28. Всё изменилось, и среда, и время

Весной 1994 года мне предложили работу освобожденным секретарем профсоюзной организации прииска «Бурхала» Ягоднинского ГОКа.
Связано это было с тем, что с самого начала 1990-х годов с Колымы народ стал разъезжаться, потому что многие поняли, что образ жизни, к которому они привыкли, скоро совершенно изменится. Они так и говорили: «Ловить здесь уже нечего, надо отсюда тикать». В первую очередь с «северов» повалили те, у кого было забронированное жилье на «материке», и кто за время работы «на золоте» или при власти сумел накопить кое-какое барахлишко. И вот при таком оттоке и стали освобождаться должности, на которые в прежние, советские времена можно было устроиться только по большому блату.
Правда, на нашем прииске кресло профсоюзного «босса» освободилось немножко по другой причине: потому что человек, занимавший его, видимо, предчувствуя скорый развал приисков, решил сменить профиль работы и ушел в гидроэнергетику, став инженером на Колымской ГЭС.
Я предложение стать профсоюзным лидером принял по многим причинам, в том числе и потому, что еще бродили в моей голове мысли о возможности как-то так воздействовать на существующую жизненную ситуацию, чтобы её улучшить, как-то смягчить для, как тогда говорили, человека труда. И 1 мая я занял кабинет председателя профкома прииска. Работы было много, поскольку вдруг стали возникать невозможные в прежние времена конфликтные ситуации между администрацией предприятия и рабочими. В основном это касалось задержки выплат заработной платы, несправедливого распределения так называемого валютного стимулирования, премий по итогам года. В ту пору я оказался, как говорится, между молотом и наковальней: руководство прииска стало относиться ко мне с большой степени недоброжелательности, а рабочие недолюбливали за то, что я, по их мнению, плохо защищал их интересы, поскольку не мог сделать так, как было раньше, в «замечательные советские времена». Когда я им пытался объяснить, что за свои права надо бороться, что надо быть солидарными, то на меня смотрели как на, мягко говоря, недоумка. Потому что жестко протестовать, в случае необходимости – бастовать, никто не хотел, да и не умели это делать. Все умели только жаловаться, на жизнь и в инстанции…
А в декабре 1994 года меня уже позвали руководить профсоюзным комитетом всего Ягоднинского горно-обогатительного комбината. Это как раз был период приватизации и акционирования предприятий бывшей государственной золотодобычи. Кто умел и имел возможности, кто оказался в нужное время в нужном месте, тот в это время неплохо нажился на этом деле. Ну а кто не успел, тот, как говорится, опоздал. Мне досталось только разгребать завалы в организационной работе профсоюзов приисков, "оптимизировать" структуру из-за резкого уменьшения собираемых членских взносов, да призывать рабочих держаться вместе, чтобы нас не обманули при приватизации. Но нас, конечно же, обманули…
Вообще, колымские ГОКи были когда-то могучими и богатыми государственными предприятиями, которым принадлежало почти всё – поселки и шахты, подсобные хозяйства и дома отдыха. Головной организации ПО «Северовостокзолото», например, помимо всего прочего, принадлежал санаторий на Черном море в Лоо. Теперь он в чьих-то частных руках...
Да… За всё время, пока ЯГОК существовал в форме акционерного общества, миноритарные акционеры, то есть рабочие и рядовые служащие, ни разу не получали дивиденды. Потому что вся прибыль, как акционеров убеждали на ежегодных собраниях, шла на развитие производства, что якобы позволяло минимизировать драконовские налоги. И всё это принималось, несмотря на то, что все видели, что никакого развития производства нет, что начинает расти задолженность по выплате зарплат, что вся социальная сфера приисков приходит в негодность. К редким голосам здравомыслящих людей никто не прислушивался…
Перебирался я в районный центр Ягодное в надежде на то, что мне удастся там или получить, или приобрести жилье, чтобы перевезти семью, найти хорошую работу жене. Старшая дочь у меня тогда училась в выпускном классе, поэтому, чтобы не ломать её настрой, решили, что в Ягодное переезжаю я один, а женская часть семьи остается на прежнем месте. Тогда я и не предполагал, что это в дальнейшем скажется на всей нашей общей судьбе…
Квартиру от ГОКа, как мне вначале пообещали, никто давать мне, как оказалось, и не собирался. Генеральный директор сказал в разговоре со мной прямым текстом, что времена изменились, профсоюз теперь – только обуза и помеха, поэтому я должен устраиваться самостоятельно. Правда, на первые пару недель дали место в ГОКовском общежитии…
Пришлось мне брать в банке кредит и подыскивать недорогое жилье. Благо, тогда предложение на рынке было массовое. Ведь перед этим прошла первая широкая волна бесплатной приватизации жилья, и счастливые обладатели бывших государственных благоустроенных квартир в крупных поселках и городах Колымы, получив их задаром в собственность, покидая Север, продавали квартиры, не особо задирая цены, потому что предложение превышало спрос. Я тогда купил двухкомнатную квартиру за 5,5 миллиона рублей, что соответствовало примерно моей зарплате за два с половиной месяца. Правда квартира эта была без ремонта и расположена на пятом, верхнем этаже. Но всё равно, я ей рад был безумно. Ведь это было моё первое собственное жильё, а мне уже "стукнуло" почти 45 лет!
