми. Толпа радостно гудела и шелестела купюрами. Через пять минут миловидная девушка-кассир обменяла всю Пашину заначку (про чёрный день) на новенькие хрустящие купюроподобные листки розоватой бумаги.
    У выхода шустрые мужички не желающим стоять в очереди продавали те же самые листочки, но с десятипроцентной наценкой. Сотрясаемая азартом толпа взахлёб пересказывала друг другу практически правдоподобные истории внезапного обогащения их знакомых или знакомых знакомых. Паша с Витей мельком видели, что в руках оголтелых мелькают денежные суммы просто огромного порядка. Видать, люди расставались в спешном порядке с машинами, квартирами и фамильными драгоценностями.
   
    Придя домой, Будюпов походил по квартире, поёрзал на стуле, суетно посетил сортир, нервно расчесал тело, а потом решительно достал из-за холодильника пакет с тремя зелеными купюрами. «До закрытия ещё успею прикупить 20 розоватых бумажек» - решил дважды авантюрист…
   
    Работать в ожидании иллюзорного двухкратного обогащения не хотелось. Павел перебирал кабинетный изящный «Бехштерн» безо всякого огонька. Сзади неслышно подошёл начальник и с пару минут в нерешительности переминался. Наконец перешёл к делу:
    -Павел! Нам надо серьёзно поговорить. У нашей фирмы наступили тяжёлые времена. Придётся нам с тобой пересмотреть договор по этому роялю. Да. Мы с тобой договорились на 250 джолларов. Я тебе могу заплатить только 150. Павел посмотрел на начальника с полной досадой. В глаза бросилось, что шеф стоит как-то косовато, держась ладонью за рёбра. На лице в районе рта солидная ссадина. Кстати, перед этим он два дня где-то отсутствовал, давая только какие-то распоряжения по телефону через секретаршу. Павел отложил напильник и принялся за написание заявления «по собственному».
   
    Осень, недолго думая, вломилась в Доскву. По инерции после жары люди не успели толком одеться. Ёжась в рубашках с коротким рукавом, назидая себя за невнимание к прогнозам погоды, мужчины шли с работы под осенним противным дождиком. Симпатичная и изящная шатенка цокала по лужам в модельных босоножках. Кожа на полностью оголённых ногах и руках покрылась трогательными пупырышками. Твердокаменные от холода соски грозили прорвать тонюсенькую красную футболку.
    До безобразия короткое лето было взашей изгнано новой хозяйкой положения на долгих девять месяцев.
   
     Павел ехал с «халтуры» в битком набитом автобусе, прозванном в Доскве «скотовозом», припадающим на один бок и натужно ревущим на подъёмах. В запотевших окнах пробегали заваленные торговым мусором выходы метро, ряды убогих коммерческих палаток. Умело маневрируя, водитель лихо отворачивал от подрезающих иномарок и перебегающих через дорогу шустрых бабок в стоптанных кроссовках. Автобус содрогался на неровностях, кривое заднее колесо мотало заднюю площадку, до отказа заполненную усталыми людьми. В голове у Павла будто запустился барабанный ритм-компьютер. Под нехитрый аккомпанемент в голове зазвучала песня:
   
     Словно лысина блестела
            После дождичка Досква.
     И на рытвины ложилась пожелтевшая
            Листва.
     Обнаглевшие вороны
            Нападали на собак.
     А с афиши кинотеатра
            Скалил зубы вурдалак.
     Дамы лифчики надели -
            Значит скоро холода.
     На авто многолимонных
            Проезжают господа.
     На косой рябой палатке
            Написали «Интершоп»,
     Продаёт старушка пиво
            Да сексуальный гороскоп…
    
            
     Досква, как червями кишит
            Гнилыми машинами.
            А нам посулами жить
            Кукушиными.
     Люди домой спешат -
            Подальше от греха:
     Нет больше матушки-Досквы -
     Есть злая мачеха!
    
     Как поползло из грязи в князи
            всё вчерашнее рваньё:
     Объедки под ноги швыряют
            И галдят, как вороньё.
     Хлебают баночное пиво -
            Чем не Лимерика точь-в-точь…
     Их белокаменная шлюха
            ублажает день и ночь!
    
     Я не лишён шершеляфаму,
            Но мой видок такой, что жуть:
     На мне пальтуха «секонд хенд»,
            Да и ботинки - только в путь.
     Не эксклюзивный дистрибьютер,
            Ни другая хренота.
     Обыкновенный работяга -
            Городская беднота.
            
            Досква как червями кишит
            Гнилыми машинами.
            А нам посулами жить
            Кукушиными.
     Люди домой спешат -
            Подальше от греха:
     Нет больше матушки-Досквы -
     Есть злая мачеха!
    
     Так, Тернышевский, что же делать?
            Ласты склеить втихаря?
     Когда вокруг лихая пляска
            Жирных крыс и упырья.
     Мочись под ноги у пивнухи -
            Ведь кругом одна фигня…
     Я ненавижу это быдло
            (коим сам являюсь я!)
    
     Дамы спрятали коленки -
            Значит скоро холода…
     А меня везёт автобус
            В мои Кудыкины Пруда.
     Угольки лежат - намедни
            Подпалили «Интершоп»
     И «Войотой» кто-то спьяну
            Наклонил фонарный столб…
    
    
     Досква как червями кишит
            Гнилыми машинами.
            А нам посулами жить
            Кукушиными.
     Люди домой спешат -
            Подальше от греха:
     Нет больше матушки-Досквы -
     Есть злая мачеха!
    
   
    К концу сентября в стране назревала неслабая политическая акция. Президент Щельцын, окончательно уверовав в свою непогрешимость, вдрызг рассорился с Собранием Законотворцев. Слово за слово, хреном пО столу (как любил говаривать придворный киномэтр), и вот уже Щельцыным объявлен крайний срок выполнения своих ультиматумов, после которого будет применена сила. Про драки в парламенте Павел слышал, принародные мордобойные стычки политиков также показывали по телевизору и не раз. Но чтобы вводить войска против своего же Собрания Законотворцев! Раненым медведем ревел Щельцын на своих телеканалах. Гниловатая ручная интеллигенция в лице непогрешимых кинематографистов, заунывно-монотонных поэтов и каких-то музейных чудаковатых деятелей взахлёб поддерживала грядущие кровавые разборки в центре Досквы. А через пару дней, аккурат, в назначенное время, в город въехала почти нескончаемая колонна мрачных танков. Сценарий действа, похоже, был расписан загодя. Такого никто и никогда ещё не видел. Танки палили наперебой по сугубо мирному зданию, которое отказались покидать люди. Вместо окон в момент появлялись огромные чёрные пробоины. Языки пламени коптили шикарный фасад. О людях ничего известно не было. Кто-то говорил о сотнях трупов, кто-то предполагал, что все отходят в безопасное место по подземным коммуникациям.
    Корёжило другое. Многочисленные толпы зевак торчали возле самых обстреливаемых стен. Видны были даже молодые женщины с детскими колясками! Над головами у отчаянных мамаш свистели трассирующие пули. Рядом с колясками ложились в клубах пыли огромные куски стен. Но это ли способно остановить весского человека! «Ведь от голого неразбавленного ничем адреналина тоже можно запросто сдохнуть, а у них такое уже в порядке вещей» - думал Павел. «Насколько за год-два тут обесценилась человеческая жизнь! В очередной катастрофе отдаёт Богу душу несколько сот человек, а по телевизору продолжается рекламное веселье и пляшут педерасты».
   
    Виктор, как истинный лимериканец, для которого джоллар намного выше всего остального по поводу последних событий высказался так:
    "То, что здешний президент решает, кому жить, а кому нет - может так оно и надо. Но где, б.., по сути, бедной стране брать уймы денег на его забавы? Ездил за тридевять земель уклюкаться и на арфе поиграть! Гоняли, б.., два огромных самолёта, отделанных красным деревом и позолотой, везли сотни человек обслуги, сотни - охраны. Транспортным самолётом доставляли бронированные лимузины. Ради пятиминутного выхода на прессу с революционным высказыванием: воевать мы уже ни с кем не хотим, а лучше, б.., уж со всеми дружить!"
     Кстати взвод спичрайтеров тоже был доставлен отдельным бортом. Беда только, что не помнит Щельцын по пьянке этих спичей и домашних заготовок. Порет полный «импровиз».
    А теперь, вот, предстоит восстанавливать половину центра Досквы после танков. С этих денег можно было каждому старику Вессии, которые ходят чуть не в обмотках, купить по паре модельной обуви или накормить в лучшем ресторане. А то ли ещё будет!
    Павлу возразить было нечего.
   
   
    После вселения этажом выше новых жильцов жизнь Будюповых, да и, наверное, всего подъезда заиграла новым спектром красок. Серебряная боевая «Дууди» ночевала на подъездной площадке враскорячку, приставив выхлопную трубу к двери «парадного». При ежедневном утреннем прогреве туча чёрного смрадного дыма естественной тягой засасывалась в подъезд. Жильцы кашляли, ругали матерно обладателя рыдвана с червоточиной и брели на работу, обтирая плащи о серберяно-грязнющие бока. Сам же Пашин новый сосед гордо восседал в бархатном кресле, подергиваясь в такт буханью неслабых динамиков диаметром с таз, грубо врезанных в обшивку дверей. Минут через 20 «Дууди», расхлябанно стуча подвеской, увозила седока по неведомо-тёмным делам.
     А вечером из бывшего собакопитомника доносились звуки мордобоя и уханья тела об стену.
    - Я тебе сказал, курва, брать «кваксы» по 1250, а теперь они по 1320! (Ддух! Хрясь!)
    -Ойй-ой, ма-а- мо!
    Затем было часа два затишья. Видать, сосед сытно ужинал.
    Дом отходил ко сну. Смолкали застенные бубнения, звуки телевизоров, шарканье. И вдруг полную тишину прорезал громкий и крайне недовольный женский голос, будто даже не приглушённый бетонными плитами:
    -Шо значит не могу, шо значит устал?! Да ты от водки своей вообще ничего уже ж не можешь! Последовала невнятная ответная реплика, какие-то извинения и посулы. Затем и вовсе всё стихло.
   
