Крематорий

                КРЕМАТОРИЙ



                Ее звали Элеонорой.
               Красивая длинноволосая, длинноногая  блондинка лет тридцати.  Директор крематория на Пискаревском кладбище.
                Он не помнил  момента  их знакомства. Очевидно, это произошло где-то в кабинетах администрации ленинградской Пискаревки. Но, соединившись,  их темпераменты высекли искру двухнедельного пламени бессонных ночей, кутежей по всем известным питерским ресторанам.  Тогда же в первый и последний раз он  слушал в «Астории» Аркашу Северного.
                Конечно же, он не интересовался, чем было вызвано её столь  неслыханное финансовое процветание в те советские времена, хотя и догадывался,  понимая, что должность обязывает.   Но,  все же, как здорово было врываться в любое время в любой кабак, не заботясь  о кошельке, когда он был бездонным.
                Шла  середина семидесятых. Съемки были закрытыми,  и по ходу фильма  речь шла о неопознанных трупах.  Приехала труповозка. Ее бригада - трое совершенно съехавших, сбрендивших субъекта.   Старший - мужик  лет сорока пяти, бывший летчик. Странный, прихихикивающий говор, дрожащие пальцы и вечный, неистребимый запах тройного одеколона, вперемежку с чесноком. Весь рот усеян золотыми фиксами.
                И все же общаться с этими ребятами было ему почему-то интересно. Он пил с ними портвейн и слушал рассказы о различных происшествиях с участием  подопечных покойников.  Один рассказ необычайнее другого. Отношение к людским телам, как к предметам.  Случается, за день набивают свой видавший виды  автобус ПАЗик до крыши. Санитары города. И тоже при деньгах.
              До этого ему не предствлялось так близко вступать в контакт с представиелями  этой  промежуточной инстанции. Своего рода Харонами – перевозчиками людей на тот свет. Разве только на всю жизнь в   память вошел довольно страшный  бабушкин рассказ о посещении ею в двадцатые годы прошлого века крематория. Сказать, что бабушка в свои молодые годы была просто красива,  это значит,   ничего не сказать. Он и сегодня, с трепетным восторгом, перебирает её   фотографии тех лет.  Потрясающий шарм и   обояние молодой женщины заставляли влюбленных   мужчин, чтобы добиться её расположения,  идти на совершенно неординарные, зачастую глупые  и необдуманные поступки.    
              Опуская  подробности, в которых спустя годы, он  мог  только путаться, одним из бабушкиных кавалеров. Друг ее деверя- латышского стрелка  оказался  некий чекист, судя по всему   имевший отношение к расстрельным акциям на территории Донского монастыря. После экзекуции тела  казненных сжигали в находящемся там же крематории наряду с гробами простых горожан.
                Каким образом его бабуля оказалась перед глазком печи крематория, он  не знал,  но, вот  рассказ, того, что она увидала внутри. 
                «Сначала вспыхнула крышка гроба и в багровом пламени мгновенно отлетела куда-то  в сторону. Затем началось самое отвратительное и страшное. Покойник в языках пламени начал медленно вставать из гроба. Мне потом объяснили, что во всём были виноваты сокращающиеся в нестерпимом пламени суставные сухожилия. И, якобы, чтобы в дальнейшем не происходило ничего  подобного, паталогоанатомы перед сжиганием стали  их подрезать». Хочешь - верь,  хочешь-не верь…
                …Минуло много лет. В начале Измайловского проспекта в Питере стоит белый храм, а рядом, во дворе, морг. Ноябрьские праздники он  отчего-то встречал не в ресторане, а на втором этаже морга.  В компании  Элеоноры, ее подруги  и  Димы – директора их картины. .  С  алкоголем  в те времена было довольно туговато.
Пили спирт,  отпускавшийся медсёстрам, и предназначенный для  консервации и хранения в стеклянных сосудах человеческих органов. 
                За окном  ленинградская метель. Медленно плывут огромные хлопья снега.
                Конечно, спустя много лет  трудно объяснить, почему всё происходило  тогда  именно в морге. Возможно, это сексуально будоражило, возможно,  нечто иное.
