Собачьи истории

                С О Б А Ч Ь И       И С Т О Р И И   
               



                1.



                ИСКРЕННОСТЬ
          




                Первого марта в нашем дворе «спального» района Орехово-Борисова начался  настоящий потоп.
             Идти можно было лишь по тротуарам, так как внутренние  дворовые дороги превратились в полноводные реки.
            Направляясь за покупками в расположенный неподалеку магазин,  замечаю направляющуюся   в ту же сторону, и  несколько впереди,  молодую бабушку с  маленькой внучкой.
             Но из-за спин впереди идущих видно, что поперек их  движения,   загораживая его, на дорожке  расположилось  крупное мужское тело. Подойдя ближе и остановившись рядом с дамами, стал вглядываться в лицо лежащего.
                В этот момент  девочка, тихо обращаясь к бабушке,   выразила предположение, что, возможно,  дяденька уже   помер. Правда, тут же открывшиеся  глаза последнего нас убедили в преждевременности такого  заявления.
             Тотчас  я и узнаю в нём Ивана Кузьмича, жителя соседнего подъезда нашего дома. Пенсионер из бывших авиаторов. Туловище его покоилось на снежном сугробе  - подобие спинки кресла.
              Мужчине не было и  шестидесяти, но,   очевидно, происходило что-то  неладное с ногами поскольку при нем всегда была палочка, впрочем, в настоящий момент небрежно отброшенная  за гребень сугроба.
              Все знали, что Иван Кузьмич  редко, но случалось, и метко «принимал за воротничок».
            А рядом  носился, сорвавшийся с поводка, верный Выстрел - малорослая дворняга,  оглашавшая окрестности пронзительным лаем и созывая прохожих на  помощь хозяину.
            Бабушка, посмотрев на меня,  предложила совместными усилиями поднять мужчину поскольку, возможно, у того действительно плохо с сердцем.  Мы ухватили с двух сторон его под локотки, но тут же оставили это занятие. Грузный летчик    для нас оказался    не по силам.
                Выстрел,   прыгавший  под нашими ногами, и по его разумению отчаянно способствовавший своим лаем восстановительной операции на самом деле  только нам мешал.
           Взгляд Ивана Кузьмича направленный в мою сторону красноречиво  указывал во первых,  на то,  что он узнал меня.  Второе, что присутствие его посередине дороги  вовсе не случайно, а даже , отчасти, хорошо продуманный и правильный выбор  некоей позиции.
                И самое прекрасное с нашей стороны было бы не                тревожить его скромное достоинство, и местонахождение.  Оставить все, как есть, на своих местах.
      Появившееся  вскоре неопределенное мычание насильно спасаемого, направленное   в нашу сторону, свидетельствовало о том же.
           Именно этот взгляд, подкрепленный пронесшимся сильнейшим алкогольным вихрем,  заставил  и  даму, и меня  отказаться от первоначальных благих побуждений по оказанию незамедлительной помощи лежащему.
                Я припомнил, что чаще всего виделись  мы с Иваном Кузьмичем в сберкассе, в  очереди за получением пенсии, и что именно сегодня случился этот тревожный и радостный день,  приведший к таким странным и неожиданным последствиям. 
                Как говорится - все совпало. Так что, мы, довольные друг другом, раскланявшись, разошлись, как в море корабли.
             К тому же дворники, получившие с утра строжайший приказ от своего начальства: «разбросать снег с газонов под колеса проезжающих автомобилей», незамедлительно его исполнили. И только островок, в виде Ивана Кузьмича, оставался девственно нетронутым, издали напоминавший некое экзотическое ложе  богатейшего арабского шейха
                Но,  что  за дело Выстрелу до наших людских внутренних умозаключений, когда в его задачу входило только одно:  любой ценой спасти  хозяина.
                Охваченный лишь этим искренним, отчаянным, самоотверженным порывом  он уже несся с призывным лаем и просительным взглядом к новой паре  предполагаемых «спасателей».  К  проходившей  неподалеку  пожилой супружеской чете пенсионеров.
               Добрым, отеческим взглядом провожал   Иван Кузьмич похвальные, хотя и суетливые действия своего несравненного и любимого воспитанника. 
                Собачий поводок, ставший временно не нужным, спокойно лежал невдалеке, несколько в стороне и  на гребне сугроба.


















