Глава II Свидетель получает в лицо

Моя конура не отличалась убранством и роскошью. Пресловутая однушка  на четвертом этаже восьмидесятника. В 2080 году, когда окончилась гражданская война, Москва провозгласила себя республикой, а области стали конгломератами. В том же году  обнинский округ стал всецело застраиваться  жилыми домами в стиле нео-брутализм.  Отсюда и название «восьмидесятник». Снаружи грубые, исполинские, массивные и весьма неотёсанные строения. Во тьме  они походили на дремлющих чудовищ. Внутри ничем не лучше. Длинные, холодные и плохо освещаемые коридоры,  гидравлические лифты старого образца, покачивающиеся переходы между корпусами. В прачечных стояли капсульные стиральные машины. Пожалуй, я не припомню дня, когда все они функционировали, как один; у многих, зачастую не работала или была загажена сортировочно-накопительная секция. Вдобавок  ко всему,  на каждом этаже наличествовала только одна прачечная, что влекло за собой вереницу новых проблем. Нередко между жителями корпусов возникала поножовщина за право постирать своё отрепье. Да, так и жили. Аня была права. Мы, мужчины, не меняемся. Сначала грызли друг другу глотки за огонь, потом за земли, ресурсы всякие, а теперь, в двадцать втором веке, подумать только, за прачечные.
    Правда, не обходилось и без приятных курьёзов. Как-то раз, во время стирки, я помог одной  особе.  Её сорочку затянуло в неработающую сортировочно-накопительную секцию. Пришлось разбирать капсулу. И вроде мы бы разошлись  в нейтральных отношениях. Но утром, разбирая постиранные вещи, я не нашёл  своей повседневной жилетки. Я решил вернуться в прачечную и проверить, но тут звонок в дверь. Открываю, на пороге стоит она с жилеткой в руках. Оказалось, сортировочный модуль закинул мою вещицу в капсулу, где стиралась её одежда.  Завязалась беседа. Слово за словом, шаг через порог. С тех пор я часто наведывался к ней сбросить семя.
   Звали её София. Девица была старше меня на пять лет, хотя внешний вид говорил обратное. И это при том, что девушка еле сводила концы с концами и не могла в полной мере ухаживать за собой. София овдовела пару месяцев назад, и на её попечении находилось два мерзейших чада. Одному господу ведомо, как она умудрялась прокормить, одеть и обуть их на скромные жалования художника? Тем более её специализация – проекционный портрет в пространстве, -  относилась к одной из самых заурядных в наши дни. Каждый второй отпрыск академии искусств калужского конгломерата, выбирал именно эту стезю, и чаще всего она приводила в переулок или под мост. 
   Но и  при здравствующем супруге София не благоденствовала.  Он был алкоголиком и похотливым ублюдком. Однажды он проиграл в карты довольно приличную сумму и  устроил дебош в игральном доме. Там же ему всучили пару раз ножом меж рёбер.  София продала старые апартаменты, вернула долги покойного и перебралась в наш район.
   Но вернёмся к моей квартире. Как я уже говорил, она не зияла шиком и дорогой отделкой.  И, тем не менее, в ней присутствовало всё необходимое. Небольшой рояль, письменный стол с генератором атмосферы, кровать со статичной левитацией и многоярусный стенной комплекс с дешёвым покрытием из матового стекла. Последний, помимо  полок и гардероба,  вмещал так же выдвижную печь, домашний бар и раскладной трапезный закуток. Все составляющие интерьера, кроме рояля, входили в базовый комплект квартиры. Судя по всему, и до меня там жили не шибко богатые люди, раз не ничего не обновили. Однако, не смотря на устарелость и частые сбои техники, на жизнь я не жаловался.  Большую часть времени я проводил на учёбе, работе, либо просто ошивался по барам. Зачастую возвращался ночью, когда мрак обволакивал комнату. Но, даже входя за порог, я редко включал свет. Гораздо чаще, не снимая обуви,  спешил на балкон, выходящий на маленькую аллею между соседними домами.  Либо бездыханно валился на кровать, где до утра лежал плашмя, так же не разутый.