    Примерно в пять утра Павел проснулся от непонятной возни на улице под окнами. В предрассветных сумерках некая личность грузила на собственный горб огромное весьма знакомое бархатное сиденье. Дверь соседского «Дууди» была распахнута. Едва неизвестный собрался поставить ношу «на ход», как к нему разгневанной кобылицей из подъезда вылетела ширококостная дама в полупрозрачной ночной рубашке и с забинтованной головой. Рука её грозно размахивала чёрной бейсбольной битой.
    Любитель наблюдать женщину в гневе немедленно бы отметил немалые бело-мясистые груди, мотавшиеся из стороны в сторону с захлёстом на спину. Зычно заорав «Положь!», она нанесла битой серию тренированных ударов любителю чужого по почкам. Припав на одно колено от боли, незнакомец свалил с себя тяжеленную ношу и с грацией подбитого самолета скрылся в насаждениях двора. Ночная кобылица громко устало вздохнула, вновь подбросив батонообразные груди, и принялась пихать бархатное сиденье в раскрытую машинную дверцу. Павел лёг досыпать.
    Где- то за пять минут до сигнала будильника чету Будюповых прямо подбросило на кровати: этажом выше стояла страшная потасвка, крики. Кого-то катали по полу. Павел, наспех продрав глаза, оделся и пошёл к соседям требовать уважения к себе и окружающим.
    Милицию звать не пришлось. Она уже была здесь в лице четырёх сотрудников в боевой экипировке. Дверь в квартиру висела на одной петле, а выдранные «с мясом» замки валялись на полу. «Ночная кобылица» сидела в кухне, стреноженная (или стрерученная) наручниками, причем «коновязью» служил стояк батареи отопления. Не всегда состоятельный в определенном смысле «наездник» лежал ничком в комнате. В его мощную спину уперся коленом милиционер, одновременно вопрошая:
    -Где Вадик-Каток, я ещё раз срашиваю?!
    Пашу бегло допросили и записали данные. Возвращался в свою квартиру он уже сквозь живой коридор высыпавших на лестницу любопытных жильцов. Чуть позже Павел из окна наблюдал, как два милицейских «Зигулёнка», осев под тяжестью пассажиров, выезжают из двора. «Похоже, это был не их день!» - сказал бы об этом Витёк-лимериканец.
   
   
   
    Настала пора наведаться в «ППП», решил Будюпов, прикинув, что за прошедшие пару месяцев дивиденды превысили вложенную сумму раз в пять. Тем более, что Витя звонил буквально позавчера и не без гордости поведал, что отнёс в «ППП» уйму денег, спешно вырученную от продажи дачи квартиросдатчика Наточаного. Виктору, как идейному вдохновителю полагалось 25 процентов плюс предполагаемые астрономические дивиденды.
    Недоброе Паша почувствовал, едва выйдя из метро. Движение по улице, на которой расположен «пэпэпэшный» офис, было перекрыто многочисленными милиционерами. Тысячи людей орали и размахивали плакатами. От первой же зарёванной старушки Павел узнал, что вчера в офисе «ППП» возникла паника, толпа народа кинулась возвращать своё кровное. Офисы по всей Вессии спешно закрылись, а утром организаторы «ППП» заявили о тысячепроцентной девальвации фиолетовых «билетов». Тут же неподалёку медики пытались привести в чувство зеленовато-белого, сидящего прямо на асфальте, мужчину средних лет. «Свою трёхкомнатную квартиру в дорогом районе ухнул» - кивнула на несчастного старушка.
   
    «Молодой человек! Это не вы обронили?» - обратилась к Павлу ухоженная дама средних лет возле дома. Будюпов поднял квадратик плотной бумаги. «Павел! Ваш дядя успел сильно соскучиться. Навестите его такого-то числа. Адрес, наверное, помните. Если сможете, приезжайте с супругой».
   
   
                *       *       *
    Каждую осень Досква меняет свои политические приоритеты. С треском и под улюлюканье был изгнан городской глава Амвросий Пупов и экономический пророк Байдар. От обоих требовалось не так уж много. Пупов так и не нашёл за всё это время денег на лампочки для светофоров. Уж и вовсе несбыточным было бы требовать от него содействия в вывозе гор вонючего мусора из дворов. Байдар же так погрузился в свою теоретическо-экономическую виртуальность, что уже где-то с полгода никак не реагировал на все внешние раздражители. Хоть выступал по телевизору регулярно. Место Амвросия Пупова не без удовольствия занял Гурий Дужков. Невысокий, гиперактивный деятель, уже не сильно молодой, но держащий себя в форме с помощью супруги лет на тридцать моложе себя. Про такой тип людей в Вессии говорят: его бы энергию - да в мирных целях. Так или иначе, а светофоры в Доскве были за неделю приведены в порядок. И что уж и вовсе не похоже на правду, так это моментальная ликвидация мусорных завалов, пролежавших во дворах со времен Бормачёва.
    Место Байдара занимали теперь все кому не лень. Многим казалось, что подбираются назначаемые на месяц-два по фамильному признаку. Имевший ординарную фамилию не имел шансов поднимать «из пропасти» экономику. Где-то с месяцок вессийцев с телеэкрана озадачивал невзрачный человек в очках с вечно надутыми щеками (видно, чтобы хоть чем-то напоминать Байдара) по фамилии Титькове?ц. Потом эстафетная палочка перешла к очень замученному человеку со встрёпанными волосами. Очередной вессийсий лекарь нервно комкал непослушными руками бумаги на столе, поминутно ощупывал собственные карманы, включая задний на брюках. Фамилию же назначенный носил нежно-тюремную - Пахано?к.
   
    Недели через три принять дела у серьезно заболевшего предшественника явился реформатор-демократ Чумэйс. Внешность вступившего на должность оказалась воистину необычна: ровно полголовы (по линии прямого пробора) не оставляла сомнений, что назначенный альбиносный блондин. Бровь и ресницы с левой стороны, а также полшевелюры были абсолютно белы. Но, подошедший к нему с другого бока, видел перед собой достаточно смуглое лицо и жёстко-чёрные волосы, как у северных народностей Вессии. Говорили, что случай редчайший, называется хальбопигментией и встречается единожды на сто сорок миллионов человек! Соискатель лавров Великого Реформатора запомнился вессийским аборигенам тем, что в считанные недели раздал всем без исключения нехитрые бумажонки, называемые аучерами. Там туманно отмечалось, что податель сего обладает определенной частью собственности страны. Непонятно, но интересно.
   
    Это случилось чуть позже, а пока Павел, теперь уже на пару с Юлией вновь посетили живописный осенний лес под видом грибников.
    Фуршетный стол на поляне был значительно богаче, чем год назад. Зато и присутствующих заметно поубавилось. «Вылетели» ещё человек 8 - 10. Сашку удалось пристроить на вечер к Юлиной подруге. Самой же Пашиной половине все наблюдаемое на поляне было явно в диковинку.
    Докладчик с фиолетовой папкой вышел на трибуну.
    -Господин Нечухайло заочно приветствует всех участников «Теста 080», желает достойно выйти из предложенного испытания и желает каждому непременной победы. Сидящие в оранжевых креслах дежурно поаплодировали, и докладчик продолжил: «Теперь у нас одиннадцать участников. К сожалению, есть и потери. Погибло двое. Начну с них.
    Клара Фриденберг, в Вессии - Татьяна Нечиталина. Год назад вышла замуж, работала в проектном институте. Характеризовалась нашими проверяющими как имеющая наибольший шанс на победу. Погибла от шальной пули в октябре этого года, находясь в непосредственной близи от здания Собрания Законотворцев во время известных событий.
    Джеймс Томсон, в Вессии - Вячеслав Котов. С января прошлого года нигде не работал. Занимался частным извозом на собственном автомобиле. Был убит в августе этого года криминальными элементами при попытке ими завладеть автомобилем, к слову, восемнадцатилетнего возраста.
    Собравшиеся встали, почтив погибших, и докладчик продолжил.
    Третий участник «Теста 080» - Конрад Хольденпоц, он же Василий Красноголов - был задержан на Мазанском вокзале при попытке провезти внутри себя двести граммов героина. Комментарии, как говорится, излишни.
    Четвертый участник - Адольф Шайзенэссе - он же - Валентин Голодный. Занимался карточным шулерством на поддосковных правительственных дачах. Получил огнестрельное ранение в ягодицу. Предупреждался нашими наблюдателями 9 раз. По условиям контракта предупрежденный более 9 раз отстраняется от дальнейшего участия в тесте.
    Пятая участница - Елизавета Пяткинн, она же Ирина Тонкорукова. Торговала с лотка фруктами на Сиреневцевом рынке. Познакомилась с гражданином Бурмании из расположенного неподалеку посольства. Отбыла на постоянное местожительство в указанную страну. Условия контракта этого не допускают. Отстранена в мае этого года.
    Шестой участник - Александр Гергерт, он же Фёдор Винтов. Поселился в городе Слышное Досковской области. Работал грузчиком в продуктовом магазине. Был уволен из-за подозрения в краже двух мешков картошки. Лечился городской наркослужбой от белой горячки. Полгода назад, угрожая самоубийством, залез на ферму железнодорожного моста, предварительно известив о выходке городские власти. Действия признаны нашей стороной противоправными, учитывая, что участник требовал политического убежища и пытался «раскрыть» себя. Контракт расторгнут.
    Далее идут сразу три участника - Ганс Штупп - Андрей Сапуненко, он же Удав, Вильгельм Оррштимм - Геннадий Фруктов, он же Блохастый, Михель Лопес - Фарут Нуихуллин, он же Миха-хинндеец. В районе Крыжовенной улицы в Доскве подкарауливали иногородних водителей грузовиков, приехавших на расположенный там винзавод за продукцией. Отбирали крупные суммы денег. Летом этого года были жестоко избиты неустановленными лицами, причем Михель Лопес получил сквозное огнестрельное ранение обеих щёк. Отстранены, находятся под следствием.
    Следы десятого, последнего отстраненного в настоящий момент полностью утеряны. Густав Шумс, он же Стас Неделин. Около года подрабатывал «мужчиной по вызову» в фирме, замаскированной под мастерскую по ремонту электроплит. Последний раз его видели примерно три месяца назад выступающим в сводном ансамбле бришнаитов перед ветеранским собранием РЭО-19 на юге Досквы. Причем сразу после концерта директором РЭО было заявлено в милицию о пропаже из красного уголка вышеупомянутой организации шести портьер из плотной ткани темно-зелёного цвета.
    Наши службы пытались разыскать участника, но попытки оказались безрезультатны. По условиям контракта, пропавший более чем на два месяца участник от теста отстраняется.
   
    А теперь о приятном, - продолжал докладчик. - Участники, получившие за время теста не более одного предупреждения поощряются господином Нечухайло. Участник Эго Ульме, он же Владимир Арбузкин награждается автомобилем «Зигули» девятой модели. Урсула и Фриц Вердеры, они же Юлия и Павел Будюповы с сыном получают документы и ключи от трёхкомнатной квартиры в Сиреневцевом районе Досквы.
    От неожиданности Павел начал непрерывно чихать. Под смех собравшихся он чихнул  раз двадцать.
   
