Своя музыка

 СВОЯ МУЗЫКА

- Ну, так это приехала, значит? А мы уж и не ждали тебя, и то подумать угораздило же девку вдаль такую забраться. Там в краях-то ваших без кампоса и карты, да без провожатого хорошего запросто спотыкнутся можно, и концов не отыщешь, - старый деревенский конюх дед Архип, пьяно икая, уставился на Ольгу красными воспалёнными глазами. И вдруг резко смахнул широкой ладонью с морщинистого лба крупные бисеринки пота. Усердно крестя впалую грудь, поклонился приезжий:
- Спасибо тебе, девка, что приехала не забыла, значит, бабку?
Старик посмотрел на девушку долгим, внимательным взглядом и вдруг неожиданно замолчал.      
- Позапрошлый год осенью  приезжала, - наконец заговорила Ольга, - На поезд и тут. Москва, она не так далёко, а ты про компас и карту вспомнил? Как же мне не приезжать-то сюда, каждое лето здесь у бабушки каникулы проводила.
- Видал я по ящику тою Москву, там без карты путёвой в два счёта с дороги сойдёшь. Мне Петька внук говорил, он в городе был – знает. А вообще, я тебе так скажу, в каждом человеке музыка своя играть должна, я даже слово мудреное выучил «камертон» прозывается, так вот он самый в каждой душе должен быть и у депутата и у плотника, а без него человеку никак нельзя. Только у одних людей он траурную музыку поёт, как скажем на кладбище, у других плясовую играет, а третьем спокойствие великое в неокрепшие их души добавляет.  Тут уж советчиков нету, всяк свою музыку сам писать должен. А вот у тебя, к примеру, камертон, я тебе скажу, правильно настроен, о корнях своих помнишь, значит, о бабушке к примеру. Я вот сам приболел чуток. Морозы-то, какие зимой были! Не приведи Господь! Вот меня и прихватило. Дарью-то слышал в район, в больницу отправили, хворает она. 
- Да, - кивнула Ольга, - Диабет у неё сахарный, и этот обмен веществ ещё неправильный.
- Мать-то работает где?
- Мама в нужном месте работает, - весело ответила девушка, смеясь одними глазами.
- Нужное место это хорошо, - задумчиво произнёс старик, медленно крутя в заскорузлых пальцах самокрутку плотно набитую самосадом, - Я вон тоже, наверное, в нужном месте рассвет встречаю сорок лет скоро, как с лошадьми вместе, нужное место для меня это. Ладно, пойду я, подопечных своих кормить пора….
Сквозь густую листву берёзовой рощи потоками лились весенние солнечные лучи; где-то невидимые в высоком голубом небе пели жаворонки. Точно золотые монеты, разбросанные чьей-то небрежной рукой, желтели  высокой траве пушистые головки одуванчиков, а Ольга, молча, возвращалась по разбитой сотнями машин знакомой с раннего детства ухабистой деревенской дороге и не замечала ни этого буйного цветения, ни суетливого гомона птиц, погруженная в свои невесёлые думы.  «Не сообщила ей бабушка о том, что в больнице лежит не захотела, наверное, зря она это сделала тогда- бы не приезжала я к ней в деревню, а сразу бы в район в больницу поехала».
Глупой, несмышленой девчонкой едва скинув пышное выпускное платье, уехала она  покорять шумные столичные просторы. Только там, как казалось вчерашней десятикласснице, сбудутся самые неповторимые самые радужные мечты юной королевы районного масштаба.
Увещевания матери насчёт того, «что там хорошо, где нас нет» и «ни кто нас голопузых в этой самой столице и не ждёт вовсе» на Ольгу девствовали мало. Да и каким авторитетом для упрямой девчонки могла являться мать, если она уже второй год, после выхода на пенсию работала в «нужном месте».
- Ну, стой ты, зараза пегая, - звонкий мальчишеский голос заставил приезжую остановиться. Незнакомый мальчишка, сидя на телеге и обеими руками натягивая непослушные вожжи, пытался остановить худую пегую лошадёнку.
Девушка огляделась она стояла на куцей сельской площади заросшей непролазным бурьяном напротив знакомого всем двухметрового памятника вождю революции. У Владимира Ильича от времени или просто так за ненадобностью отвалилась указующее доселе верную дорогу к светлому будущему правая рука, и колхоз, оттого что не знал, куда теперь идти в вихре неспокойного времени окончательно сбился с курса.
Мальчик неловко кашлянул, зажав рот маленькой узкой ладонью, и хрипло по-взрослому произнёс:
- Что ещё стряслось- то у тебя? Идёшь, как в воду опущенная?! Гляделки смотрю, совсем в землю опустила?! Это ты что ль к бабке Дарье погостить приехала? В больнице она, мы с дедом дня через три в район собираемся, сбрую для лошадок прикупить так хошь и ты с нами езжай? До района доедешь, а там и Москва рядом. Чего тебе одной в пустой избе куковать? Я тебе в окошко стукну, мимо проходить буду?
- Ладно, - отозвалась Ольга, - А как зовут-то тебя Аника-воин?
- Петром кличат, - донеслось с телеги.
- Уж не тот ли внук деда Архипа, который в городе был и всё знает? – улыбнулась девушка.
- А ну его, - махнул рукой мальчик, - В райцентр нас возили на экскурсию по местам боевой славы. Ну, и про Москву чуть рассказывали. Про то, как столицу нашу от фашистов защищали, да чем раненых в госпиталях от смерти спасали. Вот дед и решил, что я всё на свете знаю чудак- человек.

