Чемодан

  Солнце, ещё только покрыло белые верхушки домов персиковым цветом, но наполненный влагой воздух, не казался таким свежим, как это бывает в наших широтах, даже в период знойного лета. Собственно, за все праздно проведённые две недели, трудно вспомнить ощущение свежести. Разве что мутные воды Ингула иногда давали подобие комфортной прохлады, чуть остужая перегретое тело.
  Счастливые жители города, досматривали самое драгоценное - последние видения  перед
звоном безжалостных будильников. Лишь местные кошки, пугающие своей худобой и невероятной прожорливостью, настороженно расселись по своим местам, ожидая суеты начинающегося дня.
  Молодой человек, лет 20-ти, в рубашке, расцвеченной зелёными листьями пальм с сидящими в их тени оранжевыми попугаями, бодро отшлёпывал по пролитому водой, не задолго до этого, асфальту, в направлении железнодорожного вокзала.
 Вещей у него не было, как и не было жены, детей, могущих стать наследниками с такой же вероятностью, с какой были шансы раздобыть билеты на поезд, отправление которого состоялось ещё вчера, но как-то без его участия. Не было и капитала, способного творить чудеса с пространством и временем, растаявшего как пригоршня песка убегающего между пальцами.
  А ведь ещё три дня назад, сидя в летнем кафе на центральном бульваре города с яркой, юной, не по годам сложенной, очаровательной нимфой местного хмельного разлива, он и не думал о трудностях быстро текущей жизни.
  Южные  украинские представительницы женского пола отличаются удивительной способностью. Достигнув двадцатилетнего возраста, они из грациозных газелей, стремительно превращаются в разбухающих хомячков. От чего спешат закрепиться в семейных отношениях до таинственного превращения.
  Анжела, так звали юную нимфу (и где они только находят эти напыщенные имена, словно оно может сделать человека – ангелом), объедалась мороженым, при этом, заливаясь неподдельным смехом, от каждой не особенно значительной фразы, как это бывает с закадровым смехом в современных молодёжных ситкомах, слушать без которого, бредовые диалоги, уныло.
  Он галантно подливал ей шампанское, предвкушая романтическое продолжение, где ни будь на опустевшем вечернем пляже или в снимаемой им комнате у властной, энергичной тётки.
 «-Нет, у тётки, всё-таки не стоит, заметит непременно и устроит скандал, испортив всю «малину». Ах, хороша! Хороша во всём  -  в ямочках на щеках, глазах, очерченных бархатными бровями, в пухлых губах наполненных призывной кровью и в плотном, бархатистом отсвете кожи…»
 -Вот ваш счёт, – отвлекая от блуждающих фантазий, резанул скрипучий голос «подавальщика», выскочившего как чёрт из табакерки.
  Бросив быстрый взгляд на размашистые записи, молодой человек, широким жестом выдернул из заднего кармана своих «джипсов» объёмистую «лопату».
  «Вот тебе бабушка и Юрьев день».
  В развороте кошелька покоились, три засаленных банкноты красного цвета, две из которых следовало отдать. Правда в сумке, на адресе, ещё что-то есть, но это на дорогу.
   Реальность убивающей пустоты как-то сразу отрезвила молодого человека. Вечер, обещавший быть – так и не захотел стать. Как и ангелы, помахавшие на прощание своим белым опахалом крыльев.

  Утро следующего дня превратилось в кошмар: поисков, переговоров, стояние в очередях с обязательным занесением, на поверхность ладони, номера, по которому эта очередь и существовала. День сменялся следующим, но результатов не было, да и не могло быть.
Стало ясно, уехать из города легально, с билетами на поезд или самолёт, всё равно, что выиграть в лотерею «Спортлото». Оставалось одно – незаконные действия.

  Солнце, уже припекало побелённые известью основания тополей. Безмолвно растопырившееся здание вокзала накрыло своей тенью кучку людей, присевших в ожидании открытия касс. Чудаки?! Они так и не поняли, все надежды, на отказ от брони, смешны. Все билеты из неё давно ушли многочисленным родственникам кассира, знакомым, друзьям родственников, знакомым друзьям родственников знакомых – этим за отдельную плату. Идти надо было сразу к стоящему в отстойнике составу, к шестому вагону, где работала проводником Оксана. Имя и место пребывания которой, любезно сообщила тётка Галина, сдающая молодому человеку комнату. Правда, забрав, с большими уговорами, его синюю сумку с символикой «Олимпиады 80».

  Грязно-зелёный пассажирский состав, укутанный маревом пыльной взвеси от только что прошедшего мимо «товарного», покоился в уютной, заросшей серебристым ивняком окраине станционных путей. Молодой человек, уже подходил к вагону с номером 6, когда из раскрывшейся двери вагона, по крутым ступенькам сходней начала спускаться увесистая женщина не определённого возраста. В руках она держала почерневшее ведро, вероятно от использования в переноски угля. Он дождался неспешного схода и, сделав приветливое лицо, спросил.
 -Оксана?
Тю, хлопчик. Що-то я не пригодаю, де ми зустричалися?
  И, прищурив глаза, продолжила.
 -Ти хворий, або як?
 -Я от Галины Семёновны, с Индустриального – пояснил молодой человек.
 -Титку Халю знаю, здоровья ий. Ти хто такий?
 -Я, Александр, то есть Саша, жилец я ейный – сбиваясь на непонятную смесь, пролепетал он – Мне бы уехать.
 -Тут усим виихати, навить мени треба.
 -Я понимаю… положение… безвыходное. Я отблагодарю.
 -Не треба мени подяки, гроши давай.
 -А. деньги… конечно, вот.
  Он суетливо протянул четвертной.
 -Не зараз, в 10 годин приходь.
И она деловито  прошествовала, направляясь к локомотиву, раскачивая бёдрами и ведром.