   
   
   
   
Глава 8. Новоселье. Послушаем Зуя Черметова. Война в Кинжалии.

    Всю позднюю осень семейство Будюповых обустраивалось на новом месте. Одноподъездный четырнадцатиэтажный дом-коробка стоял на очень хорошем месте в довольно старом районе под названием Сиреневцы. Метро находилось рядом, - магазины тоже под боком. Ну и, конечно, после более чем скромной «однушки», за которую к тому же приходилось прилично ежемесячно раскошеливаться, в новых апартаментах было, где разгуляться. Огромная лоджия с одной стороны, балкон с другой, просторная кухня, неплохие комнаты. Дарёному коню в зубы не смотрят, к тому же Нечухайло серьёзно подыграл чете Будюповых. Ведь на бесплатные квартиры в Доскве очереди лет на тридцать. С недавних пор квартиру можно купить, но только нужной суммы денег не скопить и за три жизни. Были в квартире, конечно, и некоторые минусы, но разве они идут в какое-то сравнение с плюсами! С низкими крошащимися по швам потолками можно свыкнуться, так же как и с отсутствием грузового лифта, шаткими клеёными деревянными полами и очевидной кривизной стен. Дом строился тридцать лет назад, а Павлу рассказывали, что в те времена строителей, работавших на трезвую не было вообще.
    Уже второй месяц Павел с Юлией наскоро приводили в порядок новое жилице после прежних жильцов. Денег хватило лишь на ремонт Сашкиной маленькой комнаты. Остальное пришлось отложить до лучших времен.
   
    Огромной, просто огромной нервотрёпки на грани с мордобоем стоило Павлу оформление так называемой прописки в паспортном столе местного РЭО. Страшная духота, ругань трёх десятков людей всех возрастов, мающихся в очереди к одному окошку. Один день прошел впустую. Приём закончился за два человека до Павла. На следующий день всё же удалось сдать в вожделенное окошко кипу заботливо собранных за две предыдущие недели документов. Паспортистка, очень не спеша, каким-то карандашным огрызком пронумеровала всё принятое у Паши и велела зайти дней через десять. Окошко захлопнулось, и Будюпов увидел, что через всю фанерную дверцу наискосок фломастером жирно написано: «Пидоры!» «Может, диагноз не совсем точен, но суть верна», - думал Паша, продираясь к выходу. Ровно через десять дней та же самая паспортистка заявила Будюпову, что на одной из сданных бумаг куда-то исчезла ее карандашная отметка. На все Пашины вопросы холёная служащая отвечала невразумительно, но периодически повторяя «Думайте. Думайте…» Очередь уже гневно шипела, а стоявшая за Павлом крашенная блондинка выразительно шептала: «Вы суньте ей, суньте 200 бублей! Им за прописку надо 200 бублей совать». Но Паша, привыкший искать даже в потерянных людях остатки совести, взорвался. Пообещав всех сидящих по ту сторону амбразуры с надписью - диагнозом вывести на чистую воду, был немедленно послан. В местное отделение милиции, поискать правду у начальника тамошнего паспортного стола.
   
    В отделении толпилось десятка три смуглых торговцев-южан и наёмников-строителей с Букраины. Южные горячие парни шумно общались друг с другом по-своему. В потоке гортанной речи то и дело проскакивало: «паспорт», «менты», а ещё тот самый фломастерный крик души на фанерной дверце.
    За обширным столом в кабинете занимал кресло гражданин препройдошеского вида. Хорошо ухоженная лысина великолепно отражала свет люминисцентной люстры. Глаза напоминали двух некрупных потревоженных тараканов. Капитанские погоны были оснащены кустарно изготовленными крупными латунными звездами с целью большего сходства со старшим офицерским составом.
    -Это ваши проблемы, - недослушав Пашин рассказ изрёк сидящий за столом, - давайте следующего.
    Павел понял, что теряет контроль над собой. Поле зрения сузилось до размеров нижней части головы милиционера. Так обычно бывало у Паши за несколько секунд до мощного мордобоя. К счастью какая-то третья сила уберегла Будюпова от непоправимого шага и следовательно «полной дисквалификации».
    «А тут ещё обсуждают вопрос свободного ношения оружия для самозащиты», - думал Паша по дороге обратно в паспортный стол РЭО, - «Да у них тогда труповозок будет катастрофически не хватать. И чиновников обяжут носить бронежилеты»…
    Под ругань очереди Павел втиснулся вновь в ненавистное окошко к собирательнице бублей.
    -Выдайте мне опять все бланки на прописку. Буду собирать всё по новой.
    -Подождите минуточку…(дверца перед Павлом защелкнулась).
    Через полминуты повелительница паспортов вновь возникла в «пидорном» окне:
     - Вы знаете, я позвонила в паспортный стол отделения милиции и уговорила начальника прописать вас по старым бумагам!
   
    Вечером у телевизора Будюпов совсем обессилел. Чесался затылок, но не было никакой возможности даже поднять руку. Зато по телевизору неистовствовал крайне модный на тот момент певец. Донельзя хрипло-низким чувственным голосом под скрежещуще-ритмичную музыку исполнитель обещал вступить в сожительство с любой особой женского пола. И, видимо, обещания не были голословны:
     …Вон звезда на небосклоне-
     Знать, тебя я отдуддоню!
            Ля-ляй-ля-ляй-ля-ля!
     …Что стоишь, пушистый заяц?
     Я смычкую всех красавиц!
            Ля-ляй-ля-ляй-ля-ля!
     …Испугались Таня с Валей
     Моих мощных гениталий!
            Ля-ляй-ля-ляй-ля-ля!
     В общем, час пришел, похоже,
     «дурака» загнать под кожу
            Ля-ляй-ля-ляй-ля-ля!
   
    Божественного Зуя Черметова с трепетом и вожделением слушали представительницы всех возрастов и социальных слоёв Вессии. Кудряво-черноволосый красавец с крупным носом (а именно по этому параметру, говорят, безошибочно определяют недюжинность сексуальных качеств) выдавал всё новые и новые шедевры. До прямой нецензурщины, правда, не доходило, но и того, что было, вполне хватало любительницам перчёного. Не зря замечено, что измученных занудствующими моралистами-мужьями домашних женщин тянет порой на отвязанный необузданный секс с пьяными сантехниками, воняющими за квартал палёной водкой и чесноком. И робкие старшеклассницы теряют невинность не с интеллектуальными красавчиками, а с хрипатыми татуированными условно-судимыми ПТУшниками.
   
    Приближался Новый год и Рождество. Политика буксовала. Щельцын делал по телевизору громогласные, но малопонятные заявления. С каждым днём всё вернее назревала мерзкая ситуация. Молодцеватый усатый генерал из Южной Кинжалии, одаренный Щельцыным оружием, воспрял как на добротных дрожжах. Уже ежедневно в Кинжалии убивали десятки весских людей, проживавших там. Щельцын, было, возразил, но генерал сделал по местному телевидению с трансляцией на весь мир пару заявлений. После сказанного стороны однозначно должны были идти друг на друга войной.
   
    Угрюмый и с утра уже принявший с досады президент вызвал из отпускного круиза министра обороны Сашу Драчёва. Саша, к слову сказать, одевавшийся зимой и летом лишь в зеленую камуфляжную форму, щедро украшенную позолотой, был провожен президентской обслугой прямиком в банное помещение. Щельцын, уже багровый от распаривания, вместо «здрасте» взревел на весь предбанник:
    -Там… Генерал… Уже мне… Понимаешь!
    -Всё понял, господин Президент, сделаем Вам подарок, аккурат к Новому году!
    Президент чуть смягчился и налил креплёного пива своему оппоненту. Окончательное примирение сторон наступило, когда Саша извлек из пятнисто-зеленого кармана увесистый штоф коньяку. На том и порешили.
   
   
    Несчастных солдатиков выбрасывали с парашютами в присыпанные снегом поля - в этом году в Кинжалии было особенно снежно и холодно. Прицельную пальбу по ним вели местные снайперы из подаренного оружия. Ухали минные разрывы. Сидеть под огнём пришлось несколько суток, пока ротные не получили приказа - вести уцелевших на город Свирепый. Одновременно проворачивалась другая операция - возле гор с множества транспортных самолётов сгружались танки, которые тут же направлялись в Свирепый.
    Новогодний подарок президенту оказался жуток. Танки по чьему-то дурному приказу вошли в город и куролесили по горящим кварталам, подминая под себя машины и ларьки. Осыпались витринные стекла. Вооружённые силы кинжальского генерала вместо позорной капитуляции при виде бронетехники поднялись на крыши многоэтажек и прицельным бронебойным огнём жгли танки, как снопы сена. Выползавших из них дымящихся и горящих солдат расстреливали снайперы. Рвущиеся снаряды и мины расшвыривали в разные стороны кровавое нечто, бывшее мгновенье назад живыми людьми. А Саша Драчёв нервно курил в своём богато отделанном досковском кабинете и с часу на час ожидал победного доклада из Свирепого. Зазвонил «прямой».
    -Ну, чты-ы там, скоро у тебя?
    -Подождите немного, господин президент, мои вовсю работают.
    Повесив трубку, Саша нервно вздохнул и почувствовал, что его камуфляжная спина взмокла насквозь.
   
    Не просто масла, а хорошего бензина в огонь подливали кадры трансляции из Кинжалии. Южане радостно плясали, выкрикивали малоприятные для Щельцына вещи. Прямо перед телекамерами производились казни взятых в плен голодных грязных и изорванных весских солдат. Драчёвские штабные вертелись, как диджеи на допинге. По телевизору с интервалом в два часа делались противоречивые заявления. Сначала факт военных действий вообще отрицался, говорилось об кинжальской инсценировке. Показанные на весь мир горы трупов в военной форме то объявлялись переодетыми кинжальцами, то кучкой дезертиров, покинувших воинские части, дислоцированные в том проклятом месте примерно полгода назад. Только почему-то похоронки на этих горе-артистов рассылались по вессийским городам и чахлым деревням самые, что ни на есть, настоящие…
   
    
    Стране требовалось много денег. Щельцынские реформаторы трубили на весь мир об успехах и о выходах на новые рубежи. События в Кинжалии называлось не более, чем мелким досадным недоразумением. Западные мощные кредиторы делали вид, что верили и везли в Вессию джоллары и блевро вагонами и самолетами. Так было надо.
    Проезжающий по дорогим районам Досквы и Поддосковья не мог не отметить заметного оживления строительства. В городе росли шикарные зеркальные банковские офисы, навороченное красно-кирпичное жильё затейливых форм. Под Досквой за глухими высоченными кирпичными заборами возводились чудо-замки с башенками и зеркальными эркерами. Безликие потоки отечественных легковушек и потрёпанных иномарок щедрой рукой разбавились торжественно-черными огромными лимузинами и хищными ярко-спортивными авто для вечерних прогулок. Страна действительно выходила на новые рубежи.
    Вот только Щельцын не давал о себе знать уже второй месяц. Кто-то говорил, что «всевесский гарант» обиделся на Сашу Драчёва и угрюмо пьёт. А кое-кто поговаривал и о склеенных ластах.
   