                2 

Тёплый ветерок игриво шевелил тонкую занавеску на запылённом окне. Наверное, это занятие очень нравилось весёлому непоседе. До тех пор пока горячее солнце не покатилось вниз. В пышные кроны старых больничных яблонь. То тут, то там между шершавыми стволами деревьев мелькали застиранные халаты пациентов районной больницы.
- Обухова? Где Обухова? Обухову ни кто не видел, посетительница к ней?!
Пожилая тощая женщина в больших роговых очках на таком же большом крючковатом носу стоя на высоком крыльце больнице казалось, пыталось докричаться до самого дальнего уголка старого сада…
Сюда почти не доносились возбуждённые голоса больных, и здесь совсем не было ветра. 
Сильно пахло нагретой землёй и молодыми, не окрепшими еще клейкими берёзовыми листочками. Ольга уже довольно долго стояла по ту сторону глухого больничного забора, невольно вслушиваясь в неспешный разговор двух женщин стоявших прямо за забором:
- Диабет сахарный это, как его сахарное мочеизнурение еще называется, я от дочки своей слышала, она у меня тоже врачом в поликлинике работает в Рязани только. Как замуж вышла так туда и уехала, шестой год уже. Клетки организма у Даши пищу не усваивают, углеводы что ли?  Она говорят ой, как мучилась раньше-то? Сейчас ничего отходит вроде потихоньку.
- Ты увидишь ее, так передай Даше-то, я рецепт хороший знаю. Народные средства нам применять надо, что зря на дохторов-то надеяться?- негромко отвечала вторая.    
- Ох, и не говори, Шура, им медсестрам лишь бы пилюлями пичкать. Всякие есть, которые бегают только, как тараканы после дихлофоса. И ведь и сказать-то им ничего нельзя, спрос, с них какой? Если подумать, молодцы девчонки стараются…..
Только сейчас до Ольги дошла та немудреная больничная правда до краёв наполнявшая разговор двух незнакомых женщин. Каждая фраза, каждый звук этого разговора был наполнен щемящий, негаснущей болью за жизнь другого человека. Жизнь хрупкую, невесомую возможно ничего незначащую в бесконечном земном пространстве ну такую важную  и, несомненно, глубоко волнующую этих двух немолодых уже людей.    
«Да», - подумала девушка, - «Наверное, только любовь и забота других людей даёт нам право жить на земле. Жить долго и, безусловно, творить добро. Именно добро ведь только его сильные корни  гордо прорастают сквозь толщу лет, несмотря не на какие катаклизмы неспокойного времени».
- Оля, приехала, наконец, я уж заждалась тебя. Во сне нынче видела,  кони по полю скачут, а трава густая высокая, мне по пояс будет. Значит, добрые вести меня ожидают, а трава тем вестям худые препятствия чинит. Так оно и получилось, внучка ко мне приехала, а я не по своей воле в казенном доме оказалась.
Маленькая полненькая старушка семенила  навстречу Ольге.
- Ну, как ты, бабуля? – произнесла девушка, обнимая старушку.
- Да, все, слава Богу. Лекарствами исправно пичкают, кажный день, а иногда и ночь прихватывают…. Вот не нравится мне, что мать твоя в таком противном месте работает. Ох, не нравится, совсем мне это не нравится! Образование ведь ей дала!   И все зря выходит?! Ну, и то хорошо хоть с людьми она там. Все с мужиками, небось, хороводится?
Девушка утвердительно кивнула.
- Мужики они ведь только одного хотят, - взволновано продолжала бабушка, - спасибо, что за деньги. Тут разницы никакой нет, скажем, что дворник к матери твоей туда захочет, что бомж какой покультурнее, а может и депутат залетит тоже ведь человек со своими хотелками. Хотя и берет то она с них, как шерсти клок с паршивой овцы, но это ее дело или может государственное. И смех, и грех, работа ее прости Господи!
- Да уж сколько раз я с ней на эту тему разговор заводить пыталась, молчит или на другую тему говорить начинает.
- А тебе, как на стройке-то работается? – негромко спросила старушка.
- Хорошо, - светло улыбнулась девушка.
- Ты вот мне писала, молодой человек есть у тебя?
- Ухаживает один штукатур, Костей зовут.
- И как тебе он? Хороший человек, подходящий?
- Да, хороший парень  вроде, заботится обо мне. Подарки дарит всякие. Недавно вон на женский праздник расщедрился, - девушка легко прикоснулась к вдетым в уши серебреным сережкам- сердечкам. В армии он сейчас, бабушка, только не пишет и не звонит что-то давно целую вечность
- Сколько, сколько?
 - Шесть дней?!
 В голосе Ольги послышались грустные нотки, - Жди, - писал, на женитьбу намекал уже.
- А ты не очень-то спеши, девонька. Приглядись годок другой. Поначалу-то они все ангелы с крыльями, золотые горы все обещают. Некоторые как мой Юрочка до смертного своего часа ангелами и остаются и день, и ночь согласны нас женщин на крыльях любви носить. А есть и другие, дочка, которые на третьей день после свадьбы в дьяволов превращаются и с удовольствием жене своей рога и копыта показывают, а самое главное душу свою черную раздетую напоказ выставляют. Сперва – то мы это замечать не хотим, как бабочки на огонь летим, заботу возлюбленных наших принимаем, а потом горькие слёзы подушке дарим. Если скажем, тебя мужик любит, то ты со всех сторон королева, он для тебя одной все сделает, а если не дай Бог, Оля, тебя мужика полюбить угораздила, так разотрут и выкинут, как надоешь, а надоешь ты такому прохиндею быстро, с тебя же взять то и не чего окромя ребёнка. Вот тебе от него и будет один единственный подарок на всю жизнь и на все праздники сразу. Не спеши, прошу…
- Не буду, бабуля,- вздохнув, пообещала девушка.
- Ну, ладно пойду я до палаты своей тихонько, скоро к отбою готовится. Незаметно еще один день с ясным солнышком попрощался, плохого  ничего не принёс и хорошего не прибавил на том спасибо ему. Матери передай пусть уходит с работы этой мужики все только одного хотят.
- Ну, ведь и бабы тоже… этого же хотят, - смеясь, возразила Ольга.
 - Ну и бабы тоже, - подумав, произнесла старушка, только немножко в другом месте. Двери у них разные. Ну, пойду я. Удачи тебе с Костей твоим, любишь так дождись его из армии, а не любишь тебе решать.
- Постой, бабуля! – спохватившись, закричала Ольга, - Я сказать тебе забыла: Тут я случайно подслушала, одна женщина тебе рецепт передать хотела от диабета. 
- Это Шура что ли? Знаю, отмахнулась бабушка, - Она с утра с этим рецептом жужжит, где-то в газете прочитала. Надо так  и я тебе скажу, у матери твоей тоже предрасположенность к этой напасти имеется к диабету сахарному. Обоих нас Господь наказал видать за грехи наши. Так вот слушай его, а если хочешь, -  записывай. Тут одуванчики тебе нужны будут. Это мама твоя соберет пусть уйдёт с «работы» своей здоровья это ведь тебе не просто туфля мозоль натирает. Она мне писала, к сестре Вере на недельку в Пермь съездить хочет. Я ей про больницу эту не писала еще нечего. Да и не хочу, если честно.
- Обухова, долго я вас искать буду?! Ужин прошёл, все больные по койкам давно лежат. Порядок все- таки должен быть, как вы думаете?! – в полутьме больничного сада стояла та самая пожилая женщина- санитарка в очках.
«Нянечка, наверное, тоже не сладко ей тут» - подумала девушка, опять оказавшись за глухим больничным забором и при этом кинув мимолётный взгляд на слепые больничные окна.