  Обилие времени, до 10-ти часов, вместе с лихорадочным возбуждением от полученных надежд, породили непреодолимое желание. Желание есть. Лучше всего подошёл бы борщ. Тарелка пряного украинского борща, обязательно с загогулиной острого перца и пластом сала лежащего на белом пшеничном хлебе… Но это так, мечты. Для раннего привокзального утра, обычные бутерброды с чаем вполне могли его заменить.

  Перепрыгнув через живую изгородь из подсохших на солнце кустов, Александр, отряхнув штаны от налипшего мусора, задержался, куда направиться, сразу заприметив сидящую на жухлой траве девушку. Та, обхватив колени руками, отрешённо разглядывала красную, разбухшую от поклажи сумку, стоящую перед ней. То, что она не спешила, было ясно. Вот только куда она не спешила?
 -Не подскажите, где тут буфет? – Обратился он к ней, делая несколько приближающих шагов. Но та даже не шевельнулась.
  Тогда, зацепив торчащие дугой сумочные ручки, он поднял её, намереваясь переставить с линии отрешённого взора.
 -Слушайте. У вас тут что? Кирпичи?
  Ответа опять не последовало. И вдруг, у Александра, родилась озорная, невесть откуда, появившаяся идея. «Если сейчас, я стану уносить сумку? Должна же она как-то среагировать?»
  Реакция последовала. Она зарыдала, уткнувшись лицом в колени, отбив на прочь, озорное настроение.
 -Слушайте, так нельзя – растерялся он и, отпустив сумку, присел рядом.
 -Смотрите, какое небо, ни облачка, а вы тут погоду портите.
  Убаюкивая банальными фразами, Александр, пытался, заполнить ревущую сопливую пустоту, не зная как с ней бороться. «Может прижать к себе и погладить? Как ребёнка? Тьфу ты, папаша нашёлся! Тогда, может…?»
 -Конфетку, хотите?
 -Идите вы, со своей конфеткой, куда шли – раздалось из-под копны рыжих волос. «Кстати густых и если их распустить, то чуть ли не до пояса – отметилось непроизвольно».
 -И конфеты у меня, ни какой нет. И идти я ни куда не стану. Пока не расскажешь, что стряслось?  - не наигранной жёсткостью ответил он.
 -Почему вы мне тыкаете?!
  Она выпрямилась, посмотрев на него возмущёнными карими глазами, в которых, сверкающей плёнкой застыла влага слёз.
 -А по тому, что мы с тобой ровесники! Разве не заметно? Между ровесниками, не должно быть выканья! – Отбился он, введя её в замешательство.
  «Кажется, получилось, вот и лицо разгладилось».
 -Александр! Не первый, не второй и не третий, а просто Саша – выпалил он, протягивая руку.
  Она сглотнула набежавшую в рот мокроту, моргнула, длинными ресницами и нерешительно расцепив обхваченные колени, протянула свою побелевшую ладонь.
 -Катарина. В смысле – Катя.
 -Что же  ты, в смысле Катя, истерики закатываешь? Билетов, что ли не достала?
 -Да. – Вот так легко и непринуждённо ответила она, шмыгнув носом. И тут же засуетилась, вытащив из кармашка блузки белый квадратик носового платка.
 -Позволь узнать?! В Шепетовку следуешь, чи як? – опять смешивая языки, спросил он.
 -В Ленинград – просто ответила она, завершая носовым платком нехитрую косметику.
 -Вот значит как? Так мы с тобой не просто ровесники!? Мы с тобой - земляки!
 -Правда! Ты тоже из Ленинграда! – обрадовалась она.
 -А разве не видно?! – Он встал, гордо выгнул грудь и, приложив одну ладонь козырьком ко лбу, другой сымитировал воображаемые ленточки от бескозырки.
 -Ты моряк? – с сомнением спросила она.
 -Не моряк, а курсант – военно-морского училища! – отрапортовался и, отставив пантомиму, заявил – Тебе, «в смысле Катя», сегодня дико повезло, так что берём за ручки твои драгоценные кирпичи и пошли искать буфет. Есть очень хочется. 
 -Почему, берёмся? Разве ты, как курсант, не донесёшь сумку сам?
 -А вдруг я сбегу? Да и шагать курсанту, согнувшись в одну сторону, как-то не комильфо.
Шучу, донесу, конечно, если признаешься. Что там в этой сумке?
 -Там ноты – ответила она – Ну и конечно, вещи.
  Потом, сделав паузу, «говорить или нет?», сказала – Я музыкант.

