Встряска

                Новелла о настойчивости
 
       Александр Петрович Потехин к тридцати годам так и остался холостяком.
       Его мать Евгения Савельевна, косметолог, пыталась всеми возможными способами женить сына, желая иметь внуков, но ее старания разбивались о холодное сердце сына.
       И хотя Александр не говорил о причине такой отчужденности, суть была в том, что он панически боялся женщин.
       Будучи еще подростком, его мать формировала свою клиентуру из дамочек бальзаковского возраста, страстно желающих продлить «красоту», благо, денежки водились. Саша за ширмой маминого кабинета, «делал» уроки. Фактически, он выслушивал продолжительные рассказы клиенток, как они «охмуряли» мужиков. Мать тоже вставляла из своих похождений несколько слов. Эти рассказы убедили его в том, что его отец вовсе не какой-то там Петр, а мать дала ему отчество «с потолка», желая отомстить неверному любовнику.
       Эти рассказы потрясли его своей безнравственностью, до такой степени, что он,  страшась попасть на крючок ловкой дамочке, свои мимолетные знакомства не доводил до серьезных взаимоотношений. А зашоренность всегда найдет изъян в очередной кандидатке на роль жены.
       Застряв надолго в младших научных сотрудниках, Александр корпел на работе, но «выдумать порох», было не в его силах. Все к этому привыкли, и жизнь шла по проторенной дорожке.
       Его мать, благодаря состоятельным клиенткам, сумела купить им двухкомнатную квартиру, довольно прилично ее обставить и иметь свободные деньги на необходимые нужды, не смотря на любые встряски в стране. Поэтому, Александр не испытывал материальные затруднения, влачил МНСовскую жизнь, имея одно единственное хобби: он постоянно играл в «Русское лото», покупая каждую неделю один единственный билет.
       Выигрывая по мелочам, он не очень огорчался, затвердив раз и навсегда, что это только хобби. Благо киоск, в котором он постоянно покупал лотерейные билеты, был как раз по пути с работы домой. Но как-то, получив премиальные, он решил купить второй билет для матери, не то, чтобы в подарок, а просто поразвлечь ее.
       Александр принес билеты домой и рассказал матери, какая это увлекательная игра, как там ярко разыгрывают миниатюры и, кроме того, имеются дополнительные различные возможности. Мать равнодушно кивнула головой и забыла об игре, но когда настал день тиража, сын усадил ее в кресло и заставил принять участие в розыгрыше.
        Мать постепенно увлеклась, и когда завершился розыгрыш, оказалось, что она выиграла, хотя и не очень значительную сумму, а просто выиграла, а сын ничего не выиграл,  сказала; «Покупай билет и на меня». Сын кивнул в согласие. Мать, видя, что сын проявил к этому неподдельный интерес, решила поспособствовать ему.
       Несколько тиражей у них прошли с переменным и небольшим успехом, но мать уже вступила в игру «обеими ногами».
       Их охватил азарт.
       Александр, будучи от природы дремучим «технарем», а не только по специальности, разработал систему записи игры, и стал покупать уже по два биллета на каждого.
       Не успевая зачеркивать два билета, Евгения Савельевна зачеркивала только один, а над вторым трудилась после игры, по записям сына.
       Три билета его и ее, оказались невыигрышными, и мать разочарованно посмотрела на Александра. Тот пожал плечами, и глубокомысленно заметил:
       - Если бы все билеты выигрывали, они, - он ткнул пальцем в билет, - разорились бы.
       Мать улыбнулась такому резюме сына, а он взял четвертый билет и стал методично зачеркивать цифры.
       - Есть! – Вдруг воскликнул Александр.
       - Что «есть»? – Не поняла мать.
       - Шестьдесят тысяч рублей или поездка на двоих в Париж. С полным обслуживанием.
       - Не может быть! – Воскликнула ошеломленная неожиданно выпавшей удаче Евгения Савельевна. – Это же... – у нее не хватило аргументов найти сравнение.
       - Посмотри сама.
       Александр подробно расшифровал ей цифры в билете, и они посмотрели друг на друга, будто увиделись впервые.
       - Что будем делать? – Спросил Александр.
       - Конечно, Париж! – Не терпя возражений, категорично заявила мать.
