Обретение

     Розоватые лучи раннего июньского солнца пробивались у горизонта сквозь одинокое облако причудливой формы.
     Константин Васильевич Мельников, выйдя на балкон, не смог отказать себе в удовольствии насладиться  утренней прохладой и красотой. Заложив руки за голову, он замер на мгновение и с выдохом, еле слышно произнес: «Красота-то какая!»
На мгновение оторвав взгляд от живописной картины восхода, он посмотрел на часы и строго скомандовал жене, которая быстрыми, отработанными движениями приводила в порядок  спальню:
   - Вера, поднимай Татьяну.
    Вера Ивановна, на ходу поправив думку в изголовьи кровати, молча направилась в комнату дочери.
    Татьяна спала беззаботным девичьим сном, раскинув копну золотистых волос по подушке. Мать долю секунды полюбовалась своей спящей красавицей, и едва прикоснувшись к её оголенному плечу, прошептала: «Танюш, солнышко, вставай!»
Сладко потянувшись и не открывая глаз, Татьяна смогла только произнести долгое «м-м-м-м…».
- Вставай, вставай, а то отец будет сердиться. Ты же знаешь, что он не любит, когда мы долго собираемся. Путь у нас дальний, а нужно за день туда и обратно обернуться, вставай, - не отступала мать.
- Встаю,  - обреченно пробормотала Таня и, как неваляшка, резко приняла вертикальное положение.

    За завтраком все молчали.
    Каждый год в субботний день накануне дня кончины Таниной прабабушки Елены дружное семейство Мельниковых непременно выезжало во Владимировскую область, где прошло детство и юность отца. Да и Таня, любимая и единственная правнучка вдовы  плотника - золотых рук мастера Константина Мельникова, пропавшего без вести в первый год войны, в школьные годы все летние каникулы проводила у прабабушки в деревне. А в год, когда Татьяна окончила школу, прабабушка Лена завершила свой земной путь. И вот уже 7 лет как пустует её старенький, но всё ещё крепкий, с резными наличниками и фронтонами, украшенными резьбой, домик на когда-то живописном, а теперь заросшем берегу  небольшого деревенского озерца.
Справившись с утренним кофе и бутербродами, заправив термос горячим чаем, Мельниковы отправились в путь. Несмотря на ранний час, Москва уже проснулась, и пока еще резвые потоки машин усердно огибали её границы по МКАД по часовой и против часовой стрелки, как бы удерживая своим движением столицу в кольце. Тойота Мельниковых  почти беспрепятственно пробилась к  Горьковскому шоссе и, преодолев небольшую пробку в районе Балашихи, стремительно удалялась от города.
     Родителей своих, Марию и Василия Мельниковых, Танин отец не помнил. Они погибли молодыми в сибирской тайге, куда были направлены после окончания института в составе геолого-разведывательной экспедиции. Константину было тогда 3 года, и в его детской памяти запечатлелись только сильные руки отца, которые подбрасывали его к потолку, да чувство восторга от полёта и подсознательной уверенности в надёжности этих рук.
То была первая и единственная экспедиция молодых специалистов-геологов. Отправляясь в Сибирь на три летних месяца, они привезли маленького Костю в деревню к бабушке Елене,  где ему суждено было остаться до совершеннолетия.
     Весть о гибели единственного сына и невестки буквально свалила с ног Елену Мельникову. Как говорили тогда в деревне, она «совсем обезножила» и три дня не поднималась с постели. Спасибо соседке, тётке Ульяне, которая не отходила от Елены всё это время и взяла на себя заботу о сиротинушке Костеньке. Если бы не Костенька, вряд ли бы тогда поднялась Елена. Только великая сила любви и воля этой женщины помогли ей преодолеть и горе, и болезнь.
      Судьба не щадила её. В 41-ом, когда муж Елены,  Константин, в честь которого и был назван впоследствии Татьянин отец, уходил на фронт, она осталась одна с грудным ребенком на руках. Навсегда запомнила Елена прощальный взгляд своего любимого, в котором, за внешним спокойствием и уверенностью в скорой победе, уловило её сердце пронзительные нотки вечной разлуки.
       Жили они до войны очень дружно. За 20 верст ездил Константин сватать свою Елену. Сошлись по большой любви и не растратили её в суматохе дней. Даже то, что Елена никак не могла забеременеть долгих семь лет, не притупило их чувств.  В деревне злые языки порой поговаривали: «Бесплодная Ленка-то…», но Константин пресекал все разговоры,  оберегал свою Елену от злословий и постоянно приговаривал, подбадривая жену: «Не пришёл ещё тот час, Алёнушка! Не горюй, не гневи Господа. Не оставит он нас без дитяти…»
И не было на свете женщины счастливей  Елены, когда она, по каким-то одной ей уловимым признакам, поняла: «Свершилось!» 