  Наутро, после драматичной посиделки в баре, меня разбудил звонок в дверь. За  окном моросил дождь.  Из открытого балкона в комнату сочилась осенняя серость. Я неуклюже поднялся с кровати и заковылял к двери.
  -Доброе утро, мачо. Оу, непривычно видеть тебя в таком фасоне, - сказала стоявшая на пороге София. Как всегда одета не по сезону, и как всегда со взъерошенной плутовской прической.
  -Виноват, денек вчера выдался. Исправлюсь, - прошипел я. Заискрила мысль о предстоящем томительном прихорашивании. Как же я любил и одновременно презирал эти процедуры.
   Она подступила ко мне и приложила ладонь к моему лбу.
   -Ты в порядке? А то...
   -Да, я в полном порядке! - гавкнул я. - Давай не будем разводить тут всяких плачей и причитаний. Да, перебрал мальца, но это мое право!  Моё!
  Она впилась в меня подавленным взглядом. Взглядом, пропитанным  тяжбой, выпавшей на ее долю. Взглядом, способным сказать больше, чем скорбные поэмы Гете.
   Проклятое сердоболие вечно встревало в ненужное время и в ненужной ситуации.
 -Черт, прости меня София,  прости-прости-прости. Один пьяный недоносок уже пролил немало твоих слез. Не хватало ещё второго! Вот идиот я! Прости!       
Я исправлюсь, честно,  обещаю! - засуетился я и крепко обнял ее.
   -Тебе тут письмо пришло, -  экспрессия потухла, и  сухость её  тона царапала слух. Она не очень грубо отпрянула. – Держи.
   В женской руке, направленной в мою сторону, находился пластиковый накопитель  голографических сообщений.
   -Я пошла…
   -Постой, куда ты? Ты обиделась? Слушай, я не хотел грубить тебе. Прости же меня.
   -Если будет грязное бельё или ещё что потребуется помыть, то оставь у входа! – удаляясь, прокричала София.
  Дверь захлопнулась.
   На то, чтобы привести себя в пригожий вид, потребовался час. Тёплый душ, немного зарядки, завтрак и я как огурчик. За это я и любил свой организм.
  Дело было за полдень.  Дождь умолк, но пустые  улицы продолжали источать затхлость. Теперь  над ними властвовал бесноватый ветер. С неведомой яростью он качал деревья и стучался в окна  домов. Он хотел перевернуть весь мир, но, не сумев достигнуть цели, просто выл в бессилии, точно раненный волк.  На севере скопилась гряда туч.  Новая битва за контроль над улицами и доставление проблем людям должна была вот-вот начаться. Как я любил осень за подобные причуды. Возможно, их замечали единицы, ибо для остальных все эти природные фокусы на лоне города, стали рутинностью. 
   Я сидел на балконе и пытался запустить проигрыватель голографических сообщений.  Старик совсем выдохся, как и всё в этом паршивом доме.  В своё время я давал  его посмотреть одного умельцу из малоярославецкого округа, думал, что-то исправится, а вышло наоборот. Мой талант бездарно прожигать деньги  не дозволял приобрести  один из образцов нового поколения.
   -Давай же, братишка, ну, это вкусная голо-дискетка, проглоти! За маму, за папу, - трясся над прибором я. Признаки жизни он подал лишь по-прошествии десяти минут. Зажужжал, запищал и изверг в воздух голографический экран. – Вуаля! Посмотрим, что у нас тут.
  Промелькнул стандартный текст.
  Отправитель: Виталий Ангелов, улица ***** дом** квартира**
  Получатель: Иеремия Ордовский улица **** дом**корпус* квартира
  Предположительная дата отправки:20 сентября, 2112 год, вторник. 09:34
  Тема: (без темы).
  На экране появился Виталий.
