Беспошлинный рассвет Глава II

Глава II

 «Клинская    леска    очень    часто      выручает рыбаков   из     затруднительных   ситуаций,      в    какую,   например,  попал    куйбышевец  В. А. Баринов.   Осенью                на    местном     водоёме    он  вступил  в единоборство с  сомом,   длина которого,
как    потом оказалось,  превышала полтора метра,   а    вес составил без  малого 35 килограммов. Вопрос    «кто кого»    был лишен   в   пользу    рыбака   лишь потому,
что он ловил на нашу леску сечением 0, 5 мм.»
Газета «Клинские новости»
 
За тысячу с лишним километров от Юрки Сёмина, на севере Тюменской области, за шестидесятой четвертой параллелью северной широты, сидел дома и смотрел в окно на реку Обь одногодок и полный Юркин тёзка -   Юрий Николаевич Юхлымов. Надо же было так случиться, что именно сегодня, 3 июня 1981 года, когда ему исполнилось 16 лет, была мерзкая погода. С утра моросил мелкий дождь, временами, как маленькие белые мухи, даже пролетали снежинки. По Оби бегали высокие волны, похожие на  грязно-белых барашков, у берега они толкались, сбивались в кучу и превращались в серую пену.

Юрка положил руки перед собой на подоконник, лег на них подбородком и, хмуря лоб, шевелил губами, напевая потихоньку популярную песню, пытаясь, таким образом, поднять себе настроение. Но, напрасно, день был полностью потерян. Через несколько дней он должен был выходить на путину, помогать отцу - бригадиру рыболовецкого колхоза. Заодно и денег за лето заработать. Рыбаки в колхозе в путину получали много. За сезон зарабатывали столько, что запросто хватало, чтобы купить новый автомобиль «Жигули». Ещё и оставалось. Правда и труд был адский, тяжелый.

От нерадостных размышлений Юрку отвлек шорох в сенях. Открыв двери, он увидел  сидящего на крыльце родного дядьку Михаила, Мишку, как называл его Юркин отец. По тому, как дядька осторожно копошился, снимая обувь, Юрка понял, что тот находится в том состоянии, о котором говорят: «пьян в стельку» или «лыка не вяжет». По сути добрый и отзывчивый человек, мастер по выпечке хлеба, каких поискать, Михаил имел одну слабость –  «слишком часто наступал на пробку», так любила повторять мать Юрки (проще говоря – пил горькую). А Юрке, почему-то, было всегда жаль его, и когда на семейных советах отец на правах старшего  начинал отчитывать своего непутевого брата, Юрка всегда пытался того защитить. Наверное, поэтому, Михаил, который не имел своих детей и никогда не был женат, любил  племянника и тянулся к нему.
- Дядька, давай помогу снять сапоги.
- А-а, Ю-юрок, - слегка заикаясь, через плечо бросил тот в ответ, - д-давай…помоги. Я тебя п-поздравить пришел.
Юрка стянул ему сапоги и, легко, рывком подняв щуплого дядьку, подхватил его под мышки и завел в дом, аккуратно усадив на стул. Несмотря на свой юношеский возраст, Юрка выглядел как молодой мужчина, был от природы крепок. Видимо, сказалась кровь предков – русских купцов, когда-то часто обитавших в этих краях и, бывших в «самоедских стойбищах» желанными гостями.
- Совсем ты большой стал, п-племянник, - сказал дядька, и осторожно оглядываясь по сторонам, спросил, - отец с матерью где?
- На работе, где им быть-то еще днем среди недели?!
- А-а, - произнес Михаил, окончательно успокоившись, - а я, вот, с-сегодня не работаю. Щас «Заря»  п-подойдет и в район отправлюсь…Надо санминимум пройти.
- Так зачем пил-то, дядька?! - удивился Юрка, - как же ты санминимум пройдешь пьяный?
- Н-не переживай. Санминимум мне завтра проходить. Я сёдня у брательника Стёпки  п-переночую, а завтра как стекло бу…
«Что-то слабо верится», - подумал Юрка, но промолчал, вслух ничего не сказал.

Не зря Юрка не поверил своему дядьке. В райцентре с ним произошло событие, о котором в селе ещё долго не могли рассказывать без смеха.
Спокойно проспав на деревянных сиденьях катера, Михаил действительно, вечером почти трезвый прибыл в районный центр – большое село Сосьвинское. Но там,  встретившись с братом Степаном, работающим рыбинспектором, они основательно, как водится, посидели. Выпили  примерно по полулитре на брата (в том числе и за племянника Юрку). Может, посидели бы еще, но Стёпкина тёща погнала их спать после того, как Мишка пьяным голосом стал гнусаво петь: «…прыатапи тыыы мне баааньку по беллайму…».