   
   
    Павел ремонтировал средней руки отечественное пианино у достаточно колоритного выходца с Юга. Богатая квартира в престижном досковском районе. Неплохая импортная видеотехника и мебель. Сам хозяин мельком поглядывая на Пашу, меняющего колки, похаживал из комнаты в кухню, заливисто напевая что-то из своего родного.
    Павел заметил, что практически каждый предмет в квартире имел следы силового воздействия: вырванные с «мясом» дверцы шкафа, расколотый, но заботливо склеенный мраморный антикварный столик. Огромная ссадина на дорогом телевизоре. Даже выключатель на стене состоял из нескольких фрагментов, скрепленных прозрачной липкой лентой.
    -У вас нэльзя на дэсять минут попросить этот острый нож? Я хачу в прыхожей палас настэлить- отрэзать.
    -Пожалуйста.
    Южанин, пробуя пальцем остроту ножа и довольно цокая языком, направился к рулону дорогого паласа, лежащего у входной двери. Измерив бумажной веревочкой ширину прихожей, хозяин принялся за дело. Раскатав рулон, стоя на четвереньках, отрезал материал вдоль по заданному размеру. Трудился он с явным удовольствием, о чем свидетельствовал слегка высунутый кончик языка. Наконец настала пора настилки.
    Глаза представителя южных народностей медленно, но верно, из миндалевидных стали круглыми (затем и выпученно - круглыми), когда тот понял, что коридор имеет форму не прямоугольника, а трапеции. И что он отмерял палас по узкой части… Нарисовавшийся огромный клин непокрытого пространства со ступню шириной не оставлял в этом никаких сомнений. «А-ах!!!» - заорал на мощном выдохе хозяин пианино и, кинувшись по-вратарски на ворсистый пахучий материал, начал кромсать его Пашиным ножом во всех направлениях. «В такие минуты лучше человеку не мешать глупыми увещеваниями» - решил Павел, глядя, как дорогой вишневый палас за две минуты превратился в ворох веревок и лоскутов.
   
   
   
   
   
   
Глава 9. Электричкой на дно. Нетраханая дура. На работу к Хиндееву.
   
    Зима была в самом разгаре, когда Павел принялся опять чудить. Так уж происходило, что ежедневно по чуть-чуть (и не по чуть-чуть) заводимый в Пашиных мозгах пружинный механизм дважды в год срывался со стопора. Как ни странно, но эти «критические дни» полностью совпадали с аналогичным распорядком Вити-лимериканца. «Прорвало» Павла в очередной раз при виде  кисло тоскующей супруги, коротающей долгие зимние дни под видеопохождения детектива Каггерта. Просторная полка под телевизором была уставлена видеокассетами с набившими оскомину названиями: «Убийство в сумерках», «Четырнадцать трупов в автомастерской», «Расчлененный труп на столе для пинг-понга», «Кровавая бензопила в портовой закусочной». Хоть камни с неба, а угрюмый испитой Каггерт будет на пару с закадычным коллегой-паталогоанатомом разыгрывать перед Юлией этот бесконечный спектакль.
    
    Сначала, как водится, Паша с Витьком нагрузились пивом под взаимные рассказы о житье-бытье. Витя «шёл с опережением» и с упором на Южнокинжальскую проблему. Увидев всё это не по телевизору прямо накануне кровавых событий, Витя, чувствуется, уже долго был не в своей тарелке. Где-то через полтора часа друзей вынесло на улицу. Прохожие шарахались от резконационалистических выкриков Пашиного дружка, правая рука которого то и дело тянулась к оружию, которое, к счастью, было не при нём. Доза выпитого пива с водкой была такова, что весь окружающий мир, его улицы, прохожие, отступили на задний план и потеряли резкость. Различные звуки приобрели отрывистость и гулкость. Под руку Павла держала невесть откуда взявшаяся сравнительно молодая женщина без головного убора, несмотря на мороз. Её, кажется, следовало называть Светой. Разбитная обладательница густой каштановой шевелюры,  бирюзовых глаз и джинсов в обтяжечку поминутно, оторвавшись от Паши, подбегала к Витьку и целовала того жадно в губы. Витя устало отстранял женщину нетвёрдой рукой, ласково называя при этом нетраханной дурой.
   
    Ехали куда-то вечерней электричкой и, кажется, не одной. Всех троих ужасно развезло. Разговор уже давно превратился в пьяный мандёж и бахвальство. Рядышком напротив сидел курносый пенсионер с чистым, чуть лукавым взглядом. Он с ловкостью циркового униформиста подхватывал у компании допитые пивные бутылки, укладывая их в объёмистую матерчатую штопанную сумку. На перегонах всех троих разбирало то и дело по малой нужде. Для этого Витя, как истинный знаток весской жизни, кое-что предпринял. В тамбурную приоткрытую пневматическую дверь вставил враспор пивную бутылку, обеспечив тем самым хоть какую-то гигиену процесса. Со Светой было сложнее, но тут на помощь ей приходил галантный Виктор, держа писающую каким-то особым образом. Через некоторое время пиво закончилось. Бутылка - дверная распорка исчезла, ясноглазый пенсионер тоже. Последнее, что видел Павел угасающим взором, было - из ряда вон. Света со спущенными джинсами сидела на корточках в проходе между сиденьями, держась распростёртыми руками за дюралевые ручки диванов. Под ней струилось и переливалось из начала в конец вагона при разгонах и торможениях Увесистый таз бедолажной опасно мотало из стороны в сторону. Сзади, нагнувшись, стоял Витя и, схватив пухловатые женские бедра, пытался хоть как-то погасить эту амплитуду.
    «Какая отвратность! Но… Истинный художник обязан время от времени опускаться на самое дно!» - была последняя перед отключем мысль в Пашиной бешено каруселящей голове (а кто из выпивших мужчин не мнит себя художником… Охх…).
   
                *       *       *
   
    Павел очнулся оттого, что было нечем дышать. Кажется…Мм! Деревенская изба... Зловонно горела дыряво-кирпичная печка, сжигая в своих недрах какую-то дрянь. Крошечное окно насчитывало два стекла из четырёх, причем оба были закопчены и еле пропускали свет. Остальные оконные дыры заткнуты каким-то грязным ватином. В единственной комнате находятся две армейские или больничные кровати без матрацев. На кроватных панцирях настелен гофрированный картон, какое-то сено и старое дырявое пальто. Спят алкогольным тяжелым сном, кажется, четверо. Свету Павел узнал без труда, а вот с Виктором было сложнее. Ровно половина его лица страшно распухла, да так, что кожа вот-вот грозила лопнуть. На противоположной щеке наблюдалась мощная ссадина, повторяющая по рисунку рифленый след чьей-то подошвы. Рядом, свернувшись калачиком, сопел достаточно здоровый мужик с белёсыми бровями и ресницами. Бросилось в глаза, что уши спящего были абсолютно желты. Павел знал, что такие симптомы дает гепатит, но хоть как-то отстраниться от желтоухого физически не было сил. Слева, занимая собою почти всю кровать, да ещё закинув ногу в рваном резиновом сапоге на соседнюю, почивал щуплый гражданин с клокастой бородой и удивительно, неестественно красными щеками и шеей. На провисшей веревке у печки сушились женские трусы.
   
    С третьей попытки открыв приклинившую входную дверь, в смрадную избу вошли ещё двое. Павел с силой «проморгал» глаза: может что-то с цветностью? У одного из пришедших тоже абсолютно жёлтые уши, а у другого пожарно-красные щёки и шея. «Глючит!» - про себя решил Павел и на момент «отрубился».
    -Ю-рик! За нами вчерашний должок - сказал с порога краснощёкий и по-барски стукнул по дощатому столу непочатой бутылкой с едко-ярко-желтым содержимым. («Напиток винный лимонный, 28 % спирта», - прочел Паша).
    Догадка пронзила Пашу: в груде пустых бутылок возле кровати равномерно чередовались вышеупомянутая «лимоновка» и аналогичная «клюковка», едкий пигмент которых окрашивал части тела пьющих согласно пристрастиям.
   
