Однажды в столице

                .ОДНАЖДЫ  В  СТОЛИЦЕ.

В Москву Раиса Васильевна наведывалась частенько-таки. В посёлке ихнем с продуктами было туговато, а тут – столица всё-таки, Москва, магазины тутошние, конечно же, посодержательней поселковых. Вот и в декабрьский этот денёк решила она посетить столицу (благо – рядом она, пару всего-то часов на электричке). Обошла она магазины нужные, всего запасла, что намечено было: мясца урвала, маслица, колбаски. Повезло несказанно: буженины даже заграничной ухватила три кило – к празднику приближающемуся, к Новому году (не себе, нет – она к роскоши не приучена. Для перепродажи: перед праздником-то соседи с руками оторвут, и с переплатой – вот и дорога, и труды её и оправдаются). Время ещё за обед не перевалило – а рюкзак уж полон (всегда она при вояжах в столицу рюкзак предпочитала, хоть в толпе столичной и неэстетично выглядела, но – удобно ведь, рук оттягивать не надо. А плечи – плечи что ж, они привычны, как-никак – крестьянская она дочь. Да и ноша своя не тянет – как известно).
   Всё нужное было уже взято, и даже сверх – по пути, прямо с лотка, ухватила пару коробок (больше-то не давали в одни руки) с дефицитнейшими, не нашего какого-то производства, фломастерами (их всегда можно перепродать с выгодой, по двойной даже цене). Теперь и о возвращении пора было подумать, да и о прочем – голод давал-таки знать о себе (с утра, чашку чая наспех перехвативши, и не ела ведь ничего). По сторонам стала поглядывать, согревая себя мыслью: зайду в заведение какое-нибудь, пообедаю да посогреюсь – денёк-то хмурый выдался, неприютный, снег на тротуарах московских растолчён в коричневое неприглядное месиво (сапоги насквозь уже мокрые).
   Желание материализовалось тут же: удачно так, по пути к станции метро, вывеска: «Кафе». Ну что ж, кафе так кафе, чем-то можно и тут подзаправиться. Уж в крайнем-то случае можно и пирожным довольствоваться, да кофе взять стаканчик(пусть даже той подозрительной бурды, что в подобных заведениях и выдаётся под столь обещающим названием). Лишь бы горячим был, а уж вкус да качество – ладно, не баре – стерпим. Заведение оказалось обычной второсортной, грязноватой по-московски, забегаловкой, раздеваться там не надо. Так, прямо с улицы, в крупных хлопьях таявшего снега, с рюкзаком за спиной – и пристроилась в очередь Последний поднос под самым носом у какого-то зазевавшегося очкарика, впереди неё стоявшего, выхватила (а ты не зевай, не зевай, ушами не хлопай). Но пришлось задержаться возле листочка рукописного, озаглавленного: «Меню». Темновато в заведении этом (свет, что ли, экономят – ничегошеньки не видать) – едва-едва, подслеповато щурясь, прочитала строчки спотыкающиеся. Давно б пора и очками обзавестись – так они женщин уж никак не украшают, вид старушечий придают (а Раиса Васильевна ого-го ещё – здорова и энергична. Надежду она не теряет отыскать вторую себе половинку здесь, на московских улицах: чтоб высокий был мужик, на внешность интересный, с достатком чтоб и квартирой в центре). Потому терпеть приходится – но ничего, справилась – прочитала. К раздаче продвинулась, решила волю себе дать, не скупиться: и первое взять, и второе, и на третье блинчики (аппетитные такие на вид, с вареньем) позволить себе. Да компотик (огорчительно: в «кафе» этом ни кофе, ни чая горячего не оказалось).
   Столики, правда, неудобны тут для уставшего человека – стоять приходится возле них. Нацелилась было Раиса Васильевна на единственный, в уголке стоящий, настоящий стол, со стульчиками возле него – не прошёл номер, мамаша туда же с мальчонкой подошла, разъяснила небрежно этак: это, мол, для тех, кто с детьми, так что – освобождайте (молодая, стерва – а настырная уже. Вот она – молодёжь-то современная). Пришлось за другой – «стоячий» столик перебираться. Там она и рюкзак приспособила – на крючёчек специальный, под столиком приделанный для этой цели. Перенесла тарелки, исходя голодной слюной – так-то вдруг аппетит накатил, хоть через край с тарелок хлебай. Расставила рядком их (в порядке, так сказать, употребления), придвинула первой тарелку с супом, и – стоп, забыла ведь, старая, про важнейшее забыла – ни ложки не взяла, ни вилки. Вот память-то какой дырявой стала.