                3

До отхода поезда оставалось чуть больше трёх часов.  «Вот и опять в Москву» - грустно подумала Ольга, с тоской глядя на пёструю толпу пассажиров постоянно снующих по грязному заплеванному вокзалу. Робко примостившись среди чьих-то набитых узлов, на свободный пятачок жёсткой деревянной скамьи девушка задремала, уронив растрёпанную голову на мягкую кожаную сущность собственной сумки.
Мама была права, в Москве приезжую провинциалку никто  не ждал. Мечта о покорении своенравной столицы медленно испустила дух после первого же прикосновения к пышным росткам привлекательного эстрадного искусства. В знаменитом театре эстрады Ольга срезалась на первом же туре. Подвел ее напевный волжский говор, да и знакомые слова накрепко заученной ещё в поезде басни, об  известном всей стране зверином квартете. Слова эти почему-то довольно долго бродили по закоулкам девичьей памяти сбиваясь и не находя себе достойного место точно уставшие от постоянного попрошайничества безбилетные цыгане на вокзальном перроне.
Что было делать, не возвращаться же на самом деле домой? Оля до сих пор сохранила в памяти завистливые взгляды подруг в короткие минуты прощания с «новоиспечённой москвичкой».   
Общежитие строительного колледжа, в котором Ольге удалось пристроиться, было старым, обшарпанным, и мало приспособленным к проживанию зданием. Трубы неустанно текли в крошечной душевой, в которой чаще всего присутствовала только холодная вода, вяло текущая из ржавого душа тоненькой струйкой.… В шумные банные дни в общежитие тоже было не лучше. Круглые сливные отверстия на скользком кафельном полу бани, постоянно забивались неизвестно откуда взявшимися клоками чьих-то длинных, спутанных, мокрых волос. И вода не находя выхода нехотя блуждая между великим количеством голых ступней, тазов и мочалок тут же заливала все предоставленное ей пространство вместе с предбанником в котором плавали от стены к стене некоторые части чьей-то некогда чистой одежды заботливо добытой хозяевами с полок неустойчивых шкафов.
С приготовлением немудреной студенческой пищи была своя особая история. Готовить студентам часто приходилась по ночам, потому что на весь девичий этаж существовала только одна газовая плита, но и на ней из четырех конфорок исправно функционировали только две. Но все эти бытовые неурядицы казались Ольги сущей мелочью. Главное здесь она была такая же жизнерадостная, весёлая студентка, как и её подруги по комнате.   
Подруг было двое. Маленькая добрая, хохотушка Лида и рослая, неразговорчивая Рита, одиноко живущая в своем мире цифр и толстых конспектов.
Ольга до мельчайших подробностей запомнила первую встречу с ними принёсшую ей несколько приятных минут.
Высокая девушка полулежала на узкой, скрипучей кровати медленно перелистывая замусоленные страницы толстого справочника. Вторая, маленькая и полная молча, стояла у окна.
- Новенькая к нам? Что ж проходи не стесняйся. Мы мирные люди, но если что…. дальше сама знаешь…. – обернулась полненькая на нудный скрип открываемой двери. – Сколько там температура за бортом, бесплатно пока? Меня Лидой зовут, а учёная Маргарита будет. Видишь с утра зубрит, - скоро дырку в учебнике глазами протрёт, а ей всё неймётся, одно слово зануда. А кровать твоя вот у стены будет. Кидай чемодан, да распаковывайся понемногу, плечики свободные в шкафу найдёшь.
Ольга, послушно кивнув с трудом, водрузила большой кожаный чемодан с множеством карманов и замков на своё спальное ложе.      
На самом дне ее безразмерного чемодана небрежно прикрытая большим махровым полотенцем лежала бронзовая чеканка, подарок бабушки к совершеннолетию.
- Ой, какая прелесть. Сразу видно Запад. Реально затягивает. Сколько стоит интересно?
- …. За единицу измерения поверхности нагрева отопительных радиаторов часто принимается поверхность, отдающая в окружающую среду 435 ккал тепла в час…. – донеслось от окна.
- Да оторвись ты от учебника, грымза учёная, посмотри красота-то, какая. Так сколько стоит, а? Подарили, говоришь? Ничего себе… чеканка 
В бронзе был выбит лесной красавец олень с большими ветвистыми рогами. Грациозно выгнув длинную шею, он медленно жевал жёлтые бронзовые листья на таких же изогнутых ветках, пристально вглядываясь далеко-далеко за воображаемую линию горизонта.   
- Маргарита, кончай интеллект повышать, лучше приподнимись и радио включи, там сейчас твой любимый Владимир Самсонов петь будет арии из опер, я утром программу передач слышала, - крикнула Лида, помогая новенькой разбирать вещи.
- … При разности средних температур теплоносителя в воздухе 64, 5 Эта единица  измерения называется эквивалентным квадратным метром – вяло пробурчала Рита.
- Вот зараза и культурой на нее не повлияешь, самый тоскливый вариант потенциальной  невесты в нашем городе  - зло шептала Лида, кидая в сторону подруги возмущённые взгляды и снова пристраиваясь у окна – Она думает, будет она усердно учится, потом усердно работать так и тонну денег  заработает, как эти наши толстосумы российские. Как ты думаешь, Оля, можно в наше время учебой да работой состояния заработать?
- А почему нельзя, можно, - чуть подумав, ответила Ольга, - Можно …..только болезненное. Не трогай Риту она и так комок нервов, похоже,  давно замороженная в своём одиночестве. Надо ей парня найти….. хорошего и тогда…..
- А, не получится аллергия у нее на собак….. и на кошек ….. и на всех сразу. Её любовь переехать должна, как трамвай алкаша неожиданно и бесповоротно  – махнула рукой Лида, не отрывая внимательного взгляда от окна:
     - Вон Костя идёт, тоже своё искусство в массы народные двигает, в нашем Доме культуры  стихи разные читает…. Юмористические. Говорят, сам сочиняет.  А ты замужем или как? – обратилась девушка к новенькой.
- Да пока не выходит как-то прошептала та, почему-то неожиданно покраснев.
- А то вон Костя у нас тоже в женатиках ходит. Честно сказать, внешность у парня совсем не киношная, но что-то от человека в нем разглядеть можно, конечно если сильно постараться. Так что скоро ты у нас фату примерять наладишься. Помяни моё слово.… Ну, что, подруга, давай спать укладываться, утро, как говорят, всегда вечера мудренее. И на новом месте приснись жених невесте, а можно и два мы не возражаем, правда, Рита? Как отца твоего звали?
- Михаил, - произнесла Оля, глядя на багровый закат за окном
- Ну, вот и ладушки пусть будет Михаил. Спать давай, Михайловна,
 