  Буфет, или скорее, буфетная стойка, была присоседена к залу ожидания. Две, длинных витрины-холодильника, разделяла тумба, с установленным, на ней, кассовым агрегатом. На заднем плане поблёскивало, щербатое мозаичное панно с морским пейзажем и консольные полочки, заставленные совершенно не съедобным товаром. Холодильники были пусты, но за ними слышалась возня, пыхтение и чья-то часть тела облачённая в белое.
 -Есть кто живой?
  Александр побарабанил пальцем по стеклянному изгибу холодильника.
 -Щё надо? – послышалось из-под него – У нас, зараз, перезминка. Приходьте позднее.
 -Не можу, ни як не можу – проныл Александр, опять перейдя на местный говор.
  Над тумбочкой, появилась - сначала башня из накрахмаленной ткани, затем, распаренное лицо буфетчицы, с торчащими буклями кудрей под ней.
 -Ну, и щё ти не можешь?
 -Ой, тётечка, – схватившись за грудь, пропел Александр, – дай, что ни будь поесть, помираю.
 -Так ты подивися на себе. Тебе ж замучаешься помирати.
 -Нет, правда, вот и Катерина, моя дивчина, между прочим, музыкант. – Перейдя на шепот, таинственно  сообщил он – Тоже, еле на ногах держится.
  Буфетчица, оценивающе посмотрела на Катю и, махнув рукой, тоже шепотом сообщила – Есть пирижки з мясом – вчорашни и кофий з молоком – холодний.
 -Давайте! – без тени сомнения скомандовал Александр.

 -В самом деле, пирожки то, того, так сказать – мэртвэньки. Правда, кофе, ещё даже тёплый – комментировал Александр, вгрызаясь в очередное сморщенное пирожковое тельце.
  Катерина, наблюдая, за тем как он ест, всё ещё не решалась откусить, от зажатого в обрывок кассовой ленты, пирожок.
 -Ешь, не сомневайся. Когда ещё доведётся поесть? – заботливо пододвинув стакан с мутной жидкостью, посоветовал он.
 -А как мы попадём на поезд? – вдруг, как бы очнувшись, спросила она.
 -Я тут с одной проводницей договорился, из шестого вагона.
 -Это ты. А если она меня не возьмёт?
 -Я тебя умоляю. Дополнительные двадцать пять целковых, ещё не кому,
 лишними небыли. У тебя, кстати, есть деньги?
 -Двадцать пять? Есть.
 -Давай мне. Лучше вместе передать, так солидней. Сразу «полтийник», это успокаивает.
 -Какой быстрый?! Знакомишься с девушками, берёшь у них деньги и исчезаешь… - рассуждала она, раскладывая по «полочкам» «пирожки» своих мыслей, припомнив: и момент знакомства, и настойчивость Александра в оказании помощи, и незатейливый дешёвый завтрак. – Да, правда, у тебя и вещей ни каких нет!? Какой вывод? Ты, вовсе не Александр. Кто же ты?
 -Уважаемая мисс Марпл, - обратился он – отдавая должное вашему дедуктивному таланту, хочу заметить что, несмотря на отсутствие, как вы точно заметили, вещей, я, всё-таки имею при себе оправдательный документ.
 И он, вытащив из заднего кармана свой «антикварный» кошелёк  извлёк из него паспорт.
 -Вот, извольте ознакомиться.
 -При современном развитии печатного дела – серьёзно начала она, но, не сдержавшись от вида обиженного лица Александра, сдавленно пыснула, прикрывая рот распахнутой красной книжицей.
 -«Смейся, смейся, – подумал он – пусть тебе будет стыдно».
 -У тебя уши, торчат как локаторы – словно читая его мысли, пояснила она.
 -Это чтобы лучше слышать тебя, «просто не просто Катя».
 -Ладно, не дуйся. Я, пожалуй, съем пирожок?
 -Кушай, кушай, моя деточка и запить не забудь. Бабушка так старалась, снотворную таблеточку толкла, чтобы внучке спалось покрепче, пока денежки тю-тю.
 -Правда, хватит. Я же извинилась? И не называй меня больше – «просто Катя», зови просто – Катя. Можешь даже Катюша.
 -Катюша? Как ракетная установка или как песня? Которая выходила  на крутой, как его,  во, точно – «наберег»? Согласись, «наберег», сочнее?
 -Катюша, – она на мгновение задумалась, - нет, как Катарина, которая ждёт своего парня на берегу Вислы, роняя в воду красные маки.