                ***




















               
                2.



                ДРУЖБА



               
               
               
                Жили два друга – Малыш и Тобик.
                Оба дворняги.
                И если в крови Малыша содержалось некое воспоминание о предках шпица, то над родословной Тобика в свое время неплохо потрудился папаша пинчер.
                Была у них общая подруга, Милка, лишь отдаленно напоминающая таксу. Все три собаки, как вы понимаете, роста были  не большого, что в условиях санаторного режимного проживания, связанного с недостатком пищи, носило скорее фактор положительный.
                С жильем больше всех повезло Малышу. Он был приписан к  старому больничному корпусу, чему несказанно радовался, так как ночью его впускали переспать на половичок, расстеленный в предбаннике входа.
                Милке разрешалось ночью находиться на открытой галерее соседнего корпуса.
                Что касается Тобика, тот, как истый бомж, проживал в развалинах трансформаторной будки, живописно раскинувшихся невдалеке,  в зарослях  поросшего метровым бурьяном оврага. И уж  этого ему совершенно  никто не запрещал.
                Питались собаки - «чем бог послал» -  подношениями остатков угощения со столов сердобольных отдыхающих женщин. Помимо того. Неплохим приварком к рациону служила также и санаторная помойка. Но только лишь в тех случаях, если сам  не будешь много дрыхнуть и зевать, а улучив момент выбрасывания помойного ведра,  лихо вывернешь из засадного места,  успев вспрыгнуть на край железного ящика до того момента, когда его захлопнут равнодушные руки опустошающие ведро.
                Милке нравились оба кавалера.
Все же предпочтение она безусловно отдавала Малышу. И потому он считал себя обязанным охранять свою дражайшую половину «грозным», насколько   было возможным рычанием. Но это происходило лишь тогда, когда не в меру расшалившиеся гормоны Тобика, помимо  воли последнего, медленно, но верно пододвигали его к аппетитному заду легкомысленной Милки, призывно  поигрывающей перед ним своим крысиным хвостиком.
               Однако такие подвиги Малыша все же не мешали расторопной сучке через определенные временные промежутки, и явно вне отцовства благоверного, притаскивать к дверям «своего» корпуса по несколько теплых, мокрых, шевелящихся комочков, которые, впрочем,  едва ли доживали до следующего  дня.
                Являвшаяся утром на работу мужеподобная, санаторная сестра-хозяйка, со вздохом и плевком, укладывала молодую поросль в картонку и уносила в неизвестном направлении,  откуда еще никто и никогда не возвращался.
              Милка пару дней, для приличия,  завывая и виновато-просительно заглядывая в лица прохожих, еще носилась по окрестностям в поисках «родной кровинушки». Затем все постепенно приходило на «круга своя». И вот уже иные темы и думы, другие жизненные возможности заслоняли  недавно пережитое.
             Втроем они прогуливались   по раз и навсегда   установленному  маршруту.
           Впереди, крутя налево и направо своими прелестями, красавица Милка, за ней, забегая то слева, то справа гордый, счастливый, носом к верху,  Малыш, и уже где-то несколько в стороне, в  почтенном отдалении, обреченный на вечную неразделенную любовь, погруженный в меланхолию, но не предавший  собачьего товарищества, интеллигентно-эстетствующий поэт Тобик.
          Вот и сегодня.
   Пробежка по старой накатанной дорожке: сиреневая аллея, налево калитка санатория, затем будка по продаже шипучих напитков, возле которой всегда стоит непотребный даже для дворовых собак запах прогорклого пролитого пива вперемежку с  орошенной мочой землей.