       - Что нам там  делать? – Пожал плечами Александр.
       - Как «что»? Смотреть! Это ведь Париж!!!
       - Я его весь рассмотрел по телевизору.
       - Ха! «По телевизору!» – Передразнила его мать.- А особая парижская атмосфера. А запах!
       - Какой запах? - С недоумением спросил Александр.
       - Это так говорится. У каждого города свой запах. Ну... В общем, атмосфера... – Не зная как объяснить, - мямлила мать. – Она у Парижа особенная...
       - Ясно, - согласился Александр, мысленно махнув рукой.
       Получив путевки, оформив документы, они стали ждать часа отлета в Париж.

       Борис Григорьевич Самохин, главный механик строительной организации, называвшейся ранее строительным трестом № 41, а теперь ЗАО, в течение последних восьми лет был как будто в замороженном состоянии. С тех пор, как его бросила жена, оставив 12-ти летнюю дочь,  и уехала за границу с новым мужем в поисках «красивой жизни»,  он ни на одно мгновение не мог выровнять свою психику: что бы ни делал, мысль о коварстве любимого человека, не давала ему покоя.
       В материальном отношении, они особенно не нуждались.  Борис Григорьевич, классный специалист,  ценимый  руководством,  на работе не имел проблем. А от бегства жены, кошки постоянно скребли сердце доброго человека. И все свои усилия он сконцентрировал на воспитании любимой дочери.
       Леночка была ребенком покладистым. С детства влюбленная в музыку, окончила музыкальное училище по классу фортепьяно, одновременно с окончанием  общеобразовательной школы
       Осознавая в душе, что высококлассный специалист из нее не получился, Лена с удовольствием играла для себя и желавших ее слушать.
       Поняв, что музыка, грубо говоря, это ее хобби, она поступила в инженерно- экономический институт, благо там надо было все хорошо запоминать, а не ловить журавля в небе. Училась она хорошо и даже получала повышенную стипендию.
       Имея свободные деньги, Лена частенько, выходя из метро, покупала лотерейные билеты «Русского лото». Правда, выигрывала она по мелочам, но не придавала этому значение, ввиду того, что это просто: игра. Не стремясь к серьезной игре, она баловалась, без серьезного интереса.
       Однажды, распространитель, с которой она почти сдружилась, упросила ее купить второй билет, он у нее был последним, а оставлять на следующий день нельзя т.к., состоится тираж, а билет ей не нужен невыкупленным. Лена сжалилась над «подружкой» и купила «злосчастный» билет. Дома положив билеты в определенное место, она почти о них забыла, и только вспомнила перед самой игрой, проснувшись,  увидела, что отец смотрит по телевизору новости.
       - Папа, переключи, пожалуйста, на НТВ.
       - Зачем?
       - У меня два билета лотереи «Русское лото». Давай проверим.
       Отец, без возражений переключил канал и во время: игра как раз началась.
       Лена отдала один билет отцу и сама тоже села проверять свой.
       Билет Лены оказался пустышкой, а отец, не веря своим глазам, сказал:
       - Кажется, выиграл.
       - Что? - Без особого интереса, спросила Лена.
       - Шестьдесят тысяч рублей или поездка в Париж на двоих.
       - Чтоооо? – Не выдержала всегда уравновешенная дочь.
       - Посмотри сама.
       И Борис Григорьевич передал ей билет.
       Проверив билет, Лена захлопала в ладони и, закружив по комнате, запела: « Ах, Париж. Париж!..»
       Отец, напротив, посмотрел задумчиво на дочь и, вспомнив, что жена, возможно, укатила в этот самый Париж, спросил:
       - С кем ты собираешься ехать в Париж?
       - Какие могут быть вопросы! С тобой, разумеется.
       - Но... – Он запнулся, не зная как продолжить свою «отказную речь».
       - Никаких «но»! – Ты мой единственный и неповторимый мужчина! – Твердо заявила дочь, и Борис Григорьевич, вздохнув, сдался на милость судьбы.