  Застывший в ожидания старта поезд изнывал всеми вагонами от жара разогретой платформы. Из-под тени нависающего козырька, здания вокзала, расползались люди, теперь уже пассажиры, обременённые сумками, рюкзаками и тюковатыми свёртками. Они сталкивались габаритной ношей, молча расходились, суетились по карманам в поиске билета, махали на прощание руками и покрывали многочисленными поцелуями покрытые испариной щёки. Шла погрузка.
  Шестой вагон, почему-то, оказался не на своём месте, о чём Катерина и Александр не сразу догадались. И теперь, разгорячённые лишним пробегом они почти уткнулись в тёмно-синюю спину проводницы Оксаны.
 -Оксана, это я – произнёс Александр, дотронувшись до листика погона на плече проводницы.
  Та развернулась, произведя взглядом быстрый оценочный досмотр. Сверху вниз, а затем в обратном порядке.
 -Кто это? – спросила она, кивнув в сторону Катерины.
 -Это? В общем, мы вместе, до Ленинграда.
 -Молодой человек. Шож вас так много? А? Зачепили девиц, на одно место. За отвечать, кто будет?
  Александр стоял, ошарашенный переменами в проводнице, подбирая нужные слова. Вмешалась Катерина.
 -Ми тихосенько посидимо, нам ни чого не треба, аби доихати.
 «Во как – подумалось Александру». Вероятно, и проводнице что-то подумалось. Она отступила, освобождая проход, пробурчав – Залазь, разберёмся.
  Разобрались быстро. Оксана поместила их в своё купе, обещав пересадить, по возможность, в другое место. Суетливо спрятала деньги на обширной груди и, приказав сидеть тихо, удалилась заниматься легальными пассажирами.

 Вот мы и поехали, – выдохнул Александр, откинувшись спиной к стенке купе – сейчас пойдут титры.
 -Да, - отозвалась Катерина, как будто тоже выдохнув накопившееся напряжение от последних переживаний. – Титры? Не понимаю, какие титры?
 -Любая художественная картина начинается с названия, потом имена исполнителей и всё такое, - он, заложив ладони за голову, мечтательно продолжил – с детства люблю смотреть, как меняются картинки за окном. Поезд движется, картинки меняются. Новые пейзажи, жанровые сценки, скажем – мужик, гоняется за скотиной по двору, пытаясь её изловить. Можно потом дорисовать, чем всё закончится. Если ехать далеко, то меняется всё, от густых лесных зарослей с сочными прогалинами зелёной травы до пустынных просторов желтоватых колючек. Даже запахи, меняются неповторимо. Но начинается всё, с нагромождения станционных вагонов, платформ, домов, поблёкших от близости к железной дороге. Вот это и можно назвать титрами будущего кинофильма.
 -Да ты фантазёр и романтик, - произнесла она с интонацией похожей на насмешку.
 -Вероятно. А ты, разве нет? Ты же музыкант!? Разве вам не свойственен романтизм? Постой, ты мне не говорила, попробую угадать – он порывисто отстранился от стены ,выстрелив указательный палец в её направлении, заявил. – Ты играешь на арфе! Вот и  пальцы  у тебя длинные. Такими пальцами удобно дотянуться до дальней струны и тянуть её, загребая в свою сторону. Тогда звуки получатся длинными как падение монеты в глубокую копилку. Угадал?
 -Нет, не угадал – она явно расстроилась от его сравнений, даже как-то сжалась в комок надув губы, собираясь атаковать.
 -Тогда ты фигачишь на литаврах. Тут романтика не нужна, тут нужны крепкие длинные пальцы, уверенно сжимающие колотушку.
  Александра понесло потоком фантазии. Кто знает, что ещё могло родиться в его голове, если бы не простой сдерживающий ответ Катерины. Вероятно учуявшей зарождение конфликта.
 -Не утруждайся. Я играю на фортепьяно.
 -Вот как?! Это большой чёрный ящик с крышкой и клавишами? Слышал, слышал: Шопен, Бетховен, Сен-Санс, Огинский со своим полонезом…
 -Про Баха забыл, - подхватила она, даже улыбнулась, умело, обезоруживая, как это делают женщины.
 -Точно, про Баха забыл. А ты и Баха можешь?
 -Могу и Баха, даже без инструмента. Хочешь?
  Александр озадачился, притихнув от неожиданного поворота.
 -Представь что здесь, инструмент – она показала на свободное пространство купе – Вот я открываю крышку…
  Она распрямилась, выгнув спину отведя плечи назад, руки, согнутые в локтях напряглись и их пальцы изогнуто расширились, занимая только им знакомое положение. Какое-то время она слепо смотрела в пустоту перед собой, напугав Александра своими расширенными зрачками на застывшем в глубоком напряжении лице. Наконец пальцы метнулись, опускаясь, на невидимые клавиши и побежали по ним, отмеряя ритм звуков, неизвестно откуда появившихся, но слышимых отчётливо. Голова её металась, разбрызгивая незакреплённые пряди волос, вперёд – назад, вперёд – назад. И музыка заполняла пространство купе вязкой материей, знакомой и незнакомой одновременно, но то, что это был Бах, сомнений не вызывало.
  Александр смотрел на Катерину совершенно раздавленный мощью эмоций не понимая, как в этой девчонке, ещё совсем недавно беспомощной и даже, как ему казалось, простоватой, столько всего – ЭТОГО!? Вдруг она высоко вскинула руки, изогнув кисти так, как если бы мультяшное чудовище пугало бы ребёнка забившегося в угол, и замерла. Через мгновение, Александр увидел под взметнувшейся рукой хитро улыбающееся лицо Катерины.
 -Ну, как?
  Что-то липкое склеило основание языка перекатываясь к горлу, от чего в начале у него получилось только – М м н н а.
 -Не мычи, романтик. Если плохо так и скажи.
  Катерина опустила руки, насмешливо рассматривая его мимические потуги.
 -Нет, вполне хорошо, - наконец удалось выговорить ему – Правда, очень хорошо, не ожидал. Где училась?
 -Сначала в музыкальной школе, а уж потом в «Мусоргского». Знаешь, на «Моховой»?
 -«Моховую», знаю. Мы там, в пив-баре были. Шумный такой, в подвальчике.
 -Опять смеёшься?! Не буду с тобой разговаривать.
  Катерина забилась в угол спального места, намереваясь «дуться» в его укрытии, но ей это не удалось. Дверь, с шумом распахнулась, представив контрабандной публике взъерошенную Оксану.
 -Ой, мальчики-девочки, скоренько ховаимси! Проверка йде. Будь вона неладна.
 -Куда!? – подскочил Александр в готовности немедленно действовать.
 -Наверх злазте, вот в тот антресоль.
 -А поместимся?
 -Да в той штуковине слона можно заховати. Злазте!
  Александр помог Катерине забраться на верхнюю полку, откуда она уже перебралась в обширную ёмкость над входной дверью.
 -Сумку закинуть? – спросил он у проводницы, показывая на пузатую Катеринину поклажу.
 -Не надо, нехай стоит, сам лизь. И чтобы ни гу-гу.
  Оксана захлопнула дверцу антресоли, оправила форменный китель, одернув вниз для разглаживания  наползших над грудью складок и, выдохнув, вышла на встречу грозной проверке.