    Мобилизовав всего себя, Павел вылечил жуткое похмелье с помощью «лимоновки». Оклемались и двое других «путешественников».
    -А мы тут, наег (искаж. «на фиг».авт.), всю зиму так. Это со всей деревни народ, наег, - повел беседу Клокастый.
    -Что, прямо так без подушек и простыней, все вповалку? - наивно изрёк Паша.
    -Ты, Паш, наег, совсем дубовый! Избы ведь чем-то, наег, топить надо. А дров у нас нет, уж, лет пять. Так, всякую, наег, мебель жгем, а ещё у Филипповны избу разбираем. Год назад - царство небесное…
    Допили.
    -А на какие эти вот гуаши покупаете?
    -Если ты такой особый, то себе беленькую, наег, покупай. А эта 14 бублей всего! А мы раз в неделю у кого-то из дома что-то продаём. Всё равно, наег, не нужно. Вот у Юрика в понедельник мясорубку и таз продали. А у Светки под Новый год - холодильник. Всё равно, наег, не нужен. Так целый месяц пировали, вон!
    Космобородый царственным жестом указал на гору двухтипных бутылок и на подгоревшие брёвна в углу избы - Это Федюн с папиросой уснул.
    Воспрявшая Светлана тем временем начала свою рекламную кампанию: лесной нимфой порхала по шаткому замусоренному полу в минимуме одежды. Её малость пухловатые формы прикрывала лишь очень короткая шерстяная юбка и ярко зелёная тесная маечка. Охочая до мужского внимания пыталась как бы невзначай сеть на колени к Витьку, но тот вежливо, но твёрдо препятствовал этому.
    -Дура ты нетраханая! Ты ж не знаешь, что сейчас в Кинжалии! Я чёрных…
    И Витя опять агрессивно погрузился в излюбленную тему.
    Мужики лениво кивали, но озадачены были совсем другим. В доме Федюна, возле крыльца уже года два валялся мешок с цементом. Правда, за это время он успел превратиться в неподъёмный камень, но ведь даст же кто-нибудь бублей семь за такую красоту! Компания принялась обсуждать нескольких потенциальных и кредитоспособных покупателей в соседних деревнях. И вот уже минут через десять Паша сквозь полуслепое окошко наблюдал, как две пошатывающиеся фигуры волокут из соседнего двора, поминутно проваливаясь в глубокий снег, неподъёмный серый мешок.
     Отсутствие длилось долго. Уже стало темнеть, а тут как по закону подлости вырубился свет. Часа два жгли свечу и какую-то зловонную упаковку. Наконец, в сенях затопали и послышался знакомый гомон. Федюн с Юриком, отряхнув снег с облезлых ушанок, извлекли из сумки шесть бутылок «гуаши»! Зазвенела посуда, консервный нож заездил по трём банкам кильки. Добытчики повели рассказ, мерцая в дымной темноте огоньками сигарет:
    -Мы в Охальниково цемент припёрли, а там ни одной заразе он не нужен, наег. Мы и так, и так. Короче, бросили его в канаву, наег. Потом вспомнили, что в «Заре капитализма» один алюминий берет по пятнашке за килограмм. Мы с Юриком, наег, на столбы слазили и метров двести провода отковыряли, снесли, сдали… А давно это у вас, наег, света нет? За дощатым столом воцарилась неловкая пауза. Затем Светка с криком «Урод!» отвесила Федюку оплеуху, но от «лимоновки» отказываться не стала. Окончательный жест примирения сделал Юрик, достав из брючных карманов свернутые в трубку денежные купюры и гордо кинув их на стол. «Тут на пять пузырей красенькой хватит!» - компания сразу оживилась. И даже суровый до той поры Витя позволил зеленогрудой нимфе сотворить над собой несколько очень недвусмысленных ласк. «Ах ты, дура нетраханая», - гладил он ее при этом по каштановым волосам…
   
    Минут через десять «ужин при свечах» заиграл новыми красками:
    -Не любим мы досквичей. Наглые вы, жадные. У самих, б…, денег…! Сами, наег, не пашете, а живете нехерово. Да ещё, девок наших тут в рот пароходите! - поделился своим наблюдением Юрик.
    -А что ж вы сами не пароходите, или пароходы… ниже всякой ватерлинии? - не без злобы сказал Виктор.
    -А ты по больному, не бей! Была бы у нас жратва нормальная, да деньги…, - встрял Федюн, - Мне врач в больнице сказал, когда я там с обожженными яйцами лежал, что если я теперь на бабу заберусь, то это будет, б…, медицинский подвиг. Я на позапрошлой неделе забирался!
    -Мне Светка говорила, что Витёк, наег, пистолетом себе на жизнь зарабатывает. Попробуй, не дай ему денег! А ты, вон, (Павлу) артистов всяких окучиваешь. Пришел там, наег, пять минут, и полный лопатник! Мы тут с Федей и Лёхой письмо написали самой Жанне Бугачёвой, чтоб триста бублей выслала, наег. Разруха, то да сё… Так вот такого она выслала!!! - Юрик чуть не потушив окосевшую свечу, изобразил руками определённый предмет небывалых размеров. Тут старое потёртое кресло, на котором сидел космобородый любитель диспутов, крякнуло и двумя задними ножками проломило подгнивший пол, едва не уронив своего пассажира. Сельская нимфа уже сладко спала, свернувшись калачиком на ржавой койке. Одна пухлая грудь, не выдержав тесноты, вывалилась наружу из зеленой майки, обнажив совершенно жёлтый крупный сосок. В избе по-прежнему было жарко, смрадно и абсолютно нечем дышать…
   
   
    Утром, едва рассвело, Паша с Виктором отчалили в обратный путь. Уходили не прощаясь, так как в этой выстывшей за ночь избе со вчерашнего перепоя всем спалось отменно. Витя положил на дощатый стол в цветных «гуашных» пятнах двести бублей, да грустно посмотрел на свою храпящую зазнобу. «А всё-таки хороша, стервоза! В Лимерике таких - хер найдешь…» - сказал Витя и с третьего толчка открыл приклинившую дверь.
    Идти пришлось едва протоптанной в глубоком снегу тропкой больше часа. Очень своеобразный пейзаж: роскошный снег, сверкающий в лучиках только взошедшего холодного солнца, пронзённый травостоем в человеческий рост и возникающие то справа, то слева ржавые остовы тракторов, комбайнов и сеялок. Вкусно пахло берёзовым дымом из заснеженных сонных в два-три дома деревень.
    Оказалось, что «критические дни» занесли на этот раз наших друзей в соседнюю с Досквой область километров за триста.
   
   
   
    Примерно через неделю, добившись хоть какой-то реабилитации у Юлии и надувшего щёки Сашки, Павел в очередной раз решил взяться за ум. Халтуры халтурами, а надо где-то трудиться и на постоянной основе. Набравшись наглости, Будюпов позвонил в мастерскую Содружества Композиторов и предложил свои услуги. В общем, через неделю Паша уже трудился на новом месте. Работа шла гораздо веселее, так как оплачивалась раза в два, а то и в три выше, чем на прежнем месте. Начальник был заметно моложе Павла. Господин среднего роста, упитанный, коротконогий и обладающий высоким «гладким» теноровым голосом. К этой недлинной характеристике ещё, видимо, следует добавить, что персонаж носил фамилию Хиндеев.
     Вторым заметным пятном мастерской являлся весьма экзотический с виду работник. Почти все мы в детстве зачитывались книжками про пиратов, а потому нетрудно представить себе абсолютного двойника одноногого Дона Зильбера из «Мыса драгоценностей». Если бы некоронованному королю мастерской посадить не плечо расписного попугая, да ещё подпоясать красным широким атласным поясом с заткнутым за него кремнёвым пистолетом, то разница и вовсе оказалась бы иллюзорной. Местный Дон Зильбер питался скандалами. Как любой уважающий себя энергетический вампир, одноногий мастер извлекал из пары-тройки спровоцированных им же скандалов среди работников столько же энергии, сколько ее дает приличный обед в ресторане.
     В первый же рабочий день Павел стал свидетелем такой сцены: старый Дон Зильбер, угрюмо чухая дорогой длинной сигаретой, ковырял гнутой отвёрткой недра дорогого рояля. Трещало колющееся дерево. Практически беззубый рот сухопутного пирата изрыгал гадкие матерные проклятия. Короче, регулировка механики что-то не задавалась. Тут к Зильберу робко подошел священник из расположенной по соседству церкви и завел непринужденный разговор высоким «просветленным» голосом:
    -Вы знаете, у меня в келье есть хорошее старое бурманское пианино «Зипперманн», такое с шишечками, так вот я хотел…
    -А помойка у тебя далеко?!
    -Как так?
    -Выкинуть его на хх..!
    -Ой-ой! Что же вы так скверно ругаетесь? Я только хотел спросить, правильно ли я сделал, приклеив у молоточков клеем…
    -И вышло у тебя, как будто бык поссал!!!
    -Ой! Вечно в миру такое сквернословие!
    Священник обиженно покинул мастерскую. Его одноногий оппонент, смачно и густо сплюнув на пол самодовольно заулыбался, обнажая единственный желтый зуб, торчащий из нижней челюсти, как прицепной крюк автомобиля.
   
    Ногу «флибустьер» потерял пару лет назад от болезни заядлых курильщиков. А до того с незапамятных времен трудился товароведом в нескольких комиссионных магазинах. Нахапав там на три жизни, даже с учётом нынешней инфляции, Зильбер мог теперь месяцами бесцельно перемещаться с помощью древних скрипучих костылей (явно с чужого плеча) по мастерской. В адрес работающих из однозубого рта поминутно неслись обильно сдобренные матом обвинения в краже каких-то рояльных деталей, в полном неумении работать и отсутствии у прочих мало-мальски жизненного опыта: « Я не такой умный, как некоторые, я просто жизнь долгую прожил!!!»
    Фрегатом для перемещения по Доскве Зильберу служил красивый красный «Упель» с автоматической коробкой передач.
    -Еду я вчера по Буравско?й. Ну, стиль езды-то у меня однозначно - спортивный. Около перекрестка подрезаю две иномарки, чтоб меньше сопли жевали. Меня, (…), догоняют качки на джипе, оттирают к тротуару. Я, (…), дверцу распахиваю, (…), показываю им свой обрубок и говорю: «А ну, кто на инвалида?!» Подточенное никотином бывалое нутро Дона Зильбера конвульсивно затряслось от смеси мокротного смеха и кашля. Вообще, надо сказать, одноногий (в действительности его звали Андрей Михалыч) особенно не терзался своим увечьем, а напротив постоянно пытался поставить его себе на службу. Даже шуточки с представительницами противоположного пола у Зильбера были весьма специфичны: « Эй, красивая, угадай, что у меня длиннее - х.. или нога?
   
   
   
    Так уж заведено в этой стране, что политика не дает о себе забыть ни на день. Только расслабишься, а тут очередной передел власти со стрельбой или какой-нибудь рукотворный катаклизм, который коснётся каждого.
    Щельцын тяжело болел. По отдельным медицинским сводкам, естественно весомо приукрашенным, и дураку было понятно, что мужик - не жилец. В новостях диктор бодрым голосом объявлял, что выздоровевший после легкой простуды президент на своей даче «работает с бумагами». Следом показывали и дачу и президента и документы. Но взгляд въедливого телезрителя немедленно отмечал «подставу». Во-первых, звук к картинке отсутствовал. Во-вторых, всё изображение состояло из секундных сцен и напоминало мультфильм. В-третьих, было отчетливо видно, что лицо Щельцына равномерно затонировано с помощью пульверизатора. А в-четвертых, без особого труда можно было увидеть, что по дивану с сидящим Президентом ненавязчиво тянутся трубки капельниц и жизнеобеспечивающих систем.
    В общем, под это дело народ готовился к очередным потрясениям и скупал джоллары.
   