 Александр Петрович, оглядывая достопримечательности города, мысленно согласился с матерью, что в Париже есть что-то  с в о е. Хотя, и в милой его сердцу Москве, было достаточно интересных мест, а здесь было что-то необъяснимое художественно-величественное. И как ни странно, был свой «запах». Да, Париж – это Париж! Его атмосфера настраивала на лирический лад, хотя он и сознавал, что лирика, не его призвание. А мамаша – художник в душе – не зря ее  клиентки «намертво» присосались к ней, восторгалась красотами города, и в этом не было игры и преувеличения. Все вместе взятое, видно, пробудили в Александре чувство образности, которое, наверное, дремало в глубинных каморах подсознания, до такой степени, что он стал мысленно декламировать давно забытые стихи. Почему-то, именно лирику. Он даже удивился,  что они всплыли в памяти.
       А вечером, сидя в «Максиме», в этом уголке давней России, куда мать привела его, не пожалев денег, заметив, что  сын расцветает душой на глазах и с упоением слушает старинные русские романсы. А пели их очень задушевно. Это еще больше разбередило душу Александра.
       Он обвел глазами зал, и увидел за соседним столиком двух мужчин и молоденькую девушку. Совсем юную. По крайней мере, она таковой казалась. Но его пристальное внимание привлекли глаза мужчины, который был постарше. Голубизна глаз, как будто отразившаяся в неподвижном озере, все же, не казалась застывшей, а скорее, пытливой, внимательной и явно доброжелательной.
       Невольно засмотревшись на этого человека, он не разглядел его спутников: мужчину лет сорока пяти и уже упомянутую девушку, очень похожую, вероятно на своего отца.
       Зато мать, заметив, что сын уставился в сидящих посетителей за соседним столиком, истолковала его интерес по-своему, и подумала: «Возможно, девица ему приглянулась. Дай-то Бог!». И она решила не упускать из виду, так ей необходимый «кадр».       Контролируя события, она поднялась из-за стола вместе с интересующими особами. Сын встал вместе с ней.
       Выйдя на улицу, и увидев, что «новые знакомые» сели в машину, она поспешила сесть в такси и жестами показала шоферу, чтобы он ехал за той машиной. Как ни странно, шофер ее понял.
       Обе машины остановились около отеля, в котором жили они сами – Евгения Савельевна с сыном. Интересующие ее лица вышли из машины, и мужчина, который моложе, вместе  с девушкой, попрощавшись со спутником, сидевшим за рулем, вероятно, решил ехать дальше, вошли в вестибюль отеля.
       Евгения Савельевна, рассчитавшись с шофером, высадила из машины безучастного сына.

       Борис Григорьевич, когда  вопрос поездки в Париж встал «ребром», привыкший все делать «капитально», решил  основательно подготовиться.
       Как оказалось, у Генерального директора их ЗАО Окунева, в Париже жил дядя, родной брат его матери, о котором он в советское время не упоминал, по известным причинам – не хотел портить себе «биографию», а теперь имел с ним самые тесные отношения и часто останавливался у него в Париже. Дядя остался после войны за границей, не стал возвращаться на родину и был закоренелым холостяком. Он принимал активное участие в сражениях МАКИ, и французы его полюбили от  души за смелость и находчивость, спасавших их от, казалось, неминуемой гибели. Звали его: наш Алекс. И когда после войны встал вопрос, что делать Алексей Андреевич, долго не размышляя,   остался навсегда со своими друзьями. Дома его не ждал никто из самых близких: сестра и родители погибли от рук захватчиков, поэтому, он остался здесь, часто навещая  могилу своей единственной любви – француженки, погибшей от рук нацистов, связной отряда.
       На замечание Бориса Григорьевича, что, мол, неудобно загружать человека своими проблемами, Окунев ответил:
       - Когда вы познакомитесь с Алексеем Андреевичем, думаю, ваши сомнения мгновенно испарятся. Это добрейший человек, и он будет несказанно рад пообщаться с соотечественниками. Его слух ласкает русская речь, поэтому он часто посещает «Максим».

       Так и произошло, как говорил шеф.
       Алексей Андреевич Заозерский был человеком удивительнейшей внешности, души и судьбы. Он не только возил их по интереснейшим местам Парижа и пригородов, но зачастую оказывалось, что услуга уже оплачена. Борис Григорьевич, понимая, что Алексей Андреевич оплачивает их посещения, пытался воспротивиться, но встретив искренне добрейший взгляд, невольно ретировался. Его глаза, как будто источали, не укоризну – нет; а как будто говорили: «Не надо придавать значение пустякам».