                Пробежав это гиблое место, собаки вдоль санаторного забора попали на стоянку легковых авто.
               Запах выхлопных газов здесь был более приличный, нежели воздух возле пивной будки, хотя, если вдыхать его долго почему-то начинает очень кружиться  голова. В такой момент хочется быстрее добежать до пруда с его лесисто-болотистой аурой распустившихся кувшинок, водяных лилий, дымящейся на солнце осоки.
          И вот уже вдалеке, сквозь стволы и ветки, замелькали голубоватые полоски притягательно-завораживающей водной глади.
Слегка обалдевшие от вливающегося в них праздника  природы, собаки широко раздувая ноздри и шумно вдыхая аромат окружающих цветущих растений,  набирались сил и воздуха перед основным  броском.  Пробежкой  по тропинке, проложенной через огромную поселковую свалку.
          Теперь ароматы резко изменились.  Они  вступили  на чужую, помеченную посторонними.  Иногда  даже угрожающими запахами, территорию. И это место они всегда старались быстрее проскочить, переходя на собачий галоп.
          Вдруг, словно упершись в стену, галоп резко оборвался, бегущие остановились в  нерешительности.  Замялись, ступая то влево, то вправо лапами, но все на одном месте. Однако, отступать  назад, боясь,  погони, также не решились.
          В десяти метрах впереди, расположились три рослых, раза в два выше наших путешественников, черных, кобеля перегородив дорогу.  С неподдельным интересом и усмешкой ожидая, что будут делать  дальше эти недоразвитые коротышки?
          Бежать поздно. Догонят  - будет хуже. Принимать бой - силы слишком неравны. Что же делать?
         Но черные видно уж для себя точно определили расчет и порядок действия. Молча направились  к загулявшей троице,  взглядами и направлением движения, выделяя  из троих, очаровательную и прекрасную Милку.
                Малыш, выбежавший было несколько вперед, попытался спасти положение, включив свое известное в «узких кругах» и  в корне неодобряемое эстетом Тобиком рычание. Но    приближающиеся уголовники никоим образом на это не отреагировали.
                А набежавший  справа черномазый удав, молча, несильным движением левой задней лапы,   не глядя на противника, отшвырнул нашего героя куда – то  в бок, в крапиву, словно  ненужный фантик.
                Летящий, кувыркающийся и повизгивающий в воздухе Малыш краем глаза разглядел, как перепуганный интеллигентный Тобик, при виде всего происходящего безобразия резко отпрянул в сторону, делая вид, что к компании этой не имеет ровным счетом  никакого отношения.  Дескать,  просто пробегал рядом по своему исключительно малому и незначительному делу.
           Итак,  последний бастион сопротивления пал. Троя капитулировала и теперь достается вероломным победителям. Кто у тебя, прекрасная Елена, будет первым?
              Не стоит описывать дальнейшие сексуальные подвиги черной бандитской братии, наблюдаемые из дальних кустов повизгивающими от бессилия и возмущения друзьями.
                Заметим, что на героиню сюжета это физическое насилие оказало воздействие прямо противоположное, ежели не считать, ну,  в самой незначительной степени, несколько помятой  и придавленной внешности.  Неестественно - учащенного дыхания и ненатурального блеска в глазах довольной дворовой шлюшки.
           Почти у самой санаторной калитки  неодобрительным тявканьем встретили возвращающуюся из передряги подругу Малыш и Тобик.
                Но  хитрые глаза, отводимые в сторону проворной сучки, были наполнены блаженством и нескрываемым удовлетворением.












