Счастливчик

«СЧАСТЛИВЧИК» /ретро /


Никогда прежде Гугенотов не осознавал столь уверенно, чего ему хочется, и никогда с такой ясностью не понимал, что желание его неисполнимо, как в те мгновения, когда мечтал о счастье.


Казалось бы, чего проще: столько среди нас вполне счастливых, хотя сами того не подозревают. Суть, однако, в том, что Гугенотов мечтал не о разовом воплощении желаемого, когда любая мелочь — улыбка женщины, сытный обед, расположение начальства — вгоняет в состояние эйфории, а о таком, какое, если и бывает, то прежде никем не виденное и неслыханное. Точь – в точь, как в сказке: пойди туда, не знаю куда...


Не сказать, что  Гугенотову не доставало здравого смысла. Напротив того, он вполне осознавал абсурдность такого рода мечтаний. Осведомлён был и о пагубном их влиянии на неустойчивую психику, являющуюся такой же принадлежностью холостяка, как и язвенная болезнь. Но просветление наступало и отступало, а мечты никуда не девались. И, что самое печальное, не являлись секретом для обитателей небольшого городка, которые, за отсутствием тайн, сами их придумывали. Иначе не объяснить, каким образом тончайшие движения независимой души становятся предметом всеобщего обсуждения и осуждения. Но факты порой упрямей действительности: в глазах земляков Гугенотов выглядел посмешищем. Они и нарекли его скептическим прозвищем — Счастливчик.


Прозвище сделалось до такой степени нарицательным, что многие родители пользовались им в воспитательных целях. Хулиганистым сыновьям, отцы предрекали «счастливое» будущее, а непослушным дочерям матери говорили: «Будешь вести себя так, как нынче, создашь себе репутацию, непригодную даже для того, чтобы выйти замуж за Счастливчика».


А тут ещё возникло событие, всколыхнувшее городок. На ближайшее воскресение в клубе, гордо именуемом в отчётах Дворцом культуры, было объявлено необычное для местных нравов представление. Крикливая афиша возвещала о приезде «феноменальной женщины, обладающей способностью к угадыванию мыслей  и крупному счёту». Читая подобное, мужчины искоса оглядывали жён и ухмылялись. Тем не менее, билеты на незваную знаменитость брались с бою, и даже те, кто привык не просить, а требовать, смирили гордыню, надеясь хотя бы таким, непривычным для себя способом, оказаться в числе зрителей.


Счастливчику, как, впрочем,  дуракам вообще, повезло. Довольный, он появился в зале задолго до начала, и, нетерпеливо ёрзая на стуле, не отрывал простодушного взгляда от таинственно колышущегося занавеса. 


Представление началось.  Артистка, обнажённая — по мнению местных  дам — ровно настолько, чтобы мужчины позабыли о цели прихода, блестяще опровергла застывшее мнение, будто ум и красота — понятия в женщине несовместные. Производя мыслимые и немыслимые  действия с огромными числами, артистка помогла одному хитроумному бухгалтеру исправить ошибку в квартальном отчёте, членам кружка «Юные космонавты»  рассчитать орбиту для сооружаемого ими марсохода, а налоговому инспектору  обнаружить «липу» в одном из отчётов известного валютчика.


Но вот наступила кульминация. Голосом сирены, зазывающей Одиссея со спутниками в свои объятия, артистка пригласила желающих выйти на сцену. Но среди зрителей скептиков поубавилось и потому никто не откликнулся на приглашение.


– Господа, – удивилась артистка, – неужели среди вас не обнаружится никого, кому нечего скрывать от общественности?


На что голос из зала ответил:


– Удивляюсь, гражданочка, вашему удивлению. Вроде, женщина умная, а о подсознании не наслышаны. В сознании, я уверен, никто не держит камня за пазухой или чего-нибудь запрещённого. Но кто поручится за подсознание? Так что можете свёртывать выступление. Мы прощаем вам свои деньги и согласны на сокращённую программу, с условием, однако, больше не наведываться в наши края.