  «Здравствуй, Иеремия, как поживаешь? Жив-здоров? – затемненный фон не дозволял определить место съёмки. – Ты уж извини, что наследили у тебя вчера, сам понимаешь,  маглевы ходят по расписанию, мы просто спешили и не стали разуваться.
  Слушай, я сегодня побывал в баре «Четырехлистный клевер». Хочешь ты этого или нет. Поговорил с постояльцами, с работниками, владельцами. Всё указывает на псов Рослякова. Спросил, у кого не попадя, и  все в один голос утверждали о «профессиональной» деятельности убитой. Помимо танцев и продажи тела, Юлия ещё  подрабатывала на чёрном курьерстве, доставляла запрещённую химию всяким богатеям. Моё предположение: она захотела всецело посвятит себя последнему делу, что не понравилось Рослякову. Он не мог её отпустить, слишком ценным «работником» была она. Ведь есть немало конкурентов. А законы мафии таковы:  либо мне, либо смерть.  Осталось лишь выяснить способ убийства.  Но это всего лишь гипотеза, особо пока не уповай. Да и это… пистолетом особо не махай.
    Извини, что так мало, просто  я должен спешить к Чубанову, коллеге по цеху, так сказать.
   Ладно, друг, я буду сообщать тебе все подробности.
   Жалко, что общедоступную телефонию упразднили в 2102. Но, говорят, что 2115 у нас будет нечто новое и более крутое. Если, конечно, иммигранты из тульского конгломерата не пожрут наш процветающий островок.
  Адьос, Ордовский».
  Конец записи
 -Путана, стриптизёрша, а теперь ещё нарко-курьёр. Какие у меня интересные знакомые… были, -  усмехнулся я и поглядел на часы.  Время собираться: учёба, работа и… нет, на сегодня только это.
   Петля галстука за ворот, прыжок в ботинки, погружение в пальто, шляпа на нос и я готов.
  Остановка для микроаэробусов находилась в  пятистах метрах от дома, за грядой  угрюмых высоток.  Поблизости так же располагалась пристань для дирижаблей и маглев-станция. Но я, как студент и дежурный с убогим жалованием, предпочитал  дешевизну удобству и надёжности. А к назначенному пункту маглевы не ходили.
   Микроаэробус с гулом оторвался  от земли, будто брезгал её и,  рыская, полетел между зданий. Внушительный вид машины – великий обман, на который нередко клевали приезжие простаки. Быстрота, маневренность, комфорт? Ага, сейчас.  Единственным достоинством  сиих горе-машин была, как я сказал ранее, дешевизна. К тому же  высота полёта  микроаэробусов редко  превышала  высоту зданий. Вывод: хочешь парить над землёй на престижных дирижаблях или частных аэрокарах? Запишись в головорезы. А не можешь, так летай на подобном барахле или загнивай в маглеве с неудобным положением станций. 
  Четвёртая пара подходила к концу, когда на западе уже  багровел закат. Пурпурный вечер наступал на город. Аудитория  стремительно опустошалась. Устало ковыляющие фигуры, облачённые в однообразный фасон, навевали апатию.  Каждый молча проклинал составителя расписаний. Ещё бы, после шести часов учёбы  приходилось затыкать уши, кабы мозги не вытекли.
Я сидел на одном из нижних рядов -  в стороне от  полусонной суеты. Торопиться было некуда, рассказать о своём роке некому,  а отправляться в бар или домой означало потерять один день. Прохладный вечер располагал ко многому, варианты сыпались гроздьями. Полистать сборник детективов начала позапрошлого века, посмотреть как там работают сыщики; сходить к Виталию на студию, потолковать с ним насчёт бара и убийства;  навестить Софию,  заглянуть в…
   -Ордовский, чего это ты засиделся, пойдем домой уже? – раздалось откуда-то слева. Тембр голоса густой и низкий. Серёга Воскобойников, старый  знакомый с вокального отделения. – Ты слышишь, о чем задумался? Надо мной возвышалась высокая, утлая фигура  с покатыми плечами.