                4

Приподняв голову от сумки, Ольга огляделась. Шумел вокзал. Девушка, как будто впервые в своей жизни, явственно  осознала, сколько вокруг нее плачущих, кричащих и просто праздно шатающихся людей с узлами, мешками, баулами, которые толкая друг друга, бродили по вокзалу. А с приходом поезда лезли в вагоны. И кто-нибудь при этом обязательно плакал или ругался, грубо пытаясь отправить попутчиков в небольшое, но такое далёкое эротическое путешествие и по вечной российской забывчивости не указав точного адреса конечного пункта назначения. Чужая жизнь проносилась в это время мимо Ольги, ни одна, много – сотни, тысячи жизней; какие-то белые и серые лица, воспалённые круглые глаза, орущие рты некоторые в разноцветных зарослях неряшливых бород и усов. Одноногий солдат на костылях, хватающий за сердца гудок тепловоза и одинокий крик потерявшегося в этой сутолоки ребёнка: «ма –м-ма-а!»
И вдруг стало нестерпимо холодно тоскующему сердцу. Может  быть сейчас в «нужном месте» на центральной улице маленького районного городка  сидит старая, седая женщина, ее мама, сидит и нисколько не стесняется своей работы. Хотя многие из бывших Олиных одноклассниц подозрительно отводили в сторону взгляд, и зажимали тоненькими пальчиками носы, едва только Оля успевала сообщить им страшно секретную информацию о месте маминой работы.
Впрочем, если разобраться ничего плохого ее мама в своей работе не видела. Как ведь говорили у нас раньше: «Все работы хороши, выбирай на вкус». И не мамина в том вина, что с приходом перестройки вкус этот кое, где стал попахивать гнилью. Короче в чём Ольга была уверена совершенно точно; маме нечего стыдится своей работы, потому что, место, где она трудится на благо родной страны, считается одним из самых нужных человечеству. Оно так и называется, - нужник. Или туалет. Это уж кому как на ум придёт. А вообще люди всегда данному заведению различные названия придумать стараются. Мама всегда привыкла на людях быть, с самого раннего детства мечтала учительницей стать. И стала. А вот в туалете работать, да еще на центральной улице города маме конечно, не в каком страшном сне и не снилось даже, но зато должность ее теперь определить довольно сложно. Это и придает маминой работе  некую романтичность.
Ольга глубоко вздохнула и покосилась на тугой полосатый узел стоявший неподалёку. Маленький щуплый узбек в дорогой тюбетейки и одноногий солдат на костылях разложили на нём потёртую колоду карт.
«О чём это я?»- подумала девушка, отвернувшись, «ах, да о маме». Мама у меня теперь и кассир потому, что с утра до вечера, сидя в своей неприметной коморке, принимает от страждущих граждан плату за услуги, а ещё выдаёт туалетную бумагу. Некоторые посетители заведения совсем несознательные бывают, целый рулон той бумаги с мамы спрашивают, не иначе, как дома закончилась.
Ольга с улыбкой взглянула на весёлого узбека сидевшего рядом. Тому, видимо, сегодня здорово везло в картах. Игривые лучики морщинок, точно лучики маленького счастливого солнышка, дружно расходились в разные стороны от его сощуренных глаз.
- Вчера мой глаз мокром месте стоял, я его платок носовой вытирал, Путин жалко было, - услышала глухой голос соседа.
- Почему это? – удивлённо вскинул брови солдат.
- Как так почиму говоришь?  Путин вчира тюрьма сел, совсем ему плохо стало.
- Ты что, старик, совсем с ума сошёл?! – ещё больше удивился солдат, - В карты смотри лучше?! 
- Ни капельки не сошёл.  Телевизор слушал там мужчина представительный такой в белой рубашка долго о президент говорил, а потом подумал и как скажет: «В заключение Путин сказал… Долго глаз у меня мокрое место стоял, Владимир Путин жалко был тюрьма не очень хороший мест.
Что было дальше, Ольга слышала плохо. Солдат хохотал так, что казалось, тряслись даже стены вокзала, а девушка только улыбнулась и продолжала думать о   маме:
«Мою маму не проведешь. Целый рулон бумаги им бедолагам подавай, - семьдесят сантиметров, как по норме положено  и не больше.  Остальное пусть с того спрашивают, кто эту самую норму устанавливает, хотя где его теперь найдёшь-то?  Правда мама тоже человек и бывает, что и она указание сверху обходит по доброте душевной и тогда счастливый человек исчезает за фанерной дверью желанной кабинки с двойной нормой необходимого на данный момент товара.
Люди они ведь всякие бывают, если подумать, спокойные редко встречаются. Чаще всего кричат, возмущаются, торопятся сильно, бывает, некоторые даже опаздывают и определенное нетерпение проявляют. От этого у них все зло наружу выскакивает, и ни какого удержу ему нет. Но мама таких быстро привыкла успокаивать, не зря, наверное, столько лет в школе проработала. Слушаются ее, но опять, же не все. Особого предела их возмущения достигает, если в туалете неожиданно очередь обнаруживается это событие просто тайфуну подобно, неуправляемому. А каждые два- три часа, для того чтобы полы влажной тряпкой протереть, как и полагается, мама о второй своей профессии вспоминает, так сказать побочной. И тогда в «нужном месте» объявляется санитарный перерыв сущий ад для страдальцев, желающих именно в это время в это самое место непременно попасть. Ведь, как известно длина минуты, зависит только от того смотря с какой стороны туалетной двери, жаждущий человек в данный момент изволит находиться. Ми-ну-ты! А тут целый санитарный перерыв! Не каждый нормальный человек способен это выдержать! Конечно ей, как интеллигентному человеку, не очень-то хочется, в общественном туалете тряпкой махать, но мама еще и уборщицей оформлена. На полставки. Что не говори, а дополнительный приработок ни кому помешать не может….
- Ну, и смешной ты гражданин несознательный узбек, - весело рассмеялся одноногий солдат рядом, - туза шестёркой кроешь. Смухлевать решил потихоньку? А я хоть и сижу не высоко, и как сам понимаешь, не очень удобно, но глядеть далеко «духи» научили. Потому что, если не ты его, то он тебя обязательно на мушку возьмёт и всеми силами постарается из  укрытия тобой же приготовленного тебя же и  выкурить.
- А вы там Костю Игнатова не видели? – с волнением спросила Ольга, поворачиваясь к солдату. – Вертолётчик он на «МИ-8» В армии он?
- Там сейчас много нашего брата, кто воюет, кто,  как я на одной ноге скачет, а кто и груз двести уже,  - отозвался солдат, грубо сквозь зубы, сплевывая на пол… - Ну, чего застыл, как ворона с сыром в клюве. Твой ход или как?! – Заорал он на тихого узбека, брызгая слюной, крепко смешанной со стойким запахом дешевых сигарет и буравя партнера серыми зрачками широко распахнутых глаз.