                ***






                3.




                ГОРЕ


               
               



                Наблюдая за животными, все чаще и чаще возвращаешься к мысли, что в их душах осталось гораздо больше чистого, правильного и доброго  нежели у человека.
                К примеру, чувство справедливости у них в крови от рождения. И не совсем прав поэт, говоря, что собак, как братьев наших меньших, не стоит  бить по голове. Бить, конечно же,  не надо  никого, и тем более по голове, и тем паче собак.
                Вглядитесь, а ведь  они нам даже вовсе и не братья, а скорее дети, которых мы с удовольствием носим на руках и при этом обе стороны  великолепно себя чувствуют, а уж бить по голове ребенка …Извините…
            Николай – сторож нашей автостоянки  мужичок средних лет – человеком был не плохим, не хорошим, а как известная характеристика в  ершовском «Коньке – горбунке». И так, и сяк.
                Днем,  когда кто–либо из автовладельцев нуждался в простейшей помощи типа откати – прикати, он никому   никогда  не отказывал. Зарплата у сторожа небольшая, однако, ставя ночью на стоянку дорогую  «левую» иномарку, он тем самым значительно поправлял своё материальное положение.
                А потому, если желаешь ночью разгуляться и нажраться, да так чтоб «дым из ушей», возможностей хоть отбавляй.  Одним словом, после ухода последнего водителя со стоянки и не имея более никаких сдерживающих факторов, Колька распоясывался вовсю.
       Собаки, несущие охранную службу,  попадают на стоянку по разным причинам.  Сама прибежит, да так и останется, кто–то щенков подбросит, но бывает,  что  здесь же и рождаются. А поскольку явление инцеста в собачьем племени никак не преследуется, то дворняжки сплошь и рядом на одно лицо.  То бишь, морду.
     Ко времени повествования  на стоянке служили три собаки.
 Кузьма, немецкая овчарка - молодой , добрый и очень смышленый пес. Много раз, по хорошему настроению, провожавший меня до подъезда дома. И две дворняги Мальчик и Рыжуха по генеалогическому древу являвшаяся ему, между прочим,  родной мамой.
                Вот они - то и принесли однажды выводок – восьмерых щенят. И тогда начальник стоянки поручил Кольке избавиться от них: утопить, оставив наиболее крупного кобелька на развод и смену.
            Так вот, когда Колька ночью погрузил семь еще совсем мокрых комочков в ящик и уже собрался было исполнить свой злодейский промысел, Мальчик – отец щенков -  отсутствовал.
               А нужно сказать, что муженек, он же сын  Рыжухи, был отчаянно непутевым и таскался за тридевять земель, даже через широченную,  смертельно опасную Каширку на любовные свидания к сучкам левостороннего Орехова.
        Итак, в ту роковую ночь, почувствовав своим тонким собачьим чутьем приближение неминуемой, страшной беды, возле щенков, металась лишь одна защитница - их мать, Рыжуха.
             Слабый, просительно – скулящий, с подвыванием голос Рыжей привлек внимание проходившего неподалеку Кузи. И мощный, молодой пес вступился за щенят.
           Он не кусался, не лаял, не царапал Кольку, а своим большим телом не выпускал того из огороженного сеткой загона.
            К тому времени напившийся до полного одурения сторож уже путался в собственных ногах, и держа в руках ящик с приговоренными щенками, никак не мог отпихнуть загородившую ему выход большую собаку.
             Лютая ненависть заполнила все естество пьяного человека. Бросив  в сердцах оземь ящик, он хватает тяжеленную дубину и несколько раз бьет  по голове не ожидавшего с собой такого обращения пса.
              Кузя заваливается на передние лапы, жалобно скуля, отползает в сторону. Вот так  исчезает последняя преграда для  Колюхиной затеи.
          Одним словом  зло свершилось. Щенки были утоплены. А пришедший в себя через тройку дней Кузя на всю свою оставшуюся собачью жизнь заработал мощнейший тик головы, часто его донимавший и, по моим наблюдениям, жестоко  мучавший  добрейшего и славного пса.
        Прошло два года.
         Окончательно спившегося Кольку  со стоянки выгнали. Мальчик то ли сбежал, то ли сгинул в одной из собачьих смертельных баталий. Рыжуха подохла от невесть откуда явившейся чумки.  Оставшийся же в живых щенок вырос в средних размеров веселого дворнягу. 
            Звонко и заливисто он лаял на всех без исключения чужаков, случайно забредших на подшефную ему территорию.
           Тогда же и назвали его в честь вновь избранного президента - борца с чеченской бедой – Путиным. 
              В то же самое время  на автостоянке появился очередной подкинутый щенок, что, в общем  не было удивительным. Замечательно было другое.  Оба взрослых пса - и Кузя, и Путин - тотчас взяли  под опеку лохматого малыша, приняв деятельное участие в его воспитании.
            Щенок  от них не отходил. Их дружба стала предметом разговоров и пересудов мужиков - завсегдатаев стоянки.