       И Борис Григорьевич сдался.
       Их с Леной больше всего поразил «Максим» - этот русский уголок в центре Франции. Родная речь, изумительные романсы, которые потрясли Лену, прекраснейшая музыка, деликатное обслуживание, которое казалось незаметным, как бы само собой разумеющимся, создавало в душе такой подъем чувств, что, казалось, здесь можно было просидеть вечность.
 
       Евгения Савельевна развила бурную деятельность по поиску незнакомцев, увиденных в «Максиме».
       О своих действиях сына она не проинформировала, резонно предполагая, что это может вызвать  у него реакцию отторжения. К своим 30 годам, он стал убежденным холостяком, с чем  мать не могла категорически согласиться.
       Настойчивость ее характера проявлялась во всем.
       И на этот раз, она нашла-таки искомое.
       Столкнувшись, нос – к носу, при  выходе из лифта с мужчиной, как она мысленно охарактеризовала отцом приглянувшейся ей девушки, Евгения Савельевна с преувеличенным удивлением воскликнула:
       - О, и вы здесь остановились?!
       Хотя она не была уверена, что он говорит по-русски, но что-то ей подсказывало: она на верном пути.
       Мужчина, а это на самом деле был Борис Григорьевич, в недоумении остановился, не зная, что ответить.
       Лифт закрылся и ушел от него прочь.
       - Простите, я, кажется, вас задержала, - спохватилась Евгения Савельевна.
       - Ничего... – Только и смог выдавить из себя Борис Григорьевич.
       Это коротенькое слово, обрадовало Евгению Савельевну больше, чем самая интересная полуторачасовая лекция: она оказалась права – он соотечественник, по крайней мере, говорит по-русски.
       - Я заметила вас в «Максиме» с очень симпатичной девушкой. Это ваша дочь? – Взяла она быка за рога.
       - Да... Дочь... А как вы определили? – Задал нескладный вопрос Борис Григорьевич, не найдя ничего более подходящего.
       - Поразительное сходство.
       Большего «бальзама» она не могла пролить на сердце отца.
       И Борис Григорьевич, вначале стушевавшийся от наскока решительной дамочки, вдруг нашел ее интересной собеседницей.
       - Что же мы стоим?  Если вы не торопитесь, пойдемте в холл и обменяемся впечатлениями от Парижа. Вы тоже туристка, надеюсь?
      - С удовольствием. Я никуда не тороплюсь.
      - Прекрасно.
      Лед растаял.  Чего и добивалась Евгения Савельевна.
       И дальнейшие события превратились в курьерский поезд.
       В результате, обе семьи стали совместно осматривать красоты французской столицы.

       Лена не прониклась дружеским отношением к Александру. Узнав, что ему через  два месяца исполнится тридцать, она, в свои только что завершившиеся двадцать, считала его стариком.
       И Александр не выползал из своего панциря. Даже малейшая мыслишка о том, чтобы обратить на Лену более пристальное внимание, не шевельнулась в его полушариях.
       Однако Евгения Савельевна не была бы сама собой, если бы пустила начатое на самотек и не взяла в свои руки так страстно желаемое объединение двух сердец. Она приняла правильное решение, и стала действовать через Бориса Григорьевича. Когда они оставались вдвоем, Евгения Савельевна  ненавязчиво расспрашивала его о дочери и тонко вставляла в нужных местах, хвалебные слова о сыне.
       Эта тактика принесла свои плоды.
       В мозг любящего отца, вколотилась гвоздями мысль, что рядом с ними на редкость порядочный мужчина, и он стал впервые в жизни задумываться о будущем дочери. До этого, он очень тактично развенчивал парней, когда они приходили к ним, и Лена знакомила их с отцом, находил в каждом большое количество негативных черт. Лена безгранично верила отцу, смотрела на все его глазами, и каждый очередной «претендент» на ее сердце, отвергался навсегда. Состояние знакомства находилось в зародыше, и расставание обходилось без «трагедии». Молодые люди, нетерпеливые по своей сути, не могли долго терпеть увиливания и обращались к другому «объекту».
       Когда их  знакомство за четыре дня окрепло, Евгения Савельевна перешла в решительное наступление.
