Серебряная ложка

                Серебряная ложка 






                Они смотрели   поверх   оградки  на   слегка прикрытый лапником и редкими цветами,  состоящий из, нелепо набросанных друг на друга, больших кусков глины могильный холмик.  И никак не могли для себя   уяснить, что  «там», внизу под этой глиной  лежит она - Надежда Николаевна. Их Наденька!!!
                Совместить несовместимое сейчас было просто  невозможно.  Не смея оторвать  взгляда от  свежего захоронения, словно завороженный    он  начал откручивать пробку первой бутылки.
                - Ты что-нибудь понимаешь? –
                обратился  к товарищу,  но тот,  растеряно,  оторопело и  недоуменно   лишь моргал и таращил глазами.
                Задавший  вопрос  был младше приятеля лет на десять,   тогда, как тому пошел  уже   восьмой десяток.            
                - А, ты знаешь. Она тогда была такой мягкой и податливой.-
  тихонько выходя из ступора, медленно   растягивая слова,  наконец-таки произнес старший.
                - …И,  как же было с ней здорово! -
                Они разлили по первой.
           - Да, и, к тому же, никого не известили. Ну, и родственнички же у неё!  -
                - Бывают и такие.  Помянем, что ли? -
                -   Давай. –
             Не чокаясь,  опрокинули в себя водку. Та, приветственно пробулькав,  стремительно понеслась внутрь их организмов. Зажевали бутербродами, деловито захрупали солеными огурцами. Невдалеке натужно о чем-то своём   заскрипела и громко захлопала крыльями равнодушная ворона.
                - Слушай, а  ведь она, тебя любила.
               обратился старший к младшему.
             -  Что ж, что любила. Мы, с детства были  просто дружны. У меня никогда и в мыслях ничего такого не было. Она для меня  всегда была  лишь  сестрой.   Какая уж  тут любовь?!   –
                Они опять  замолчали, и младший, задумчиво, будто  что-то вспоминая,  вновь  плеснул в стаканы.
                - Слушай. Я вспомнил. А, ведь это она меня научила аккомпанименту  на   фортепьянно  левой рукой.   Всё   никак не могу  в это поверить. -
                и он, кивнув на холмик,    продолжил.
           - Знаешь. После смерти отца она осталась совсем одна. Конечно, рядом   находилась  мать, но с ней она  никогда не находила общего языка.  У неё наступило жуткое душевное одиночество. Летом покупала батон,  баночку красной икры и бутылку водки. Могла целыми днями бродить здесь по Ваганькову среди могил. Благо много у нас тут общих знакомых захоронено.         
                Ездила в Останкино и на Шаболовку  бесплатно  сниматься в массовках телепередач. Лишь бы   только  не находиться  дома. Сколько раз мне повторяла – «Ты у меня единственный близкий на свете остался». Внимательная такая была. Моя бабушка любила  слушать вальс «Оборванные струны». Так она специально для неё его разучила и  всегда при встрече  играла.  И,  только  потому,   что та безмерно и искренне  этому  радовалась.
                Номинально у нее были     сын и маленький  внук. Сколько раз за последние  годы я замечал, как она переживает,  когда сын не приезжал поздравить её с днём рождения. В очередной   раз она  его понапрасну   ждала,  конечно,  внутренне,   очень растраиваясь.  И это было  весьма  заметно.
               Сын  с невесткой её  недолюбливали -  считали   алкоголичкой,  а, ведь, пила     она  от  кромешного  одиночества, в котором находилась.  Ну, деньгами  сын, конечно, помогал  - богатый он у неё. Своя фирма.   Чтобы её спасти, за три месяца   до    кончины купил   в Штатах   специализированную операционную.  Затем в  «Первой Градской» сделали  операцию.  Всё бесполезно - метастазы. Поздно.  Через три дня её уже не стало. -
                - А, отчего тётка-то  сегодня  не пришла?-
             - Да говорит,  что немного простыла. Боится заболеть.  А может,  из-за той истории. Я же её тебе  вроде  рассказывал? –
                - Какая  такая история?   Что-то я  не припомню. –
                - Ну,  как же. Да,  про серебряную ложку.  -
          Неожиданно, на его лице  появилась непонятно откуда взявшаяся блуждающая  улыбка,   и,   он полез  за второй бутылкой…
           … Родители Надюшки познакомились в 1946 году.