  -Есть идеи куда сходить, кроме дома?
  -В смысле?
  -Ну, у меня, например,  нет ни малейшего  желания в столь прекрасный вечер торчать дома, - пролепетал я.
  -Вот дурак, вот дурак, - с французской манерой пропел Сергей. -  Три хвоста по важным предметам, а у тебя нет желания торчать дома. Я бы на твоём месте поторчал и не только в этот вечер.
  -Ну, знаешь ли, ты не я.
 Он свёл брови к носу и приподнял шляпу. В его худощавом лице наблюдалось нечто мефистофелевское.  Взгляд проедал  стёкла  очков. 
  -Эх, чёрт с тобой, пошли. Сигареты есть? – спросил я.
  -У меня есть всё, давай только быстрее уйдем отсюда. Чувствую, что не выдержу этих стен.
   Мы прошли к выходу. В аудитории  никого не осталось, кроме дряблого лектора по истории музыки. Ему не привыкать. А нас с Серёгой уже баламутило от одного вида голографических стен и левитирующей по залу кафедры. 
   Коридоры, коридоры, коридоры.  Пара лестничных площадок и вновь коридоры.
   У выхода  меня окликнула знакомая скрипачка:
  -Иеремия, не забудь, завтра дежурим вместе!
  -Ну, ещё бы я забыл, я тоже кушать хочу! – с задором ответил я.
  Серега настоял на том, чтобы добраться домой на маглеве. Никаких возражений. Мысленно я находился далеко за пределами  диалога и сегодняшнего дня.
   Путь лежал через  старую аллею.  В дали убогий серп луны концами  царапал крыши высоток.  Над нами с грохотом проносились последние аэробусы и исчезали в зыбучей мгле, что расстилалась на северо-западе города. По пути всё чаще стали встречаться влюблённые пары. А выйдя из аллеи, мы буквально окунулись в океан  созвучий. Они струились отовсюду, но, по большей мере,  из клубов и ресторанов.   Одним словом: начиналась вечерняя жизнь. По очередному настоянию Сергея, мы  не стали углубляться в море неона и голограмм, а повернули  в сторону угрюмых кварталов с невысокими домишками. 
   Мы шли по тротуару.  По обе стороны улицы эгоистично толпились девятиэтажные здания. Где-то уличный музыкант заиграл на саксофоне, и звуки  мелодии, объятой  судорожным мороком, орошают затхлый воздух.
Ох и  не любил я этот район. Здесь улицы всегда были серы и безлюдны. Они взирали на нас мертвым светом фонарей и окон; повсюду зияли чёрные пасти переулков. Здесь все дышало жизнью, и всё намекало, что мы чужие в этих краях. Даже  ветер,  стремглав проносясь между домов,  преображается в  протяжные монотонные звуки.  Уже который раз мы проделывали этот путь, а мои вымышленные сущности улиц,  никак не унимались.
  -Так, давай вернемся к разговору о твоём отношении к учёбе, Ордовский.
  -Чувствую, тебе же не о чем поговорить? – съязвил я.
  -Я серьёзно! Откуда такая флегматичность? Не понимаю, как можно столь наплевательски относиться к учёбе, когда на носу диплом, а у тебя ещё три задолженности по трем предметам?
   -А девственникам и не понять, - сквозь зажатые зубы  протянул я. С трясущейся во рту сигареты обильно падал пепел.
   -Ну, вот опять. Не начинай! Причем тут девственники и твоя неуспеваемость? – вопрос невинности всегда задевал долговязого парня с баритоном.
   -А при том. Когда ты в поте лица учишься правильно дышать и изнуряешь себя распевками, я весело повожу своё время.
  Сергей хмыкнул, его глаза бегали по сторонам, как будто искали контраргумента.