                5

И опять, в который уже раз сегодня, тяжёлой океанской волной нахлынули на девушку воспоминания:
- А тебе, что жить негде в нашей общаге, тараканам усы завиваешь, как заправский цирюльник?!
Перед Олей, чуть  приподнявшись на носках серых запылённых ботинок, стоял длинный, скуластый парень в поношенной темно-зелёной куртке-ветровке. Маленький чуть вздёрнутый нос незнакомца был весь усыпан крупными рыжими веснушками.
- Так ведь другим тоже негде жить вон, сколько народу без родного угла маются. А тоже, наверное, от тараканов не прочь уйти? Как думаешь, повернула к нему девушка раскрасневшееся от работы лицо.
Она только что оштукатурила часть стены в очередной столичной новостройке и теперь открыто любовалась своим творением. Точно юный художник только что,  растративший всё своё растущее еще мастерство на огромную силу искусства.
- Что же ты гость незваный - негаданный, только обо мне заботу проявить решил? Или приглянулась?! – Она еще раз внимательно осмотрела оштукатуренную ею стену и улыбнулась широкой белозубой улыбкой.
Рыжие веснушки на носу незнакомца моментально приобрели красноватый оттенок, потом неожиданно побелели и парень, вздохнув, утвердительно кивнул головой.
- Что неужели угадала?- теперь уже Ольга внимательно разглядывала странного человека, который почему-то всё ещё стоял перед ней, понуро опустив рыжеватую голову и молча поднимая носком остроносого ботинка светлые тучи песка.
- А хочешь я тебе это,… ну… стихи почитаю, я их это… иногда сам пишу? Смешные, искрение  стихи, хочешь?
И не дожидаясь ответа, парень вскинул вверх правую руку и начал:

Мой дед пахал, соха его, быть может
В сарае заржавела не совсем
Но пусть она вас больше не тревожит
Он не хотел печалить вас ничем
Мой дед пахал безмолвно, безнадежно
Похмельем и жаждою томим
Мой дед пахал так искренно, так нежно
Не дай вам Бог вот так пахать самим.   