       Ее усилия увенчались успехом: Александр и Лена стали чаще вести беседы, находя в них не только общие темы, но и зачастую одинаковое понимание сути вопроса, несмотря на значительную разницу в возрасте.
       Постепенно, их беседы становились все оживленнее и оживленнее...
       Сердце матери прыгало от восторга: ее тактика победила по всем статьям. А Лена ей нравилась с каждым днем, все больше и больше.
       Однажды, молодые люди уехали вдвоем в пригород Парижа для осмотра какой-то достопримечательности, указанной им Заозерским, который почувствовав сближение сердец, тактично устранился от сопровождения. Благо, Лена, хотя и немного, говорит по-французски, но достаточно, чтобы не заблудиться.
       Евгения Савельевна, сославшись на мигрень, осталась в отеле, а Борис Григорьевич,  после основательной проработки ловкой дамочкой, думал ее мыслями. Он стал смотреть на Александра с положительной «колокольни», что непременно сказалось и на отношении Лены к Александру: отец, при каждом удобном случае, указывал ей на положительные поступки и поступочки их нового знакомого.
       Оставшись вдвоем, родители  сидели в номере Евгении Савельевны и, попивая сидр, балагурили, казалось, о пустяках. Но Евгению Савельевну не устраивало пустозвонство, и она обратила свою деятельную натуру в сторону самого Бориса Григорьевича. Она задала себе вопрос: « А что, если женить его на себе? Это не помешает Сашеньке и Леночке?»
       И все же, она не решилась на кавалерийскую атаку:  счастье сына занимало главенствующее положение. Слегка пофлиртовав с Борисом Григорьевичем, она перевела разговор на детей.
       Сюжет для визави благодарный: все, что касалось дочери, было для него важнее жизни.
       И он с упоением рассказывал, как отваживал парней, которые, по его мнению, были недостойны дочери.
       Апофеозом его рассуждений было:
       - Я рад, что сумел сохранить свою дочь в чистоте, не допустил, чтобы она окунулась в разврат, который у нынешней молодежи считается нормой поведения. Это безнравственно, не говоря уже о болезнях. Страшно подумать, что моя дочь, мое единственное счастье на свете, могла заболеть какой-нибудь инфекционной болезнью. Я горд, что она до сих пор девственница...
      При этих словах. Евгения Савельевна, не дослушав конец фразы, чуть не вскрикнула от  радости: большего нектара на ее сердце быть не могло.
       Борис Григорьевич заметил резкую перемену в ее поведении и запнулся. Но Евгения Савельевна  быстро взяла себя в руки, и сказала:
       - Вы прекрасный отец!
       От такой неприкрытой похвалы,  он зарделся как невинный мальчишка, пойманный на мелком проступке.
      А Евгения Савельевна мысленно решила: « Вот главный аргумент для Сашеньки. Теперь-то он противиться не станет».
      После этого заявления, они еще долго обсуждали различные темы, но разговор протекал как журчащий ручеек, не оставляя в памяти ничего существенного, а как будто уносил все вместе с водой.
       Главное было сказано до этого!
       И все же, еще один факт заставил Евгению Савельевну проявить инициативу.
       Между прочим, Борис Григорьевич сказал:
       - И хотя Леночка не стала выдающейся пианисткой, я всегда с великим удовольствием слушаю, как она играет «Лунную сонату» Бетховена.
       - У меня возникла идея: давайте попросим ее сыграть нам эту мелодию. В холле стоит рояль, место довольно уединенное, и нам никто не помешает слушать.
       Борис Григорьевич кивнул в согласие, и сказал:
       - Постараюсь ее уговорить.
       И он уговорил дочь.
       А Евгения Савельевна подготовилась в своем репертуаре: она купила роскошный букет, спрятала его в дорожную сумку, а когда пришли на «концерт», шепнула сыну:
       - Когда Лена закончит играть, постарайся как джентльмен, как-то ее  поощрить.
       Александр уставился непонимающим взглядом в мать.
       - Ты что не понимаешь? Талант требует поощрения.
       - А если у нее нет таланта, я должен сфальшивить?
       - Я знаю, что есть. Отец говорил...
       - Ах, отец. Ну, тогда, конечно...
