Скользко

                Скользко



               Она бежала за ними от самого своего дома на Чёрной речки и до начала Кировского (бывший и нынешний Каменноостровский проспект).  И где-то у станции метро, очевидно, осознав бесперспективность  своего подвига,  всё же решила повернуть  назад.
               С  неподдельным интересом встречные пешеходы провожали взглядами странную женскую фигуру с   наброшенной на голое тело норковой шубой  и, удивленные  столь необычным   представлением, переглядывались.
           В это время  её  босые ноги, загребали и раскидывали вокруг ошмётки таявшего снега.  Беспрерывно  продолжающиеся  громкие всхлипывания и стенания,  чередовались  с  монотонными пьяными  возгласами.
                - Ну, прости же меня. Ну, вернись.-
       За полчаса до этого  при почти комических обстоятельствах  расстроилась и закончилась эпопея   его  неудачного сватовства.
           Произошло  следующее.
       Утром, на    Московском вокзале   его встречало четверо 
  питерских друзей.
        Как было заранее условлено, сегодня он  должен был им представить в  качестве    невесты  даму своего сердца. Свою избранницу.
         На вечер уже был назначен общий кутёж в одном из ресторанчиков  Невского.
         К сожалению, а  скорее к его  счастью,  жизнь распорядилась  несколько иначе…
             …Непредсказуемые шестидесятые  заканчивались в Питере процессом Иосифа Бродского.
             После московских приговоров Даниэлю и Синявскому, здесь все ждали повторения расправ. К счастью для поэта, судилище обошлось малой кровью - «высылкой на поселение».
             Наступило время, когда питерский андеграунд начал  потихоньку зализывать свои раны…
          …Этот дом  находился рядом с костёлом на Невском. Серый двор - колодец прямо  по Достоевскому.  Туда он  попал  вместе со своим старым приятелем.  Большим ценителем женского пола и любителем ленинградской ночной   тусовки.
             Шло время   белых ночей. В прокуренной огромной комнате,   а скорее   небольшом зале,  столбом  висел голубоватый туман.  Негромко  переговариваясь, приглашенные,  словно тени скользили вдоль призрачных стен старинной квартиры.  Богемная полупьяная компания, где больше половины людей   были незнакомы друг с другом.   Но, как ни странно,  среди них можно было встретить самых неожиданных персонажей. От примы из Маринки,  до директора  ленинградского Елисеевского.  Повсюду на полу стояло питьё и закуски. Наркотики тогда в моду ещё не вошли и  мозги, по старинке,  туманили алкоголем.
              Приятель подвёл его  к огромному толстому бородатому парню -  хозяину квартиры и представил, как своего друга.  Лицо хозяина, на котором застыли, одновременно, и радость, и пьяная истома, показалось ему знакомым.  Но, сквозь налет  мнимой  заинтересованности просвечивало полнейшее равнодушие  и  абсолютное безразличие к стоящему напротив него человеку.  И всё скрывалось,  за,  не  покидавшей ни на мгновение,  прочно приклеенной маской - улыбкой, которую при желании можно было бы  принять  за выражение чуткого радушия.  Спустя некоторое время , он, наконец, вспомнил, где они  раньше встречались. 
         Произошло  это в «Подмосковье».  Или, как оно стало несколько позже именоваться среди своих,  «Сайгоном».  Небольшая кафешка на углу Литейного и Невского. Под рестораном Москва.  В те времена известная ещё и, как молодёжный неформальный центр  противостояния  власти…
            …За барной стойкой  он   пил своё дежурное чёрное кофе, а,  напротив, в компании трёх симпатичных девиц веселился этот чернобородый. Его гортанный хохот и взвизги девиц перекрывались постоянным шумом  помещения.
            С алкоголем в те советские годы были известные проблемы и купленную где-то, по случаю, водку шумная компания разливала под столом. Всё шло по накатанному сценарию.  Как вдруг,  и, как-то сбоку,  к ним подвалил странный субъект совершенно пропащего вида. Такие, в те времена,   во множестве  околачивались неподалеку, возле  паперти  Владимирского храма.   Затем от него последовало  настоятельное  предложение -  по братски поделиться   содержимым  заветной бутылки. Девицы были уже под приличным хмельком, но расставаться  с драгоценной водкой отказались.