Проснувшись под утро от страшного «сушняка», Михаил, зная, что  где-то под скамьей должен находиться квас, который отменно делала Стёпкина теща, осторожно, на цыпочках вышел в сени. Найдя кружку, он стал в сумерках шарить под скамьей, пытаясь на ощупь и на запах определить, в каком из многочисленных ведер находится этот вожделенный напиток. Наконец, нашел! С жадностью зачерпнув содержимое одного из ведер, он стал с причмокиванием пить, изредка сплевывая попадавшие между зубов хлебные крошки, которые обычно бывают в квасе. Утолив жажду, Михаил довольный отправился досыпать.

Часов в шесть утра его разбудил истошный вопль Стёпкиной родственницы по линии жены: «Какая скотина чистой кружкой в  помои для свиней лазила?!»…Видимо, все-таки нюх подвел Мишку с похмелья. Чтобы не усложнять и так непростые отношения с чужой тещей, Мишка решил по-тихому уйти. Для прохождения санитарного минимума, ему надо было сначала сдать свои экскременты на  анализы. Этот самый пресловутый кал, который все когда-то хотя бы раз в жизни сдавали. Так как с вечера ему было не до этого, да и не хотелось как-то совершать процесс  сбора, Мишка решил  собрать его сейчас, с утра. Подходящей посуды не было. И тут ему на глаза попалась кружка, которой он ночью черпал помои. Схватив её, он украдкой вышел во двор, где сделав свое дело, почти до краев наполнил кружку «анализами», а сверху обернул ее припасенной фольгой из-под шоколада «Красный Октябрь».

Завернув результаты труда еще  и в газету,  сунув их в карман пиджака, Мишка с чувством исполненного долга отправился в районную больницу. До открытия поликлиники оставалось еще изрядно времени, поэтому он решил посидеть в парке на скамеечке и опохмелиться из предусмотрительно прихваченной  недопитой с вечера бутылки водки. Расстелив газетку, Мишка выложил на нее вареное яйцо,  кусок хлеба и луковицу, рядом поставил бутылку. Кружку с анализами он решил на всякий случай из кармана не вынимать, чтобы не дай Бог опять чего-то не напутать…как ночью с квасом. При виде такого изобилия кадык Мишки задергался, и он стал судорожно сглатывать слюну.
Только Мишка поднес бутылку ко рту, как услышал за своей спиной:
- Гражданин, а что Вы здесь делаете? Предъявите-ка Ваши документы…
Все, что успело попасть Мишке в рот, тут же с плеском вышло обратно.
- Я-я-аа…эт-т-таа, - еще больше стал заикаться от волнения Мишка, мгновенно отрезвев и, вытирая ладонью мокрый рот, - к-как е-его…В б-ббольницу мне н-надо. В-в-вот…аа-анализы… - Мишка полез было в карман за кружкой, но сержант взял его за руку и потянул за собой.
- Распивать спиртные напитки в общественном месте запрещено, - строго сказал он, положив себе в карман  потертый Мишкин паспорт, - а пока, пройдемте в отделение. Разберемся, в какую больницу и зачем Вам надо.

Напрасно Мишка пытался объяснить, что ему нужно к восьми часам в больницу, чтобы сдать эти проклятые анализы. Потому, как если не сдаст, то не выйдет завтра на работу, и все бригады в колхозе останутся без хлеба. Тут Мишка, конечно, лукавил. У него был напарник, который в эти дни, пока он сдавал анализы, выпекал  хлеб. Сержант был неумолим и сказал, что много тут таких пекарей  шляется, а у них опять ночью кража в магазине была. Тут уже лукавил сержант, никакой кражи  не было. Просто ему хотелось жути больше на Мишку нагнать. Собрав свой скарб, Мишка, поминутно оглядываясь на такую близкую и уже далекую дверь в поликлинику, понуро поплелся за сержантом.

Дежурный по отделу, тучный седовласый лейтенант, бегло окинув опытным взглядом Мишку, стал составлять протокол по статье, предусматривающей ответственность за распитие спиртных напитков в общественном месте.
- Что в карманах? Выкладывай живо! - прикрикнул он на Мишку. Мишка, еще больше волнуясь от того, что придется сейчас выложить на стол свои так и не донесенные до поликлиники анализы, вообще перестал говорить что-то вразумительное:
- Ты-тыт-тырищ ле-ле-лейииитенант, - начал тянуть он.
- Что ты тут кудахчешь?! А ну быстро выворачивай карманы! - грозно зарычал дежурный.
Трясущимися руками Мишка вытащил из кармана обернутую газетой и фольгой кружку, которая выскользнула из его непослушных пальцев и… смачно шлепнулась на кафельный пол дежурки. Запах распространился по небольшому помещению мгновенно. Помощник дежурного - здоровенный малый, но, видимо с сильно развитым рвотным рефлексом, стал издавать булькающие звуки. Виртуозно матерясь, вспоминая всю Мишкину родословную до пятого колена, дежурный схватил несчастного хлебопека за шиворот и стал весьма быстро для своего тучного сложения, толкать его к выходу, по - пути изредка останавливаясь и, придавая Мишке ускорение пинками. Но, вспомнив, что  надо еще собрать с пола то, что осталось от анализов, дежурный потащил Мишку обратно и заорал на своего помощника:
- Семёнов, хватит вякать! Тащи лопату с тряпкой и пусть этот пекарь собирает своё дерьмо!
 В этот день Мишка анализы так и не сдал.