                Ближе к полуночи раздался тяжелый стук во входную дверь, которую они  предварительно конечно закрыли.  Ведь в морге, помимо покойников, они  были одни. Спустились вниз.
                Труповозка. Старые знакомые.
            И у  них запарка - праздники. Отборный мат - перемат.
           Оказывается, вход в подвал, где находился ледник, завален ранее привезенными трупами,  завернутыми в мешковину, саван или  в непонятного происхождения, пропитанные засохшей кровью  тряпки. Вышли и ахнули - гора трупов.  Их накидали другие городские  службы,  обнаружив  двери приемной морга  закрытыми. Вот так  они друг другом   увлеклись!
         Подруга Элеоноры, дежурная по моргу, взмолилась, обращаясь к ним:
                -  Мужики,    спасайте!  -
                утром ей достанется от начальства.
                Пришлось ему с Димой срочно переключаться с бурного застолья на менее веселую работу по эвакуации  бренной человеческой плоти в подвал. Спас алкоголь.
                Через пару дней, в их номере гостиницы «Москва», что напротив Лавры, состоялся прием по случаю начала съемок.
                В числе приглашенных гостей был и начальник ленинградского уголовного розыска, веселый полковник, с которым за дни совместной работы  они совершенно   сдружились. Его шофер - организатор продовольственной базы всех застолий, добавил к праздничному столу несколько пакетов деликатесов от директоров ближайших ресторанов. Веселье закружилось.
                Вот уже  подвыпивший  полковник с приглашенными дамами отплясывает гопака.  Режиссер волнуется за состояние киногруппы.  Ведь завтра нужно не сорвать ответственные съемки.  На Ленфильме уже  заказаны «Икарусы» с массовкой. Наконец к трем часам, проводив последних гостей,  он вернулся в номер.
             Димы нигде не было  видно. Открывая дверь в туалет, он заметил спящего на ней директора картины,  но   успел отскочить.   Дима спал, стоя, и  в  момент открытия  мягко плашмя приземлился  на пушистый палас номера. Беспокоить упавшего  он не стал,  оставив того отдыхать на полу.  Собственных сил  у самого уже  не  было.
                Наутро, оглянувшись, он  не заметил на соседней кровати  приятеля, хотя тот всю ночь героически продвигался к ней, но взобраться и лечь на кровать не смог.  И почивал  рядом  с ней на полу,  замотав покрывалом голову.
                Но съемки ведь не отменить. Массовка уже топчется у ворот Ленфильма, и  они, изрядно за ночь подуставшие, оставив недвижимого  Диму в гостинице, поехали на Пискаревское кладбище.
                По тем временам Пискаревский крематорий являлся самым передовым в стране. В нём были установлены несколько современных,  купленных в Англии,  печей сжигания. Он помнил  цифры: сорок три гроба  в день по плану, с перевыполнением - семьдесят четыре. И, думается, на всю жизнь всем участникам съемки запомнился некий синтез.  Тяжелый, липкий запах кондитерской фабрики в момент варки шоколада, наложенный на запах свиного хлева.   И еще.  В столовой для обслуги каждый день было одно и то же  дежурное блюдо - треска с тушеной капустой.
                Итак, они стояли  у ворот крематория. Огромная массовка, небольшая съемочная группа,  но где же заказанные цветы? Отвечал за них Дима, который в этот момент купал в шампанском,  пришедшую к нему  в номер гостиницы очередную возлюбленную. Спустя сутки он ему  об этом конфиденциально поведает.  Режиссер в панике кинулся к нему.
                - Надежда только на тебя. Выручай. Сходи к Элеоноре!- 
                Но никуда идти  не следовало. Она сама уже спешила к нему. Как всегда жизнерадостная, слегка под шафэ. В замшевом бордовом костюме. Развеваются длинные светлые волосы. Ноги  от плеч сами несутся впереди раскошного тела. Фурия. Колдунья. Ведьма.
                Наверное, каждый присутствовал при жесточайшем моменте жизни - уходе из нее самого близкого и дорого ему человека. Так на его руках уходил  из  жизни  отец. Лишь только после смерти он оценил всю глубину его любви к  нему. Ужас для  обоих последних мгновений жизни. Госпиталь Бурденко. Отдельная палата. Половина  второго ночи. Отца  не стало.