             Общеизвестно, что мужская дружба – водкой крепнет. Языки развязываются. Самые необыкновенные водительские истории, сыплются, как из рога изобилия.
            И уж совсем незачем торопиться к своим вечно ворчащим, вечно грызущим ведьмам – женам, когда есть такое чудесное дружеское застолье на капоте, или  багажнике автомобиля, а рядом всегда крутятся искренние и добрые собаченции.               
           Но короток собачий век. Бывает даже слишком короток.
          Сосед напротив моего гаража. Вполне приличный пожилой господин, то ли со слепа,то ли  не разглядев.  Однажды, совершенно  непреднамеренно задавил подвернувшегося под колесо лохматого щенка. Сам долго и искренне убивался по этому поводу.
              Все переживали и поминали невинно-убиенного. Но что делать. Погоревали. Время поглотило и это горе.
              Однако  Кузя и Путин –  запомнили шум мотора автомобиля моего соседа . Нужно сказать, что старые наши автомашины с прогоревшими глушителями звучали примерно одинаково. И потому дружелюбно относившиеся ко мне собаки с жесточайшей ненавистью кидались на мой автомобиль, равно как и на автомобиль моего соседа, как, впрочем, и на любой другой у которого были проблемы с глушителем, справедливо считая машину, а не человека виновником несчастья.
             С тех пор всякая грохочущая повозка смертельно облаивалась и, невзирая на риск попасть под колеса, громко провожалась до невидимых, но помеченных струями условных границ законных собачьих  владений.               
              И вот, неделю назад случилось необычайное.  С соседней автостоянки  к нашим собакам пришла в гости сучка с маленьким забавным щенком.
           Собаки обеих стоянок дружили. И надо думать,  им было о чем побеседовать, и что совместно обдумать.
                Возможно,  они по собачьи любили друг – друга, так как, увлекшись беседой, на какое–то мгновение  выпустили из поля зрения щенка. Выезжая утром на работу из гаража, я еще издалека заприметил сидящую на проезжей части маленькую собачку и потому, за несколько метров до неё, тихонько притормозил.  Остановился выжидая.
                Наблюдавший со стороны эту картину  и поводя мордой в сторону малыша, Путин призывно ему залаял. Но глупый щенок лишь непонимающе,  с любопытством стал оглядываться по сторонам, не уходя с дороги.
          Я стоял и ждал.
            Путин продолжал лаять, как бы только для щенка, прося того освободить дорогу. Наконец, вняв голосу собачьего разума, щенок отошел в сторону, и я проехал.
              Что там случилось между собаками, трудно понять и объяснить, но с того самого дня они больше не облаивали мою грохочущую колымагу, спокойно провожая её своими умными глазами.
               Но  то что произошло сегодня, спустя неделю,  наверное так и останется для меня неразгаданной тайной собачьей души.
           Через несколько дней, когда я понял, что, благодаря случаю со щенком, изменилось отношение собак к моему автомобилю захотелось поделиться с кем – то из стояночников этой необыкновенной метаморфозой собачьих характеров.
               И сегодня, возвращаясь с работы, и проезжая мимо их загончика, я вновь подумал о Путине, о его загадочной душе, ведь именно он всегда был вдохновителем и вожаком нападения на мою машину.
                Велико же было мое искреннее изумление и горе, когда,  подойдя к нашему новому сторожу - веселому и приветливому человеку,  желая рассказать  о необычных изысканиях и открытиях  в недосягаемых глубинах  собачьих душ, едва назвав кличку Путина узнаю, что того только что  закопали.
                Оказывается, ехавшие на иномарке, на большой скорости  пьяные молодые люди раздавили собаку.
   - Кровищи море. Смерть мгновенная. Я даже сам ему глаза закрыл. -закончил свой мрачный рассказ сторож.
              Постояли. Погоревали. Что делать? Расстроенный  всем услышанным двинулся к воротам, домой.
               Как вдруг замечаю Кузю.
            Свернувшаяся калачиком возле входа в вольер, бедная собака настолько тяжело переживала смерть своего друга, что без содрогания на неё нельзя было смотреть.
            Её голову бил жесточайший тик полученный после ударов колькиной дубины.
                Я подошел к Кузе и минут десять рассказывал ему о Путине.  О их славной  дружбе. О том, какие хорошие они собаки. И о последней странной  коллизии, которую мы оба с ним пережили.
                Не скуля и не воя, а как – то по мужски, тяжело подняв  трясущуюся морду, он слушал, глядя  на меня своими  добрыми огромными глазищами.
                Мне показалось будто он плакал, но совсем уж по особенному, по своему, по собачьи.
            Возможно,  мне это только показалось.
           Еще немного постояв, повздыхав и, не найдя больше нужных слов я повернулся и пошел домой своей человечьей дорогой, ощущая спиной немигающий  взгляд убитой горем собаки.