          Школа НКВД в подмосковном Реутове славилась  специалистами своего дела. Мать Надежды по окончанию института преподавала  в ней  историю КПСС. А  её будущий отец по партийному набору был  туда  командирован    для обучения  гэпэушному мастерству  из артиллерийской части, где  в конце войны  проходил службу.  Так вот,  в этой самой школе   встретились её отец и мать. -  «Вода и пламень, лёд,  да камень»,  как оказалось в прямом смысле значения  пословицы. 
                Но, странное дело. Семьи,   появлявшиеся в те времена, как бы плохо они не  уживались, практически всегда по жизни избегали разводов. Вот так и Надины родители.  А ведь,  что только между ними не происходило,  но  до последних   дней всё равно были вместе. Плохо ли это, хорошо ли, не нам сейчас судить.
                Наверное,  от отношения человека  к детям можно  много сказать и о нём самом. Конечно, люди все разные. Зачастую встречаешь, как среди мужчин,  так и среди  женщин,  людей  не любящих детей,  брезгливо  к ним относящихся. И,  удивляешься,    как же  они не ощущают очевидного,   что  постоянное  общение с ребенком   создает  необыкновенный   душевный подъем,  ощущение      светлого   праздника. 
                Николай Иванович – душа человек: более детолюбивого и   так хорошо понимающего детскую психологию    трудно  бы себе  представить. Помимо всего прочего в силу общительного и коммуникабельного характера  он  всегда являлся   центром веселья,   собиравшихся по всякому поводу компаний. 
              В мгновение ока,  во все стороны летели бывшие тогда в моде  маленькие подушки-думочки, визжали  ущипленные за мягкие бока  женщины, радостно галдели носившиеся по комнатам дети. Рассказывались последние анекдоты.  Крутилась ручка патефона. Начинала звучать музыка.  Сами собой завязывались   танцульки.  Праздники оставались  в   памяти у всех участников, как нечто необыкновенно веселое и радостное,  ждущее в скором времени своего  непременного и обязательного  продолжения. 
             К тому же,  дядя Коля относился к той редкой породе людей умеющих создавать для всех присутствующих  из «ничего»,  точнее из окружающего воздуха  некое пространство душевного комфорта. А те, в свою очередь, боготворили его – человека умеющего совершать именно это необыкновенное и, что самое удивительное,  абсолютно бескорыстное чудо.
     - Ты на всю жизнь  запомни –  как-то  обратился к нему Николай Иванович -  Люби людей, и  их любовь сторицей к тебе вернётся. Старайся никого «с плеча»  не отвергать и не обижать,  каким бы «вредным»  поначалу не показался    тебе   человек.  Постарайся  его понять, подобрать ключ и найти дорогу к нему. –
               И, чего сдесь было больше – хорошего житейского опыта, или  плодов замечательной   «реутовской школы» обстоятельного подхода  к людям  – пойди  сегодня  расберись. Истины прямо небесно - библейские – «Евангелие от Луки»,  а,  ведь, всю жизнь был правоверным коммунистом!
                А дядя Коля продолжал.
                -  Ну, ладно уже, иди, гуляй,  веселись!   «Забодай тебя комар!» - 
                так  частенько  повторял он  свою любимую  присказку.               
               Их матери дружили ещё с  Казани, куда в эвакуацию  из Москвы   был направлен Институт переливания крови, в котором тогда работала завхозом   его любимая бабушка Муся. Да и пропала бы, наверное, в те лихие годы  Надькина мать,  если бы не татарин Ромай – повар  бабушкиного медицинского учреждения. Таких замечательных котлет  приготовляемых  им из конины,     невозможно было бы в те военные годы даже  себе представить.
             После войны   Надюшкина   семья  жила в московском пригороде  под названием  Рабочий   поселок,  рядом со станцией  Сетунь.   Двухэтажные светло-зеленые домики, построенные немецкими военнопленными. Обязательно с погребами, где каждый обитатель имел своё отделение, в котором стояли     бочки со всевозможными соленьями.  Чудесная, крупно настроганная,  хрупкая квашеная капуста и, словно нефритовые, прозрачные на просвет,  огромные моченые антоновские яблоки, всегда  присутствовавшие   на  их праздничном столе.
                Однажды,    вместе с родителями  и бабушкой он  приехал  в Рабочий поселок на  встречу Нового Года.   Его почему-то   долго держали в прихожей и в комнату не пускали.  Близкие о чем-то шушукались, улыбчиво-понимающе поглядывая  в его сторону. 