     И вынашивала она сыночка, окруженная заботой и вниманием мужа, в великой радости. Константин, поджидая рождения первенца, смастерил люльку и всё свободное время вырезал из дерева фигурки зверей для забавы малыша.  Одна из тех фигурок – медвежонок с бочонком мёда - до сих пор как реликвия хранится в кабинете Таниного отца в московской квартире.
Счастье Елены было недолгим: проклятая война забрала у неё мужа, тайга – сына с невесткой. Оставалось в ее жизни одно утешение – внук Константин, которому она посвятила всю себя и который отвечал ей сыновней преданной любовью.
     Вот и в этот субботний день Константин, гонимый из суетной Москвы чувством долга перед своей бабушкой, которую он, не знавший матери, звал всю жизнь «мама Лена», приближался со своим семейством к деревне, где прошли его детство и юность.
     Накануне поездки они повздорили. Поводом для  разлада стал отказ Татьяны ехать с родителями в деревню по причине, как ей виделось, весьма веской: она чуть было не испортила отношения со своим «бой-френдом» Александром, который в ближайший понедельник уезжал со своей командой поисковиков на раскопки в Калужскую область. Парень нравился родителям Татьяны. Его отец – кадровый офицер - воспитал сына настоящим мужчиной. В свои 26 лет он, отслужив  в армии, закончил юрфак МГУ и занимался юридической практикой,  а летом непременно выезжал недели на две с поисковым отрядом в экспедиции по местам боёв Великой Отечественной.
     Татьяна была единственным и поздним ребёнком в семье. Отец был достаточно строг в вопросах воспитания, но строгость его всякий раз сменялась отцовской нежностью к слегка взбалмошной, но добродушной и очень симпатичной дочери. Порой Константин Васильевич ловил себя на мысли, что если бы у него был сын, а не дочь, то он бы так не попустительствовал его поступкам во многих случаях.
     Татьяна знала о намерении Саши не нарушать и в этом году сложившейся традиции, но еще зимой они договорились непременно отправиться в Италию дней на десять. И так сложилось, что подруга Тани, обещавшая обеспечить по выгодной цене горящие путёвки, предложила им тур как раз в тот период, когда Сашин поисковый отряд отправлялся в Калужскую область.  В итоге Александр настоял на своём, и поездка была отложена.  А так как Таня чувствовала себя пострадавшей, то она в последний момент, дабы выйти победителем из ситуации, поставила условие, что в таком случае она тоже поедет на раскопки. На том и порешили.
      Современной девушке, отправляющейся в поход, нужно время на сборы. Именно поэтому она и не хотела ехать в деревню с семьей, но отец был тверд как скала, и даже попытки жены занять позицию дочери  должного успеха не возымели.  И вот семья Мельниковых в полном составе уже подъезжала к деревенскому кладбищу, где покоился прах самого близкого для отца семейства человека, вырастившего и воспитавшего его.
     Они, по привычке, в первую очередь заехали на кладбище. Константин Васильевич не мог по-другому. Он был человеком совестливым и всю жизнь чувствовал себя в неоплатном долгу перед мамой Леной.
      Время близилось к полудню, и Мельниковы уже шли по заросшему сельскому кладбищу, где покоились несколько поколений крестьян, живших когда-то на этой земле. Многих из них Константин Васильевич хорошо знал и помнил с детства. На деревенском кладбище оградки большие, объединяющие порой по 3-4 могилы. Лежат здесь целыми семейными кланами: Плотниковы, Митрофановы, Поляковы… И среди них одинокая могилка Елены Семёновны Мельниковой.
      Этот участок земли в русской глубинке для отца Татьяны был святым. Только здесь он мог положить цветы и поклониться праху рабы Божией Елены и, в её светлом образе, всем предкам, которых судьба раскидала по России-матушке. Только одному Богу известно, где покоятся останки пропавшего без вести Константина Мельникова – золотых рук мастера и погибших в тайге при неизвестных обстоятельствах его сына Василия с невесткой Марией.
Когда москвичи привели могилку в порядок, положили цветы, зажгли поминальные свечи и присели на скамейке у могилки, Константин Васильевич сказал, обращаясь к дочери:
     - Когда придёт мой час оставить этот мир, похороните меня здесь, рядом с Еленой Семёновной.
     - Пап, ну ты чего такие речи завёл? Прекрати, пожалуйста. Даже думать об этом не хочу! – возмутилась Татьяна.