   В корзинах, для «орудий производства» предназначенных, пусто оказалось. Раиса Васильевна и раз, и два голос подала, пытаясь привлечь внимание суровой девицы, отпускавшей рядом вторые блюда – подскажите, мол, напомните – пусть принесут. Та – без внимания, зло наполняла она тарелки свалявшейся в комья вермишелью, раздраженно швыряла их на стойку – не глядя ни на кого. За Раисой Васильевной и очередь уже порядочная выстроилась (тоже, как и она, «орудия» ждали) – а их всё не было. Наконец, расталкивая толпу, к корзинкам прорвался багроволицый, дюжий гражданин, рявкнул так, что Раиса Васильевна в испуге отшатнулась от него:
       - Эй, вы там, шалавы – струмент давайте!
       - Я те дам – «шалава», я те дам..
       - Ложки давай, тётка, а то..
       - Подождёшь – не барин.
       - Да я вас всех..  Издеваться над рабочим человеком! Да я.. Мать вашу..
   Из посудомойки выглянула бабуся в затрапезном фартуке, восхитилась – ну и голосище, впору – в церковь на клирос. Досталось «комплиментов» и ей, но она нисколь не обиделась, вынесла ворох гнутых-перегнутых алюминиевых ложек и вилок. Равнодушно вывалила их без разбору в корзину – хватайте. Раиса Васильевна первой выхватила своё, отошла от корзинки.
   В заведение как раз толпа ввалилась (видать, из какого-то учреждения пришёл народ на обед). Раиса Васильевна едва выпуталась из толпы, поискала глазами столик свой. Нашла было – да и ахнула. Возле «её» столика стоял страшенного вида негр, неспешно и деловито переставлял он тарелки в другой – свой – порядок. Да что ж это? Да как – хоть караул кричи. Её ведь, её продукты на столе – а он.. Ринулась было к столику она – да приостановилась: больно уж страшен негр – чёрный он и большой. Но, ведь – на продукты-то он на её покушается, за них кровными своими деньжонками заплачено. Ну уж – нет. Пусть и страшен он – не одна ведь она здесь, люди кругом. Помогут – ежели что (свои ведь люди, русские).
   И Раиса Васильевна решительно направилась к столику, прочно встала возле него. А негр хлебал уже, лениво поднося ложку ко рту, суп. Второе же – гуляш – тоже поближе к себе придвинул, заявляя и на него права. А вот уж это – дудки. Первое слопай, так уж и быть, второе же – прощенья просим. Решительно переставила она тарелку поближе к себе, хлебца взяла – и приступила к трапезе. Негр удивился будто, и есть перестал, губа у него нижняя даже отвалилась (розовая, неестественно выделяющаяся на общем жутко-чёрном фоне). Но, видать, смирился с неудачей – опять не спеша заработал ложкой. Так-то – злорадствовала про себя Раиса Васильевна – думал, небось: раз я негр и страшен, как чертило – то испугаются меня, уступят обед. Ишь, шустрый какой – нет уж, не на такую напал. Первое-то, так и быть, дохлёбывай, остальное ж – шиш тебе с перекруткой.
   Негр всё так же неспешно двигал челюстями, медленно поднося ложку ко рту, странно как-то и непонятно посматривая на Раису Васильевну. Одет – чисто (и даже – модно). Галстук, рубашка чистенькая. Ишь ты – гангстер, видать, африканский какой-то. Они ведь там, за границей, модно все одеваются – не то, что наше ворьё. И этот – ишь, вырядился, джентльмен прямо. А женщину объедать может – хоть и в галстуке. Да я – не из таковских, не испугаюсь – хоть и жутко смотреть на лицо это, будто жирной сажей вымазанное, на розовые ладони, на выделяющиеся бесовским фарфоровым блеском белки глаз. Не испугаюсь, нет, не сверкай глазищами, негритоса – в обиду не дам себя. Не дам, чуть что – крик подниму: спасите, мол, грабят русского человека. Народу много – помогут.
   Негр всё так же странно посматривал на Раису Васильевну, попрежнему не спешил, долго и будто специально, чтоб время потянуть, побалтывал ложкой в тарелке. А она приободрилась, в голове тут же и дерзкий план созрел: надо и ещё чуть поднажать (может быть, даже и гарнир не доесть), тогда и третье – блинчики, вареньем поверху истекающие – ей достанутся. А гарнир от второго можно, в крайнем-то случае, и потом доесть. А компот – что уж, ладно – пусть гангстер этот выпьет. Не жалко – он копейки стоит-то.
   Обошла-таки негра Раиса Васильевна, скорей него с блюдом своим управилась. Р-раз – и поменяла местами тарелочки: пустую – от себя, с блинчиками – на её место. Негр только моргнуть успел удивлённо, а блинчики-то – тю-тю, захвачены. Так-то вот, негритоса – нечего тебе с русским-то человеком в скорости тягаться, мы – всегда и везде впереди. Так-то вот.