                Как,  вдруг,  дверь   растворилась и из неё,  бабочкой  в балетной пачке      под  мелодию   «танца маленьких лебедей»  выпорхнула Надюшка. Её девчоночьи движения были угловаты и смешны, но  он  вида не подал и только   улыбался. Снова было веселье и счастье искреннего откровенного общения окружающих. И в центре всего праздника, впрочем, как и всегда, был дядя Коля.
                По их маленькому телевизору КВН49 показывали «Карнавальную ночь», где  Людмила  Гурченко пропела   всем зрителям:  «Пять минут, пять минут…».
              С годами складывались  и определенные традиции.    Летом обе семьи  вместе, запасшись питьём и провизией, отправлялись в расположенный  рядом с домом лес. Зажигали костерок, прыгали через него. Пили кагор или портвейн, иногда сухое вино. Играли в карты в «дурака»,   довольствуясь весьма скромной по сегодняшним меркам закуской.  Отварная картошка, соленые огурчики, недорогая колбаска, селедочка и хлеб, запиваемые крем-содой и портвейном,  приводили тогда людей в неменьший восторг, чем нынешние обильные шашлыки и импортное питье.  Веселились и развлекались, как умели, а  умели от всего сердца и от всей  души.
             Время шло. Уже была закончена школа, затем институт.  Но,  как и прежде,  обе семьи по несколько раз в году встречались на днях рождения, праздниках или свадьбах.  Вот уже отгуляли  на Надиной  и на его  свадьбе. Первый блин  у обоих  оказался комом. Оба брака  получились не счастливыми и вскоре  распались. После супружеской жизни у Нади остался ребенок,  но второй раз замуж она так и  не смогла выйти.  Ему повезло больше. Второй брак дал  двух дочерей и двух внуков, которыми он несказанно  гордился.
                Природа создала женщину заведома физически и интеллектуально слабее, а значит и зависимее от мужчины.   И от того повезёт ли ей со встречей суженого, или не повезет, во многом зависит  и  дальнейшее умонастроение прекрасной половины.
                Однако,  встречается,  довольно много  дам,    ищущих  причины окружающих   их  бед  исключительно вовне себя. Примерно такого направления  мыслей  всю жизнь придерживалась  и Надина мама.  Будучи хорошей ученицей «школы жизни» Лаврентия Павловича,  она старалась об этом помалкивать,  но,  в реальности, как профессиональный диверсант,  мстить, где только можно, и как только можно  выявленным «врагам». А поскольку «врагов»  становилось  слишком много,  она  поняла, что нереально бороться против всего мира.  Поэтому и её личный фронт борьбы был сужен до диапазона родственников, друзей и приятелей.  В общем,   налицо был эффективный комплекс  мадам Шапокляк.
                И всё  же необходимо было   в сложившейся ситуации подумать о поиске зятя для дочери. Безусловно, богатого и,  предпочтительно,  смотрящего тёще в рот. Вот эти-то поиски растянулись на долгие времена и годы.  И, как оказалось,  на всю оставшуюся жизнь, в течение которой, то появлялись, то исчезали иногда реальные, а в основном вымышленные герои-претенденты на  руку и сердце  дочери.  Нехватка мужского  общества, впрочем, как всегда и везде, заполнялась большим количеством  потребленного алкоголя…
             …Налетевшие воспоминания в мгновение  ока  промчались   в голове, заставив  тяжело вздохнуть и покоситься на задвинутую в угол,   испачканную глиной тёмно-серую плиту с надписью золотыми буквами:  «К…н  Николай Иванович».
                Да, действительно, хоть  дядя Коля     долго болел, но умер для всех  неожиданно и  внезапно.   А ведь,  всем   казалось, что жить он будет вечно.  Ан, нет – ничего вечного на Земле не существует. И,  женщины остались одни.
                Вот здесь-то и выходит из тени фигура   родной тетушки,   издавна  знакомой  представленным персонажам. Любившая всю жизнь покутить,  жившая совсем неподалеку от Надиного дома, она приняла  искреннее и  деятельное участие, как в поисках предполагаемой кандидатуры на  замещение вакантного места жениха,   так и в утешительных банкетах между самими поисками…
                …От нахлынувших воспоминаний, возникшая на лице  младшего,  улыбка стала ещё шире расплываться,  и  заметивший её приятель недоуменно уставился на своего визави. А   тот, чтобы как-то объяснить происходящее,        дальнейшие  умозаключения стал  проговаривать вслух.