                ***









                4.







                ВЕРНОСТЬ






                Сёма крупная  рыжеватая дворняга,  почти что кавказец, с величайшим недоумением наблюдал, как огромные рычащие ярко-желтые чудовища с острыми блестящими спереди клыками, превращали столь любимую им стоянку автомобилей в нечто хаотически-несуразное.
          Огромными гусеницами они наезжали на металлические боксы, подминали  под себя рваные и искореженные листы железа и затем сгребали всю эту массу в сторону ворот, где работал одной единственной  лапой другой богатырь, забрасывавший содержимое в кузова подъезжавших  самосвалов.  Автостоянка таяла на глазах. 
         В голове же мозаикой мелькали эпизоды семнадцати  собачьих лет прожитых здесь.  Верой и правдой отслуженных им  здешним людям.
      Вот его совсем ещё щенком кто-то оставляет у ворот.  Но, вскорости, уже поят из блюдца, гладят, ласкают, играют. Как всё же хорошо быть маленьким!
     Семнадцать лет пролетело незаметно в постоянной ночной готовности отстоять вверенную ему территорию, не пропуская сюда ни чужого человека, ни постороннюю собаку.  Ни, какую другую случайную живность.
      За это время множество боевых отметин осталось на  его желтой шкуре. Да, и хвост укоротился ровно на треть, ввиду неожиданного наезда на него одним  пьяным водителем. Что тут сделаешь?! Вынужденные издержки специфики службы.
     И вот нынче всё летит в тартарары.
     Однако, он загодя предчувствовал нехорошее, и вместе с другими сторожевыми собаками, что есть мочи облаивал странные машины, которые совсем недавно повадились заезжать на стоянку,  бурить здесь почву - брать пробы грунта. И предчувствие его не обмануло. Сейчас всё самое страшное происходило перед его глазами.
      Вскоре желтые монстры покинули территорию бывшего гаражного кооператива. А к воротам подвезли пару новых, крашенных в синий цвет вагончиков. Тут же появилась и  новая охрана, одетая в черную униформу.   
                Возле ворот поставили красивый вольер с тремя  породистыми овчарками. Понятное дело: работы для старых заслуженных  ветеранов-охранников  уже не осталось.
           Начало разворачиваться  строительство нового жилого дома.
       А собаки верой и правдой столько лет отслужившие людям стали не нужны.
           Вызвали  «Отлов». Погибли все. И добродушный  Черныш. И хитроватый Жулик. И старый умный Кузя. И маленькая одноглазая Тинка. Случайно остались лишь Сёма, да его сожительница  Муха, кстати, в который раз бывшая на сносях.
        Им вышла стезя перебираться поближе к Каширке с её гарью и чадом от огромного количества проезжающей автотехники. Благо сердобольные гаишники, войдя в  исключительное положение собачьей семьи, выделили местечко в дощатом ящике в дальнем углу небольшой, отгороженной возле  поста, площадки битых автомобилей.
      Сёма, понимая, что такое исключительное внимание необходимо было оправдать, принялся не за честь, а за совесть помогать родной милиции в их трудном и непростом деле.  Конечно же, в его собственном собачьем понимании.
             Он,  что есть силы облаивал каждый проходящий автомобиль, едва улавливал к нему интерес инспекторов пусть даже те, в конце  концов,  его и не останавливали.  Всё равно,  всё это действо сопровождалось  мощным  начальственным рыком.
      Искренняя дружба произошла у Сёмы с  Анатолием Ивановичем - старшиной отдела ГИБДД, когда тот привез Мухе, и подложил  в ящик ей под бок старый милицейский бушлат.