  Они лежали молча. Свет, сквозь неплотно пригнанные дверные зазоры, робко проникал в раскачивающийся от движения тёмный ящик антресоли. Глаза, постепенно привыкающие к полумраку всё же не позволяющему разглядывать детали, а лишь очертания предметов, искали себе занятие в положении вынужденного бездействия. Зато обоняние обострилось, отчётливо выявив горько-сладкий запах полыни идущий от волос Катерины, благо, что их головы лежали рядом. Он раньше не замечал этого запаха и теперь удивлялся, как его можно было не почувствовать. Вагон потряхивало на стыках, создавая убаюкивающий ритм спокойствия и постоянства. Казалось что и весь мир сейчас слегка потряхивает ,унося в неизвестное, тревожа щемящей щекоткой любопытства.
  Повинуясь неосознаваемому порыву, толи от близости тел, толи от горячего соприкосновения рук лежащих рядом вытянутой стрункой, их головы начали медленно сближаться. Очень медленно. Вероятно улитка, ползущая по срочным делам, дала бы фору этому сближению. Неисчислимое количество мыслей металось в этом движении не оставляя после себя даже намёка об их содержании, пока тёплые мягкие губы не соединились в лёгком соприкосновении пульсирующего дыхания. Удар похожий на электрический разряд смешался с грохотом распахнувшихся под ними дверей. Затем поток ослепляющего света ворвался внутрь их мира, заставив Александра скользнуть, прижавшись к Катерине как бы защищая её, от неведомой угрозы. Что-то шумно плюхнулось, бесцеремонно задевая его спину, за тем, скрип петель,  вновь наступившая темнота и повторный грохот закрывающейся двери купе.
 -Что это было? – шёпотом выдохнула она, ни чуть не пытаясь оттолкнуться от навалившегося на неё Александра.
 -Кажется, у нас гость, – отозвался он, запустив свои пальцы в упругие дебри её волос.
 -Давай поглядим?
 -Зачем? Всё равно ни чего не видно.
  Ему не хотелось прерывать только что родившееся, хотя внутренне он понимал, что зыбкое видение упорхнуло, оставив только воспоминания о первом и вероятно единственном ощущении того, что описать невозможно, как и невозможно повторить.
 -Всё же, давай посмотрим.
  В её голосе появились капризные нотки раздражения.
 -Хорошо, - он отодвинулся, отталкивая лежащее за спиной, развернулся, стараясь сделать это компактнее и улёгшись на живот, слегка приоткрыл дверцу, давая поступить дополнительному свету.
 -Это чемодан. Небольшой клетчатый чемодан с двумя защёлками – откоментировал он – сейчас я в него загляну.
 -Может не стоит – отозвалась она – чужой всё-таки. И потом, что ещё там внутри?
 -Что, что, известное дело что – контрабанда. Ну, или что-нибудь этакое - тайное. Во всяком случае, он не Оксанин.
 -Ты думаешь?
 -Конечно, ей ни в жизнь так легко его не закинуть.
 -Но ключи от двери, только у неё!?
 -Вовсе необязательно, такие ключи могут быть у кого угодно. Может это другой проводник?
 -Зачем же ему прятать чемодан здесь?
 -Так много вопросов. Давай я открою и всё выясню?
 -Погоди.
 -Что ещё?
 -А если там какое-нибудь животное. Змея, например?
  -Нет, там завёрнутое в бумагу сало.
 -Ты что, уже открыл?
 -Нет ещё, тут защёлки тугие.
  Александр, упираясь в крышку чемодана, надавил на планку защёлки, та капризно поддалась, щёлкнув своей хромированной поверхностью об клетчатую стенку. Затем наступила  очередь второй. Когда крышка освободилась от запоров, он торжественно сообщил – Открываю.
  В распахнутом чемодане лежало нечто непонятное.
 -Что там? – выждав затянувшуюся тишину, отозвалась Катерина.
 -Тут много перевязанных бумажными ленточками упаковок. Полный чемодан! Кажется это деньги?! Точно деньги, только я,  ни когда не видел таких.
  Александр взял одну пачку и поднёс её ближе к свету, стараясь разглядеть подробнее.
 -Говори, – она толкнула его в плечо – не молчи!
 -Тут написано – THE TED STATS AMERICA, остальные буквы лента перекрывает и ещё цифры 100. Я, кажется, понял, это американские деньги – сообщил он, но Катерина не ответила.
  Какое-то время они пролежали молча. Он ещё пытался что-то разглядеть, поддевая бумажную ленту, прикидывал количество бумажек в упаковке, хотя точно знал, что обычно их должно быть 100. Однажды он уже держал такую пачку, только с рублями, их было ровно 100.
 -Катя? Ты меня слышишь? – Прервал он паузу.
 -Да.
 -Кажется, мы влезли в плохую историю. Эти деньги могут принадлежать только шпиону или жулику. Причём такая сумма тянет на высшую меру наказания.
 -Ты хочешь сказать, что если нас поймают…?
 -Я хочу сказать, нужно не спеша подумать. Человек, который их сюда положил ,обязательно вернётся и ему не понравилось что мы тут.
 -Тогда давай быстрее вылезать! – Засуетилась она.
 -Ага. В милицию понесём? Незаконная езда без билетов, дача взятки должностному лицу и ещё валюта? Меня из училища выпрут со свистом. А за решётку, не хочешь?!
 -Что же делать?
 -Не знаю.
  Они опять затихли. Вагон по-прежнему потряхивало, но теперь ритмичный стук не успокаивал, а лишь усиливал нарастающую тревогу.
 -Мальчики! Девочки! Злазте.
  Неожиданный голос Оксаны вывел их из оцепенения.  Они и не заметили, как она вошла в купе.
 -Катя – прошептал Александр – сейчас опускаемся и Оксане ни чего не говорим. Согласна?
 -Угу – ответила она.
 -Дуже зря боялися. Це, не наша проверка, милицейска, – сообщила Оксана, когда они спустились.
 -Что же милиция? Драка случилась или кража? – осторожно спросил Александр.
 -Да ни, боже мой! Яка драка, я вас умоляю?! Зловили пацана, побижного. Фотокартку казали, так я его не знаю.
 -Почему думаете что поймали? – допытывался Александр.
 -Навищо думати? В сосиднем вагоне зловили, зарз станция, сами побачите.
  Оксана развернулась, слегка присев посмотрелась в зеркало прикрученное к двери, поправила причёску и убедившись в полном соответствии, вышла.
 -Думаешь это он? – с сомнением спросила Катерина.
 -Во всяком случае, не Оксана. – Ответил он.