 Понравилось  – закончив читать, спросил парень.
- Третьей сорт не брак, - уклончиво ответила Ольга, - Но у классика лучше, душевнее. Но и ты не сдавайся, дерзай. Слышал, наверное, «безумству храбрых поём мы песню»?   
 -А зачем тебе общага?  У меня мать в пригороде живет. Недалеко, электричкой всего остановок пять будет. А в город перебираться  не хочет, сколько не уговаривал. Да, и хозяйство у неё там, корова, куры. Куда она от них с малолетства, как себя помнит, всё с ними. От этого, наверное,  болеть часто стала. В основном суставы к непогоде ноют и давление скачет. Ты вот не знаешь почему?
- Я тебе что Айболит, или доктор Пилюлькин, - рассмеялась Ольга, - И вообще, не слишком ли ты торопишься?
- Почему, - растерялся парень, и веснушки на его носу тут же приняли нормальный природный цвет.
- Ну, как это почему? – и девушка стала,  смеясь загибать пальцы – В любви признался, - раз. Жильё предлагаешь – два. В Пилюлькины произвёл - три. И это притом, что мы с тобой пока ещё даже не познакомились! Тебе это не кажется странным?   
- Костя меня зовут, - отозвался парень, кинув смущенный взгляд на Ольгу, - Я работаю много, дома редко бывать приходится. Так что я в мамин дом только по большим праздникам наведываюсь. А ты бы могла у нее бесплатно жить. И тебе крыша над головой, и ей веселее, и мне спокойнее, когда старый человек под твоим присмотром жить будет?!
- Совсем бесплатно? – переспросила девушка, не веря в свою удачу. А ты всегда такой добрый или по четвергам только? А может у нас сегодня ночью народное благосостояния повысилась, а я и не заметила как-то? Вот ведь грех-то, какой!
- Денег платить не надо, у нее пенсия хорошая, да и я, бывает, подкидываю. Разве по хозяйству иногда поможешь, да в аптеку надо будет, сгоняешь. Соглашайся, а?
- Четыре, - весело загнула Ольга следующий палец.
- Чего четыре? – не понял Костя.
- Я теперь еще и домработница – пять. Ну, ладно от такого предложения только полные дебилы отказываются. Говори адрес….   
Наступила ночь. Через грязные вокзальные окна угрюмо сочился синеватый призрачный свет. Всё в этом свете казалось нереальным, точно жила Ольга не в настоящей жизни, а в какой-то странной медленной сказке, где спала вся земля с сочными травами, быстрыми зверями и птицами. Не спали только торопливые, неспокойные люди с неизменными узлами, чемоданами и рюкзаками, с чистым медовым смехом и безутешной горечью слёз. Не спали тяжёлые неповоротливые, громыхающие и гудящие поезда постоянно тревожно врезаясь своим длинным, неуклюжим, железным телом в хрупкую, голубую, земную даль. Не спали     старые стальные рельсы, сутками безропотно удерживая на деревянных шпалах своих щемящую вокзальную музыку коротких встреч и долгих расставаний. Не спал вокзал, видимо тяжело ему было в привычном лязге и грохоте своём ощутить всю непередаваемую нежность доброй, весенний ночи.
- Зачим так говоришь, зачим обижать хочешь, а? Ты Чечня горы ходил? Я старый совсем граница видел. Прага был, фронт ходил. Я кондуктор- проводник знаю. Он без билета не разрешит. Без билета только под лавка спать, или крышей ехать. Сердитый он человек, недобрый совсем! Сто лет рядом живу, знаю…
- Так уж и сто, - усмехнулся солдат, - Не много?
- Ну, врал чуть – чуть мал-мал меньше. Моя из кишлака мало ходил. Отцу, братьям помогал, грамоте совсем нету. Много лет проводник- кондуктор знаю. В Москве внуки есть, каждый год поезд сижу. Дочка телеграмму шлёт, опять – сижу. Надо так! Дочка Мариамка занят больно. Геолог, экспедиция часто живёт.
- А муж – то есть у нее? – спросила проснувшаяся  Ольга.
- Муж? -  Переспросил узбек, - Нет, муж нет,  позапрошлый год лес ходил, кабан стрелял, сильно ранил. Кабан злой был  чуть-чуть его задел, до больница доехать не дал. Совсем помер бедняга. А ты где живешь, Москва едешь?
- Да в Москву. Здесь у бабушки в больнице была, к маме зайти хотела, только нет ее сейчас, в Пермь к сестре своей уехала. А тут вон поезд что-то долго не приходит. Ну. Нечего ещё подождем, может, объявят посадку, наконец.

                6


Окно в общежитии было распахнуто настежь. Солнечный квадрат падавшего внутрь света сместился правее, на его дальней грани стоял старый Ольгин чемодан. Позёвывая и почесываясь, Лида в упор смотрела на подругу, и в глазах её струился,  переливался дразнящий смех:
- Обещал, значит, от всех проблем разом тебя избавить? И жильё бесплатное предлагает с мамой в придачу, и руку и сердце, пожалуйста, не жалко. Вот, даёт, в каком зоопарке такие мужики водятся, адресок не подскажешь? Да, если он, в самом деле, такой весь правильный, как ты тут заливаешь, то таких мужиков надо в музее за американские деньги показывать. А ты месяца через два за него замуж выпорхнешь, и дальше будет у тебя несколько лет сплошного счастья, так что ли? Ритка, - вдруг закричала она, - Да оторвись ты от учебников, опять весь стол завалила?! Сидишь тут, а на дворе «травка зеленеет, солнышко блестит!» Как там дальше не помнишь?
- «Для подъёма установки на место панели должны иметь монтажные петли, которые своими концами соединяются с арматурой петли. Бетонные панели с нагревательными элементами….».
- Сбегай к кому-нибудь из девчонок, вместе погуляете. Нельзя же целый день дома сидеть, неужели тебе ещё не надоел этот твой скучный автоматизм? – подошла к подруге Лида.
- Как он может мне надоесть? – вяло протянула Рита.
- Надо хоть иногда свежим воздухом дышать?
- Я только что надышалась пока в общагу из колледжа шла, - сообщила Рита.
- Это еще что за упадническое настроение? – вмещалось в разговор Ольга, - У меня отличная идея есть! Артисты театра эстрады концерт дают. Я вчера на улице афишу видела, там знаешь, какие имена знаменитые….
- Не пойду. Ни-ку-да! – отрезала Рита, - Зачёт на носу, а вы еще за билеты не садились или так прокатить решили?!
- А ну ладно, - обиделась Лида,- посмотрим еще. А ты чего стоишь?- неожиданно  набросилась она на Ольгу, - Ухажер, значит, позвал к его маме в объятья и на её же жилплощади. Радуйся, Ольга Михайловна,  счастья столько, одной не унести. Бригаду отделочников нанимать надо вроде нашей, значит. Хорошо ещё, что колледж у нас не кулинарный, а то там тяжелее ложки с картошкой нечего поднимать не умеют. А счастья оно ведь ужас, какое тяжёлое, правда, Оля? А вот и не выйдет ни шиша у тебя, - Девушка, зло, сверкая глазами, подскочила к новенькой, состроив при этом известную фигуру из трёх пальцев.      
- Что же мне всю жизнь с худыми трубами жить и в бане от мочалки к тазику между обмылками плавать?!
- А ты его знаешь? Хорошо знаешь? Просто замечательно знаешь? – Еще больше распалялась Лида, - А я сейчас вот что сделаю, - Она подошла к стене, и резко взяв маленькой сильной рукой, чемодан подруги, одиноко стоявший в пыльной полосе солнечного света, легко перенесла его к распахнутым дверцам шкафа, - Не пущу, его в армию скоро, ухажёру твоему. А придёт когда, вместе будем думать, и вон ее в помощницы возьмём, - кивнула она на  Риту, - А ты хомут на себя надевать не торопись, всегда успеешь,  стоило их лошадиное освоить. Свекрови они тоже не дай Бог, какие бывают!
- Вчера прибегал вечером, красный, как рак, глаза на мокром месте. Говорит, в армию ему повестка пришла, - подала голос молчавшая до сих пор Рита. Она встала и до упора повернула вправо легкий диск репродуктора.
Ольга замерла. По радио передавали скрипичный концерт Чайковского «Ре минор»: Скрипка – часть  беззаботного детства маленькой девочки в белоснежном фартучке и неуклюжим чёрным футляром в нежных девичьих пальчиках. Часть того мира, который уже никогда не вернётся. А мама так верила….
Девушка опять, в который уже раз, трепетно вслушивалась в знакомые звуки. В сто первый раз, пытаясь осознать для себя, откуда же он взялся, тот необычный легкокрылый и неизбежно манящей своей  неброской, чарующий красотой хрупкий мир завораживающих душу мелодий. Мелодии эти точно кем-то искусно сплетённые из тонких ажурных нитей текли, как чистый, лесной ручеёк и звучали, то сердечно и тихо, то дерзко громко поражая слушателей грустной теплотой и богатырской  необузданной силой. Одни мелодии Оля любила слушать, ещё тогда вместе с мамой в маленькой тесной комнатке небольшого  районного городка, другие подбирала сама, третьи вызывали у маленькой девочки  мечтающий покорить чарующий океан звуков, долгие приступы необъяснимой печали или сиюминутной радости. В такие минуты она как будто отодвигалась от внешнего мира, уходила куда-то  и именно тогда, в редкие минуты незабываемого  наслаждения и хрупкого покоя, и начинал звучать в потаённых уголках чистый камертон её незамутнённой души. Тот самый, про который ещё не так давно рассказывал Оле старый деревенский конюх.
- О чём задумалась, подруга? – раздался откуда-то из глубины комнаты звонкий голос Риты,  - Обернись, ни к тебе ли кавалер пожаловал?
На щербатом пороге комнаты переминаясь с ноги на ногу и почему-то опустив глаза, стоял Костя.       

