Освобождение музыкой

Евгений Ленский с учащённым дыханием достал гитару из чехла и начал учиться  играть оду «К радости» Бетховена: сегодня через три часа в музыкальной школе экзамен, а он до конца так и не подготовился.  Сила дыхания перевоплотилась в нём в живое спокойствие, с которым он неплохо брал аккорды вечно живой музыки. Стремительно пролетели два с половиной часа усердной подготовки, после которых Евгений, перекрестившись (чего обычно он никогда не делал) и захватив гитару с собою, стрелою вылетел из дому. Пока сокурсники его исполняли произведения Бетховена, Баха, Карулли, Джулиани и Сора, он усердно готовился, а в итоге добился оценки «отлично».

После экзамена к Евгению подошёл его учитель Иван Петрович Преображенский и позвал к себе в кабинет, там усадил его пред столом, всегда аккуратно прибранным, сам подошёл к окну, задумался ненадолго, а затем с тихой грустью в голосе начал разговор, который потом долго вспоминался Евгению Ленскому.

- Классическая музыка – это мир человеческих чувств, их мимолётных настроений, которые, обладая исключительной силой и богатством, воплощаются в гармонию звуков музыкальных произведений. Звуки классической музыки – суть природные шумы, неспособные вызвать естественного отторжения. Я не говорю, что никакое классическое произведение не должно вызывать у нас безразличие. Разумеется, в силу своего вкуса мы вольны иметь предпочтения, тем более что выбор в мире классической музыки нам крайне необходим для существования в нём, ибо мир этот безграничен.  Я полагаю, что мы рождены для неё природой, что может вызвать возмущение, ибо существует другая музыка, но позвольте спросить, - с этими словами Иван Петрович быстро обернулся, а затем стремительно приблизился к Евгению и устремил в глаза его пристальный взор, - разве я утверждал что-либо по отношению к другой музыке, в частности, говорил что-либо, уязвляющее другую музыку в её праве на существование?
- Нет, - спокойно ответил Евгений.
- Именно, именно так и было, - спокойно воскликнул Иван Петрович. Затем он снова вернулся к окну, которое выходило на небо, посмотрел, как ветер усиленно рвёт облака, формируя из них разнообразные причудливые образы, снова задумался, а затем продолжил начатый разговор.
- Но существует несколько обстоятельств, дающих мне право уязвлять, разумеется, не всю, другую музыку. Первое: научно обоснован тот факт, что занятия классической музыкой положительно сказываются на работе головного мозга человека, совершенствуют человеческие память и ум. Напротив, извиняюсь заранее за произнесение этого омерзительного слова, попса делает нас людьми примитивными до крайности, потому как содержит в себе элементарные звуковые сочетания и грубые, пошлые, элементарные смыслы. Второе: существование, извиняюсь вторично, попсы, а также других разновидностей музыки, аналогичных этой по духу, наносит серьёзный удар по классической музыке. В наше время из иногда обладающих талантом людей, но в сущности – музыкальных невежд, за деньги делают звёздочки, которые взывают к нам теперь с рекламных плакатов, со страниц Интернета, с экранов телевизоров. Возникают фабрики кумиров. Иные из кумиров держатся долго, но удивляют не этим, они удивляют пошлостью, а также своею жадностью до денег. Они добиваются себе довольно-таки громкого имени, уважения (у них есть другое слово, заменяющее это, но его мы приводить здесь не будем), но очень часто просто набивают себе цену. В итоге мы можем видеть людей, идущих в классику, поток которых гаснет и тускнеет, потому что попса и прочая не именуемая мною музыка не требует от человека ничего большего показной деятельности, либо деятельности с серьёзным лицом над произведениями, поражающими своею простотой и глупостью. (Возможно, найдутся примеры, опровергающие мои слова, но искать их я не желаю, ибо мне противно соприкасаться с грязью.)

Лицо Ивана Петровича заметно потускнело. Видно, ему больно было говорить всё это, но он считал себя обязанным сегодня донести до Евгения несколько мыслей, которые, как он полагал, должны будут изменить его, как он считал, в лучшую сторону.

- Классическая музыка требует от человека усиленного к себе внимания, если человек действительно желает ею заниматься. Нужны каждодневный труд и рвение постигать и создавать этот многогранный мир. И мне очень горько видеть, что вы, обладая к этому делу определёнными склонностями, заметно ленитесь и так позорно меняете себя на компьютерные игры.

Евгений неожиданно для себя покраснел. Он и вправду уделял много времени играм, но родители не были против, потому что он неплохо учился.