    На политическую арену вышел новый персонаж под названием «семья». Несколько близких родственников Щельцына совместно с очень богатыми и пронырливыми одиозными фигурами как нельзя отчетливо поняли, что от «функционирования» Президента зависит их астрономическое состояние, благополучие и свобода. В момент были подняты по тревоге все светила медицины, шаманы и уфологи. В приёмной у дочери Щельцына, в данный момент взявшей на себя функцию «главной разводящей», ёрзали на стульях в ожидании приёма бородатые политологи, прыткие пиарщики, представители прогнутой интеллигенции, телевизионщики, реаниматоры, представители восточных направлений медицины, некий Шлабудович, без которого ничего нигде не обходится и прочие-прочие…
    Естественно, на всё это было нужно море денег. И тогда по развитым странам поехали с визитами приготовленные «на особый случай» персонажи. То ли умелый артист, то ли буйный шизофреник, то ли и то и другое, на пресс-конференции в Лимерике нагнал в присутствующих столько страха, что в тамошний туалет выстроилась неслабая очередь. Прямо возле сортира напуганные до смертной бледности толстопузые конгрессмены обсуждали ближайшую перспективу. Перспективу быть отравленными, поджаренными, растерзанными гомосексуалистами, расстрелянными в решето из автоматов Малашникова и прочие только что услышанные от весского посланца радости. Тут же были установлены столы для приема денежных пожертвований на «реформы в Вессии». К столам тоже стояла очередь.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
Глава 10. Остановка запрещена – мэрские забавы. Витино новоселье. Фалфакинг.
   
    Досковский глава Дужков тоже был весьма и весьма занят. Досковская казна также нуждалась в хорошем пополнении. А где брать денег, если почти все досковские производства, коих когда-то было несколько сотен, приказали долго жить? Но идеи добывания средств прямо-таки теснились в голове местного «пупа Земли». Как-то за границей Дужкову пришлось видеть, как яркий автомобиль-эвакуатор убирает с оживленной улицы сломавшуюся легковушку. Через месяц по всей Доскве носились в поисках «добычи» десятки таких эвакуаторов. От магазинов, рынков, учреждений в отсутствие владельцев машины увозились на вмиг созданные «штрафные стоянки». Запрещающие остановку знаки появлялись тут и там в просто неимоверных количествах.  Заправляли всем этим наиприбыльнейшем бизнесом коммерсанты при госавтоинспеции. В том случае, если человека, не заставшего своей машины на том месте, где она стояла, не настигал инфаркт, то ему приходилось ехать, как правило, куда-нибудь на жуткую окраину города. Там широкоплечий татуированный вахтёр-дежурный стоянки объявлял проштрафившемуся, что за нарушение правил парковки на улицах личным указанием Дужкова машины подлежат аресту. За каждый день «отстоя» начислялась такая охеренная сумма, что дней через десять выкупать свою машину вовсе теряло всякий смысл.
    Поняв, что во время еды пришел богатырский аппетит, мэр велел в срочном порядке закупить пару вагонов колодок-блокираторов для тех, кого не успевают обслужить эвакуаторщики. Специальная многочисленная служба, одетая в новенький камуфляж с гербом города на шевронах принялась шерстить «хлебные места». Жаль, у Павла не оказалось с собой видеокамеры, чтобы запечатлеть для потомков будни коммерсантов-колодочников у оживленного авторынка. К шеренге стоящих у тротуара машин внезапно подкатывает новенький микроавтобус. Бойкий «камуфляжник» подбегает к впереди стоящему «мобильному» дорожному знаку, запрещающему остановку и, подобно торшеру, относит его метров на тридцать назад. Таким образом, примерно пять-шесть машин тут же становятся нарушительницами и немедленно заполучают увесистые ярко-красные башмаки на передние колеса. Теперь дужковские любители порядка освободят машину только в обмен на основательную сумму денег, за которую надо пахать на работе недели две.
   
    Огромные куски улиц моментально были отведены под платные стоянки. Так что теперь вдоль большинства тротуаров неспешно прохаживались румяные бодряки в «пятнистом», прытко кидаясь к каждой остановившейся на их территории машине.
    В идеале, подумал Павел, оснастить каждого досковского жителя несъёмным счетчиком шагов и количества вдыхаемого воздуха. Неплохо также установить на все детские коляски измерители платного километража. Туалетам в квартирах давно пора в обязательном порядке иметь порционные весы, по которым будут начисляться ежемесячные платежи. Это мысль! Кстати, и налоговая инспекция по величине «порций» может напрямую оценить доходы жильцов. Непаханое поле идей, чёрт возьми!
   
    Стояла середина марта. На улицах в теплых лучах солнца чернел мокрый асфальт. Воробьи опять-таки галдели без умолку, а в мрачноватых толпах прохожих все чаще можно было увидеть броскую весеннюю одежду. Почти из всех магазинов неслась протяжная женская песня-плач. Новораскрученная звезда по имени Аня Чуланова задевала заветные струны, забираясь в самые слепые закоулки растоптанных, надтреснутых, подло поруганных и нагло обманутых женских душ.
        Грустно где-то кот мяукал.
        Не дождаться дочке кукол.
        И сама давно я поняла-
        Десять лет с чудовищем жила!
       
        Словно серые букашки
        С дочкой мы как замарашки.
        Где машина, дача, все дела ?
        Десять лет с чудовищем жила!
   
    Правда, не сдавал своих позиций и божественный Зуй Черметов, творчески двигаясь по нарастающей:
               Пообщаемся орально, вагинально и анально,
               Ля - ляй - ля - ляй - ля -ля…
   
   
   
    Паша трудился в Содружестве Композиторов. В полуподвальной мастерской клеил очередной древний кабинетный рояль под неодобрительный мат одноногого. Раза два в неделю ездил к композиторам на настройки. Типичная картина: заспанный мастер «художественной ноты» в застиранном махровом халате, пыльная и неухоженная квартира. На стене изрядно пожелтевшая афиша с фамилией, никому и ничего не говорящей. Давно канули в лету те сладкие времена, когда Содружество в обязательном порядке выкупало два раза в год творения состоящих в этом содружестве. В нотах при этом могло быть написано вообще всё что угодно! Теперь замученные рояли в пыльных квартирах всё реже использовались по назначению. Чаще всего они выступали в роли универсальной и весьма массивной этажерки. Под инструментом и на его размашистой заляпанной крышке хранились банки с вареньем, книги, коробки с ненужными вещами. А сам творец картинно прохаживался по комнате и, подпирая похмельный лоб, изрекал: «Эти бесконечные звонки с радио, телевидения… Если бы Вы знали, как это всё утомляет!»
    Пашин новый начальник тем временем вёл бурную деятельность. Не смолкая, по телефону кому-то отчитывался об этапах, судя по всему, большого строительства. С кем-то договаривался о покупке досок, кафеля в огромных объёмах. В его кабинет наносили визиты то какие-то рабочие в заляпанных спецовках, то очень широкоплечие и рослые парни с массивными нижними челюстями и золотыми цепями, болтающимися на анаболических шеях. Ещё начальника посещали экзальтированные стареющие дамы. Они истошно кричали, вопрошая о судьбе сданных когда-то в ремонт роялей.
    «А что тут такого? – по- свойски сказал начальник Павлу ожиревшим характерным тенорком, - Её рояль уже был почти готов, а тут приходит какой-то абрек и кричит: «Слюшай! Продавай мэнэ этот бэлый роял, да?» Суёт тут же огромную пачку джолларов. Я, естественно, отдаю ему рояль. Тут же и отвезли, чего ж ждать? А сам думаю, как теперь вот с этой всё утрясать? Звоню ей ночью (в пятнадцать минут третьего) и взволнованно говорю, что её рояль днём перевозили с одной ремонтной точки в другую через всю Доскву. Грузовик, на котором его везли, нагло подрезал бандитский джип с обкуренными «качками». Чтобы избежать столкновения, водитель резко свернул вправо и грузовик, сбив ограждение, упал с двадцатиметрового моста прямо под колеса проходящего товарного поезда! Рояль, ясное дело, в мелкие щепки. Водитель в реанимации и всё такое. Вроде, поверила. А теперь, цапля, заявилась и требует, орёт, показать хоть часть этих щепок. Пришлось пообещать ей другой рояль взамен. Я одного спеца знаю, он может так ловко отечественный рояль под импортный загримировать, что даже любая экспертиза не определит!
    
    Тут вновь зазвонил телефон, и начальник, по-сиротски сдвинув брови домиком, принялся особо эмоциональным голосом вещать кому-то в трубку о ночном пожаре на композиторской даче. Беда! Только что отремонтированный рояль сгорел дотла, а сам хозяин дачи спасся только чудом, выпрыгнув в одних трусах с третьего этажа. В трубке после паузы послышался очень гневный монолог. Глаза начальника скромно потупились, а рука стала нервно теребить перекрученный так и сяк провод: «Я буду разговаривать только с судебными исполнителями!» - закончил он разговор и, нервно выдохнув, положил трубку.
   
   
   
    В начале лета семейство Будюповых гуляло на новоселье у Виктора. Трудно было в это поверить, но из крошечной комнатки в старой пятиэтажке Пашин друг переехал в стопятидесятиметровую четырёхкомнатную квартирищу! Высокие потолки в лепнине, зимний сад, огромная трёхместная ванна-джакузи и прочее-прочее. Приглашённая публика из наиболее богатых сословий фланировала из комнаты в комнату и, указывая пухловатыми пальцами на мелкие недочёты, подвергала жилище лёгкой критике. А в огромной гостиной публику уже ждал шикарный по форме и содержанию стол. Самое удивительное, что рядом с Витей на правах хозяйки дома находилась … Светлана из уже полузабытой смрадной избы! Только вместо зелёной майки и шерстяной мини-юбки на ней было по-настоящему шикарное и баснословно дорогое полупрозрачное платье с открытой спиной. Паша плохо разбирался в драгоценностях, но красноречивые взгляды лучших половин гостей свидетельствовали о том, что сверкающие серьги и легкое ожерелье по карману очень ограниченному кругу лиц. Зимняя гуашная желтизна на лице сменилась легким загаром, а некоторая полнота - безупречностью форм. Время от времени Светлана награждала Пашу такими откровенно-игривыми взглядами, что Юлия хмурилась и нарочито серьезно принималась поправлять на Сашке наглаженный костюм. За столом стоял перезвон последних диковин того времени - сотовых телефонов. Не переставая жевать дорогие холодные закуски, обладатели новомодных и очень дорогих трубок вели специфические беседы, в которых то и дело упоминались хитроумные названия фирм, банков и крупные денежные суммы в джолларах.
   
    О причинах внезапно свалившегося на Виктора благополучия Паша мог только догадываться. По обрывкам разговоров и некоторым деталям было понятно, что недавнего лимериканца угораздило попасть в самую грязную вессийскую субстанцию - правительство.
   