Вечером этого дня, когда с Мишкой случились  злоключения, Юрка сидел дома и вслух читал   отцу и матери письмо, пришедшее от старшего брата Вячеслава. Юркин брат проходил срочную службу и исполнял свой интернациональный долг (как это было принято говорить в то время) в Демократической Республике Афганистан в составе Ограниченного контингента советских войск. Служил Вячеслав в гвардейском танковом полку механиком-водителем танка Т-62, до «дембеля» оставалось совсем немного, уже осенью, буквально через три-четыре месяца, он должен был вернуться домой. Письма от Славы приходили регулярно – два раза в месяц. В них не было ничего необычного. О чём пишут солдаты домой? О ежедневных буднях, погоде, сослуживцах и командирах. Вот и сейчас, после традиционного приветствия и описания погоды, Слава писал о том, что жив, здоров и что вместо ушедшего на «гражданку» командира танка -  бравого усача и балагура  украинца Павла Терещенко, к ним назначен новый командир – младший сержант Антон Горбунков. Дальше в письме Славка (так беззлобно, любя называл его Юрка) просил передать привет всей родне и то, что он уже начал считать дни до своего дембельского приказа. Юрка запомнил дату, которую брат поставил в конце письма – 19 мая 1981 года.

Надежда Корниловна, слушая Юрку, украдкой смахивала слезу. Юхлымов - старший хмуро косился на жену, как бы говоря: ну вот, опять сырость развела. Хотя, Юрка замечал,  после таких писем, отец обычно выходил на крыльцо и выкуривал по две-три самокрутки сразу. Если же в течение трех недель от Славки не было писем, отец начинал нервничать, незаслуженно срываясь на домашних. После получения письма он снова успокаивался.
Славка был любимчиком  отца, все в семье это знали. Но Юрка никогда не ревновал брата к родителям, наверное, потому, что Славка был отзывчивым,  готовым прийти на помощь любому, даже незнакомому человеку, и сильно любил своего младшего брата. Юрка вырос на его руках. Отец с матерью всегда были  заняты работой и хозяйством, поэтому, даже первые осознанные детские воспоминания Юрки были связаны с ним. Делая первые шаги по земле, Юрка видел перед собой протянутые к нему руки своего пятилетнего брата, который светло, радостно (как это мог только он) улыбаясь, кричал: «Мама! Иди скорей сюда, Юра пошел!!!». А уж улыбка у Славки была знаменитая, про такую говорят – гагаринская! И на первую свою охоту в шесть лет Юрка отправился со своим старшим братом, который сам еще подросток, объяснял ему азы охотничьего мастерства: как правильно поставить капкан на зайца, где в сугробе нужно искать куропатку, как быстро и одной спичкой развести зимой костер в тайге. Уже потом, когда Юрка в умении бить влёт дичь  перещеголял старшего брата и отца, Славка, довольно смеясь, говорил ему: «Видишь, братишка, какой я хороший учитель. Как хорошо я тебя выучил!».

Манси  - охотники от природы, но у Юрки был какой-то особый дар. Сделав свой первый выстрел из старенького отцовского гладкоствольного ружья, через пару лет он стал удивлять даже бывалых, профессиональных промысловиков-охотников. Казалось, что пули, выпущенные Юркой, летят, словно подчиняясь  его приказу, в любом случае находя цель. «Это у тебя от прадеда», -  говорил отец, - «Он знаменитым на весь край охотником был». Поначалу, когда о Юркином таланте еще особо никто не знал, отец иногда «эксплуатировал» его, подначивая на охоте на спор мужиков потягаться в умении стрелять со своим «младшеньким»  (как правило, победителю доставалась «пол-литра»). Ни разу Юрка не проиграл. Потом, когда он уже стал сбивать влёт пустые бутылки не из гладкоствольного, а из нарезного оружия, соревноваться с ним в стрельбе желающих не было.

- Ладно, мать, приготовь  на завтра продуктов, нам с сыном  на плав с утра идти…А ты тоже не засиживайся допоздна, спать ложись, - сказал  отец, выходя из дому, чтобы традиционно после прочтения письма, выкурить свои две самокрутки.