       Евгения Савельевна  решила, что на этот раз она потерпела фиаско: если ему не понравится музыка, все ухищрения полетят в преисподнюю.
       Наконец, Лена стала играть.
       Евгения Савельевна вначале слушала, а затем посмотрела на Александра. По выражению его лица, она поняла, что музыка ему очень понравилась. Мать не отрывала взгляд от лица сына до конца исполнения произведения. И на ее глазах, сын как бы вырастал, глаза его  расширились, он как-то непривычно дышал, как бы порываясь встать и подойти к роялю, из которого лилась действительно прекрасная музыка.
       Закончив играть, Лена встала и по привычке поклонилась.
       Тишина, которая главенствовала во время исполнения музыки, вдруг взорвалась бурными аплодисментами: оказывается, во  время исполнения, постепенно подходили люди и, стараясь не шуметь, прислушивались к прекрасно исполняемой мелодии.
       Одна Евгения Савельевна не растерялась: она быстро вынула из сумки букет и сунула его в руки Александру, шепнув:
       - Снеси. Подари.
       Александра не надо было упрашивать. Он сорвался с места, поспешно взял Лену за руку и, поцеловав ее, вручил букет.
       Лена зарделась и прошептала:
       - Спасибо.

       Вернувшись из Парижа, обе семьи окунулись во все разъедающий быт. Но родители выполнили свое обещание и в ближайший выходной, все четверо собрались в квартире Евгении Савельевны, которая пригласила их на пирог.
       Правда, до этого, первой не выдержала Лена и спросила отца:
       - Папа, ты не встречал здесь наших новых парижских знакомых?
       - Нет. А что?
       - Приятные люди.
       Поняв, что ее ответ уклончивый, Борис Григорьевич спросил прямо:
       - Он тебе понравился?
       - Да, - прошептала Лена и зарделась.
       - Это прекрасно. Он, по-моему, человек достойный.

      А когда гости пришли и расселись за стол, Евгения Савельевна своим опытным глазом определила: птичка в клетке. И хотя сама поняла, что ее сравнение в данном  случае, бестактное и неприличное, но радость от того, что она достигла цели, стушевало  неловкую мысль.
       На этот раз разговор, хотя и вертелся вокруг пустяков,  не имеющих значения к отношениям молодых, все же, Евгении Савельевне показалось, что их сближение еще больше окрепло.
       После первого посещения, они ходили попеременно в гости друг к другу.
       Однажды, когда Евгения Савельевна с сыном пришла в гости к  своим, теперь уже друзьям, Александр, который был в заметно приподнятом настроении, после того, как они уселись за стол, сказал:
       - Можете меня поздравить.
       И не объясняя сути дела, встал, взял Лену за руку и горячо поцеловал.
       - Леночка, ты гений!
       Все удивленно уставились в немой сцене на развеселившегося Александра.
       - Саша, что с тобой?
       В вопросе Евгении Савельевны не было  недоумения или страха. Просто, она не привыкла видеть сына в таком возбужденном состоянии, хотя и понимала, что это еще не объяснение в любви.
       - Меня на работе повысили. И значительно. Я, благодаря Леночке, которая своей игрой навела меня на мысль, предоставил идею недостающего звена в теме, которую мы всем отделом не могли разрешить два года. И результат оказался настолько ошеломляющим, что начальство, наконец, заметило...
       - Но, - прервала его Лена. – Я-то, здесь причем? У тебя сугубо техническое дело.
       - Оказывается, физики и лирики, не так уж далеки друг от друга. Слушая твою музыку, я доставал, возможно, постепенно, а может быть и сразу, из каморок моего мозга, то недостающее звено в нашем приборе. А он, поверьте мне, заслуживает внимания: это касается лечения людей.
      - Похвально, - заметил Борис Григорьевич.
      - И чтобы «железо не остыло», я прошу у вас, Борис Григорьевич, руки вашей дочери.
      Повисла, хотя и кратковременная неловкая пауза от такого неожиданного поворота.
      - Просить надо ее, а не меня.
      Вновь нашлась Евгения Савельевна.
      - Леночка, как ты смотришь на его предложение?
     И Лена, эта чистая душа, не стала ловчить, а ответила спокойно и зарделась:
      - Положительно.
      Вот теперь, лед растаял окончательно, и остальное оказалось «делом техники».