    -Зато ты криворукий пианист и бездарный теоретик! Вылетел с практики, вылетел из бара Алёшина, вылетел со всех факультативов! Короче вылетел отовсюду, откуда только можно было вылететь! А всё почему? Да потому что ты лодырь! Лентяй, лоботряс дилетант! Тебе дорога в подворотню!
    Я находился за баррикадой мыслей об эшафоте и лазерном обезглавливании, и поэтому инвективы Сереги не вызывали во мне никаких эмоций. Но желая поддержать беседу, я истово вскрикнул:
   -Один-один!
   И мы, изрядно прохохотав, дружественно обменялись громким рукопожатием. Хлопок и зычный смех эхом прошлись по кварталу вдогонку друг другу.
    -Так что, Иеремия, когда будешь валяться в подворотне, вспомни, что у тебя где-то есть друг Серёга. И этот друг поможет тебе в любой ситуации.
   Мне сейчас гроб ближе, чем любая подворотня, друг мой, подумал я. Достанешь ли ты меня из него или огородишь от него?  Не знаю, отразились ли понурые думы на моём лице.  Всяко, попутчик ничего не заметил. Или просто не подал виду?
    -Да, ладно. Выкручусь как-нибудь.
    -Нет, на последнем крутить будешь только механизм  по опусканию гроба в могилу.
    Я встал, как вкопанный! На секунду промелькнула мысль, а что если Воскобойников действительно один из витиеватых потусторонних товарищей? Слишком уж необычное совпадение моих мыслей с его зловещими сарказмами.
    -Ты чего? – недоуменно спросил он, поправляя очки.
     -Хоронить меня собираешься, да?
     -Нет, отнюдь. Я просто образно выразился. А так, ты хоронишь себя сам.
     -Расслабься. Все мы копаем себе могилу. Кто быстрее, кто медленнее.
     -Увы, я потерял свою лопату, - он закурил. – Твою тоже  надо бы сломать.
     -Мою уже не сломаешь, у меня есть и запасная, вот тебе-то её и подарю.
    Одна наша знакомая (писательница и просто болтливая стерва), на  творческом вечере (я больше склонен называть данное мероприятие «вечер подсчёта костей»),  как-то затронула тему Воскобойикова.  Говорила так: «иногда я думаю, Сергей порядком запоздал с появлением на свет. Ему стоило  родиться  на три-четыре  века ранее,  когда новоявленные идеи всеобщего блага, братства и добродетели двигали народными массами, а  квёлые поэты воспевали трескучее одиночество, так и не сознавшись в чувствах дамам своих сердец. Метафорически я бы его  охарактеризовала, как старомодный и гротескный фужер, в чьих изъеденных пылью стенках плещется эссенция творческих порывов, щедрости, кротости характера и возбраняемого ныне великодушия». А по мне, так ему стоило больше питаться, снять свои очки и элементарно понять: самец всегда подходит первым и не надо делать монстров из женщин.  Вот и всё. И никаких там фужеров с эссенциями.
      Два веселых друга перешли  дорогу  и завернули в переулок, так можно было срезать пять лишних минут. Завывание ветра обволакивало тьму между домами. Миновав пару двориков, мы оказались на открытом пустыре; двинулись перпендикулярно старым домам, затем через арку вышли на главный тротуар. Оставалось всего-то добрести до конца улицы, там свернуть в переулок, до маглев-станции рукой подать.
   Но за поворотом нас ждали.