   Овладев так удачно третьим блюдом, поуспокоилась Раиса Васильевна, помедленнее есть стала, посолиднее. Аккуратно размазала варенье поверх блинчика, поделтла его вилкой на равные дольки. И приступила. На негра теперь с жалостью посматривала – голодным, выходит, негритоса-то остался. А у них, видать, в ихней африканской стране, туговато с продовольствием, голодают, небось. И этот – с голоду, видать, решился. И надо б было блинчик ему оставить, пусть бы уж съел – не обеднела бы. А он, видать, неопытный ещё бандюган – молчит, не грозит ей (глазами только сверкает да улыбается странно). Жаль негра. Совсем расчувствовалась она, уж и пообщаться захотелось:
       - У вас, в вашей-то Африке, туго небось с продуктами? Голодает, небось, народ-то ваш?
       - Да – в некоторых африканских странах положение с продовольствием напряжённое. И голод случается. Но наш народ стойкий, всё переносит. Во всяком случае так вот, как вы – у нас не решают проблемы с питанием.
(Намекает на что-то, похоже – а на что? Она своё ведь забрала – не чужое захапала. Самому бы покраснеть – не мне).
   Говорил негр хоть и медленно, но – без акцента заметного, хорошо говорил, чисто (где научился-то? Уж не в ЦРУ ли стажировку проходил? Хотя вряд ли: цэрэушник не станет бабу бедную объедать – не тот уровень).
       - Ничего – у нас тут подкормитесь. Главное – на работу вам надо устроиться – зар.плату чтоб получать. Уж что-что – а на питание всегда хватать будет.
       - Не всегда, видать. Вам-то вот – не хватает же?
       - Да что вы, что вы. У меня..  Вот в рюкзаке только – на две недели продуктов хватит. Что вы..  (Знал бы ты, негритоса, сколько у меня на сбер.книжке лежит – сразу бы заткнулся. Я за цветочки, что летом в Москву привожу, столько имею – тебе и за десять лет в своей Африке не зашибить).
   А негр усмехнулся опять непонятно, потянулся за шапкой, лежащей рядом на подоконнике. Вежливо (но с иронией заметной) попрощался: «Приятного аппетита. До свидания» .(Ишь, вежливые какие гангстеры пошли – успела ещё подумать Раиса Васильевна). Негр объёмистой своей фигурой столик соседний загораживал, ушёл – и обратила она сразу внимание: под соседним столиком рюкзак висит – до странности на её рюкзак похожий. Всмотрелась – так это и есть её рюкзак. И не только рюкзак: на соседнем столике в порядочке и тарелки расставлены – ей самой расставленные. И ломтики хлебные ей же аккуратненько сверху на стакан с компотом уложены (не на стол же липко-жирный их класть). Сиротливо застывал обед на столе – её обед. Да что ж это? Да как же это – стыд горячей волной прокатился по всему телу, испарину даже выдавил на лбу. Да как же так, как же опрстоволосилась она до такой степени. И даже – опрохвостилась (как говаривал один из бывших её мужей – сам отменный пролаза и плут). Это что же выходит: объела она негра, опозорилась на весь свет. И что же делать-то теперь, что предпринять? Негра догонять, извиняться – так где его найдешь теперь, куда он свернул сразу – не нюхом же узнавать. В милицию заявить, деньги отдать за обед – и тоже не пойдёт: обсмеют её там, за анекдот посчитают – да и только. Нет, тут подумать надо, крепко подумать. Случай сложный – не надо здесь трах-бах.
   Украдкой осмотрелась Раиса Васильевна – а нет, никто и не обращает на неё внимание, каждый своим делом занят. Перешла к «своему» столику, постояла, освоилась. И спокойно уж подумала: а в чём, собственно, трагедия-то? Негр шума не поднял, спокойно ушёл – значит, и жаловаться не будет. Своя ежели совесть – так она ведь не специально сделала так-то (в её годы на авантюры пускаться не гоже. В молодости – да, бывало, Но то время ушло). Случайно получилось, обстоятельства так сложились – ну так что, и казнить себя за это? Нет уж. Одно только: помалкивать надо о случае этом неприглядном, молчать – намертво, чтоб никто и никогда не узнал. А дальше- пройдёт, забудется всё.
   А обед – что ж обед, не пропадать же ему, что-то и съесть ещё можно. Придвинула она тарелку с гуляшом – да и прикончила с аппетитом. Компотик выпила – и хватит, сыта. Блинчики в сумочку целлофановую сложила (всегда наготове имеется), в карманчик рюкзачный определила: подогреет вечерком – вот тебе и половина ужина. И засобиралась – к метро двигаться надо, на электричку пора. Казус же досадный забыть надо поскорей. Пережито, в прошлое задвинуто – и всё, и концы в воду.

                - х – х – х – х – х – х – х –
                - х – х – х – х -