             - Ты ведь, знаешь, что   «Свято место пусто не бывает»  и  вот судьба в лице тетушки явила   поисковикам   некоего  господина  под звучной фамилией, то ли Абрамович, то ли Фалькович, но вполне возможно, что и Гинзбург. Всё бы ничего, но вот возраст и здоровье  у  кандидата оказались  весьма сомнительными для долгого и безоблачного  проживания в совместном браке.
                Поразительно, но этот факт ничуть не смутил Надину маму, поскольку  марьяжная игра явно стоила свеч. И положительное решение по матримониальному вопросу было ею принято буквально за несколько дней до естественного ухода жениха в мир иной.
               Надюшка, недолго думая, согласилась с доводами мамаши, и бракосочетание  «молодых»  состоялось с помощью привезённого к одру умирающего платного нотариуса. Дальнейшая информация поступала ко мне   уже из двух параллельных источников. Судя по всему, за ушедшим в небытие господином,  оказалось довольно не скудное наследство, которое впоследствии  послужило камнем преткновения для главных действующих лиц  повествования.
                Забегая вперед, нужно также   отметить, что все материальные блага, нажитые столь неправедным путем   пришлось вскоре возвращать восвояси,  по иску,  откуда не возьмись,   прилетевших, и    прямо  от  святых    обетованных берегов,   возмущенных  и крикливых родственников.  Здесь речь пойдет, как о мебельных гарнитурах, периодически перевозимых с одной московской квартиры на другую, так и о переписанных драгоценностях  преставившегося  аида. 
                Нужно,  заметить,  что среди   многочисленного  приданого  находилась некая коробочка с набором инкрустированных серебряных ложек, перекочевавшая  после долгих коллизий   в полное Надино распоряжение. –
            -    А теперь, представь себе. Каково же  было искреннее   изумление безутешной  женьщины, когда на одном из вечеров у  моей тетушки  после принятия на грудь приличной дозы спиртного   осиротевшая  вдовья   рука обнаружила   знакомую  ложку  из своего давешнего  набора.  -
                -  Хотя обе героини были к тому моменту   уже в приличном подпитии,   справедливый вопрос всё же прозвучал.  Но,  ответ на него, к сожалению, полностью не удовлетворил спрашивавшую сторону.   
                И, всё же, поскольку   вор   был  полностью изобличен, то,   по  всем   канонам он  должен  нести справедливое наказание. Посему обе стороны,  обменявшись  взаимными  гневными, возмущенными,  но  вполне искренними тирадами, и,   не  глядя друг на друга,  оставили  до поры до времени  поле боя.  Хотя, по полученной  из параллельного источника информации,  названая ложка была всё же подарена тетушке вышеуказанным Гинзбургом, Фальковичем, или  даже Абрамовичем ещё до Надиного  с ним  знакомства.  Якобы, в знак приятельских чувств дарившего. –
                …Опять невдалеке громко закаркала,  на время  угомонившаяся ворона.   Старший,  вновь пододвинул   другу    опустевшую стопку.
                - Освежи, что ли? –   
              Теперь   улыбка появилась   и на его лице.   
               -     В общем,  трещина прошла сквозь   некогда  прочнейшее здание  искренней  женской  любви и дружбы.  После всего случившегося,   я  по телефону стал периодически  приобщаться к мнению  обеих  конфликтующих сторон,  докладывавших мне о своём видении  состава преступления.  И так продолжалось почти до самого заключительного акта  Надиной жизненной   драмы.–
               Он поперхнулся,  не имея возможности и дальше сдерживать  внезапно подкативший к горлу  смех.
          - Но, пока смерть властвует над нами,   мы её не избежим. - 
                скорее прохрипел,  чем сказал он.
          В свою  очередь его визави сквозь град слез разразился  безудержным истеричным хохотом. Проходящая по ближашей аллее грустная  череда весьма ветхих  старушек,, укоризненно и недоуменно, глядела  на   чрезвычайно странных.    Одновременно,  смеющихся    и  плачущих.  Закусывающих и выпивающих  среди могил.    А     на вид  таких    приличных,  добропорядочных   и   солидных  мужчин.  Те же, смеялись то ли над явной эфемерностью проходящей мимо жизни,  то ли плакали над своей ролью в этом жизненном спектакле. Хотя, вряд ли они  и сами  догадывались над чем, собственно,  смеются…
             Тот день на Ваганьково был  морозным и стылым.