             Странно, но в этот момент их кавалер повёл себя  совершенно индифферентно. Несколько от них отодвинувшись, он  занял позицию стороннего наблюдателя.  Мне даже показалось, что ему стал интересен исход  назревшего конфликта. 
             Между тем, оппонент ударил кулаком ближайшую девушку в грудь, выхватил бутылку и бросился к дверям.  Но,  автоматически подставленная, нога   тут же прекратила его хаотичное и сумбурное продвижение.  В общем, его романтическое воспитание не позволило оставаться безучастным к  происходящему безобразию. И   он   за ухо вытащил   незадачливого  мужичонку   на улицу.  Подобные разборки в «Сайгоне» были  тогда почти    ритуально - обязательными. Поэтому никто из окружающих не обратил на это происшествие ни малейшего  внимания.
                Всё,  было естественным,  рядовым, не заслуживающим сколько-либо значительного внимания.   
             Он   тут же был приглашен в компанию,  достойно  отметить победу и поближе познакомиться со всеми присутствующими. И всё же,   участвовать в пьяном кутеже с незнакомыми   людьми не хотелось.  Сославшись на выдуманную причину, отказался. И вскоре удалился из кафешки.
                Но в памяти, как заноза, осталось  имя и глаза одной из девушек, с восхищением устремленные на него…
                …Но, вот большая ленинградская квартира неподалёку от Невского, рядом с костёлом, до потолка уставленная музейным антиквариатом.
                - Ты знаешь,  не обольщайся. Признаться в любви и сразу же тебя предать - чисто женское недорозумение. Мужикам такое, практически, не свойственно. –
         на мои восторженные  синтенции о женщинах льёт холодный душ более подкованный в любовных вопросах мой друг.  Мы с  ним сидим  на огромном толстом и широком старинном подоконнике, свесив ноги с четвертого этажа в глубь двора. Пьём  дешевое и сухое алжирское вино с бессмертным русским названием «Солнцедар».
                Идёт первый час ночи ленинградского июня.  Светло, как  днём.
             Из  квартиры мягко журчит Колтрейн.  Слышится проникновенный и грудной женский голос,  что-то, кому-то  нашептывающий о Гумилёве.
              Внезапно,  сзади ощущаю нечто крадущееся кошачье, мягкое и тёплое, которое меня ласково  обнимает,  прикрывая ладонями  глаза.
                - Это,  ты?-
             Интуитивно,  я  уже догадываюсь,  чьи пальцы ласкают моё лицо.
                Да, это была она… 
             …Долгое время наша связь была абсолютно органичной. И я  в душе уже решил:  «Ну, почему бы и не она?»
                В одну из романтических наших ночей в  доме Штиглица на Английской набережной  весело  скрепили шампанским  предполагаемый союз. Здесь же возле камина,   уже под утро, крепко обнявшись,  мы  и заснули.
          Подошло время возвращения в Москву. Но частые телефонные переговоры с Питером настраивали на определённый возвышенно -   любовный лад.
               И однажды по телефону прозвучали необходимые слова,  ставящие, как казалось,  точку над  I...   
          …Я  не предупреждал  свою любимую о приезде, надеясь сделать ей приятный сюрприз. Мобильных телефонов в то время не существовало, и  доложить  о прибытии было затруднительно, поскольку у всех ближайших  к вокзалу телефонов-автоматов были срезаны трубки.
                Поехать сразу с вокзала к ней, как-то не случилось. Зашли с приятелями в рюмочную, и там, разговорившись,  увлекшись, несколько задержались. И только к обеду такси подбросило нас на Чёрную речку к её коммуналке.
                Дверь нам открыла пожилая женщина.
             «Ходють, тут взад и вперёд  всякие,  разные».
Отчего-то внезапно похолодев, я  безнадежно толкнул  дверь.
         Первое, что бросилось  в глаза была  чёрная борода хозяина огромной квартиры – музея  с  Невского,  возлежащая на подушках  бывшей «нашей» кровати.             
  «…ему было,  за что умирать у Чёрной речки…»
Отчего-то мелькнула в голове окуджавская строка…
               …Шла вторая половина марта.
                На Кировском таял снег.
                Было  очень скользко.