Квартиру я купил и сразу же стал в ней жить, решив, что ремонт сделаем по ходу дела, тем более, что приходил я домой только чтобы переночевать...
Летом 1995 года мы всей семьей отправились в отпуск на «материк». Помимо отдыха была еще одна цель – помочь дочери Наташе поступить в вуз. Её выбор пал на Ростовский медицинский университет.
В то лето 1995 года мы, как и многие другие жители России, в очередной раз потеряли на махинациях родного государства с валютой. Неожиданно для всех круто изменился курс доллара по отношению к рублю, что-то там «поплыло», что-то "утонуло", короче, сбережения наши, и без того скудные, снова обесценились. Хорошо еще, что у нас были наличные доллары, и с репетиторами дочери мы рассчитались «зеленью». Наташа сдала экзамен и была зачислена на первый курс…
К концу 1995-го – началу 1996 года кризис в золотодобыче достиг своей высшей точки. Бывшее государственное, а теперь акционерское добро разворовывалось уже внаглую, в массы стала проталкиваться идея о реорганизации приисков как акционерных обществ в общества с ограниченной ответственностью, проще говоря – в старательские артели. А это означало тогда только одно: рабский труд за харчи по 12 часов в день, никакой социальной защиты, совершенно не гарантированная заработная плата…
Профсоюзы в старательских артелях никому не были нужны – ни начальникам, ни работягам. Да и законов тогда никаких, считай, не было уже по охране труда. Каждый был сам за себя…
В таких условиях мне как секретарю профкома в ГОКе делать было нечего. И я, уговорив одного знакомого горняка, который уже был пенсионером, сдал ему в октябре 1995 года профсоюзные дела и вернулся на производство, на прииск «Бурхала», чтобы хоть что-то заработать, ведь семью надо было кормить. Параллельно я занялся поисками другой работы, со стабильным заработком. Такая работа в то время могла быть только или в органах власти, или в бюджетной организации. А бизнес тогда был весь во власти криминала, платил дань рэкетирам…
И вот к концу 96 года я устроился работать, пока по трудовому соглашению как совместитель, в редакцию районной газеты «Северная правда». Работать «на два фронта», то есть на прииске и на газету, мне удавалось без проблем, потому что писал я тогда в основном о своих же товарищах по работе, о профсоюзных делах, о проблемах приватизации предприятий золотодобычи. На прииске я всю зиму 1996/1997 года проработал, как и раньше, взрывником. А весной всех работников «Бурхалы» поставили перед фактом – летом прииск будет преобразован в старательские артели.
Мне старателем становиться не хотелось, значит, предстояло перебраться, теперь уже с женой и младшей дочерью Варей, которой шел двенадцатый год, в Ягодное. И тут меня ждал сюрприз: жена отказалась переезжать вместе со мной. Она объяснила это тем, что в райцентре ей не найти работу, потом, жить на пятом этаже неудобно, а еще – там нет теплицы, а ведь дочери и нам всем нужны витамины. В общем, пока жизнь такая тяжелая, она остается в Бурхале, в обжитом месте.
На самом же деле, как оказалось впоследствии, причина была в другом. В другом мужчине. Или во мне?..
В июле 1997 года я окончательно перебрался в Ягодное…
----------

На снимке из фирменного фотоальбома Ягоднинского ГОКа – управленческий аппарат и профком организации. Я в верхнем ряду (на подъеме на крыльцо) четвертый справа, под вывеской.
Фото 1995 года.