   
    Возвращались домой на метро (Павел не позволял себе садиться за руль в подпитии). Умаявшийся Сашка, которому весь этот вечер было позволено забавляться компьютерными играми, мирно спал, облокотившись на Юлию. Сама же Пашина супруга была сурова, как никогда. Может, она была зла на весь мир за то, что чуть более двух лет назад променяла тихое и довольно денежное благополучие на вот это - ни пойми что! А может, просто жутко устала.
     В вагоне ехали немногочисленные припозднившиеся пассажиры: молодая пара, счастливо держащаяся за руки, смуглый южанин в тренировочном костюме и немолодой интеллигент. Время от времени последний стыдливо, как ширмой, прикрывался от посторонних взглядов портфелем: его рвало.
   
    Двумя неделями позже Вессию приложило с размаху об угол, как разгневанный клиент малобюджетную проститутку. Дело в том, что страна с неработающими производствами долгое время проводила какие-то темные делишки с валютой, акциями и займами. Стало обычным делом «зарплатное кидалово», когда миллионы людей, и без того живя впроголодь, по полгода и более не получали заработанных денег! Специалисты денежных «отмывок», «откатов» и «прокруток» за несколько месяцев становились обладателями немыслимых состояний. Правда, не многие успевали ими попользоваться. Мобильные бригады наемных убийц безо всякого труда отстреливали этот класс как охотники - уток. Так вот, в один прекрасный день правительство решило «вчистую занулить все концы». Всего за день иконоподобный джоллар подорожал в два с половиной раза, а ещё через пару дней - ещё вдвое! Недаром на Витькином новоселье за столом частенько слышалось загадочное слово «фалфакинг». Теперь оно ежеминутно произносилось с телеэкрана бородатыми политологами.
     Запад тряс за грудки Вессию, предлагая немедля вернуть занятое. Родные же правители крутили им пальцем у виска и заявляли, что возврат долгов - участь слабых духом. Для верности где-то в районе западных границ как по команде (а впрочем, почему - как?) была устроена парочка «нештатных ситуаций» с баллистическими ракетами средней дальности. Кредитодатели в момент охолонули, но от предложений вновь скинуться Вессии на бедность уклончиво и под разными предлогами отказались.
   
    Наиболее болезненно переживал «фалфакинг» двуликий Чумэйс, занявший накануне кресло премьер-министра. Словно избалованный малец, сулящий порчу своим родителям за некупленную вожделенную игрушку, обладатель уникальной внешности, как говорят в блатном мире,  дурковался. То он обещал заполонить зажиревший Запад экологически грязными вшивыми оборванцами, то грозил бунтом военных, то эмиссией у себя на Родине зеленых джолларов, безо всякого там счёта. В запале даже пообещал навсегда покинуть свой пост, да и саму Вессию. Кредиторы в ответ назойливо вопрошали, куда двуликий дел кредит предыдущий, выданный на стабилизацию бубля? Чумэйс праведно вспыхивал белой половиной лица и заявлял, что ничего такого он в последнее время ни от кого не получал. Насмотревшись этакого вертепа, граждане бежали либо скупать джоллары, либо продукты, либо и то и другое.
    Не зря Виктор, прощаясь недавно после застолья с Будюповыми как бы между прочим спросил: «Вы в чём деньги храните? В джолларах? Тогда всё нормально…»
   
   
    Президент Щельцын по-прежнему хворал. Ему сделали непростую операцию на сердце. Поговаривали, что всевессийский гарант во время оной операции умер, а отныне всем предъявляется его двойник. Так это или нет, Паша судить особенно не брался, но послеоперационный Щельцын казался сантиметров на десять выше. Ко всему прочему, Павел осознал, что наличие президента или его отсутствие ровным счётом никак не отражается на жизни вессийцев. А размытые политические высказывания, смахивающие на алкогольные домашние разборки, служили пищей для нехитрых пародий с экрана телевизора. Вообще же многочисленная армия авторов - сатириков большей частью забавляла публику пересказом очень пошлых и бородатых анекдотов генитального плана.
    Народ уже через месяц наладил жизнь в условиях «фалфакинга» и в ус себе не дул. Дело в том, что основной части вессийского населения попросту нечего было терять. Не было у них акций, банковский счетов, пластиковых карт, облигаций, кредитов и прочего. А пара сотен джолларов, отложенная на «чёрный день» от «фалфакинга» никак не пострадала.
   
   
    На работе Пашу колдобило со страшной силой. Им уже было сделано несколько роялей в долг, но начальник третий месяц не вспоминал про деньги. То говорил, что они у него будут в конце недели, потом - в конце следующей. То уж, будто бы, совсем привёз деньги, но буквально на соседней улице (начальник сиротливо сдвигал брови) его водитель, дескать, случайно задел дорогую иномарку и под дулами бандитских чёрных пистолетов пришлось выложить всю, в том числе и предназначенную Павлу наличность. Иногда, для оживления картины, шеф со словами: «А вот я сейчас позвоню насчёт денег», брал трубку на уродливо скрученном и замусоленном проводе, набирал номер и важно поставленным голосом договаривался о немедленном привозе в мастерскую крупной суммы. Раза два Паша покупался на эту штуковину, призванную хоть как-то разрядить обстановку и перевести стрелки. Однако, начальников шофер и помощник по-свойски поведал, что босс нередко инсценирует телефонные разговоры и общается с «пустой» трубкой для придания ситуации нужного делового оттенка.
    Вскоре начальник и вовсе перестал показываться в мастерской. Его двоюродная сестра, девушка очень красивая, но безмерно худощавая и много курящая, оформленная здесь же делопроизводителем, по секрету рассказала Павлу о последних событиях. Оказалось, что шеф тайно договорился с директором одной из вновь открытых детских музыкальных школ о строительстве на первом этаже здания развлекательного клуба-сауны для одной крупной бандитской группировки. Всё было так: поманившись обещанной круглой суммой под залог своей трёхкомнатной квартиры, начальник взял у банды кредит и развел масштабное строительство. Через пару месяцев «объект» уже был пущен в эксплуатацию. Но вышла досадная промашка. Посмотреть на юные музыкальные дарования совершенно неожиданно в новую школу прибыла очень важная комиссия. И, по воле злого рока, вместо ожидаемого прослушивания робких этюдов и нестройных гамм очутилась в самом эпицентре бандитской «малины». Из мощных колонок на всю школу неслась блатная песня о суках-лягавых и несчастной старушке маме… В бассейне салатового кафеля плескалось несколько достаточно пьяных путан. Из одежды только на одной из них был кружевной ярко-красный лифчик. Несколько характерного вида молодых людей чуть поодаль за столиком играли в нарды. А в воду собирался нырнуть разгорячённый алкоголем и «русалками» татуированный гражданин. Даже очень бегло брошенный взгляд не оставлял никаких сомнений насчет цели его прихода.
    Возмущенной до крайности высокопоставленной комиссией была приглашена в срочном порядке съёмочная группа криминальной программы телевидения. Дело моментально получило огласку на всю страну. Хочешь-не хочешь, от греха подальше, сауна была опечатана, а потом и разобрана. А так, как Пашин начальник в этом деле оказался крайним, то его квартира перекочевала в бандитские руки. Хорошо ещё, что у супруги обладателя «гладкого» тенора имелась неплохая загородная дача, куда и пришлось съехать нашему оборотистому персонажу. Так или иначе, но теперь любое упоминание в разговоре слова «квартира» вызывало у шефа нездорово- буйную реакцию. С матерным речитативом на высокой ноте он швырял об стену дорогой телефон, затем сбрасывал на пол всё, что лежало на его столе, и с хрустом топтал.
   
   
    Пашин «Закукожец» стал напрочь разваливаться. Огромные суммы денег и массу времени пришлось потратить на «вдыхание жизни» в это техническое творение. А так, как настройщика ноги кормят, то «Закукожец» пришлось без сожаления продать за бесценок какому-то провинциальному любителю автоэкзотики. Надо было что-то брать взамен. Объехав несколько непрезентабельных магазинов на окраинах Досквы, Павел вдоволь насмотрелся на поделки отечественного автопрома. Кое-как и наспех собранные, с точащими по всему салону неподсоединёнными проводами, текущие маслом и тормозной жидкостью, покрашенные в крупную и мелкую «шагрень» и при этом стоящие бешеных денег! Человек, вроде Паши, простодушно звонил в магазин и узнавал цену интересующей его модели. Приехав самолично, он узнавал от наглого небритого брюнета в пляжных тапках, что машины по тем ценам только что закончились, а остались варианты лишь в дорогой и очень дорогой комплектации. Если клиент не убирался восвояси, то ему незамедлительно вручалась грязная пластмассовая канистра со словами: «Слышь, брат (командир, земеля и т.п.), сходи, у кого-нибудь бензина литра три-четыре прикупи, а то тут у всех баки пустые». Прошедший и это испытание, выбирал из предложенных полуфабрикатов лучшее. Слесарь в очень промасленной спецовке (которая тут, видимо, передаётся из поколения в поколение) пытался вдохнуть жизнь в коматозную легковушку. Часа три-четыре разогнутыми ключами и щербатыми отвертками он откручивал разнообразные детали со стоящих рядом машин и доукомплектовывал выбранную.
     Когда авто худо-бедно оживало, хотя крякало и дёргалось в чёрном дыму, на авансцене вновь появлялся брюнет в пляжной обуви: «Слышь, корефан! Тут тебе надо доплатить за улучшенную резину пятьдесят кваксов, за чёрную обивку салона ещё семьдесят, плюс за престижный цвет (неважно какой) - пятьдесят. За протяжку - пятьдесят, за вот этот фонарик - десять, за доливку тосола и тормозухи - двадцать. Ещё тебе аккумулятор и стартер заменили - это восемьдесят. Итого - четыреста восемьдесят пять. Добитый продажным сервисом клиент лез в карман за кошельком. На царапины и мелкие вмятины, а также огромное грязно-масляное пятно от седалища слесаря на сиденье обращать внимание уже не было никаких сил.
    Посмотрев на «обувку» таким образом нескольких клиентов, Павел заметно посмурнел, но надолго откладывать покупку машины уже не мог - предстояло множество поездок по композиторским дачам.
   