  Небольшая станция на удивление была полна «мешочниками» рвущимися в соседний плацкартный вагон. Но два плотных милиционера, пробив себе тоннель, в их скоплении, вывели высокого молодого человека в майке и офицерских зелёных штанах на широких, явно не из магазина, подтяжках.
 -Смотри Катя, этот, вполне мог достать до антресоли. Как думаешь?
 -Куда его повели? – с волнением в голосе спросила она.
 -Видишь, под тополем серое с синей полоской изделие Уральского автомобильного завода, вот туда. Теперь у нас есть, время всё как следует обсудить. Ведь так? – задал вопрос Александр, понимая, что он больше адресован самому себе, по этому, не услышав ответа, не особенно-то его и ждал.
  Станционная суета начинала утихать, когда Катерина вдруг спросила, - смотри, видишь, вот ту бабулю, с варёной кукурузой?
 -Где? – он оторвался от размышлений.
 -Вот там. Сбегай, пожалуйста, купи парочку, почему-то очень есть захотелось.
 -Купить? – он с ужасом от стыда осознал, что вот купить он как раз ничего и не сможет – нечем.
 -Вот, возьми деньги. – Катерина протянула ему три рубля – Постарайся быстрей, поезд, наверное, скоро отходит.
 -Хорошо, только ты закройся, я, когда вернусь, постучу.
 Ещё раз, отметив про себя её способность, точно угадывать мысли, он забрал деньги и поспешно выскочил из купе.
  Бабулина кукуруза ещё парилась в алюминиевой кастрюле обмотанной ватной фуфайкой, когда та открыла крышку. Выяснив, что один початок стоит «полтинник», он заказал четыре, прикинув, что двух будет маловато. Потом, торопливо шёл до вагона, стараясь не уронить их из бумажного кулька свёрнутого из листа старого журнала. Постучав в дверь купе носком сандалет, и не услышав ни какого шевеления за ней, он прижал кулёк к груди с риском запачкать «попугаев в пальмах», дёрнул за ручку. Дверь оказалась не запертой.
 -Ну вот, попросил же – подумал Александр, отодвигая створку двери.
  Катерины в купе не было. Он вывалил кукурузу на откидной столик возле окна и присел ,осматривая купе. Красная сумка Катерины стояла на своём месте. Вышла? Но куда? Туалеты на станциях закрывают. Чемодан?! Может тот парень, вовсе не был его владельцем? Тогда…
  Александр метнулся к антресоли. Взобравшись на вторую полку, он распахнул дверцы. Чемодана не было. Тогда он выскочил из купе, поспешив в конец вагона, туда, где, по его мнению, должна была находиться Оксана.
 -Вы мою девушку не видели? – выдохнул он, действительно найдя Оксану у выхода.
 -Що, вже потерял? Ни, не бачила.
 -Спасибо – пробормотал он, и безнадёжно махнув рукой, проскочил в следующий вагон.
  Пробежав до конца большей части поезда, в основном состоящей из шумных многолюдных плацкартов, Александр так и не нашёл её. Вагоны уже дружно лязгнули, поезд, постепенно набирая ход, отползал от станции. Медленно проплывала бабуля с кукурузой; с десяток людей перемещаясь в разных направлениях, создавали иллюзию привокзальной суеты; собака, распластавшись в тени, высунула спасающий от зноя язык; белый бетонный забор с шеренгой тополей за его спиной; путеец, в чёрной форме с флажком в вытянутой руке. Но её,  не было ни где. Вот ведь какая штуковина.
  Александр, вернувшийся назад, столкнулся с Оксаной, сортирующей и складывающей грязное бельё в полосатый мешок.
 -Знайшов дивчину? – чуть приподняв голову поинтересовалась она.
  Он мотнул головой, что означало «нет» и зашёл в купе. Постояв в пустом раздумье посреди него, он почувствовал непреодолимое желание заглянуть в красную сумку, назойливо сбивающую весь ход мыслей. Широкая пластмассовая молния податливо распахнулась, развалив ёмкость на две половины. На верху покоились тряпки, назвать которые вещами можно даже и не пытаться, за то ниже лежали дырявчятые аккуратно сложенные кирпичи. 
                ***