                7

Уснула Ольга, когда в широкое вокзальное окно заглянула почти  полная лишь слегка обгрызенная с одного края луна. Ольге почему-то казалось, что луна похоже на огромную разломанную, яичную скорлупу, опущенную в темно-синюю воду.
И спала она плохо. Девушке, казалось, что за  эти бесконечно  долгие часы в тоскливом ожидание поезда она уже привыкла к тому, что ощущение чего-то недосказанного недовведенного до конца будет преследовать ее бесконечно. И ещё откуда-то возникло и постоянно множилось тяжёлое  ощущение невозвратимой потери. Она становилась для Оли то сильнее, как будто она была в чём-то виновата перед человеком на которого, как могло показаться на первый взгляд, не обращала никакого внимания, но который давно и надолго завладел её сердцем. А бывало, что это горькое  ощущение неожиданно слабло, и  тотчас в девичьей душе чередовались приливы и отливы ни с чем несравнимой боли. И, конечно, это Оля знала достаточно хорошо, самым верным лекарством от злой, неизбывной боли служило общение с другими людьми.
В этот день у себя в общежитии она слушала скрипичный концерт. А потом всё смешалось; чарующее пение волшебных скрипок, приход Кости, долгие сладкие  поцелуи на старой  скрипучей лестнице с провалившимися ступенями и горькие слёзы прощания.
Костя долго и настойчиво отказывался от того самого оленя с ветвистыми рогами, которые в один момент так некстати «проткнули» завистливую душу Лиды. Наконец чеканка нашла своё место в рюкзаке  среди не совсем новых вещей будущего защитника Отчизны.
А дальше была тишина, неизвестность и долгие дни ожидания
- Зачем спишь, ясный свет, поезд пришла уже, чемодан бери, вагон лезь, быстро надо! Долго лезь – пешком идти будешь, - пожилой узбек  изо всех сил пытался  растормошить спящую девушку, - Москва приедем, у меня внук посмотреть будешь. Мне за шею вешаться будет. Корош внук мой. Глаз чёрный, волос чёрный, нос, как у меня горбинка мал- мал есть. Увидишь, - упадёшь совсем.
Утро выдалось пасмурным. В серые просветы рваных туч лениво ползущих с востока иногда проглядывали неяркие лучи простуженного солнца. Ветер завывал, крутил воронкой по грязному перрону жалкие обрывки старых газет, потрёпанную временем  давно истлевшую ветошь и прочий бытовой, привокзальный мусор. Поезд тихо, точно крадучись набирая ход, полз по длинным извилинам черных рельс. Стучали торопливые колёса, то громче, во весь голос, то тише почти не размыкая воображаемого рта, твердили заунывными  железными голосами: «Москва, Москва, Москва». Закусив губу, Ольга ни чего  не видя, смотрела в окно,  и слушала надоедливое  чугунное бормотание…. На какую-то  долю секунды ей вдруг показалось, что это Костя, несмотря на расстояния, зовёт её,  из своего дальнего далека тихим, но внятным шепотом: «Пиши!»
Девушка встрепенулась: « А ведь на самом деле было такое!» «Пиши» - произнёс Костя и замолчал. Пиши на… сердце. Просыпаясь, желай мне доброго дня, а ложась спать – «спокойной ночи» Всегда спокойной! Ты же всё понимаешь, там тяжело, там страшно, там так одиноко сердцу, тоскующему по любви. Пиши и я найду тебя. Или позвони мне прямо на сердце своими мыслями, и я обязательно отвечу тебе…».
А поезд всё выстукивал и выстукивал грубым, неповторимым голосом знакомый мотив разлук и рыданий.
Ольга огляделась вокруг и, привстав, повернула ручку репродуктора на стене. Опять передавали музыкальные фрагменты из произведений русских композиторов. Это были не те надоевшие упражнения, которыми в детстве доводила её до слез, пожилая учительница музыки Светлана Константиновна, вовсе нет. Музыка пыталась высказать за девушку всё то, что наболела у неё на душе. Музыка пробовала без слов рассказать обо всём, что пришлось пережить за это время. Тут всё: и мама, и проводы Кости, и подруги по общежитию и даже болезнь бабушки. А еще вытянутый, грохочущий поезд, в который привела сейчас Ольгу жизнь.
Москва встретила девушку нудным, проливным дождём. Рваные края тяжёлых, чёрных туч, в который уже раз, скрывали хмурое солнце. Она вышла из вагона, подняв тяжёлый воротник пальто, пытаясь спрятать лицо от ледяного промокшего ветра.
- Нинди матур! Бик матур! – услышала девушка знакомый голос пожилого соседа по вагону, - Познакомься, дочка, корош мой внук правда? -  Рядом с весёлым узбеком стоял симпатичный парень с длинными чёрными волосами и такими же черными, чуть сощуренными глазами.
-  Внук мне за шею повесился,   дышать сильно мешал, когда поезд встречал. Так давил  думал я, Аллах душу отдам.
- Неужели, - притворно удивилась девушка, - после бессонной ночи и к Аллаху сразу, -  нехорошо.