                Последние часы он, смертельно уставший и предупрежденный врачами о считанных мгновениях, не зная, как поступить, грел, ни на секунду не выпуская из ладоней,  дорогие отцовские руки.  И в это мгновение он вспомнил время далёкого детства, когда его совсем ещё малыша эти сильные папины руки подымали над собой, сажали на широкие плечи. На погоны своей офицерской шинели. Чтобы затем нести по улицам и площадям родного города. Проходить в парадных шеренгах через кумачовую Красную площадь, где с Мавзолея их приветствовал в своём сером френче   генералиссимус. Неповторимое  ощущение сказочного детского взлёта на папины плечи…
                … Дыхание умирающего становилось всё реже. Сын  чувствовал, что сейчас... Последний глубокий вздох. Сердце остановилось. Дежурный врач развел руками…
               В России не уважают живых, не уважают и мертвых.
          Он помнил, как в  арбатском детстве по двору мальчишки гоняли черепушку. Во дворе раньше стояла церковь. Коммунисты ее снесли. И,  скорее всего череп был из какой-то могилы, что всегда находились перед храмом.  Случившееся его  внутренне ужаснуло,  но   ребята ничего - гоняли и гоняли.  Кем, или чем устанавливаются пределы  нравственного,  дозволенного? Воспитанием? Наследственностью?...
                Но вот Пискаревка. Конец семидесятых.  Элеонора приближается к нему.
                - Давай рубль,-
                На местном крематорском жаргоне это означало, что
сейчас ему  продемонстрируют нечто сногсшибательное. Схватила за руку,  потянула. По дороге он  успел передать ей режиссерское пожелание по  поводу цветов.
                - Не вопрос. Сделаем.-
                Прихватив с собой одного из рабочих, отдала
необходимые распоряжения. Рабочий пошел за ними.
                Спустившись вниз,  они вошли в огромное прямоугольное помещение. По стенам черные полки - стеллажи. На них гробы. Это отстойник. Сюда они попадают из траурного зала  по транспортеру. Ждут своей очереди на сжигание.
                Он заметил, что  нынче запарка - помимо стеллажей, гробами завален весь пол. Видно пьяные рабочие бросали их,   как попало,  поскольку крышки у некоторых отскочили,  и покойники вывалились из них прямо на пол. Хорошо запомнил  среди них полковника в форме с орденскими планками и в цветах, похожего на папу. Рабочий, шедший с ними, быстро набрал охапку свежайших цветов и отнес массовке.
                Элеонора громко хохочет, крепко держа его  за руку, тащит по узенькой тропинке между гробами. На секунду,  задержавшись перед подрезиненными, как в вагонах метро   дверьми, они попадают в другой зал, типа банкетного. Окрашенные в лимонный цвет  стены.  Посередине вместо стола невысокий постамент. На нём стоит гроб.   Он почуствовал, что сейчас произойдет нечто из ряда вон.
                В гробу лежала совсем молоденькая и очень красивая девушка.
-            - Вчера сбило машиной. –
                пояснила ему хозяйка.
Верхняя часть тела была одета в синюю кофточку. Ниже бедер находилось марлевое покрывало.
                Что, для чего она все это сделала, ему трудно понять и до сих пор. Но,  Элеонора, заливаясь истерическим смехом, буквально подтащила его ещё ближе к гробу  и  сорвала марлю.
                Он увидал между ног девушки большой мужской член. И это уже было сверх его сил:  он уже не помнил, как вырвался, руками расцепив подрезиненные  двери, как оказался на улице…
                …В одном из «Икарусов», вместе с массовкой он возвращался в город. Люди прижимали к себе даровые цветы. Неожиданно,  проснувшееся в нём злобное чувство к этим, в сущности безвинным, вылилось в то, что он поведал, откуда  взялись цветы.
          Мгновенно автобусы остановились.  Все  цветы были собраны и возложены к подножию монумента Матери Родины.
                А с Элеонорой он  больше не встречался.










                ***