- Но откуда вы…
- Знаю? Я часто наблюдаю, как вы врываетесь за ними в магазин, что находится близ автобусной остановки на Литейной. И выходите, прижав очередной диск… к сердцу!

Евгений Ленский неожиданно вскочил со стула и, забыв про свою гитару, направился было куда-то со словами: «Извините, Иван Петрович… Я забыл… Мне нужно идти…» Но Иван Петрович волевым движением рук остановил Евгения и медленно и тихо попросил его  проследовать с ним в одно место, название которого Евгений не сумел запомнить.

В течение пятидесяти минут они пробирались по улицам города, затем юркнули в какой-то низенький и старенький многоквартирный дом. С порога квартиры Николая Васильевича Пржевальского, уже немолодого учителя музыки, а также автора нескольких известных в широких кругах сонат и симфоний, в лицо Евгению ударил запах всех тех яств, которые в ней в это время готовились. Несомненно, блюда там были самые разнообразные, ибо Евгений не смог различить запаха какого-нибудь одного из ингредиентов. Дверь в кухню была плотно прикрыта, ровно, как и другая дверь, по-видимому, отворяющаяся в небольшую комнату, в которой в это время находилась довольно-таки большая для неё группа людей. Из этой комнаты доносились громкие голоса, но прошла секунда, и они стихли. И из неё полилась музыка композитора Фредерика Шопена, прелюдия «Капли дождя». Она напомнила Евгению шёпот ручья, звуки дождевых капель, срывающихся с неба и меленькими прыжками добирающихся до земли по листве дерев. Ему представилось, как меленький поток, подкрепляемый дождевыми соками, собрался в ручей, постепенно растущий и крепнущий в тени деревьев, а после влился в реку, освещённую пугливым солнцем, спрятавшимся за холод уже слабых дождевых туч, и освящаемую дождевыми каплями. Но вот музыка кончилась, а сердце Евгения сжалось, как будто ушло в пустоту.

- Изумительно, Мария, - раздался из комнаты чей-то грубый голос, отзвучали горячие аплодисменты, но Евгений уже не слышал их, погружённый в возникшую вдруг тоску.
Иван Петрович проводил Евгения в одну из комнат, а когда гости разошлись, подвёл его к Николаю Васильевичу и проговорил:
- Вот, Николай Васильевич, молодой человек, о котором я вам совсем недавно изволил рассказывать.
Николай Васильевич недолго осматривал Евгения. Он быстро вышел из комнаты, а затем вернулся в неё, держа в руках гитару. Он попросил Евгения сыграть на ней что-нибудь. Мальчик первоначально смутился: нелегко было играть незнакомому человеку, да ещё хорошему музыканту. Но он преодолел своё смущение и повторил всё то, что ему пришлось играть на экзамене. Затем Николай Васильевич называл ноты, а Евгений должен был их играть. Когда мальчик озвучивал очередную ноту, Николай Васильевич приглушил струны и сказал:
- Довольно. Я буду вас учить. Только если вы осилите навсегда свою мерзкую привычку.
- Мы не заставляем вас, Евгений, - заспешил Иван Петрович. - Выбор за вами, но право, вам должно быть стыдно. Если вы согласитесь, вы всегда знаете, где меня можно найти.
- А почему вы не хотите меня учить?
- Николай Васильевич сильнее меня в этом деле, да к тому же у меня нет возможности уделять вам должное внимание.

Когда Евгений Ленский вернулся домой, уже было поздно. Он застал родителей напуганными и растерянными, но надо отдать им должное, ведь они не возмутились, когда, наконец, дождались сына, и с радостью на лицах встретили его. Они сразу же заметили, что с их сыном что-то произошло, что он как-то преобразился. На вопросы их он отвечал неуверенно, ел медленно, а после еды не бросился играть в компьютер. Он никак не мог забыть прелюдию Шопена. А когда попробовал играть на гитаре, услышал отвратительное звучание струн из своих рук. Лицо его тут же наполнилось слезами, а когда он заплакал, появилась мама, которая стала утешать своего ребёнка:
- Ну что же ты плачешь? Ты ведь у нас умница. Первый курс музыкального училища на одни пятёрки окончил.
- Они фальшивые. Понимаешь?
Но матери было не понять его. Она и не хотела понимать. По её мнению, сын у неё был хороший мальчик, и ей этого было вполне достаточно.
Утром Евгений Ленский ощутил себя другим человеком. Он проснулся освобождённым. Не сказав матери ничего, кроме слов о том, что нескоро вернётся, он взял гитару и отправился в школу. Иван Петрович уже ждал его там.
- Я очень рад, что вы пришли, - сказал он. – Только помните: труд и рвение - единственные ваши помощники. А леность свою вы забудьте… Навсегда.