- Сам знаю нехорошо, Мне цыганка сейчас на вокзале руку спрашивал, судьбу гадать хотел всякий разный кошмар – ужас мне говорил, а я потом думал, думал, оказывается, он гадал, а я рука перчатку снять забыл.
- Ну, ладно, дедушка, пойду я домой успеть надо, а то погода-то вон как небо чернит, не дай Бог под крышу добежать не успею.   
- О- ля-а! По гулкому перрону, чуть прикрываясь неуклюжим грибом чёрного мужского зонта скользя и поминутно попадая ногами в корявые зеркала луж, спешила её мама.
- Оля, с приездом! – улыбнулась она, обнимая подбежавшую дочь.
- Здравствуй, мама. Как ты узнала, что я еду? – спросила слегка опешившая Ольга.
- Да, наверное, сердце чуяло. Недаром говорят вещун.
- Ну, какие новости дома?
- Мне работу предложили по специальности, детишек учить. Пригожусь ещё, значит. Рановато меня на свалку истории списывать. А у нас недавно на работе смешной случай вышел, - смущённо махнула рукой куда-то в сторону  мама. Снимали у нас в городке сериал очередной. Видишь, какой мы чести удостоились! Про бандитов, как водится, про них сейчас двадцать пять часов в сутки показывают. А они, артисты эти, хоть морды свои скособочили, чтобы, значит, народ их боялся, а тоже нет- нет ко мне на работу забегали. Вот забежал один, помню, что опаздывал очень, бритый, как биллиардный шар зашел, куда ему требовалась, и вышел потом, как обычно. А через некоторое время я туда пошла, шваброй махать. Гляжу, а прямо около унитаза этот разгильдяй кольцо золотое посеял и камень при нём бриллиант не иначе. Сияет, аж глаза жмурятся. Оно сияет, а я стою в дверях со шваброй, как аршин  проглотившая и что делать не знаю. Кольцо – то видать дорогущее! Стояла, стояла, думала, думала и надумала тёте Вере позвонить, посоветоваться. Кстати я, только, что от неё еду в гостях была.
- Знаю, бабушка говорила, - кивнула Ольга
- Ну, так вот. А сестрёнка моя говорит: «Бери и не раздумывай долго, богатые на нас дурёхах больше наживаются!» Ну, я, значит, и не почувствовала, как кольцо это с пола в карман мой скатилось. Так я ещё и отойти от того места не успела, как слышу кто-то в окошко комнатенки моей тарабанит. Наверняка хозяин кольца объявился. Только я тогда ещё не знала, что тот бритый в этом кино самого главного злодея играет. И вообще ничего про кино я тогда не знала еще, это уж потом он мне про это всё подробно растолковал. В бриллианте этом, что на кольце светится, яд находиться должен. Ну, это по сценарию, значит. И артист это выпьет его опять же по сценарию, когда полиция ему хвост прижмёт. Вот такое вот кино, дочка, в нашем городе получилась, а кольца этого золотого мне до сих пор почему-то жалко.

                8

Комната в общежитии утомляла своей пустотой,  в ней всё было по-прежнему, кажется, даже пыль  привычно лежала на своих местах. Оля подошла к окну. Из окна четвёртого этажа была видна широкая набережная залитая огнями уличных фонарей и бесконечно движущихся машин, но вот опять навернулась огромная туча, залепила собой солнце, чёрным пологом упала над Москвой. Разом плеснул тяжелый, крупный дождь застучал по грязной обтёртой крыше общежитие.
- Приехала уже, а мы тебя только завтра ждали! – раздался за спиной Ольги – радостный голос Риты.
- Да, приехала вот, - улыбнулась Ольга.
- А я тут бегала…. – Рита на минуту смутилась, потом продолжала. – Вообще надоел мне этот скучный автоматизм, книги, конспекты, зачёты и ты знаешь, познакомилась я с парнем вот прямо сегодня он меня спас.
- От смерти?!
- Нет, от дождя. Я шла, а он любезно предоставил мне  зонтик на двоих или для двоих, как правильно? Лида тоже по мальчикам пошла, прошвырнутся, говорит, у них какой-то мощный кипятильник видела, позаимствовать хочет. А тебе Костя-то пишет?
- Давно уже писем не было, - ответила Ольга, опустив взгляд. 
….Костя не слышал выстрела. Просто отчего-то слегка покачнулась земля и пожухлая трава вокруг, выгоревшая от палящего южного солнца вдруг окрасилась в рыже-бурые бесформенные пятна крови. Нестерпимая боль чуть пониже  живота, казалась, рвала его на куски, впивалась острыми иголками под замазанные грязью ногти, делало безвольным и страшно податливым всё его когда-то крепкое мужское тело. Последнее, что успел увидеть Костя, в этой его быть может яркой, но до обидного короткой жизни, сощуренные глаза бородатого «духа» и звериный оскал жёлтых прокуренных зубов.
Рядового Игнатьева не было на войне уже минут десять, а в далёкой Москве, насквозь пропитанной нудными, весенними ливнями Ольга продолжала ждать его писем.    (Карпеев С. А. )