  Заходящее солнце ещё цеплялось апельсиновым цветом за седые верхушки домов. Перегретый за день воздух шевелился, укладываясь на покой плотными пластами среди одуревших от него улиц, улочек и закоулков. Обязательно, непременно будет чёрная ночь, несмотря на обилие фонарей. Прозрачные некогда кусты станут непреодолимой преградой, традиционно тощие кошки будут суетливо шнырять в поисках смысла жизни, цикады начнут простреливать тишину звенящими очередями трелей. Всё будет, так как и положено ему быть.
  Александр Александрович, только что сошедший по трапу с самолёта, прижимая к бедру кожаный кейс, отмерял плац аэродрома поставленным военно-морским шагом. Прожитые почти пол жизни не особенно изменили его положение. Он так же не имел жены, хотя имели место попытки, детей могущих стать наследниками и вещей, не уместившихся в скромный объём чемоданчика. Путь его лежал в гостиницу, гостиницу с говорящим названием «Пилигрим». Что интересно она даже имела порядковый номер, не то чтобы значимый но, во всяком случае, говорящий о не последнем месте в ряду пилигримов.
  Получив на RESEPTION-е магнитный ключ от заранее забронированного номера с обременением в виде второго постояльца, он решительно отсчитал тридцать две ступеньки, ведущие на второй этаж.
 -Вечер добрый. Не помешаю? – дежурно произнёс он увидев газету, транспарантом растянутую над торчащими из под неё ногами, помещёнными в оболочку из спортивных штанов. Газета взметнулась вверх  и немного в сторону, обнаружив за собой, «колобок» слегка покрытый растительностью с массивным наростом в виде нос и с дырочками в виде глаз. «Колобок» прищурился, видимо ему было трудно сразу переключиться с «малявок» газетного шрифта на добротный силуэт писанный, заглавным курсивом.
 -Здравствуйте – произнесли щёлочки рта с удивительно не свойственным явившемуся образу альтовым тембром.
 -Александр – продолжил «дежурить» Александр подобравшись к «колобку» и протянув традиционно дружественную руку.
  Газета быстро свернулась пополам, затем ещё на какую-то кратную величину и, будучи решительно отвергнутой шурша, шлёпнулась на поверхность низенького столика.
 -Роман – ответствовал, теперь уже совершенно обнаруженный, с богатыми габаритами, мужчина.
 («Роман-газета», чёртиком скользнула ассоциативная привычка.)
 -Очень приятно – излилось вслух, поражая своей свежестью и новизной, Александровская фраза.
 -Надолго к нам? – сладкоголосо вопрошал Роман с плохо прикрытой заинтересованностью в желании безраздельно владеть занимаемым пространством – В смысле, в Николаев.
 -На сутки. Завтра вечером отбываю, - с удовольствием обнадёжил Александр.
 -Что так?
 -Да так как-то – дело пустяковое. Подпись поставлю и свободен.
 -Вы, я вижу человек военный? – готовя обстрел начал Роман – звёздочка у вас большая, одна, значит капитан третьего ранга. Не ошибаюсь?
 -Ни как нет.
 -Что ж вы первому встречному сообщаете? – пошёл первый залп.
 -Именно по тому, что военный. Уважаемый Роман Григорьевич – снаряды застряли в полёте задумавшись –« А туда ли мы летим?»
 -Так вы меня знаете?!
 -Всенепременно. Завтра в составе комиссии  встретимся и всё обсудим. Не возражаете?
 -Нет, ну всё ожидал, но такого… - развёл руками Роман – Вот только почему завтра? Кто нам мешает, так сказать, приватно побеседовать?
  Он расплылся в сладостной гримасе подразумевающей – спиртные напитки, закуску и «ты меня уважаешь». 
 -Только одно обстоятельство. Хочу успеть побродить по ночному городу. Согласитесь, завтра я его уже не увижу.
 -Жаль. Но не смею вам мешать, понимаю, после ваших северов, грех не воспользоваться.