                Вскоре собака разрешилась пятью разноцветными комочками. Ухаживали за ними всем постом, пока однажды приехавший с проверкой милицейский начальник не разогнал всю эту шатию -братию.
                Пришлось Анатолию Ивановичу, как-то в свободный день  заезжать на пост на своей «Копейке» с областными номерами и забирать мамашу с детьми к себе в деревенский дом в ближайшее Подмосковье, где щенятам, да и Мухе было чистейшее раздолье.
           Оставшись один,  Сёма с ещё большим рвением принялся отрабатывать доверие, добиваясь,  уважение у служивых.
           Один из гаишников научил собаку подымать брошенную им полиэтиленовую бутылку. И с тех пор Сёма, выходя на дежурство, практически с ней не расставался, не выпуская её из зубов. 
             К сожалению, поскольку было необходимо  одновременно и облаивать нерадивых шоферов, приходилось совершать чудеса эквилибристики.  На мгновение,  выпустив из пасти бутылку, пару раз гавкнуть и уже на ходу подхватывать улетающий полиэтилен.
                Этот необыкновенный цирковой номер был вскоре замечен стоящими рядом на остановке и поджидающими подходящий  общественный транспорт пассажирами. За этот номер, разыгрываемый столь необыкновенной собакой, ей  перепадало иногда от достопочтенной публики  съестное.  Всё что бог ни пошлет, а народ не подбросит.
   Однажды, Анатолий Иванович приехал за Сёмой и повёз в деревню к семье. Вот уж и радости было и собакам, устроившим необычайный гвалт по случаю приезда отца семейства  и внукам добрейшего старшины.
              Каждый забавлялся, как мог. Хозяйка угощала гостя целой кастрюлей сочных свиных косточек.
             Вот уж где Сёма отдохнул впервые за всю свою жизнь. Только всё  хорошее в этом мире проходит до странности быстро.
           И Сёма через пару дней вновь заступил к своим служебно-цирковым обязанностям на посту ГАИ.
             Общаясь с Анатолием Ивановичем, Сёма частенько замечал, как тот лезет во внутренний карман формы, доставая оттуда какую-то блестящую пластинку, отрывает от неё  маленький белый кружочек, кладёт его себе в рот.
             При этом лицо старшины искажалось в болевой  гримасе. Понимая, что человек, переживая страдания,  плохо себя чувствует, собака пристально всматривалась в его лицо, слегка при этом поскуливая. Давая понять, что разделяет с ним всю его боль.
            На что старшина, улыбаясь, неизменно трепал Сёму по холке и шлепал по бокам.
- Не боись!  Солдат! Ещё послужим.-
       К сожалению, жизнь распорядилась  иначе.
            Настал день, когда старшина не появился.  Не появился он и назавтра. Он вообще куда-то исчез. Сёма пытался подвыванием и скулежом, заглядывая  в глаза милиционеров,  вызвать последних на откровенность.  Но те, либо не понимали его, либо просто не желали ничего объяснять.
       Сёма, почувствовав нехорошее, заскучал, стал больше находиться возле дощатого ящика. Кончилось  всё это для него плачевно. 
             Вновь появившийся давешний горластый,  начальственный крикун распорядился в связи с прибытием назавтра ведомственной комиссии по проверке боевого состояния постов, убрать эту развалину с глаз долой!
      –Хоть пристрелите! Это не моё дело!-
        Что делать? Стрелять Сёму, конечно,  никто не собирался, но и оставлять собаку на посту нельзя. Попросили подъехавший  ночью дежурный экипаж  завезти его,  как можно дальше.