В зале одобрительно зашумели, а некоторые даже поднялись со своих мест. Артистка растерялась, и хотя продолжала свои призывы, но делала это, как бы находясь в автоматическом режиме. Автору стало жаль её, и он подмигнул своему персонажу. Гугенотов, с готовностью воспринявший призыв, поднялся, и, оглядев притаившуюся публику, отчётливо произнёс:


– Я готов.


Артистка радостно заулыбалась и, в чём была,  сошла в зал, направляясь к добровольцу.  И, взяв за руку, повела за собой. / Здесь автор опускает описание чувств, овладевших мужчинами, в надежде, что  у проницательного читателя достанет на это воображения /.


На сцене Гугенотов почувствовал, как волнение его стихает, сменяясь спокойствием, граничащим с безразличием. Но ненадолго. Волшебница усадила его в кресло, поспешно вынесенное из-за кулис, склоняясь над ним так низко, что ни о каком расслаблении не могло быть и речи. Чтобы помочь себе, Гугенотов сказал:


– Трудно расслабиться, когда вы рядом.

– Молчите, – последовал приказ. – Это предусмотрено сценарием.

– Тогда я согласен, – зажмурился Гугенотов.

– Прошу внимания! – закончив возню с Гугенотовым, артистка обратилась к залу. – Начинаю связный пересказ мыслей, находящегося на сцене человека. Связный потому, что наши мысли, как доказано наукой, находятся в хаотическом состоянии. И, в силу определённых причин, мы не всегда осознаём, сколько умственных усилий приходится затрачивать на то, чтобы придать им логическую завершённость.


Зал настороженно прошелестел и замер. Артистка взяла руку Гугенотова и сжала её в области пульса. Затем медленно, словно переводя с иностранного, приступила к пересказу.


– Я, Гугенотов, тридцати трёх лет, образование выше среднего, служу, но не выслуживаюсь, и потому жизнью своей  не доволен, как и жизнью людей, меня окружающих. Душа моя пребывает в тоске, объяснить и понять которую я не в состоянии. Мне кажется, что  никто не может быть по-настоящему счастлив. Мы словно в гипнотическом сне, когда о существовании хорошего не догадываешься, а к плохому — притерпелись и не обращаем внимания...


Притихший было зал, понемногу обретал дар речи. Отдельные неразборчивые выкрики сменил уже знакомый нам голос, судя по всему, принадлежащий лицу, уверенному, что имеет право на собственное мнение.


– Гражданочка артистка! Тот, чьи мысли вы нам докладываете, известен нам и без вашей помощи. Это Счастливчик, личность, как мы думали, вполне безобидная, продукт несложившихся обстоятельств. Пока на него не оказывали дурного влияния, так на самом деле и было. Но вы, манипулируя его неустойчивой психикой, решили охаять городские власти в стиле ныне модных сатир. Должен вас огорчить, вы ошиблись адресом. Может в местах, где  до нас бывали, и сыщутся отдельные недостатки, только к нам, слава богу, это не относится. Но если вас всерьёз интересует состояние наших дел, милости прошу в мой кабинет, где вас  встретят и проводят  по всем правилам гостеприимства.

– Помилуйте, – взмолилась артистка. – Я считываю мысли других, а не придумываю свои. И не моя вина, что никто не согласился принять участие в представлении. Я работаю с тем материалом, который вы же мне и предоставили.

– Не советую валить с больной головы на здоровую репутацию! – сердился голос. – Вы обязаны были до начала концерта посоветоваться с руководством. Мы бы подыскали для вас подходящую кандидатуру. А поскольку ваши действия вступили в противоречие с порядками, заведёнными в нашем городе, мы будем жаловаться в вышестоящие инстанции.


О продолжении выступления не могло быть и речи. Оскорблённая публика дружно повалила к выходу.  Директор клуба был отстаненён от работы за проявленную политическую близорукость. Его приемник повесил на двери замок и открывал только по специальному распоряжению.


«А что же Счастливчик»? – спросите вы. Да ничего. Что с него, счастливчика-то, возьмёшь?

Борис Иоселевич