Записки сумасшедшего

Я легкий, мыльный пузырь. Я такой радужный и хрупкий, ветер подхватывает меня, подымает вверх. Я лечу… Лечу… Лечу…
Я переливаюсь в лучах солнца, на меня показывают и мне улыбаются, я несу радость...
Моя жизнь скоротечна, она - минутна. Я, всего лишь, воздух, заключенный в тончайшую, мыльную оболочку, но мне улыбаются…

Маленький, тщедушный человечик, улыбаясь, метался по больничной палате и царапал стены, неизвестно откуда взявшимся гвоздем. Он оставлял неровные каракули, смеялся, подпрыгивал, с разбегу, который был допустим в столь тесных стенах, «залетал» на кровать и спрыгивал от туда. В его глазах горел лихорадочный огонь. Каждый раз, когда он прыгал с кровати, он радостно кричал «Я лечу!», потом подбегал к стене и старательно выцарапывал очередной ряд каракулей.

Ветер… Ветер… Вверх… Вверх… Я несу всем радость! Дети смейтесь! Я хочу слышать перелив колокольчиков в ваших голосах. К солнцу… К солнцу… И пусть его лучи убивают меня, но я становлюсь красивым и мне улыбаются. Смейтесь… Смейтесь…

И он смеялся, смеялся сам себе. Он раскидывал руки и тянул их к белому больничному потолку, кружился и вновь кричал... На гладкую стену снова ложился ряд полуразборчивых царапин.

Посмотрите на меня и улыбайтесь… Я – это все цвета радуги, я – это минутное ничто, но я несу радость! Смотрите… Я лечу… Улыбайтесь… Смейтесь…

Его волосы были всклокочены. В этот раз, до царапав, как ему казалось, законченную фразу, он отбросил гвоздь в сторону и с еще большим неистовством заметался по палате. Теперь он прыгал уже и с прикроватной тумбочки, пытался залезть на подоконник и потерпев неудачу, кинулся ползать в поисках выброшенного гвоздя.

Я несу радость! Смейтесь же… Смейтесь… И пусть даже моя смерть будет красивой. Улыбайтесь…
Я мыльный пузырь. Я радужное создание. Я умру, разлетевшись на мелкие брызги. Я хочу видеть радость… Я несу радость! Смей…………..

В коридоре послышались торопливые шаги и голоса, ключ в замке повернулся и в палату ворвались санитары, со знанием дела быстро запеленавшие его в смирительную рубашку. Выцарапанная кардиограмма оборвалась не законченной, прямой линией. Гвоздь был навсегда потерян в руках служителей Гиппократа.
Все это случилось так быстро, что он просто не понял, что же, все таки, произошло. Он не мог сопротивляться, да, в общем, и не хотел. В его воспаленном, как считается, воображении, проносились цветные картинки неосуществимой мечты, а может, просто потерянной надежды, однако он улыбался. Он улыбался, он хотел, чтобы все вокруг улыбались, чтобы были счастливыми…
Его перетащили в палату с мягкими стенами и, конечно же, оставили на нем оковы смирительной рубашки. Что ему оставалось делать… Он выл, он стонал, он кричал… Его, словно разрывало из нутрии, ведь он должен лопнуть, ведь он мыльный пузырь, ведь он должен приносить радость. Сколько времени так продолжалось… Он облизывал пересохшие губы, но нашел в себе силы и встал. Он бился о мягкие стены и кричал «Я лечу!», он отдирал материю зубами и хрипло повторял «Я несу радость», он сходил с ума, в своем сумасшествии и это была бесконечность.
Двери «клетки» открылись и на пороге стояли, все те же санитары и медсестра, держащая в руке шприц с успокоительным. Все было сделано быстро, ему оставалось только погружаться в забытье, тихо повторяя при этом «Я лечу…»,  «Я – мыльный пузырь…» «Я – радость…», «Улыбайтесь…». Теряя последние обрывки сознания, он закричал из последних сил «Я, все таки, лопнул!», «Смейтесь же!».