  Того кафе на бульваре уже не было. Правда, имелось много других, даже более ухоженных, отдающих особым колоритом западной манеры в ядрёной смеси с местным менталитетом. Но Александру хотелось именно сюда, благо как раз на этом месте существовал небольшой «барчик» в полуподвальном помещении, оборудованный мощным кондиционером, так что внутри было даже приятней. Александр заказал себе коктейль, с содержанием Шартреза желая вспомнить аромат ещё того двадцатилетнего прошлого, когда после выпитой подобной бутылки его выворачивало на изнанку зелёной густой жижицей. Он улыбнулся от воспоминаний как раз в момент прозвучавшего вопроса – Скучаешь адмирал? Вероятно, улыбка спровоцировала появление молоденькой девицы традиционного для  местного бульвара возраста.
 -Нет, не скучаю, но если вам хочется, присаживайтесь – суховато ответил он, впрочем, это её не смутило.
 -Закажи мне «Маргариту», адмирал. Я на мели.
  Она резво запрыгнула на мягкую поверхность консольного сиденья, выдернула из стаканчика на стойке одну сигарету и закурила, выпустив струйку дыма смешно вытянув губы.
 -А хотите, я угадаю, как вас зовут? – спросил Александр, намереваясь проверить одно из своих наблюдений.
 -Валяй – лениво ответила она.
 -Анжела?
 -Ну да! – посмотрев на него глазами, расширенными от удивления, воскликнула она – Стой, ты гонишь! Ты знал!
  Он ещё раз улыбнулся, радуясь, что в мире ни чего не меняется и, заказал «Маргариту». Они пили, болтали, вернее это делала она, чем резко отличалась от той, уплетающей мороженое, хохотушки.
  Нехорошо ему стало после посещения туалетной комнаты. После очередного тоста «за дружбу между большой и малой РОссией». Окружающие его картинки стали смешиваться слоистыми, наползающими друг на друга красками. Чьи-то сильные руки уносили его, сменяя декорации со светлых тонов на тёмные и наоборот. Последнее что запомнилось, это отчётливое – «сучка».

 -Александр! Просыпайтесь!
  Он почувствовал, что его теребят за плечо. Глаза открывать не хотелось по тому, что веки упирались в боль расположенную как раз над ними.
 -Просыпайтесь вы, наконец! Опаздываем!
  Вот как раз «опаздываем» и заставило его сначала медленно открыть глаза, затем, приподнять голову, увидев склонившегося над ним Романа.
 -Ну, слава богу. А то я не знал, что и делать – затараторил тот – Пол ночи пропадали, потом эти амбалы вас приволокли, сказали - что как проснётся пусть подойдёт к администратору.
 -Да-да я сейчас – пробормотал Александр поднимаясь.
 -Умывайтесь, я вам лекарство приготовлю, они оставили.
 -Что за ОНИ?
 -Потом, всё потом, сейчас главное - время.
  Александр, шатаясь, добрался до умывальной, холодная вода, разбрызганная по лицу, слегка уняла головную боль. Бриться он не стал, бесполезно, правда в этом и не было особой нужды. Зато после проглоченной пилюли, с большим глотком минеральной воды ясность сознания стала стремительно возвращаться.   
 -Так что вы говорили? – спросил он у Романа, застёгивая галстук за поднятым воротником рубашки.
 -Вас ночью привезли «никакого», нравоучений читать не буду, но всё-таки так нельзя.
 -Ночью? Это хорошо… Не помню ни чего – улыбнулся он, понимая что подуманное прозвучало – Нет, я не про это. Вы сказали, что мне надо куда-то обратиться?
 -Да, они сказали, что внизу вас что-то ждёт – подтвердил Роман.

  За стойкой внизу сидела миловидная женщина, пластиковый прямоугольник с именем на её груди сообщал, что его обладателя зовут Марина.
 -Марина, я из 22 номера. Мне сказали – для меня есть корреспонденция?
 -Да, если вас зовут Александр?
 -Так точно – улыбнулся он.
 -Для вас, вот это – она нагнулась, достав довольно объёмистый предмет, завёрнутый в голубую тонкую бумагу.
  Бумага, не смотря на свою внешне кажущуюся непрочность, поддалась не сразу, яростно сопротивляясь всеми своими складками. Под ней оказался небольшой клетчатый чемодан с облупившейся на застёжках хромировкой. Он, бережно открыл его, постепенно вспоминая – поезд, антресоли и самый долгий поцелуй в его жизни. На дни чемодана лежала пачка запечатанных долларов североамериканских соединённых штатов. Но он, об этом, ни кому не рассказывал.