   Из тёмного переулка, будто из пучины обречённости,  залпом вылетели несколько  массивных струй света. Быстрые шаги. В лицо летит  кулак, но я уклоняюсь. Серега, опешивши, падает на землю. Второй удар летит на меня, ничуть не мешкая хватаю вражескую руку, словно в глубине души ожидал этого, и проворачиваю её так, что  атакующий оказывается ко мне спиной. Хруст костей пронизывает переулок. Агрессор взывает, как грязная  уличная псина,  и только хороший пинок в спину временно усмиряет паршивца. Я ринулся помогать другу, но из световой завесы выныривает нога в тяжёлых ботинках. Развесистый удар  пяткой по лицу уравнивает моё положение с  Серёгой.  Я свалился ничком, но даже не думал сдаваться.  Тут же перекатился на спину и вспрыгнул. В  слепящем свете ручных фонарей на меня бежали две жилистые фигуры. Левый-правый, левый-правый?  Метнулся на левого, хотел проделать английский свинг.  Осечка! Он увёртывается.  Я  перекинул силы на правого, как вдруг… хук в челюсть! Горький привкус железа заполонил ротовую полость. Несколько добротных апперкотов в солнечное сплетение и я почти сломлен. И вот летит очередной, казалось бы, кульминационный удар левой рукой, но я успеваю провести успешную контратаку  коленом в живот. Противник, держится за поражённое место, согнувшись в три погибели. Тем временем, счастливый подонок, за секунду до этого увернувшийся от свинга, хватает меня за ворот, и пытается оттеснить к кирпичной стене. Пребывая в зыбком сознании, почти вслепую я одаряю его хорошим джебом в бок. Шея освобождена. С волчьей  яростью я набрасываюсь на противника. Силы были на исходе, но вид врага, прогибавшегося под градом ударов, пленил меня не хуже виски. Я уже было замахнулся ногой, чтобы отрубить его, но внезапно новый захват за шею. На этот раз сзади. Первая мысль: зря я не добил подлеца, которому нехило впарил в живот! Ведь это он зажал меня медвежьей хваткой. Любая попытка высвободиться терпела крах. Боль и бессилие, точно чума расползались по телу. Это конец, подумал я.  Странгуляция нарастала,  и вот я  уже бился в конвульсиях, как вытащенная из воды рыба. 
    Все это время Сергей находился в отключке.
   -Я тебе хребет сломаю, урод!  – провопил оклемавшийся напарник душителя. – Держи его,  Евгений, сейчас он у меня получит! –  он устремился на меня, как разъярённый бык и красная жижа сочилась из его смердящей пасти.  Ужасное зрелище, когда в ярком свете фонарей на тебе летит безумец с кровавым маревом вместо лица, и при этом ещё размахивает дубинкой.
   Одновременно, с первым ударом по моему лицу, из-за пределов светового барьера донеслось:
  -Отставить!
  -Но он как же…
  -Отставить сказал!
  Бес с дубинкой обиженно попятился назад. Скорчил лицо говорившее «тебе повезло, мы ещё встретимся». Тиски разжались. Я  упал на колени, держась за горло и жадно глотая воздух.  Шляпа слетела в сторону. Наконец-то погас свет. Ужас от неблагоприятного изумления, как горький гудрон потёк по душе. Я смотрел на человека, отозвавшего своих ищеек, а он смотрел на меня. Такой же дребезжащий тихой тревогой взгляд, что и в ту роковую ночь, когда убили Юлию. 
-Никогда бы не подумал, что Ордовский на мордобоях собаку съел, - тучный тип сделал шаг к лежащему на земле Сереге. Те же, с кем я ввязался в драку, оказались представителями жандармерии. Плохи дела.
-Если надо, то и всех псов в округе пережру, - маскируя боль и страх, выжал я.
 -Какой смелый, однако. Может напомнить ребятам. А когда в своей квартире за 15 секунд  отключился? Устроил тут браваду, тоже мне.
  -А я с тех пор поднаторел, – аналогичным тоном ответил я. Правая рука копошилась в карманах в поисках платка.  За горизонтом для  меня сверкала лазерная гильотина, а тут ещё выпал  шанс сблизить расстояние до неё. Нападение на жандарма, тяжкие телесные повреждения, сопротивление при аресте. И это только реальные нарушения,  одному господу ведомо, сколько ещё добавится ложных.  На такие дела в обнинской жандармерии много мастаков.