   
   
     Душно-жарким летним вечером, когда голова уже еле работает и хочется под холодный душ, Павел пришел после изнурительной настройки старого пианино у очень дерьмистой дамы. Юлия мыла посуду в кухне. Скверно пахло переполненным мусорным ведром. Вокруг мойки кружились мухи. «…Три дня не выносишь мусорное ведро, а так - все нормально», - вместо «здрасте» сказала супруга. Пашины нервы не сдюжили и он в который раз хлопнул дверью.
     Ночевать пошёл к Виктору, благо тот жил теперь неподалёку. Дверь открыла Светлана в элегантных брючках и зеленой майке (упаси Бог, не той прежней). Первое, что бросилось Паше в глаза - это неестественно объёмистый бюст Витькиной красавицы – несомненно, недавно он был заправлен под завязку отборным титечным силиконом, как это сейчас принято у богатых. Витя пока отсутствовал, но уже звонил по сотовому и сказал, что в пути. Наконец в дорогое пластиковое, с позументами, окно Павел увидел, как к подъезду подкатил здоровенный серебристый лимузин престижнейшей бурманской марки. Синхронно сзади припарковался угловатый чёрный джип, напоминающий газетный киоск, с положенной Вите по должности охраной. Двое росло-мощных людей шмыгнули в парадное. А ещё один с почтением отворил увесистую заднюю дверь лимузина. Из серебристого чуда очень неспешно и грузно вылез заметно округлившийся Виктор.
   
    -Я рад! - дозированно улыбнувшись, Витя, войдя, подал другу горячую, пахнущую новыми купюрами пятерню, - сейчас охрану отпущу и ещё сделаю один важный звонок. Потом - с тобой…
    - Витя! Траханый рот! Прекрати выгрёбываться! Я на таких деятелей насмотрелся выше крыши. Хреновато мне. Давай просто посидим.
    Кухарка-домработница, дама лет пятидесяти с пухло-венозными ногами засуетилась за кухонной стойкой, готовя друзьям выпивку с закуской.
    Загудела микроволновка, запахло дорогими копчёностями.
    Светка поприжималась к супругу своими силиконовыми тыквами с безобразно растянутыми вкось сосками, просвечивающими сквозь ткань. Потом засобиралась в какой-то эксклюзивный клуб. «Не дай Бог, опять в пополаме привезут!» - напутствовал её Витёк.
    -Дура траханая! - молвил Витя, проводив Светку, покосившись, не слышит ли кухарка. -На той неделе в клубе с каким-то стриптизером нажралась, насовокуплялась до коликов и домой поехала. Пьяная, плюс права купленные. Короче, на своей новой «Войоте» въехала в автобусную остановку, одной тётке обе ноги сломала и рекламный щит себе на крышу уронила. В третьем часу ночи её приносит на себе автоинспектор, а она лыка не вяжет и не помнит ничего. Инспектор даже слова не сказал, только всё честь отдавал и просил на ярлыке внутри фуражки меня расписаться, вроде на память. Теперь мне, типа, ущерб насчитали в четырнадцать тысяч кваксов плюс ремонт машины и лечение тётки. Кстати, тебе деньги нужны прямо так, без отдачи?
    -Надобы подумать.
    -Ну, подумай, подумай... Работаю я много, Паш. Двадцать четыре часа в сутки, - Витя налил дико дорогого коньяку, и друзья выпили. - На прошлой неделе с Запада пригнали долгожданный кредит. Я его запустил через офшор, провели как черезвыйчайку и стихийку, потом один хэр из Бурмании, типа, нарисовался. Что-то вроде шантажа. Говорит, их там, б.., четыре человека и хотят по двести тысяч кваксов, их мол, родственник Щельцына об этом просил, плюс боссовой дочурке на молочишко. Осталось, прикинь, лимонов двадцать. Чумэйс себе взял три. Скромно на этот раз. Тёща у него в Бурмании лечится, клещ ее кусил. Братки Юпитерские тоже, короче, в доле. Один там у них вор подсел по-крупному. Пришлось амнистию покупать. Ещё, б.., два лимона долой. Кому-то, Паш, в зоне невдомёк, что это за такая амнистия свалилась? Голожапов, тот который по газу финты крутит, себе три лямоса запросил. Типа, с ним в конфликт лучше не вступать. А то газ весь, прикинь, ломанёт на Запад, а своих всех зимой на хрен заморозит.
   
   
    Беседу друзей прервал звонок сотового телефона. Витя говорил нервно, но очень устало:
    -Ты сделай проплату по минимуму, он там ментам полвагона кваксов задолжал. Пожарники обойдутся. Куда они три новых джипа дели? Говорят, типа, Шлабудович забрал. Может, понтуют. Не буду же я проверять! Там, слушай, этого Дужковского певуна любимого проплати, а то, неровен час, закажут. Он, короче, в очень грязный общак полез и не поморщился. А теперь за разводку столько требуют, что впору Кремль заложить. Ну, всё. У меня тут, типа, народ сидит… Я, короче, всех на сегодня услышал.
   
    -Вить! Дай я у тебя переночую. Со своей разругался. Из-за мусорного ведра.
    -Едрёна мать! Мне бы, б.., твои проблемы!У меня лямусы, как тараканы разбегаются, а у него - мусорное ведро... Да хоть год живи! Или хоть пять. Вон в той комнате. Храп услышишь - не бойся. Это в соседней охранник спит. Ночами где-то куролесит, а днем отсыпается. Так как тебе насчет денег-то?
    -Ты мне ровно на сутки дай тысяч пять.
    -Господи, да бери десять и не отдавай.
   
    
    Утром Павел пошел в автомагазин и купил бордовый «Досквич» с импортным мотором. В самой дорогой комплектации. «Вон во что вынос мусорного ведра может обернуться» - грустно подумал Паша и газанул аж с визгом по полупустой улице.
    Возле дома Будюпов собрался поподробнее осмотреть покупку, но кто-то сзади обнял его за плечи. «Твоя? - Юлия кивнула на полуимпортное чудо,-  Ночевал хоть не у бабов, надеюсь? Ты, ладно уж, на меня за вчерашнее не дуйся. Просто в магазине меня вчера с Сашкой обхамили. Хоть прокатишь?»
    Не дождавшись вечера, Павел сгрёб все домашние накопления, коих набралось ровно пять тысяч (зеленых джолларов – как же пришлось за них попахать!) и отнёс новоявленному властителю. Как ни странно, Витя был дома и при этом сильно пьян. Возвращённый долг он сунул во внутреннй карман висящего на стуле пиджака и, вяло извинившись, завалился спать. В прихожей Павла провожала Светлана. Толстый слой тональной пудры на ее лице пытался скрыть обширный синяк.
    -Он хороший, только нервный уж очень последнее время.- Света кивнула в Витькину сторону.
   
   
    Пашина мастерская конвульсивно работала. Месяцами без денег, в страшном полуразрушенном помещении. Начальник спасался от назойливых и многочисленных кредиторов и настырных клиентов. Иные из них сдали свои пианино и рояли в ремонт ещё года полтора назад. Дело в том, что смекалистый шеф теперь жил тем, что складировал мёртвым грузом взятые в ремонт инструменты. А поскольку к каждому такому экземпляру полагалась пятидесятипроцентная предоплата, то какое-то время можно было жить припеваючи, а потом положиться на волю случая. Недавно, правда, прибегал какой-то полоумный и полчаса в закрытом кабинете тряс пистолетом перед испуганным шефом. Но конфликт, грозящий огнестрелом, моментально улаживался с помощью заначки «на особый случай». После чего рояль неврастеника извлекался из самого пыльного закоулка мастерской и подвергался форсированно-спешному ремонту. Мастерская в такие дни напоминала театр ожесточённых боевых действий. Всё было окутано едкой полиэфирной пылью, гремели и выли электроинструменты. Мастера носились вокруг рояля, натыкаясь друг на друга, путаясь в грязных проводах. В роли корректировщика огня выступал вездесущий Дон Зильбер, безобразно матерно оскорбляя работающих и, то и дело с треском проваливаясь в тонкий фанерный пол костылями.
    У всех под ногами торчал сам начальник в дорогом костюме, прибивая детским молоточком заранее заготовленные заплатки на костыльные пробоины. Но из зильберовского однозубого рта неслось и в его адрес за нерасторопность.
   
    «Это напоминает образ всей вессийской жизни, - отметил про себя Павел, - Сначала годами сидеть с раззявленными ртами, отгоняя мух, а потом кидаться на амбразуры и пробоины голой жопой. Если что-то делать, то делать непременно хреново и по минимуму, чтоб потом всю жизнь переделывать, матерясь. Страна хаотических бумерангов: ежедневно граждане пускают в толпу разнокалиберные бумеранги в виде нелогичных, опасных поступков или тупого бездействия, когда действовать надо. Бумеранги кружат над людьми, время от времени обрушиваясь на головы. И, главное, никаких попыток что-то изменить в этом скотстве! Повторяют, бедные, каждый день рефреном: «А кому сейчас легко?» Даже Бог им не судья: они во всем претендуют на особо исключительную роль.
   
    По домашнему телеэкрану Будюповых продолжал своё вечное шествие испитой инспектор Каггерт. Юлия в сто пятидесятый раз с удовольствием смотрела сцену, где водолазы достают из пруда лежалый труп женщины, что убил любовник, предварительно хитроумно завладев её немалым богатством. А по виду самого инспектора, не так уж сильно отличавшегося от пострадавшей-утопленницы, можно было смело делать вывод: жизни в болезном осталось на два-три похода по малой нужде.
     Хотя и телепрограммы вызывали прямо-таки тошнотворный эффект. Раз в пять минут наглая женщина рекламировала какие-то разлапистые прокладки меж ног. Такая же наглая хищница, но только блондинка и по другому каналу совала в свое захворавшее дупло затейливые тампоны. Мужик, напоминающий Пашиного начальника, с помощью ярких таблеток боролся с разбушевавшимся поносом. Потом анонсировался лимериканский фильм, где главная героиня, вся на силиконовых подложках, на пару с суперменом, обвешанным множеством каких-то полудетских автоматов сражались с сотней вессийских бандитов. Весские злодеи, естественно, только и мечтали с помощью краденой бомбы надругаться над мирными до безобразия лимериканцами. Затем шла телеигра, где пидорного вида ведущий, ежесекундно вскрикивая «Вау!», твердил о каких-то фантастических призах под заказную овацию телеаудитории.
    И лишь изредка в позорный телеящик просачивались старые черно-белые фильмы про неззазеркальную жизнь. Там никого не «заказывали», не «разводили на лохов». Никто не тряс малоэстетичными частями тела или пачками джолларов. Более того, главные герои робко и платонически любили друг друга, ходили на интересную работу, за которую не задерживали зарплату по полгода. Показывали милых подрастающих детей, которые ещё не являлись роскошью для собственных родителей. Но всю эту пастораль грубо прерывала рыжая курвень, которая совала зрителям в физиономии баночку крема и голосом с тембром циркулярной пилы верещала: «Этот крем разглаживает все мои морщинки, но я достойна большего!» И раскладывала какие-то склянки перед собой. Потом шла та же бадяга про чудесные прокладки меж ног и неутихающий понос.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