     - А думать-то об этом надо, дочь… Даже более того – помнить об этом и о корнях наших нужно постоянно, чтобы не быть безродными, неизвестно какого рода-племени. На каждом из нас ответственность лежит перед потомками и предками за память. Молодая ты ещё, ветер в голове, но пройдёт время - и я тебя уверяю, ты поймёшь, как это важно для человека - родовая память. Вот я бы сейчас многое отдал, чтобы поклониться могилам своих родителей, понять, что с ними произошло в той злосчастной экспедиции. Многое бы отдал, чтобы узнать, в какой земле покоятся останки деда моего, чьё имя ношу.
      - Ну да, это интересно было бы узнать, но я не понимаю, что бы это тебе дало?
      - Вот в христианской религии есть такое понятие как «обретение Святых мощей». Это великая радость для всего православного мира. Так вот и для каждого человека любая информация, закрывающая брешь в памяти между  предками и потомками, - это тоже своего рода обретение, которое тоже силы человеку придает и укрепляет, и помогает держаться пути истинного. Я так считаю…
       Константин Васильевич замолчал, и все трое погрузились на какой-то момент в раздумье. Легкий июньский ветерок шелестел листвой плакучей берёзы, растущей у могилы Елены, и играл пламенем свечей у её креста.
     - Вот Елена Семёновна, царствия ей небесного, - продолжал Константин, - жила всю жизнь за себя, за мужа и за сына, памятью о них жила, хранительницей этой памяти была. И мы не можем не принять этой эстафеты памяти. Я, пока жив буду, дома дедова не оставлю. На пенсию выйду, жить в деревню с матерью  переедем. И дом, как и прежде, будет домом Константина Мельникова.
     Константин встал, поклонился могиле и перекрестившись молча, зашагал к машине. Женщины последовали за ним.
     В доме всё осталось по-прежнему, как было при жизни Таниной прабабушки. Последний раз Мельниковы были здесь прошедшей весной на Красную горку, но в этот раз Татьяна, после разговора с отцом, как-то иначе себя ощущала в этом доме. Она с интересом рассмотрела фотографии, которые всегда висели в рамках на стене под иконами. Она видела их сотни раз и настолько привыкла к их присутствию в доме, что уже не обращала на них внимания. Сегодня знакомые с детства лица казались иными. Что-то новое прочитывала Таня в глазах своих предков.
     К вечеру Мельниковы вернулись в Москву. На следующий день Татьяна, при активной помощи мамы, собралась-таки в поход и в понедельник с утра отправилась с Александром и его отрядом поисковиков по местам боёв 1941-1942 годов в Калужской области. Татьяна много слышала от Александра о деятельности поискового отряда, но слушала она его, что называется, вполуха, и потому все для неё было в новинку.
 
     По прибытии на место отряд разбил лагерь на поляне,  и на построении командир объявил распорядок дня, озвучил план действий отряда на  предстоящий день, обозначил задачи на весь двухнедельный период и назначил дневальных. Отряд, взяв с собой всё необходимое оборудование, ушёл к пригорку у опушки леса, где, по данным архива, возможны неучтённые захоронения солдат Красной армии.
     Татьяна, единственная девушка в отряде, была вынуждена разделить с дневальными хлопоты по приготовлению обеда на всю честную компанию. Её никто не обязывал это делать, но и самоустраниться  ей было неловко.

      Татьяна как-то по-иному представляла себе походную жизнь поисковиков. В её представлении, они должны были разбить лагерь непременно у живописного водоема среди берёз. Но речка, о которой упоминал Александр, оказалась, к удивлению Татьяны, речушкой в метра два шириной и в метр глубиной, с берегами, заросшими камышом и  бурьяном, и как потом оказалось, ко всему прочему, с вязким илистым дном. Березки, правда, были, но они воспринимались как часть леса, и их внешний вид не вызывал восторга.
      Пока двое дневальных оборудовали всем необходимым импровизированную кухню под открытым небом, Таня вызвалась пособирать в окрестностях мелкого хвороста для разведения костра. Его оказалось не так много, и Татьяна, быстро потеряв интерес к этому делу, решила прогуляться и заодно осмотреться. Она обошла поляну вокруг и по просёлочной дороге прошлась вдоль речки. Её внимание привлек небольшой пригорок, поднявшись на который, она увидела вдалеке работающих поисковиков.
      День прошёл быстро. Отряду удалось обследовать с помощью металлоискателей обозначенный командиром участок, где просматривалась сеть окопов, и начать раскопки.    Среди находок первого дня оказались лишь гильзы от патронов, помятое проржавелое ведро, немецкие консервные банки и две советские никелевые монетки достоинством 10 и 15 копеек.
Вечером весь отряд долго сидел у костра. Любуясь звёздным небом, ребята обсуждали минувший день, делились впечатлениями от находок.