       Так Сёма попал вместе с другими бомжами собачьего племени в район станции метро «Ботанический Сад».
            А время было зимнее. Начались крещенские морозы.
          На ночь собакам позволялось оставаться возле решеток при входе в стеклянные двери станции. Утром они уборщиками оттуда изгонялись.
        Сёму же не оставляли мысли об  Анатолии Ивановиче, о Мухе, о щенках. Ему стало известно, что некоторые из ночующих рядом соплеменников  днем совершают поездки в метро и даже иногда встречают там своих старых знакомых. Отчего бы и ему не попробовать?
         И однажды, решившись, проскочил мимо бдительных тёток-контролеров, спустился на перрон. На Сёму никто не обращал внимания, а он нюхал и вглядывался в лица людей. Ведь,  наверняка среди них должен был ему рано или поздно попасться его приятель - старшина.
           Но вот открылись двери и собака зашла в вагон. Это была его первая поездка в метро для обследования станций.
                Пассажиры относились к нему в основном доброжелательно. К сожалению не все, и не во время часа пик, когда резко поднималось отрицательное отношение у людей друг к другу. И тут уж было не до собак.
           Конфликты между людьми зрели  и разгорались то тут, то там. Налететь в такой катавасии на здоровенный пинок – плёвое дело. Однако,  Сёма не унывал, а продолжал заниматься своим нелёгким сыскным промыслом.
         И вот однажды, на одной из станций ему почудился родной запах. Но видно не судьба. Перед заспешившей к дверям вагона  собакой быстро и гулко захлопнулись двери.
          Поезд увез того человека, которого так долго разыскивал Сёма.
          Собака хорошо запомнила эту станцию и стала наведываться сюда каждый день. Обходя и обнюхивая сначала  перрон, а затем,  ложась под одной из колон купола, оглядывала прибывающих и отъезжающих в тайной надежде на желанную встречу.
      Особенное оживление среди пассажиров вызывал спуск и подъем пса по эскалатору, когда поддерживаемая крупным телом собачья морда,  возвышавшаяся поверх резиновых поручней, спокойно и строго оглядывала ухмыляющихся и тыкающих в неё пальцами людей.
       - Какой же здесь может быть смех.  Ведь каждый выполнял своё  серьёзное дело-
       К этому стали привыкать.  Так пробежало ещё несколько месяцев. В тот день знакомый запах поразил его настолько, что он рванулся на него так резко, что вызвал крики и  женские взвизги,  не ожидавших подобных скачек пассажирок.
                Он успел.  Уткнулся  в подол женщины - жены Анатолия Ивановича. В первый момент ничего,  не понимая,  она отшатнулась от прижавшейся к ней  собаки.  Виделись-то они всего два дня.  Затем всё же  узнала.
     -Сёма. Это ты, что ли? –
      Собака, поняв, что её признали,  завиляла хвостом и, радостно скуля,  уже облизывала сапоги  и ноги женщины. Та погладила Сёму  и,  отчего-то сама заплакала. 
        Тут собака всё поняла, да и женщина подтвердила.
      - Да. Осиротели мы. Сёмушка. Нет его с нами больше.-
        Сёма неотрывно глядел на женщину. Две крупные слезинки выкатились из его добрых и всё понимающих глаз. 
          И  он ещё раз участливо потерся о запыленные женские сапожки.
        Они доехали до конечной станции. Затем  пересели в электричку,   помчавшую их  в небольшой городок  ближнего Подмосковья














                ***