-Не спорю.   Но лучше бы ты так самоотверженно искал  убийцу. Хотя что
там, ты и так с ним хорошо знаком, ты видишь убийцу каждый день, по утрам в зеркале.
   Шах и мат. Я смолчал.  На платке не осталось белого места, одни  пунцовые разводы со слизью.  Путь  толстяк сиюминутно заберёт меня на эшафот, но перед смертью я вспорю его  свисающее брюхо и со спокойной душой отправлюсь в ад.
  -Знаешь, Ордовский, ты такой убогий сукин сын, что будь моя воля, ты бы тут грыз асфальт. Проблема в том, что твоё дело уже внесли в реестр.  И как бы я не вожделел, номинально твоя казнь должна произойти только через две недели. Так что пусть тебя  обугливают мысли о смерти. Кстати, мы ещё поставим гильотину на медленный режим, чтобы ты мучился, пока тебе двадцать минут будут отсекать голову, - он  лениво перекинул взгляд на жандармов. – А теперь, товарищи, поднимите свидетеля Воскобойникова и несите в участок, есть к нему парочка вопросов.
  Они послушно обхватили бездыханного Сергея по бокам и поволокли его к главной дороге.  Толстяк проследовал за ними. Странно, что он не проронил ни слова в мой адрес.
   Наговорил он, конечно, много ахинеи, но фраза «свидетеля Воскобойникова», золотой тесьмой  вырисовалась в мыслях. Свидетель? Свидетель кого или чего? Что довелось узреть этим неискушённым глазам? Может он располагает   фактами в мою защиту и это бросало тень на репутацию тучного кретина?  В противном случае, за каким чёртом его так спонтанно повели в участок? Слишком много вопросов. Хотя, разбивать лица свидетелям и уносить их в участок – вполне обычное обхождение для калужской жандармерии.  Дело пахнет жаренным. Ставок больше нет. Единственный способ прояснить ситуацию - это проследить за  толстяком и его командой. Помнится, в комнате, где меня пытали, в одной из стен торчал решетчатый люк. В этом городе все здания старого образца имеют лишь один разветвлённый вентиляционный узел. А что? Других идей нет. Их вытрясяли из меня пару минут назад, и теперь они, как мечты ленивого студента растворились в потёмках переулка.
     Опираясь о землю, я с горем пополам поднялся. Внезапный приступ внутричерепного давления, как будто тысяча игл разом вонзились в мой мозг.  Мир поплыл передо мной неторопливой рекой, и я почти присоединился к торжеству галлюцинаций, но рука машинально схватилась за электрический щиток. За ней потянулась и вторая рука. Я стоял, прислонившись  лбом к металлу,  кожа жадно поглощала его грязный холод.
   Плевать на боль, пропади пропадом рассечённая губа и подбитый глаз, катись в ад бессилие и немощность. Мне нужна  правда, а за ней  я готов идти, даже если мне отсекут руки и ноги и придётся ползать, зубами вгрызаясь в дорожный щебень. Чисто из принципа. Я знаю, что я обречен и пусть я докопаюсь до правды сто раз,  дорога на эшафот давно расчерчена. Но для полного удовлетворения, я засуну эту самую правду в глотку жирному уроду, пусть подавится. А там, гляди, и встретимся в аду, где ни вооружённых жандармов, ни грязных денег Рослякова!
  Я отпустил щиток и двинулся в путь.  У меня нет  ни малейшего желания задержаться  в переулке ещё  минуту.  Пусть от меня здесь останется только кровавые следы  и боль доставленная жандармам. 
      -Держись, Серёга, я уже иду, -  прохрипел я, когда вышел на тротуар.
  Хорошо хоть ногам не сильно досталось в передряге.  Пёстро мерцающая  рябь захлестнула мой взор.  Сколько бы я не тёр глаза и не вертел больной головой, -  бесполезно. Она   преследовала меня, как некий астральный паразит.
   Сейчас не помешало бы пару раз затянуться,  грезил я. Жаль, что пачка осталась в кармане у Сергея.