      Прошло три дня экспедиции. Они сложились удачно для отряда. Были найдены останки двух неизвестных солдат, алюминиевая ложка, пряжка ремня и солдатский котелок.
      Александр был всецело погружён в работу, а Татьяна  чувствовала себя обделённой вниманием. Она уже подумывала о том, что зря напросилась в эту экспедицию. На четвёртый день прошёл дождь, убедивший Таню, что жизнь в палаточном городке не для неё. Она уже была готова объявить своему любимому, что хочет вернуться в Москву, но тут  позвонила Танина подруга и сообщила о горящей путёвке по сногсшибательной цене. Это было последней каплей, добавившей решимости Татьяне.
       Поговорив с подругой, она почти бегом устремилась к Александру, работавшему в этот день на отдельном участке. Он был на хорошем счету в отряде, и как опытному поисковику, командир доверял ему самостоятельную работу. В этот день Саше повезло. Он наткнулся на останки советского солдата. По их положению и обнаруженным рядом двум наступательным гранатам, Александр предположил, что солдат был убит в ходе наступления.   
       Чувство, которое испытывал в этот момент уже опытный поисковик, можно сравнить с чувствами человека, приблизившегося на расстояние вытянутой руки к долгожданной цели. Александру казалось, что время остановилось, и каждым движением ему приходилось преодолевать сопротивление пространства.  Он не замечал ни накрапывающего летнего дождика, ни шума ветра, ни окликов приближающейся к нему по размокшей глине Татьяны.
     - Ты что, оглох, что ли? - с раздражением выпалила Татьяна. - Я кричу ему, кричу, а он и ухом не ведёт!
     - Не шуми, - бережно освобождая от глины очередную и архиважную находку –  солдатский медальон, с замиранием сердца  пробормотал Александр.
     - Ты совсем помешался на своих костях. Так ведь можно и свихнуться… Я бегу сообщить ему приятную новость, а он оторваться не может от своих раритетов.  Мне звонила Ирина. У неё клиенты отказались от сногсшибательного тура, о котором я даже и мечтать не смела. Упустить такую возможность мы просто не имеем права. Ирка и так уже пальцем у виска крутит, вспоминая про наш прошлый отказ. Короче, выезжаем послезавтра! Так что закругляйся со своими костями…
     - Тихо! – сурово прохрипел Александр, - достань из левого кармана моей жилетки носовой платок…
     - Как ты со мной разговариваешь?! – не унималась Татьяна.
     Александр выбрался из окопа на траву, бережно положил заветный восьмигранный медальон на листок подорожника, деловито вытер руки о сырую траву. Беря из рук Татьяны носовой платок и одновременно глядя пристально ей в глаза, с содроганием в голосе он проговорил:
    - Ты понимаешь, что я нашёл? Ты понимаешь, что есть вероятность сейчас, вот в этот самый момент, приоткрыть завесу чьей-то судьбы? Может быть, вот сейчас мы откроем этот медальон - и у кого-то из потомков этого солдата, по непонятной для него причине, участится сердцебиение. Может быть, ещё живы его дети, может быть, помнят о нём внуки, и может, вот сейчас на одного неизвестного солдата той проклятой войны станет меньше…
     Таня, ошарашенная столь неожиданным для неё тоном Александра, в растерянности присела на корточки напротив него и молча следила за его руками.
Обтерев носовым платком медальон, а затем и свои руки, Александр аккуратно открыл крышку и вынул два вкладыша из пергаментной бумаги. Развернув дрожащими руками бланки, заполненные небрежной рукой, но вполне разборчиво, он прочёл имя солдата: «Мельников Константин Борисович».
     Татьяна не могла вымолвить ни слова. Сердце её готово было выскочить из груди, а в голове путались мысли: «Не может быть, полный тёзка моего прадеда! А вдруг это он сам, золотых рук мастер, плотник Константин Мельников? Не может этого быть!»
Её лицо сменило недоумение на восторг и тут же залилось краской.

     Кем бы ни был этот павший боец, Татьяне было больно и горько. Лицо её выражало искреннее раскаяние за своё поведение и за свои слова, сказанные бездумно в раздражении. Таня и Саша, будто закаменелые, не моргая и, казалось, не дыша, смотрели без отрыва в широко распахнутые глаза друг друга.
     Первым в себя пришёл Александр. Он перевёл взгляд на пергамент и прочёл далее: «…1913 года рождения, призван в РККА 22.06.1941 года Гороховецким РВК Владимирской области».
     По щекам Тани потекли слезы. Все сомнения были развеяны – они с Александром сидели у останков её прадеда Константина Мельникова, в доме которого она проводила все летние месяцы своего детства и имя которого гордо носил её отец.