Марш ваганьковского кладбища

     Так называлась одна из мистических книг Владимира Михайловича Галкина, отрытого мной в своё время в вечных залежах и дебрях московской графомании. Номера «Московского вестника» с его прозой вырывали из рук, незаметно уносили из редакции, звонили, ждали новых публикаций… называли живой классикой, некроромантизмом и ещё как-то. Это был пик читательского внимания к журналу и одновременно звёздный час Галкина.

     На днях Вла­ди­мир Гал­кин умер, пре­зрев заб­ве­нье и сла­ву, как мог бы он ска­зать, и эта смерть яви­лась жи­вым и про­ро­че­с­ки-гроз­ным про­дол­же­ни­ем его твор­че­ст­ва. От­пе­ва­ние в Ва­гань­ках, как и ожи­да­лось, про­иг­но­ри­ро­ва­ли лит­чмош­ни­ки, хо­тя мно­гие ви­де­ли не­кро­лог в ЦДЛ… оно и по­нят­но: Гал­кин та­лант­ли­вее всех их вме­с­те взя­тых. Они пра­вы, их при­сут­ст­вие толь­ко оск­вер­ни­ло бы па­мять о нём.

     Без Гал­ки­на, без та­лан­тов Рос­сия по­те­ря­ет го­лос, уже поч­ти обез­го­ло­се­ла…

    Же­на Ва­лен­ти­на Ива­нов­на и сын его, из­ве­ст­ный мос­ков­ский ар­хи­тек­тор, Пётр Вла­ди­ми­ро­вич ис­крен­не ра­до­ва­лись при­шед­шим на от­пе­ва­ние ря­до­вым чле­нам СП Юрию Ря­би­ни­ну, Льву Ала­би­ну и мне, греш­но­му, хо­тя я чле­ном это­го СП дав­но се­бя не счи­таю.

    К Гал­ки­ну при­шли, а к чмош­ни­кам не при­дут; мо­жет, при­ме­ни­тель­но к смер­ти раз­ни­цы тут поч­ти ни­ка­кой, но – она есть.

    Скуч­но жить с чмош­ни­ка­ми, ци­нич­ны­ми в свою поль­зу. Яр­кий Гал­кин жил как-то яро­ст­но не­скуч­но. В твор­че­ст­ве для не­го не су­ще­ст­во­ва­ло за­кры­тых тем, и сме­ло­с­ти его пас­са­жей мож­но по­за­ви­до­вать. За ним на­до бы­ло за­пи­сы­вать. Не знаю, за­пи­сы­вал ли он за со­бой, но он мог бро­сить рас­се­ян­но при­мер­но сле­ду­ю­щее: «хо­чет­ся по­грызть мо­ло­дую грудь…»

    Из его ав­то­био­гра­фии: «В на­сто­я­щее вре­мя без­ра­бот­ный, под­ра­ба­ты­ваю «по слу­чаю» фо­то­гра­фи­ей. Ка­ш­ляю». Так мог ска­зать толь­ко он.

    «За­гля­нет Гал­кин, ино­гда скан­даль­ный, что не об­хо­дит те­мы ге­ни­таль­ной. В «Мос­ков­ском ве­ст­ни­ке» пе­ча­та­ет­ся ча­с­то, та­лант­лив, чёрт, а го­во­рит – не­сча­с­тен», – пи­сал я о его шум­ных на­ско­ках в ре­дак­цию.

    Им­про­ви­зи­ро­ван­но, не сго­ва­ри­ва­ясь, в  чёр­ном кру­же­ве ва­гань­ков­ских ог­рад все мы чи­та­ли на­пе­ре­бой его сти­хи, ци­ти­руя впе­ре­меш­ку про­зу с фир­мен­ны­ми сло­веч­ка­ми Во­ло­ди ти­па «ма­ной­ез», «поз­до­ров­кать­ся», «пи­а­ный» (вме­с­то пья­ный), «дей­мон», «есесссно»…

 

Я ле­жу на Ва­гань­ков­ском клад­би­ще,

На гру­дЕ мо­ей тон­на пе­с­ка…

 

     Знал, о чём пи­шет.

     По­сле от­пе­ва­ния Ря­би­нин за­ме­тил: «Вот это и есть судь­ба рус­ско­го пи­са­те­ля…»

     Ли­те­ра­ту­ра не нуж­на се­го­дня… да и во­об­ще не нуж­на. Она нуж­на Гал­ки­ну, а та­ких еди­ни­цы… да­же мень­ше, хо­тя на­пи­сан­ное, ес­ли оно по-на­сто­я­ще­му та­лант­ли­во, од­ним фак­том сво­е­го су­ще­ст­во­ва­ния воз­дей­ст­ву­ет на пси­хи­ку, ду­шу, на ход со­бы­тий, на про­ст­ран­ст­во и вре­мя, да­же ес­ли ху­дож­ни­ка за­мал­чи­ва­ют. Это нер­ви­че­с­ки ощу­ща­лось в день по­хо­рон Вла­ди­ми­ра.

     Мы с ним осо­бен­но со­шлись на люб­ви к Лер­мон­то­ву, хо­тя у Гал­ки­на иная сти­хия, и «де­мон» он про­из­но­сил и пи­сал по-сво­е­му про­сто­на­род­но – «дей­мон». Для нас ли­те­ра­ту­ра де­лит­ся – до Лер­мон­то­ва и по­сле. Пред­ше­ст­ву­ю­щая под­го­то­ви­ла по­яв­ле­ние Лер­мон­то­ва, по­сле­ду­ю­щая жи­вёт под его воз­дей­ст­ви­ем. Кто про­шёл ми­мо это­го, тот не зна­ет, где со­ба­ка за­ры­та. Гал­кин знал. Дру­ги­ми сло­ва­ми, ес­ли пред­ста­вить всю ли­те­ра­ту­ру в ви­де Джо­мо­лунг­мы, а луч­ше Эль­бру­са, то его вер­ши­на – это Лер­мон­тов, ос­таль­ное – под­но­жие. Ка­кое ме­с­то Вла­ди­мир от­во­дил се­бе в этой ие­рар­хии?..

     Он знал и лю­бил Моск­ву, осо­бен­но лю­бил Ва­гань­ко­во, где их се­мей­ная ог­рад­ка; ря­дом дочь ле­жит. Да­же тут, в ок­ру­же­нии бес­ко­неч­ных ва­гань­ков­ских над­гро­бий, он не да­вал нам впасть в тра­ур бе­зы­с­ход­но­с­ти сво­ей не­ис­тре­би­мой са­ти­ри­че­с­ки-ед­кой ве­сё­ло­с­тью, про­ры­ва­ю­щей­ся сквозь его ми­с­ти­ку и ужа­сы ре­аль­но­с­ти (не слу­чай­но на по­гре­бе­нии я не за­ме­тил слёз, кро­ме вдо­вь­их); не­о­жи­дан­но от­пе­ча­та­лось в па­мя­ти и без­за­бот­но-улыб­чи­вое ли­цо его ма­ло­лет­ней внуч­ки, не осо­зна­вав­шей про­ис­хо­дя­ще­го, и мне при­шло в го­ло­ву на­пи­сать по ана­ло­гии с клас­си­че­с­ки-хре­с­то­ма­тий­ным: «ве­сё­лое имя Гал­кин».

Веч­ная па­мять Во­ло­де…


Николай СЕРБОВЕЛИКОВ